Один в своей воронке, Стивен лежал, глядя на поднимавшийся к Тьепвалю склон, и ждал, когда наступит полная темнота.

Наконец к нему спустился Майкл Уир.

— Тайсон объяснил мне, где вас найти. Как нога?

— В порядке. Ходить буду. А вы как сюда попали?

— Добровольцем. На передовой у нас кавардак совершенный. Полевые перевязочные пункты переполнены. Траншея, с которой вы нынче начали, забита трупами, они даже подняться в атаку не успели. — Голос Уира подрагивал. Он прижимался к раненой ноге Стивена. — Двое генералов покончили с собой. Это ужасно, ужасно, это…

— Спокойнее, Уир, спокойнее. И отодвиньтесь немного в сторону.

— Так лучше? С вами-то что было?

Стивен вздохнул, откинулся на землю. Шум все-таки стихал. Пушки умолкали с обеих сторон фронта, но разрозненные вспышки пулеметного огня и винтовочные выстрелы еще продолжались.

— Не помню, — сказал он. — Не знаю. Я видел, как убили Бирна. Сначала я думал, что все по плану. Потом оказался в реке. Не знаю. Очень устал.

Наконец стемнело. Ночь проливалась волнами с горного кряжа, и стрельба в конце концов прекратилась.

И тогда земля вокруг пришла в движение. Справа от них поднялся солдат, неподвижно лежавший еще с первой атаки, но упал снова — раненая нога не выдержала его веса. Зашевелились и другие одиночные солдаты, полезли, точно черви, из воронок: они хромали, ползли, волокли свои тела по земле. Через несколько минут склон уже кишел ранеными, пытавшимися вернуться к своим окопам.

— Господи, — произнес Уир, — понятия не имел, что здесь столько народу.

Это походило на воскрешение мертвых, зарытых на кладбище в двенадцать миль длиной. Скрюченные, исстрадавшиеся тела во множестве поднимались из обожженной земли, ползком или пешком возвращаясь в мир живых. Земля словно бы отрыгнула целое поколение изувеченных мертвецов, каждого по отдельности, но вместе напоминавших некое сплоченное братство; земля отпускала их, но без особой охоты.

Уира трясло.

— Все хорошо, — сказал Стивен. — Стрельба утихла.

— Дело не в ней, — ответил Уир. — В этих звуках. Вы разве не слышите?

Стивен не замечал ничего, кроме тишины, наступившей, когда замолчали пушки. Но теперь, вслушавшись, понял, о чем говорит Уир: о тихом непрерывающемся стоне. Ни одного отдельного голоса он различить не смог, однако стон поднимался к ним от реки и уходил на полмили, если не дальше, вверх по холму. И по мере того, как его уши привыкали к отсутствию выстрелов, Стивен начинал различать его все с большей ясностью: казалось, стонет сама земля.

— О боже, боже, — Уир уже плакал. — Что мы натворили, что натворили? Вслушайтесь. Мы сделали что-то страшное, и к прежнему нам не вернуться.

Стивен сжал его руку.

— Тише, — сказал он. — Нужно держаться.

Он понимал, что чувствует Уир, поскольку чувствовал то же самое. В этих протестах земли слышалось звучание нового мира. Если он сейчас же не возьмет себя в руки, может больше не вернуться в реальность, в которой жил.

— О боже, о боже. — Уир дрожал и скулил, а звук поднимался от земли, подобно сырому ветру, и царапал стеклянное небо.

На миг Стивен дал своему усталому мозгу свободу. И обнаружил, что звук уносит его в мир, где нет ничего, кроме панического страха. Он вырвался из этого состояния и не без труда втянул себя в прежнюю жизнь, которая уже не могла оказаться той же, но могла, если он поверит в нее, продолжиться.

— Обнимите меня, — попросил Уир. — Пожалуйста, обнимите.

Он подполз к Стивену, положил ему на грудь голову:

— Назовите меня по имени.

Стивен одной рукой обнял его, прижал к себе:

— Все хорошо, Майкл. Майкл, все хорошо. Держись, не раскисай. Держись, держись.