В субботу после полудня позвонила Франсуаза: она отыскала на чердаке еще два десятка записных книжек. Элизабет сразу же поехала и забрала их. Делать ей вечером было нечего, поэтому она провела около часа в ванне, а потом, не позаботившись ничего приготовить на ужин, принялась просматривать записные книжки в надежде, что удача, отвернувшаяся от Боба, улыбнется ей.

Перед тем как отправиться в ванну, Элизабет включила в гостиной камин. Вот интересно, существует ли закон, запрещающий бастовать работникам Управления газовой промышленности? Остальные зимой бастовали друг за другом, как будто очередь соблюдали. Если вдруг прекратится подача газа, возьмется ли за его поставку армия? Конечно, Элизабет сможет в этом случае перебраться к матери, у которой отопление нефтяное, только придется прихватить с собой миссис Кириадес, которая в холоде и дня не проживет…

Элизабет заставила свои мысли вернуться к записным книжкам. Надела халат, прилегла на софу, свернулась в клубок и открыла первую из них — с цифрами 1915 на обложке. Оказывается, все они были датированы с 1915 по 1917 годы. На той, которую она отдала Бобу, стояло, помнится, «1918». В некоторых отыскались записи, сделанные по-английски. «Ровно в десять зашел в шт. р. От Грея пока никаких сообщений о наст.». Увидев имя «Грей», Элизабет взволновалась. Ей снова удалось прикоснуться к прошлому. И оно превратилось из истории в ее личное переживание.

Она наугад перелистывала книжки. В них содержались последовательные записи почти о каждом дне войны. Впрочем, после длинного описания 30 июня 1916-го записи прервались почти на два месяца. Что-то случилось?

Надев очки для чтения, Элизабет взяла новую книжку. И услышала звонок переговорного устройства.

Рассерженная, она вышла в прихожую.

— Да? — резко спросила она.

Потрескивание, шипение.

— Это я.

— Кто?

— Стюарт, разумеется. Тут холодно.

Элизабет оцепенела. Стюарт. О Господи. Она же пригласила его в гости.

— Входите. Я… Я принимала ванну. Входите и поднимайтесь.

Нажав на кнопку, она впустила его в подъезд, открыла дверь квартиры, метнулась в спальню. Сорвала с носа очки, продрала волосы гребешком, поплотнее завернулась в халат. Стюарт уже стучал в открытую дверь. Бежал он по лестнице, что ли?

Выйдя в прихожую, Элизабет подставила ему щеку для поцелуя.

— Извините. Я вернулась домой немного позже, чем рассчитывала.

— Хм. Я уже на лестнице заметил, что ничем вкусным не пахнет.

— Ну, входите, входите. Прошу простить за беспорядок.

По полу гостиной валялись раскрытые записные книжки, на столике стояла чашка, из которой Элизабет утром пила кофе. Разве что сушилки с одеждой перед камином не было, но и без нее любой догадался бы, что она никого не ждала.

Стюарт ничего, похоже, не заметил.

— Вот, прихватил с собой, — сказал он, протягивая ей бутылку. Элизабет сняла бумажную обертку.

— Замечательно, — сказала она. — Мюскаде. Это что-нибудь особенное? Я в винах ничего не смыслю.

— Думаю, вам понравится.

— Вы извините, мне нужно переодеться. И еще раз простите за хаос. В буфете найдется что выпить. Налейте себе.

Одеваясь, Элизабет кляла себя на все корки. Она натянула шерстяные колготки, только-только купленную темно-синюю юбку до колен, сапожки. А сверху что? Выглядеть совсем уж немодной не хочется, но, с другой стороны, чтобы купить еду, придется выйти на вечерний холод. Она вытащила из комода водолазку, достала из гардероба старую кожаную куртку. На макияж времени не осталось. Придется Стюарту принять ее au naturel. Какая страшная мысль, пробормотала она, торопливо расчесывая волосы. Линдси, считавшей ее такой организованной, и в голову не пришло бы, что с подругой может случиться подобная история. Торопливо вдев в уши красные серьги, Элизабет вышла в гостиную.

— О, какое преображение. Великолепно. Вы…

— Послушайте, я всего минуту назад сообразила, что забыла купить пасту. Можете вы в такое поверить? Собиралась готовить пасту, а купить забыла. Придется за ней сбегать. Хотите чего-нибудь, пока я здесь? Сигареты? Включите телевизор. И выпейте еще. Я мигом.

Ей удалось выскочить из квартиры до того, как Стюарт успел что-либо возразить. Она добежала до супермаркета на Прид-стрит и быстро набрала продукты, из которых могла соорудить что-нибудь на скорую руку. Вино у нее, на случай, если не хватит бутылки Стюарта, имеется. Красное, купленное Робертом; Элизабет не была уверена, что Стюарт его одобрит, однако ее пакет и без вина выглядел подозрительно увесистым.

— Решила заодно купить еще кое-что, — отдуваясь, сказала она Стюарту и направилась на кухню. Там она плеснула себе джину и приступила к стряпне.

— Что это? — спросил Стюарт, появившись на пороге кухни и протянув к Элизабет руку. — Похоже на пряжку от ремня.

Элизабет взяла ее. На пряжке значилось Gott mit uns.

— С нами Бог, — перевел Стюарт. — Я ее на ковре нашел.

— Да просто вещица, которую я купила у старьевщика, — ответила Элизабет. Пряжка, надо полагать, выпала из какой-то записной книжки, однако говорить со Стюартом на эту тему ей не хотелось.

Подав ужин на стол, Элизабет немного успокоилась. Против беспорядка в квартире Стюарт, похоже, ничего не имел, а может, и не заметил его. Он хвалил ее кулинарные таланты и разливал вино, следя, чтобы бокалы не пустовали.

— Расскажите мне о себе, Элизабет Бенсон, — попросил он, откинувшись на спинку кресла.

— По-моему, я уже рассказывала. И в первый раз, и в прошлый. Вроде бы ничего не упустила. Лучше вы мне расскажите о своей работе. Вы говорили, что работаете консультантом по маркетингу, так?

— Да, так.

— И что это значит?

— Мне тоже хотелось бы знать.

— Ну, вы же меня поняли. Люди приходят к вам, спрашивают, как им лучше продавать свою продукцию, так? Что-то в этом роде?

— Отчасти. На деле все немного сложнее.

— Вот и расскажите. Думаю, я пойму.

— Мы занимаемся развитием деловых навыков. Если угодно, мы что-то вроде добрых тюремных надзирателей. У нас в руках ключи от всех дверей. Каждый ключ отпирает одну из камер, в которых сидят возможности для бизнеса. И наша задача — научить людей пользоваться ими, объяснить, какой ключ к какому замку подходит. Но прежде всего научить задавать правильные вопросы.

— Понимаю, — не совсем уверенно сказала Элизабет. — То есть вы даете рекомендации, продажи возрастают, и вы получаете процент от прибыли. Так?

— Дело скорее в том, чтобы понять, как одна часть бизнеса соотносится с другими его частями. Допустим, вы занимаетесь разработкой продукта, а кто-то другой — его продажами, тогда, если вы не умеете задавать правильные вопросы, может получиться так, что вы с партнером будете тянуть воз в разные стороны. Я всегда повторяю: наша цель — научить людей обходиться без нас.

— А как я пойму, что уже могу обходиться без вас?

— Очень хороший вопрос.

— Один из тех, которые вы должны научить меня задавать? — Элизабет почувствовала, как дрогнул уголок ее рта, но сумела сдержать улыбку.

— Все не так просто.

— В этом я не сомневалась. Ну ладно. Вообще-то я думала, что вы музыкант.

Стюарт провел ладонью по волосам, поправил очки.

— Я музыкант, — подтвердил он. — Просто не зарабатываю этим на жизнь. Вы же не зарабатываете на жизнь стряпней, хотя умеете готовить, верно? Понимаете, о чем я?

— Полагаю, что да. И все равно играете вы очень хорошо.

— Спасибо.

— Боюсь, на десерт у меня только мороженое. Хотела что-нибудь испечь, но времени не хватило. Вы не против мороженого?

Пока Элизабет варила на кухне кофе и выковыривала из коробки замерзшее мороженое, пытаясь при этом не сломать чайную ложку, она пришла к выводу — далеко не впервые, — что жизнь ее совершенно пуста.

Из чего она состоит? Из чередования кризисов, каждый из которых не стоит выеденного яйца; из ненадежных доходов, мелких триумфов, редких любовных встреч и слишком большого числа сигарет; из постоянного срыва сроков, не имеющего никакого значения; из споров, новой одежды, приступов альтруизма и искренних порывов заняться тем, что по-настоящему важно. Из всего этого и еще много чего, что лучше всего характеризуется словами «не имеет никакого значения». Она была довольна своими достижениями, но ощущение легковесности, пустяковости того, чем она занимается, не давало ей покоя. Она вспомнила о Томе Бреннане, в судьбе которого было только одно: жизнь или смерть, а потом — пожизненная смерть. Людям ее поколения такой накал и не снился.

Она вернулась с кофе и мороженым в гостиную. Стюарт успел поставить на проигрыватель пластинку с фортепианным концертом Бетховена и слушал его, прикрыв глаза.

Опуская перед ним на столик мороженое, Элизабет улыбалась. Она уже приняла решение. Стюарт прекрасно играл на фортепиано, его внимание льстило ей, но его манера выражаться… Нет, это невыносимо.

Они сидели на софе, и Стюарт, не открывая глаз, объяснял ей построение концерта и указывал, где, по его мнению, солист избрал неверный путь.

Когда запись закончилась, Элизабет встала, чтобы перевернуть пластинку, но Стюарт поймал ее за руку и заставил вернуться на софу.

— Сядьте, Лиз. Я хочу попросить вас кое о чем.

— Простите?

— Выслушайте меня внимательно. Я не знаю, что вы обо мне думаете, да и не уверен, что это имеет значение. Я хочу рассказать вам одну сказку.

Элизабет попыталась возразить, но Стюарт поднял перед собой ладонь, призывая ее к молчанию.

— Когда-то давным-давно жила на свете прелестная девушка. У нее было много подруг, хорошая работа, квартира в городе, и все ей завидовали. Время шло, подруги ее выходили замуж и рожали детей, а девушка превратилась в очаровательную женщину. Но замуж не вышла. Чем старше она становилась, тем старательнее притворялась, что для нее это не важно, и тем сильнее жаждала в глубине души обзавестись мужем и детьми. Беда в том, что чем упорнее она прикидывалась, будто у нее все хорошо, тем сильнее отпугивала мужчин. Потому что мужчины, эти бедные глупые создания, верили ей, когда она говорила, что счастлива.

Элизабет смотрела в пол. Нездоровое любопытство боролось в ней со смущением, пробегавшим волнами по спине. Зато Стюарт никакого смущения не испытывал и глядел прямо перед собой.

— И вот однажды она повстречала мужчину, который ее не испугался. Он был с нею добр, весел, дружелюбен. И она, подумав как следует, поняла, что именно его и ждала. Она переехала с ним за город, родила кучу детей, и с тех пор они жили долго и счастливо.

Элизабет сглотнула.

— И?

Стюарт повернулся к ней:

— Я прошу вас выйти за меня замуж. Понимаю, выглядит это странновато. Мы встречаемся всего в третий раз, и я даже не попытался затащить вас в постель. Такой вот я замечательно старомодный. Вы совершенно необычная женщина. Думаю, приняв мое предложение, вы убедитесь, что и я столь же необычный мужчина.

Элизабет встала. Достала из пачки сигарету, затянулась и пролепетала:

— Это очень… мило с вашей стороны. Я польщена, но боюсь, вы выбрали не ту женщину. У меня есть… друг. Я…

— Он женат, не так ли? Позвольте мне угадать. Вы встречаетесь с ним раз в месяц, торопливо предаетесь любви и расстаетесь, обливаясь слезами. Он говорит, что уйдет от жены, но все мы понимаем: не уйдет, верно? И вас это устраивает? Такого будущего вы хотите?

Элизабет ледяным тоном ответила:

— Не следует говорить о людях, которых вы не знаете.

Стюарт тоже поднялся и выразительным жестом развел руки в стороны.

— Перестаньте! Мы с вами взрослые люди и оба знаем, что и как. Простите, если я вторгся в мир ваших тайных печалей, но это очень важный вопрос. У меня есть деньги. Упоминал я об этом? Или вас страшит сексуальная сторона? Так не хотите ли провести пробные испытания?

— Что-что?

— Ну, по крайней мере отдайте мне должное — соблазнить вас я не пытался.

— А с чего вы взяли, что это вам удалось бы?

Стюарт многозначительно пожал плечами.

— Простите, Лиз. Я позволил себе слишком многое. Я сейчас уйду. Будем считать, что я посеял семя. Окажите мне услугу, поливайте его время от времени. Подумайте о том, что я сказал.

Он вышел в прихожую, снял с крючка свое пальто и снова вернулся в гостиную.

— Спасибо за чудесный вечер. Вы будете поливать его, мое маленькое семечко?

— Я… не забуду. Определенно не забуду.

— Хорошо.

Стюарт улыбнулся, поцеловал ее в лоб и ушел.