БИТВА ПОД ЯРОСЛАВОМ
Бурным выдался год для Даниила Романовича, очень бурным. Еще весной, прослышав о собираемом новым папой Иннокентием IV Вселенском соборе в Лионе, князь задумал тайное – отправить на него своего человека. Зачем? Чтоб рассказал о татарах, что известно. Может, тогда короли и папа поймут, что беда хоть и страшная, но сообща осилить можно?
Кому князь мог сказать о своей задумке? Кого еще мог заинтересовать Вселенский собор? Конечно, митрополита Кирилла. Хорошо, что Кирилл жил не в разоренном Киеве, а в привычном и почти родном Холме, далеко ходить не пришлось, и виделись они с Даниилом часто. Митрополит на предложение князя ответил не сразу, чуть помолчал, потом осторожно проговорил:
– Сам не поеду. Не готова русская церковь к такому разговору, по своему разумению от имени всех говорить не могу, где они все-то? А если свое мнение за общее выдам, тоже не дело будет… А чтобы про татар рассказать, человека толкового найду. К нему вопросов будет меньше, чем ко мне, пусть скажет, что следует, и в споры да договора не вступает.
Даниил понял, чего боится митрополит. Ему обязательно придется говорить с папой об объединении церквей, а он сам решать такой вопрос не имеет права, и даже как митрополит Всея Руси говорить тоже не может, ведь лишь назван, но не рукоположен. Вот когда пожалели, что до сих пор в Никее не побывал. Но в том не их вина, патриарший престол Никеи пустовал, много лет не к кому ехать было.
– Кого отправишь?
– Есть монах один, Петром кличут. Только, мыслю, князь, что никто не должен знать, что он от нас с тобой, пусть имени не называет.
– Боишься, чтоб татарам не выдали?
– У папы среди поганых своих людей много, у ханов в Европе тоже. Не рискуй, до поры скрывать надо.
Так и поступили, в Лион на Лунгдунский Вселенский собор поехал Петр, не назвавший за собой ничьих имен, хотя все понимали, от кого он. Европа, уже испытавшая на себе силу татарских войск, теперь надеялась на хитрость своих послов, а еще на заградительную силу Руси, которую нужно было срочно привести к послушанию латинской церкви. Пока это не слишком получалось, но следовало поторопиться.
Папа Иннокентий IV прекрасно понимал, что такой лакомый кусок, как раздираемая татарами и собственными ссорами Русь, упускать грешно. Не успел закончиться собор, а в путь уже собрался францисканский монах Иоганн Плано-Карпини с весьма обширными поручениями прежде всего к князьям Романовичам – Даниилу и Васильку.
Однако подготовка монаха с вроде бы мирными предложениями вовсе не помешала закрыть глаза на рыцарское наступление угров на Галичину. Еще шел Собор, открывшийся в конце июня, а в начале августа рыцари, ведомые опытнейшим воеводой Фильнием, вместе с польским войском под командованием Флориана Авданца двинулись сначала на Перемышль. С ними шли и отряды Ростислава Черниговского, все-таки ставшего недавно зятем короля Белы.
Легко захватив Перемышль, рыцари направились к Ярославу, стоящему на левом берегу реки Сан. Рыцари считали поход легкой прогулкой. Над Южной Русью нависла страшная опасность. Многие города еще не восстановились после батыева погрома, некоторые только-только поднимались из пепла, но все еще стояли полупустыми. Надежда снова оставалась только на князя, и на сей раз он не подвел.
Даниилу принесли известие о наступлении, когда объединенные войска уже стояли под Ярославом. Город оказался хорошо укреплен, а его жители сдаваться рыцарям не собирались. Это было неожиданностью для Флориана и Ростислава, они могли сколько угодно похваляться найти и уничтожить Даниила и Василька, но уйти, оставив за спиной Ярослав, не рискнули, а брать его было нечем. Пришлось посылать в Перемышль за стенобитными орудиями. Это дало Даниилу время собрать свое войско.
Услышав о нападении Ростислава с объединенным рыцарским войском, он просто позеленел от злости, рука хватила по столу так, что зазвенели стекла в окне.
– В Лионе Собор против татар, а свои же вместо того, чтобы собираться против общего врага, снова друг с дружкой воюют!
Даниил Романович был не прав, никто в Лионе против татар ничего организовывать не собирался. Для красного словца папа Иннокентий, конечно, объявил новый крестовый поход, но только на словах. Татары ушли за Русь в степь, и снова их в Европе не ждали. Если пойдут еще раз, так сначала на пути встанет Даниил Романович. При этом никто не задумывался, что Даниила Романовича не следовало бы ослаблять, у каждого были свои интересы, и отхватить кусок чужой земли или пограбить, если появлялась такая возможность, рад каждый.
Даниил отправил гонцов к Конраду и литовскому Миндовгу. Оба ответили согласием прислать помощь, но не успели.
– Ждать Миндовга будем, князь?
– Нет, – мотнул головой Данило. – Нельзя пускать врага на свою землю. Сами к Ярославу пойдем. Андрей, – повернулся князь к дворскому, – пройдешь со своими осторожно, посмотришь, сколько их, что вокруг творится, округу посмотришь, как подступить лучше. Отправь кого в город, чтоб держались, чтоб знали, что мы идем.
Дворский склонил голову:
– Сделаю, Данила Романович.
– Поспеши.
– Ныне выйду.
Андреев отряд сделал все как надо – и разведал, и сообщение передал, и вокруг все приглядел.
А увидели русские разведчики удивительное. Ожидая подвоза пороков и будучи совершенно уверены, что Даниил и Василько либо запрутся в своих городах, либо вообще сбегут, узнав о пришедшей силе, рыцари… устроили подле города турнир!
Ярославцы с недоумением смотрели со стен, как с криками и грохотом сшибаются меж собой закованные в латы рыцари на таких же обвешанных защитой конях. И хотя турнирное вооружение было куда более легким, чем боевое, грохот стоял неимоверный. Это хороший способ запугать горожан, чтоб заранее поняли силу осаждавших. И если бы не сообщение о подходе войска князя Даниила, кто знает, как повернуло бы… Ярославцы стояли на смерть, швыряя со стен камни и меча стрелы. Рыцари не рисковали подходить к стенам близко, но это их не беспокоило.
Город был прекрасно защищен рекой, глубоким оврагом и густым лесом, но это же защищало от неожиданных неприятностей и само войско осаждавших. Даже если откуда-то и возьмутся рискнувшие напасть на такую силищу, то пройти можно было только глубоким бродом. Но рыцарское войско никого не ожидало, а потому летели в стороны комья земли из-под копыт лошадей, грохотали копья о щиты, кричали люди, ржали кони…
Ростислав сразился с рыцарем Воршем и довольно неудачно, не по правилам турниров убивать или калечить врага, достаточно выбить его из седла, что и сделал Ворш. А вылетев, князь вывихнул себе при падении плечо, пришлось вправлять. Но это досадное недоразумение не испортило ему настроения, турнир продолжился.
17 августа быстрым маршем, везя оружие на телегах, чтобы было легче двигаться, войско Даниила и Василька Романовичей подошло к реке Сан у Ярослава. Примчался Андрей, блестя глазами, рассказывал о том, что творится у города и в городе, как стоят рыцарские полки, где брод.
Быстро нарисовали все прямо на столе углем, князья и воеводы склонились над рисунком. По всему выходило, что подойти можно только бродом, а он глубок.
– Ничего, это август, а не весна, когда половодье, местные помогут найти, где помельче.
Даниил показывал на плане свою задумку:
– Здесь Фильний, здесь Флориан, тут Ростислав со своими. Биться можно только в поле между рекой и оврагом, город в стороне. Если перейдем, рыцари окажутся у нас по правому флангу, а Ростислав слева у леса. Стоит от реки шаг сделать, и нас зажмут, как в клещи. Василько, ты со своими встанешь справа, тебе брать на себя рыцарей Флориана. Ты, Андрей, возьмешь центр. На тебя пойдут Ростислав и остальные.
– А ты, князь?
– А мне надо пройти лесом и напасть на Фильния почти с тыла! Нам их не прогнать надо, а совсем побить, чтоб больше охоты не появилось на нашу землю идти!
Василько усомнился:
– Думаешь, они нам позволят реку так просто перейти?
– Вот и спешу, пока турнир затеяли. Вперед пойдут половецкие отряды, брод разведают и, если что, помогут подержать, пока переправляться будем. Другого выхода нет.
Даниилу Романовичу и его полкам помогли… сами рыцари, они были столь уверены в своей скорой победе, что не выставили охраны у брода, а двух полусонных стражей половцы сняли стрелами, те и пикнуть не успели. По команде князей переправлялись на цыпочках и молча, чтоб ни конь не заржал, ни оружие не брякнуло. В неожиданности была хорошая доля победы, врага надо заставить встать так, как им удобно, и бой принять, как придумано.
Получилось все! Дни стояли жаркие, какие бывают в бабье лето, от быстрого и долгого похода устали все, потому в воду кидались даже с удовольствием, стараясь только не шуметь и не замочить оружие. По пути пытались и напиться, заметив это, Даниил кивнул воеводе:
– Скажи, чтоб не пили много, тяжело биться будет.
Но большинство и без княжьего наказа это поняли, не впервые в боях. Засадные полки сразу уходили в сторону, чтобы не заметили враги. Все были собранными, словно чувствовали огромную ответственность, свою причастность к общему, великому. Одно дело меж своих князей биться, когда русский на русского идет, и другое, если как вот сейчас, – против чужого. Да еще и в латы закованного. В этих железяках рыцари еще более страшными казались, Но это был не страх, сковывающий волю, а тот опасливый страх, что удесятеряет силы и заставляет не жалеть себя, чтобы помочь друзьям. И даже свои русские Ростиславовы теперь казались тоже чужими, потому что были заодно с этими железными… А значит, жалости им тоже не видеть.
Сан перешли достаточно быстро и тихо, когда осаждавшие опомнились, русское войско уже выстраивалось в боевые порядки. В рыцарском лагере тоже забегали, облачаясь к бою и садясь на коней. Для рыцаря это дело нелегкое, никто в летнюю пору в доспехах не ходил, тем более нападения никак не ожидали. Но рыцари выучены многими месяцами, а то и годами тренировок, вставали в боевые порядки быстро.
Глянув в сторону выстроившегося русского войска, Флориан расхохотался:
– И этим князь Даниил собирается с нами воевать?!
Против мощного рыцарского строя стояло войско вполовину меньшее. Кроме того, если с одной стороны хоть конные, то по центру вообще больше пеших.
– Если это все, что есть у князей Романовичей, то я согласен даже помиловать его. Он поистине храбрый воин, если решился с таким войском биться против нас! Если не погибнет в бою, я, пожалуй, оставлю ему жизнь!
Ростислав с Фильнием оставили своих пеших воинов у городских стен, чтобы горожане не напали с тыла, и пошли на противника. Битва начиналась по задумке Даниила. Рыцари сплошной стеной налетели на всадников Василька, но пройти насквозь не смогли, завязли. Звенели мечи, ржали лошади, слышались ругательства на ляшском и русском. Все смешалось в этой круговерти, и разобрать, где свой, а где чужой, можно было только по рыцарским плащам и латам. Тяжелая конница Флориана давила и никак не могла продавить русские полки Василька Романовича. Славяне против славян стояли на смерть и не жалели друг для друга ударов ни копьями, ни тяжелыми мечами. Подавить, втоптать в землю, убить… Какие уж тут татары, если меж собой бились родственники!
В толчее копья оказались почти бесполезными, приходилось биться мечами. Василько примерился, чтобы со всех сил ударить со спины большущего рыцаря, но его конь дернулся, и вместо шелома удар пришелся по плечу, отсекая руку вместе с занесенным над кем-то мечом. Слева и справа от него вовсю рубились мечами, но сладить с тяжеловооруженными рыцарями сложно.
Ростислав со своими надавил на полки Андрея. Воины дворского тоже стояли на смерть, но, как ни сопротивлялись, пришлось немного отступить. Хотя так и было задумано, при этом они открывали тыл спешно пробиравшимся лесом полкам самого Даниила. За шумом боя никто не услышал и не заметил их движения, на что Даниил и рассчитывал.
Лев был с отцом, князь помнил собственную горячность в его возрасте, прекрасно понимал, что юный княжич обязательно полезет в гущу боя, а смотреть за ним будет некогда, и поручил, как часто поступали князья-отцы, своего отпрыска воеводе Шелву. Тот захохотал:
– Уберегу, князь, только не взыщи, повоевать заставлю, не для того столько верст сюда тащили, чтоб в кустах отсиживался.
Сам Лев полыхнул краской досады:
– Я не собираюсь в кустах сидеть!
– Ладно тебе, всем боя хватит. Ну, пора и нам! – Князь со звоном вытащил меч из ножен.
Пока в бой не ввязался лишь Фильний со своими рыцарями. Угры выжидали, чтобы нанести решающий удар, не подозревая, что на них самих сейчас будет нанесен этот удар силами Даниила, пробившегося сквозь лес и зашедшего сбоку.
Лев сидел на коне, кусая губы от нетерпения и почему-то досады. Время, казалось, остановилось. На поляне перед крепостью шел бой, а они все сидели в засаде. Возбуждение всадника передалось коню, тот перебирал ногами, едва сдерживаясь. Воевода потрепал коня княжича по холке, похлопал по шее, успокаивая: негоже в бой рваться обезумевшим. Князь Данила поставил сына чуть позади, не в первом ряду, слишком тот еще молод и неопытен, потому княжичу не все видно и понятно. Вдруг что-то двинулось, но, как ни ожидал Лев этого сладкого мига начала атаки, толкнул своего коня ногами чуть позже нужного мига, едва не сбили задние. Хорошо, все тот же Шелв успел подстегнуть. Дальше Лев уже плохо соображал, но знал одно: он должен победить! Кого и как, не думалось. Он никогда не видел столько рыцарей в латах и шлемах, даже лошади были щедро закрыты железом. Разве на скаку разберешь, где кто, одно ясно – если в таком облачении, значит, чужой, надо бить! И Лев бил. Без раздумий, без разбора, налетая как коршун, крича что-то безумное!
Едва выскочили из леса, как все чуть не обернулось трагедией. Стольник Даниила Яков Маркович ускакал вперед, а воеводу Шелва рядом с Даниилом сбили копьем. Пока помогал выпутаться, едва сам не попал в плен. Вернее, схватили, но Даниилу удалось вырваться и даже пронзить копьем угрина, идущего на помощь Фильнию.
Лев, конечно, несмотря ни на какую опеку, полез в самую гущу, даже подобрался к самому Фильнию и поломал о его щит копье. Если б только Фильний знал, что за мальчишка пытается выбить его из седла, бросил бы всех остальных и занялся им. Но рыцарь только выругался:
– Щенок!
На Фильния теперь шел уже сам князь Даниил, который понимал, что нужно как можно скорее свалить его хоругвь. Удалось, именно Даниил разорвал в клочья знамя угров. Теперь коннице Василька пришлось сражаться с ляхами. Даниил понимал, как трудно брату, и уж не чаял увидеть того живым.
Ободренные успехом русского войска горожане открыли ворота и принялись избивать оставленных для защиты тыла пеших воинов. Если не было стрел, в ход шли обыкновенные камни. Хотя добрых стрелков и в Ярославе хватало.
Никак не ждавшие нападения сразу со всех сторон, дрогнули сначала Ростиславовы воины, вооруженные легче рыцарей. Но отступать некуда, и они просто побежали. Еще немного, и за ними последовали всадники. Теперь рыцарское войско бежало уже все, кто как мог и успевал. Их расстреливали в спины, словно загнанного зверя на охоте. Повсюду метались обезумевшие кони без всадников, добавляя беспорядка и паники.
Битва шла до темноты, разгром был полным, в плен попали все трое предводителей. Обещавший помиловать князя Фильний сидел связанный в ожидании собственной участи.
Князья вместе со своими воеводами обходили пленных. Вдруг Лев, гордо вышагивавший рядом с отцом, заметил Фильния, не выдержав, пнул его ногой:
– У, проклятый! Из-за тебя копья лишился!
– Что?! – изумился Даниил.
– Да вот об него я свое копье поломал, больно латы крепкие оказались.
Князь хохотнул:
– Знаешь, Лев, с кем сразился? Это же бан Фильний!
Фильний, подняв голову, зло выругался на княжича, досадуя, что в бою лишь отмахнулся от мальчишки, а не разрубил пополам.
Василько Романович похлопал племянника по плечу:
– Хорошее боевое крещение принял, княжич.
– Я еще вернусь и утоплю в крови твои города, а твоего щенка повешу на березе! – прошипел Фильний. Он верил, что, по рыцарским законам, его выкупят из плена и снова позволят биться с врагом.
– Нет, ты больше ни против кого меча не поднимешь, мы тебя казним!
– Пленного рыцаря нельзя казнить! – заверещал Фильний.
– Это по каким законам?
– По рыцарским, – приосанился тот.
– А я не рыцарь, я русский князь, мне можно!
Хохот окружающих заглушил отборные ругательства Фильния.
Фильния действительно казнили, а вот Ростислава Черниговского Даниил и Василько пожалели, заставив клясться, что больше не поднимет руку против их земель. Князь поклялся, да верилось в это с трудом.
Лев, чуть остывший после сечи, горделиво прохаживался по полю боя. Князь покосился на сына с опаской, много раненых, еще способных держать оружие. Как бы не пострадал, но потом вздохнул: все в руках Божьих, что будет, то и будет. А бился сын хорошо, можно гордиться…
Княжич рассматривал тех, с кем совсем недавно бился. Теперь они лежали, глядя в небо остановившимися глазами, молодые и пожилые, крепкие и совсем юные, как он сам, у которых подбородок не успел зарасти первой щетиной. Не им убиты, но ведь убиты же. Кто-то остался дома, почти всех ждут, у них могли быть или есть дети… В княжиче боролись два чувства – восторг от победы и ужас от человеческой смерти, пусть даже и вражьей. Он вглядывался в лица рыцарей, с которых стаскивали, срубали латы горожане (железо всегда в хозяйстве пригодится!), не закрытые забралами лица были вполне обычными, не лучше, но и не хуже лиц его воинов.
Даниил заметил эти раздумья, поспешил к сыну. Трудно убивать сначала, потом и рука, и душа пообвыкнут, в противнике будешь видеть только врага, а в первый раз всегда вот так. Но если сейчас у Льва пересилит чувство сострадания, то в следующий раз он не сможет поднять меч на врага.
– Лев, это враг. Безжалостный. В бою никогда нельзя его жалеть, не убьешь ты, убьет он.
– Я не в бою, – вскинул на отца глаза юный княжич.
– И после боя тоже. Тот, кто против тебя меч в бою поднял, поднимет его и в следующий раз, если ты оставишь ему такую возможность.
– Но ведь ты оставил жизнь Ростиславу?
– Думаю, зря, он снова против будет и чужих позовет, но я одно знаю: я сильнее, и сейчас ему не совладать. Он племянник, сестрин сын, кровь моя и твоя тоже, но запомни, Лев, если снова руку поднимет, отсекай эту руку без раздумий!
Княжич только кивнул.
Когда уже все прошло, братья долго беседовали, пытаясь понять, как быть дальше. С востока татарская рать поджимала, с запада угры да ляхи. Русь между двух даже не огней, а гигантских жерновов. Как выстоять, с кем договариваться?
– Князь Александр Ярославич ливонцев побил, но надолго ли? А если снова Батый со своими придет? Как с рыцарями договариваться, если они только о том и мыслят, чтобы тебя самого сокрушить?
Тяжелые мысли не давали покоя князьям, лишали сна, протягивали морщины на их челе.
– Ладно, будет беда, будем и отбиваться, что загодя терзаться! Только города крепить надо, чтоб осаду выдержать могли, вон был укреплен Ярослав, успели на подмогу.
На том и порешили, не знали князья, что совсем скоро Даниилу придется принимать решение. А потом еще и еще раз… И заботиться о том, чтобы выжить, не будучи раздавленным, предстоит ему очень долго, до тех пор, пока не встанет крепкая Русь, правда, уже Московская. Но и на нее будут то и дело наползать вражьи полки, и ее будут пробовать на зуб, выстоит ли, выдюжит? Выстояла и выдюжила.
