«ТАРТАРЫ» ИДУТ!
Вот теперь Европа испугалась по-настоящему!
Первым отреагировал отлученный папой римским от церкви император Фридрих II, он разослал призыв вооружиться против страшного врага:
«Время пробудиться ото сна… по всему свету разносится весть о враге, который грозит гибелью всему христианству. Уже давно мы слышали о нем, но считали опасность отдаленною, когда меж ними и нами находилось столько храбрых народов и князей. Но теперь, когда одни из этих князей погибли, а другие обращены в рабство, теперь пришла наша очередь стать оплотом христианству против свирепого неприятеля».
К голосу разумного императора не прислушались, ведь он был отлучен папой римским от церкви! Немецким баронам все еще казалось, что это очень далеко, а зазнаек угров и ляхов не мешало бы проучить. И папа римский презрительно промолчал.
Монголы не заставили себя ждать… В начале 1241 года Бурундай прорвался к Висле, занял Люблин и Завихвост, разорил Сандомир, разгромил польское рыцарство под Турском.
Казалось, спасения от них нет, но нападавшие неожиданно повернули обратно на Русь. Впавшая в панику Европа получила передышку, но воспользоваться ею не смогла… Решив, что Батый испугался или вообще передумал, монархи успокоились, но наступила весна, а с весной возобновилось наступление Батыевых орд.
Перепуганный герцог Силезии отозвал тевтонских рыцарей, выступивших в сторону Пскова: не до русских городов, свои бы сохранить. Не зря боялся, войска Батыя уже стояли под стенами Кракова. Как обычно, убедившись в неприступности городских стен, Батый отправил к полякам послов, и, как обычно, послов убили. Город был обречен… Несколько дней горожане не могли спать, вздрагивая от ударов по воротам и днем и ночью. Татары, подтащив к ним возможно ближе пороки, защищенные специальными щитами, принялись разбивать городские ворота. Спешно был отправлен за помощью гонец к герцогу Силезскому. Когда ворота разлетелись в щепу, по улицам Кракова понесся смерч из татарской конницы, не оставлявшей в живых никого…
Ранним утром 9 апреля 1241 года звуки медной трубы призвали рыцарей из ворот Легницы. Объединенное польско-немецкое войско выступало сражаться с захватчиками. Во главе на белом скакуне гарцевал Генрих Благочестивый. За ним, всем своим видом демонстрируя непобедимость и неустрашимость, ехали рыцари Тевтонского ордена со знаменитым Поппо фон Остерном впереди. За тяжеловооруженными рыцарями следовала легкая конница и только потом пехота.
Решив дать бой по всем правилам, чтобы использовать свое преимущество в виде закованных в тяжелые латы рыцарей с пиками наперевес на таких же закованных лошадях, Генрих Благочестивый бросил вызов Батыю и предложил для боя широкое поле. Татары от сражения в поле никогда не отказывались, а потому вызов приняли. Самого Батыя под Легницей не было, он направился со второй волной в сторону угров, но это не помешало расправиться с рыцарями молодому принцу Бандару, сыну хана Чагатая.
Татары посмеялись над самоуверенными рыцарями, выкопав за ночь перед своими позициями ямы и присыпав их соломой. Бросившиеся в свою знаменитую атаку клином тевтонские рыцари быстро попались в западню, их атака захлебнулась, а при следующей татары, отстреливаясь, попросту заманили тевтонцев в болото, а когда те основательно завязли, перебили! Нечто похожее, только на льду Чудского озера, через год проделает русский князь Александр Невский.
У убитых врагов татары отрезали правые уши и отправили в Каракорум целых девять мешков таких «сувениров»!
После сокрушительного разгрома объединенной польско-немецкой армии тумены Бандара отправились в Чехию.
А в это время Батый со своими туменами прорывался через Русский перевал в Карпатах к уграм. Король Бела вспомнил слова князя Даниила в марте, когда получил известие о подходе татарских войск, а чуть позже и напоминание самого Батыя о давнишнем предупреждении не давать приюта половцам. И хотя хана Котяна уже не было в живых, а его сородичи покинули земли Мадьярского королевства, хан не собирался прощать угров. Войско встало под Пештом, в город были отправлены послы. Послов убили, в ответ начался грохот камнеметов.
К Беле на помощь из Хорватии бросился старший брат Коломан, кажется, европейцы начали понимать, что в одиночку они обречены… Это была не просто серьезная поддержка, вместе с имеющимися у Белы силами объединенное войско составляло шестьдесят пять тысяч всадников!
Батый применил ту же тактику, что и Субедей на Калке: не желая принимать бой на условиях противника, он ложным отступлением выманил венгеро-хорватское войско на равнину к своим главным силам. Беле и Коломану казалось, что столь внушительная сила, какая имелась у них, самим своим появлением заставила татар бежать, а потому оба не задумались над причинами отступления и попались.
Батый кивнул на не успевшую после преследования построиться в боевые порядки армию противника:
– Сбились, точно овцы в загоне. Вперед!
Татар было в несколько раз меньше, но неожиданность, невозможность развернуться и принять боевые порядки, невиданное мужество и презрение к смерти у противника словно парализовали угров и хорват, пятьдесят шесть тысяч из пришедших просто полегли в поле! Погиб и хорватский герцог Коломан. Королю Беле с остатками войска удалось бежать, причем бежал он, бросив на произвол судьбы свое королевство, в Австрию.
День битвы на реке Сайо остался черной датой в истории Венгрии.
Батый вернулся к Пешту. Горожанам стало ясно, что войско одержать победу над страшной напастью не смогло. Было решено воззвать к помощи святых. У ворот Пешта татары увидели вышедшую навстречу странную процессию. Воины остановились, не зная, чего ожидать от этой толпы священнослужителей.
Во главе шел архиепископ, за ним два епископа и еще несколько священников несли мощи святых, иконы и другие церковные реликвии. Все старались, чтобы пение было стройным и голоса не дрожали.
Батый сделал знак остановиться, подозвал к себе толмача:
– Что это?
Тот быстро объяснил, мол, священники вышли встречать с иконами и мощами.
– С чем? Иконы я уже видел, это лица, нарисованные на досках. А что такое мощи?
По тому, как замялся толмач, стало ясно, что ответ не понравится. Батый нахмурился:
– Отвечай!
– Это… останки их почитаемых мертвецов, хан.
– Что?! Они вынесли нам останки своих мертвецов?!
– Но они им молятся, хан.
Лицо Батыя впервые за долгое время выразило хотя бы часть его чувств, такое бывало крайне редко, ведь сильный человек не должен показывать, что у него на душе или в уме. Но для хана услышанное оказалось столь омерзительным, что его все же передернуло. Движение рукоятью плети было недвусмысленным:
– Уничтожить!
Реликвии и люди, их вынесшие, перестали существовать. Как и жители Пешта…
Короля больше не было в Мадьярском королевстве, на его землях полгода хозяйничали страшные воины Батыя, к которым окончательно привязалось их название: «татары». Матвей Парижский писал: «…верно, их назвали «тартарами», ибо так могли поступить только жители Тартара». До самой осени войско Батыя, разбившись на отдельные отряды, разоряло Европу. Конечно, кое-где им давали отпор, король Богемии Вацлав отбросил захватчиков от города Кладно. А под Веной удалось даже захватить одного из татарских военачальников. Правда, тут вышел конфуз, тот почему-то оказался… англичанином на службе у Батыя!
Европе бы объединиться и нанести решительный удар как раз в это время, когда войско Батыя было раздроблено, но не нашлось даже дураков, которые учатся, как известно, только на своем опыте. Ни чужой, ни свой ничему не научили.
Папа римский спешно пытался поднять Европу на борьбу с безбожными чужеземцами, а обиженный на него император Фридрих принялся… договариваться с Батыем!
Король Бела, укрывшийся в Загребе, молился только об одном: чтобы Батый забыл о его существовании! На его беду, у монгольского хана оказалась прекрасная память, уже в ноябре отдохнувшие тумены принца Кадана перешли Дунай и встали под стенами Загреба. Вскоре туда подтянулись и основные силы Батыя. И снова войско Белы было разгромлено, но ему удалось бежать. За неуловимым мадьярским королем принялся гоняться Кадан.
Монгольские войска захватывали город за городом, место встречи было назначено на территории Болгарии, куда каждое крыло шло своим путем. Принц Кадан не смог догнать уж очень резво удиравшего Белу, но до побережья Адриатического моря дошел.
В начале весны 1242 года на территории Сербии в ставку Батыя примчался гонец из Каракорума. Было понятно, что он очень спешил и привез какое-то слишком важное известие. А еще – что это известие не из хороших.
Бату выслушал его наедине, но скрывать не стал: в Каракоруме еще в декабре умер Великий хан Угедей! Своим преемником он назначил внука Ширамуна, а регентшей Туракину, мать хана Гуюка. Батый смог не выдать своих мыслей и чувств, хотя догадаться о них было нетрудно. Уж с кем, а с Туракиной хан не дружил вовсе! Спасало только слишком большое расстояние от Каракорума, даже гонец добирался несколько месяцев.
Над огромным становищем, вольно раскинувшимся в долине, разнеслись звуки кобыза и заунывные голоса шаманов, оплакивающих Великого хана. В небо взметнулись искры огромного костра. День за днем продолжалась траурная церемония. Но это оказался не последний траур, Батыю принесли известие о кончине его любимого учителя, опытнейшего полководца Субедей-багатура.
Пожалуй, второе известие потрясло хана больше первого. Великий хан Угедей давно делал все, чтобы закончить свой земной путь как можно скорее, он беспробудно пьянствовал. Никакое даже здоровое тело не могло вынести столь обильных возлияний, так что его смерть была предрешена. Как, собственно, и смерть старого Субедея, ведь впервые он направил своих коней на запад двадцать лет назад, уже будучи немолодым. Батый давно не видел своего наставника, давно не слышал его мудрых речей, но хорошо знал, что стоит пожелать, и можно посоветоваться с опытным учителем, к тому же так хотелось рассказать Субедею о своих успехах! Не получилось…
Позже оказалось, что весть о смерти Субедея была ложной, кто-то поспешил сообщить о тяжелобольном багатуре как об умершем. Хан наказал виновных и всех, кто подвернулся под руку, и очень радовался второму рождению своего наставника, но это было позже. А тогда он тосковал…
Батый сидел, глядя в темное звездное небо, и размышлял. Смерть двух столь значимых людей говорила о том, что западный поход пора заканчивать. Воины дошли до последнего моря, увидели его волны, пора обратно, это было ясно. Только вот куда обратно? Ясно, что не в Каракорум, его улус – Дешт-и-Кыпчак, только где ставить столицу?
К утру хан понял, к чему лежит его душа, он уже знал, где будет его становище, где будет Сарай-Бату – по ту сторону Итиля, где степь так похожа на родную монгольскую!
Европа могла вздохнуть спокойно, Батый повернул коней на восток…
