Домой
Мы пересидели эту ночь, а в середине следующего дня Сильвия решила, что прятаться хватит, можно вылезать из своей скорлупы и уезжать в поле тренировать руку для арбалета:
– У нас очень мало времени. Ты должна научиться бить издалека, боюсь, пригодится.
Натягивать тугое устройство и перезаряжать я пробовала и в юрте, но не станешь же стрелять прямо на территории дворца, можно и без врагов не дожить до завтра. Поэтому действительно пришлось выезжать за холмы, чтобы потренировать руку уже с болтами.
Сильвия определила мне камень, в который я непременно должна попадать.
– Сильвия, болты погнутся.
– А кто тебе собирается давать все, будешь стрелять одним, пока не научишься.
Нормально! Это означало, что я, выстрелив, должна бежать и разыскивать болт, чтобы заряжать его снова?
– А как ты хотела?
После трех часов мучений болт не летел куда попало, хотя затупился о камень основательно.
– Поехали подальше, чтобы и выстрел был подальше. Вон туда…
– Нет, лучше туда, – я показала на холм, за которым проходила дорога. Но кто сейчас по ней ездит?
Было ли это судьбой, не знаю, только выйти из-за холма я не успела. По дороге ехали, явно торопясь и уже на приличном расстоянии. Момент истины состоялся. Сегодня должны уехать из Каракорума заказчики убийства Сильвии, так сказала Огуль-Гаймиш? Так вот они – на монгольских лошадках трусили уверенной рысью два священника, с одним из которых общалась Сильвия, а ко второму дважды заходила в церковь я. Быстро поняв тогда, что он совсем не тот, кем себя изображает, я ходить перестала, терпеть не могу лгунов в рясах, мне всегда казалось, что это худший вид лжи.
Процессор в мозгу уже все сложил в единую картинку, рука сама потянулась к арбалету. Я постаралась задержать дыхание, потому что расстояние было максимальным, еще чуть – и просто не достану. Жаль, болт один, на второго не хватит. А все Сильвия с ее бережливостью!
Добившись максимального усилия, как весь день меня учила подруга, я вдруг услышала ее спокойный голос сзади:
– Болт тупой, не убьешь и даже не ранишь толком.
Момент был утерян, резвые лошадки повернули за следующий холм. Я взвыла:
– Сильвия! Это они, заказчики!
Та усмехнулась:
– Ты только сейчас догадалась?
– А ты?.. Почему же ты не сказала?!
– Боюсь, у нас будет еще возможность с ними встретиться. Это не священники, Настя, это рыцари.
– Господи, и сюда добрались?!
Подруга расхохоталась:
– Мы смогли, а они что, хуже, что ли? Давай, учись. Кстати, не высовывайся, вон еще едут.
Мы вовремя спрятались, потому что по дороге лже-священников догоняли еще трое.
– Убивать?
– Не дождешься, это их охрана. Запомни, еще пригодятся.
А я-то думала, что зимой в Каракоруме было скучно и спокойно…
Нам удалось удрать, не знаю, то ли мы действительно больше не интересовали хатун, то ли ее службы просто лопухнулись, но нам удалось. И даже уйти довольно далеко тоже удалось. Но Сильвия была права, встреча неизбежна. Как нас умудрились выследить, не знаю, но когда позади раздался конский топот, мы даже не удивились.
Нас определенно догоняли… Мы с Сильвией переглянулись, господи, да дадут нам спокойно покинуть пределы этой чертовой страны?! Мы же никого не трогаем, никого не грабим, не троньте нас – и мы уйдем…
Наверное, у меня была зверская рожа, когда я подняла свое смертоносное оружие. Арбалет куда сильней лука, даже в моих не слишком сильных и умелых руках. Двоих сняла на подходе, остальные стали осторожней. Но шестеро против нас двоих все равно много. Мы встали с Сильвией спиной к спине, как когда-то с Вятичем в лесу.
– Боюсь, у них приказ брать живьем, – фыркнула подруга.
– А вот это фиг им! В смысле брать…
– Хорошо бы.
Мы не собирались сдаваться ни в каком виде, ни живыми, ни ранеными, ни мертвыми. Так я не билась даже на льду Чудского озера. Просто там вокруг были свои, понимала, что если не я, то кто-то другой, что если погибну, то кто-то заменит.
А здесь никого! Если не я, то никто. Если я погибну, то Сильвии одной с ними не справиться. Потому ни погибать, ни оставлять нападавших живыми нельзя. Лже-монах, осознав, что красивой победы не получается и можно заработать мечом наотмашь, поспешил втихаря удрать. Увидев, как он поспешно садится на лошадь, я схватилась за арбалет. На всякий случай сначала в лошадь, чтобы не смог сбежать, если я промахнусь. В лошадь промахнуться тяжело, я попала. Бедная кобыла рухнула, как подкошенная, придавив собой хозяина. Но тот сумел выбраться и тут же получил второй болт. Больше у меня не было, остальные уже использовала.
Но теперь арбалет был ни к чему, остальные удирать не собирались. Сильвия, видно, поняла, что я сделала, или успела увидеть, закричала:
– Молодец!
Мы не дали удрать больше никому и выжить тоже. Вопрос стоял ребром: или мы их, или они нас. Нам больше нравилось первое. Получилось.
Сильвия мрачно оглядела разбросанных вокруг врагов, убедилась, что живых не осталось, и вздохнула:
– Вот ведь гады, всех лошадей перебили.
Это было хуже всего. Мы действительно остались без лошадей посреди степи, всего лишь с точностью до стороны света понимая, в какую сторону вообще двигаться. Но я-то знала, что это такое, можно три дня ходить вокруг одного холма, не подозревая об этом, и погибнуть от жажды в трехстах метрах от колодца. Но и сдаваться тоже не собиралась.
– Сильвия, знаешь, есть такая притча про двух лягушек, упавших в сосуды со сметаной. Одна сказала, что это конец, подняла лапки и утонула. А вторая стала барахтаться изо всех сил, взбила масло и опираясь на комок, выскочила на свободу. Мы будем взбивать масло! Если лошади пали, значит, пойдем пешком! У нас есть ноги, есть руки, есть желание жить! У тебя есть такое желание?
Подруга смотрела на меня с немного странной улыбкой. Я восприняла это как сомнение и твердо пообещала:
– Мы дойдем! Не смей сомневаться! Дойдем вопреки всем трудностям!
Эх, мне бы впереди народных масс да в светлое будущее с таким энтузиазмом! Что там ДнепроГЭС или еще какая стройка века, сейчас мне была по плечу дорога на Луну пешком. Вот только проведаю дома Федьку с Вятичем и прямиком на спутницу Земли. Надо же, как бывает полезно остаться в степи без ничего. Когда жить захочется, откуда и энтузиазм берется?
– Конечно, мы дойдем.
– Ага, я сейчас только сниму все с Джейхун.
Я отправилась к своей кобыле, но не столько для того, чтобы действительно снять с нее нужные вещи, сколько чтобы скрыть слезы. Мне очень хотелось плакать, но совсем не хотелось, чтобы Сильвия это видела. Именно поэтому я возилась вокруг убитой кобылы так долго, а когда обернулась назад, то обомлела…
Ноги с трудом принесли меня обратно. На том самом месте, где я несколько минут назад оставила Сильвию, сидел… Вятич! Сидел и спокойно смотрел на меня.
Я помотала головой, но видение не исчезло. Мой муж, который должен быть далеко-далеко в Новгороде, находился прямо передо мной. Ноги перестали меня держать, и я тихонько сползла на землю напротив Вятича. Я чуть не задала совершенно идиотский вопрос: «А где Сильвия?» – но рот, открывшись, не выдал ни звука, однако распахнутым остался. Рядом с Вятичем на земле лежали доспехи моей буйной подруги.
Я закрыла глаза, потом открыла, все еще не в силах поверить в превращение, но Вятич никуда не делся. Наверное, я слишком долго беззвучно разевала рот, не в состоянии осознать произошедшее, Вятич даже пришел на помощь:
– Ну, ты, наконец, спросишь, где Сильвия, или уже догадалась?
– Ты… ты…
– Я, Настя, я.
– Я убью тебя! – Я набросилась на него почти с кулаками.
– Узнаю свою буйную женушку. Пожалей хоть до людей, одна же в степи останешься! – хохотал мой муж. – Поцеловала бы сначала, что ли?
Я пришла в себя не скоро, обнаружить вместо подруги, с которой столько всего пройдено и пережито, собственного супруга, который все это время должен был сидеть с сыном в Новгороде… Такое могла выдержать не всякая психика. Моя выдержала с трудом при помощи самого распространенного и действенного женского средства. Нет, не скандала, а рева.
Вятич держал меня в объятиях, а я ревела. Долго и как-то вкусно, со слезами выплескивая все накопившееся за многие годы. Я в тринадцатом веке десять лет, бывало всякое, и счастливое, и по-настоящему страшное, но я не позволяла себе плакать, а сейчас плакала. И муж не осуждал, он гладил меня по голове, как маленькую, и уговаривал:
– Ну, ну, выплачься, полегчает…
Когда, наконец, вздрагивания моих плеч прекратились и осталось только звучное шмыганье носом, я сумела поинтересоваться:
– Зачем ты это сделал?
– А что я должен был делать, наблюдать, как тебя насилуют, продают на невольничьем рынке, убивают? Что?
Я вспомнила эффектную Сильвию с ее мощным бюстом и хмыкнула, надо же догадаться!
– Но… почему женщина?
– Потому что мужчине ты бы не позволила себя опекать, ведь не доверяла же Кариму.
– Он не догадывался?
– Неужели стал бы за мной ухаживать? Знаешь, он ведь жениться предлагал, пришлось напоминать о драконе. Жаль Карима…
Я тоже вздохнула, действительно жаль.
– А зачем такие формы?
– Бюст размером с два арбуза напрочь отбивает у окружающих способность замечать остальное. Это ты легко можешь выдавать себя за парнишку, мне изображать даму, как помнишь, было сложно.
Я помнила. Сильвия была жуткой недотепой во всем, что касалось дамских штучек, словно она действительно мужик в юбке. Хотя, какая там юбка, юбки как раз не было.
– Нет, я все равно тебя убью!
Вятич рассмеялся, уткнувшись мне в волосы:
– Согласен, но только дома. Федька ждет.
– А как мы туда попадем?
Я с ужасом вспомнила, что мы посреди степи далеко от любого человеческого жилья и без лошадей.
– Ну, ты же обещала, что обязательно дойдем. Причем обещала слабой женщине.
– Ха! Слабая она! А как мужиков раскидывать и коней одним ударом опрокидывать?
Глаза мужа смеялись.
– Пойдем, пойдем, героиня. Вставай.
– Я еще чуть посижу, ноги не держат.
– Пойдем, Настя, нам до темноты надо добраться до колодца, иначе действительно погибнем.
Он помог мне подняться, мы собрали оружие, оно сейчас после воды самое нужное, и вдруг встал вопрос, куда идти. Я ткнула в одну сторону:
– Туда!
Вятич покачал головой: «Нет» – и направился в другую.
Во мне взыграло упрямство:
– Нет, туда. А в ту сторону не пойду.
– Не пойдешь?
– Не пойду!
Муж церемониться со мной не стал, просто перехватил поперек туловища и потащил, как кутенка. Некоторое время я брыкалась, потом сдалась:
– Ладно, будь по-твоему, отпусти, я сама.
Он отпустил и просто продолжил движение, я заковыляла следом:
– А почему мы идем туда?
– Колодец там.
– Откуда ты знаешь?
Глупый вопрос тому, кто столько может.
– Топай, топай, нам еще далеко.
Мы успели дотемна к колодцу, хотя далось это нелегко.
Зато с каким удовольствием я пила и плескалась, хотя вода и не была особенно вкусной, все же степь.
У колодца жил один-единственный дедок, он был глухой, как пень, но старательно кивал в ответ на все вопросы. Как объяснялся с ним Вятич, не знаю, я в это время мылась, но довольно скоро от костерка запахло вареным мясом. Видно, дедок моему супругу поверил, хотя я бы на его месте не стала. Рассуждая здраво, вид двух притащившихся невесть откуда безлошадных мог скорее испугать, чем внушить доверие.
Но я настолько устала, что размышлять об этом была попросту не способна. Поверил и поверил, слава богу.
– Вятич, а он нам не может верблюда продать? У меня в поясе деньги есть зашитые…
– Ну-ка, дай.
Я отдала пояс, но смотреть, как будут торговаться, не стала, уж очень хотелось спать. Укладываясь на узком жестком ложе, я бормотала:
– Завтра утром… с рассветом… чтобы больше пройти…
Вятич погладил меня по головке, как маленькую, поцеловал в темечко:
– Обязательно… Спи, воительница…
Я не видела, как монеты из моего пояса легли на небольшой дастархан в юрте старика. Этого ему могло хватить до конца жизни…
Одного ощущения мягкой постели под боком хватило, чтобы понять: я дома!
Вот это да! Мне что, все приключение с Каракорумом и Вятичем в роли Сильвии приснилось, что ли?!
Но, скосив глаза в сторону, я увидела на лавке арбалет и все поняла. Он всегда перемещал меня во сне. Может, вживую это было зрелищем не для слабонервных, а я девушка впечатлительная?
Вятич спал рядом, я осторожненько поднялась и, накинув на плечи большой плат, решила отправиться к Федьке. Рассвет только занимался, в комнате было еще не слишком светло. Вроде не скрипела, шла на цыпочках, но уже у двери остановил голос Вятича:
– Федя спит, не буди.
– Я только посмотрю.
Он хмыкнул в ответ.
Сын действительно спал, сладко раскинув руки и сосредоточенно сопя. Федя… Федечка… как мне тебя не хватало все эти месяцы! Я старалась не вспоминать, чтобы не было невыносимо больно, но иногда это не удавалось, особенно если видела мальчика такого же возраста и светловолосого. Тогда на глазах невольно появлялись слезы, а к горлу подкатывал комок, мешавший дышать.
Когда я вошла, тревожно вскинулся его воспитатель Карислав, жестом показала, что все в порядке, он лег, но внимательно следил за мной. Они с Вятичем не одобряли мои телячьи нежности, парень уже мечом биться учится, а я все с ласками пристаю.
Сын спросонья пробормотал: «Мама» – и отвернулся на другой бок. Старательно подоткнув одеяло, я отправилась обратно.
– Проверила?
– Как он тут без меня?
– А что без тебя? Не вздумай спросить, для всех ты вчера легла спать, а сегодня встала. Никакого Каракорума.
Я не поверила своим ушам:
– Что?! Ты хочешь сказать…
– Не кричи, весь дом разбудишь. И иди сюда, я тебе все объясню.
– Ты хочешь сказать, что все это мне приснилось? Или ты меня так проучил, чтобы не была слишком самостоятельной?
– Нет, оно было, но мы вернулись обратно к началу. – Голос у мужа твердый, даже жесткий. – Если хочешь повторить, можно повторить, но результат будет тот же – Гуюка убьют.
– Но почему, Вятич? Почему его нельзя оставить в живых, ведь тогда монголы схлестнулись бы между собой, и нам было бы легче.
– Он слишком многим мешал. Так лучше для всех, в том числе и для него. Он одинок, в заносчивости или еще почему растерял друзей, обидел жену, всех, а одинокому в клубке змей не место.
Я улеглась и некоторое время молчала.
– Вятич, а историю вообще можно менять или это решается без нас? Я пыталась, но ничего не получалось. Рязань пала, Козельск сожгли…
– Но ведь и на Неве шведов с датчанами побили, и рыцарей на Чудском озере тоже.
– Ты хочешь сказать, что там и наша заслуга?
– Есть немного… А историю менять можно, только тогда она будет совсем другой. Хочешь изменить?
– Я уже пыталась, не получается.
– Не так пыталась.
Я насторожилась, мой муж зря таких вопросов не задает, что-то здесь не так…
– Настя, тебе пора пройти Посвящение. Если хочешь, конечно. Ты доказала, что многое можешь сама, что достойна.
– Это изменит мою жизнь?
– Конечно. И не только твою, Федину тоже.
– Я… я не могу вот так сразу…
Вятич рассмеялся:
– Ну не до завтрака, конечно, у тебя будет время подумать.
– А ты скажешь, в чем будут изменения?
Муж покосился на меня несколько… странновато.
– Ну, я же должна понять, готова я к ним или нет. Морально, я имею в виду.
– Не была бы готова, я бы и речи не заводил.
– А когда?
– О, началось! Живи пока.
– Нет, ты скажи, когда? И что мы можем изменить?
– Что тебе понравилось в Каракоруме, когда мы только приехали туда?
Я была так зла на этот город, что недовольно проворчала:
– Ничего!
– Не ври, это потом ты разозлилась, а сначала? Кто мне внушал, что мы почти в Вавилоне?
– Если ты будешь напоминать, что был Сильвией…
– Не буду. Так что?
– Монголы веротерпимы. Ну и что, это не мешает им быть убийцами!
– Разве только они убийцы? А теперь представь, если бы весь мир был столь же веротерпим?
– Ты собираешься изменить весь мир?
– Почти. Не хочешь помочь?
– Ты серьезно?
– Совершенно. Но это потом, сначала Федю в люди выведем. А пока иди сюда…
Я с удовольствием подчинилась сильным ласковым рукам мужа. Мир подождет, пусть немного побудет неверотерпимым, совсем немного, хоть пару часиков…
