ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
Прочитав последнее письмо Меррин и отложив его в сторону, снова прочитав и снова отложив, Иг выбрался из дымохода, желая хоть на время избавиться от запаха пепла и золы. Остановившись в соседнем помещении, он всей грудью вдыхал послеполуденный воздух и через какое-то время вдруг понял, что змеи вокруг него не собрались. Он был в литейной совсем один, вернее — почти один. Одна-единственная змея, тот самый чернохвостый гремучник, спала в тележке, свернувшись толстыми кольцами. Ига так и подмывало погладить ее по голове, он даже шагнул было к ней, но тут же остановился. Лучше не надо, решил он, покосившись на крестик, висевший на шее, а затем взглянул на свою тень, наползавшую на стену в последнем красноватом свете дня. Тень как тень, длинная и тощая. Он все так же чувствовал на висках рога, чувствовал их вес, чувствовал, как разрезают быстро стынущий воздух их кончики, но у тени рогов не было, только его фигура. Он опасался, что, если подойти к змее сейчас, с крестиком Меррин на шее, вполне вероятно, что она вопьется в него зубами.
Еще раз взглянув на черную тень, распластавшуюся по кирпичной стене, он понял, что может при желании вернуться домой. С крестиком на шее он вновь становился частью человечества. Он мог забыть про два последних дня, кошмарное время болезни и паники, и стать тем же самым, кем был всегда. Эта мысль принесла с собой почти болезненное облегчение, почти чувственное наслаждение: снова быть Игом Перришем, а не дьяволом, человеком, а не ходячей печкой.
Он все еще думал об этом, когда спавшая в тачке змея приподняла голову, по ней скользнул белый свет фар. Кто-то подъезжал по дороге. В первый момент Иг подумал, что это Ли, вернувшийся поискать свой крестик и прочие инкриминирующие улики, какие он мог забыть.
Но когда машина подъехала к литейной, он узнал потрепанный зеленый «сатурн», принадлежавший Гленне. Иг смотрел из дверного проема, выходившего на шестифутовый обрыв. Гленна вышла из машины, волоча за собой хвост дыма, она на ходу бросила в траву окурок и раздавила его носком туфли. За время, пока Иг был с ней, она бросала дважды — один раз аж на целую неделю.
Иг следил из окошка, как она огибает здание. На ней было слишком много косметики. На ней всегда было много косметики. Черешневая помада, кудрявый перманент, тени для глаз и розовые блестки. Заходить Гленне не хотелось, это было написано у нее на лице. Под своей размалеванной маской она выглядела жалкой, перепуганной и довольно симпатичной — но тоже какой-то жалкой симпатичностью. Она была в тесных низко-сидящих джинсах, чуть показывавших щель ее задницы, ремне с заклепками и белом лифе, обнажавшем ее мягкий живот; Иг знал, что на бедре у нее татуировка, голова плейбойного кролика. Ему было больно смотреть на нее и видеть, что все это, вместе взятое, буквально вопиет; ну захотите меня, хоть кто-нибудь, захотите.
— Иг? — крикнула она. — Игги! Ты здесь? Есть ты здесь где-нибудь?
Ее голос усиливали ладони, приставленные рупором ко рту.
Иг не ответил, и она опустила руки.
Иг шел от окна к окну, наблюдая, как она пробирается сквозь бурьян на задах литейной. Солнце было на другой стороне здания, красный уголек сигареты, прожегший бледный занавес неба. Когда Гленна пересекала тропу Ивела Нивела, Иг выскользнул из дверного проема и пошел за ней следом. Он крался сквозь траву и свет умирающего дня: одна багровая тень из многих. Гленна была к нему спиной и не видела, как он подкрадывается.
На верхней точке тропы она замедлила шаг, увидев на траве ожог, место, где почва выгорела добела. Красная бензиновая канистра все еще была здесь, валялась на боку в хилых кустиках. Иг крался за ней справа от тропы, через лужайку, между деревьев и кустов. На полете вокруг литейной все еще был конец дня, но под деревьями уже темнело. Словно для полной уверенности.
Иг помусолил крестик между большим и указательным пальцами; он думал, как подойти к Гленне и что ей сказать. Что она заслужила?
Гленна снова взглянула на обожженную землю и на красную металлическую канистру из-под бензина, а затем на тропу, ведущую по склону к реке. Иг видел, что она сопоставляет одно с другим, хочет разобраться в случившемся. Ее дыхание заметно участилось. Ее правая рука нырнула в сумочку.
— О, Иг, — сказала она. — Да как же это, Иг?
Рука вынырнула с телефоном.
— Не надо, — сказал Иг.
Гленна вздрогнула и покачнулась. Ее телефон, розовый и гладкий, как кусок мыла, выскользнул у нее из руки, ударился о землю и отлетел в сторону.
— Какого хрена ты здесь делаешь? — спросила Гленна, переходя от скорби к злости за то недолгое время, которое ей потребовалось, чтобы восстановить равновесие. Вглядевшись в заросли черники и залегшие под деревьями тени, она добавила; — Ты совсем меня, на хрен, перепугал.
И направилась к Игу.
— Стой, где стоишь, — сказал он ей.
— Почему ты не хочешь, чтобы я… — начала Гленна и резко умолкла. — Ты это что, в юбке?
Случайный луч розового света пробился сквозь листву и упал на юбочку Ига, на голый живот. Все, что выше груди, оставалось в тени. Злое взволнованное выражение сменилось на ее лице удивленной улыбкой, не столько, правда, веселой, сколько испуганной.
— Ох, Иг, — выдохнула она. — Ох, маленький ты мой.
Она еще раз шагнула вперед, но Иг предостерегающе поднял руку.
— Пожалуйста, не подходи. — (Гленна остановилась.) — Почему ты здесь?
— Ты разгромил нашу квартиру, — сказала Гленна. — Зачем ты это сделал?
Иг не ответил, не знал, что ответить.
Гленна опустила глаза и чуть прикусила губу.
— Наверное, кто-то тебе рассказал про меня и Ли, про то, что было прошлой ночью. — Естественно, она не помнила, что все рассказала ему сама. — Прости меня, Иг, — продолжила она, заставив себя взглянуть ему в глаза. — Ты можешь ненавидеть меня, сколько тебе хочется, я это вполне заслужила. Я только хочу быть уверенной, что с тобой все в порядке. — И тихо-тихо добавила — Пожалуйста, позволь мне тебе помочь.
Иг поежился. Было почти невыносимо слышать человеческий голос, предлагающий ему помощь, голос, полный симпатии и заботы, однако ему уже казалось, что время, когда он знал, что такое быть любимым, существовало лишь в смутно вспоминаемом прошлом, осталось далеко позади. Было удивительно говорить с Гленной самым обыкновенным образом, это было обыкновенное чудо, простое и приятное, как стакан холодного лимонада в жаркий день. У Гленны не было позывов как-нибудь затушевать свои худшие, наиболее постыдные позывы; ее виноватые секреты были и оставались секретами. Он снова потрогал висевший на шее крест, крестик Меррин, отграничивавший небольшую, драгоценную зону человечности.
— Как ты догадалась искать меня здесь?
— Я смотрела по телевизору местные новости и увидела сгоревшую машину, которую нашли на косе. Камеры стояли слишком далеко, так что мне было не разобрать, что это именно «гремлин», да и ведущая сказала, что полиция не может еще установить марку и год выпуска. Но у меня сразу появилось ощущение, нечто вроде плохого предчувствия. И тогда я позвонила Уайатту Фармеру, помнишь Уайатта? Как-то раз, когда мы были детьми, он приклеил моему двоюродному брату бороду, чтобы попробовать затариться пивом.
— Помню. Так почему ты ему позвонила?
— Я видела, что сгоревшую машину вытащил из воды буксировщик Уайатта. Он теперь как раз этим и занимается, у него свой авторемонтный бизнес. Вот я и подумала, он сможет мне сказать, что это была за машина. Он сказал, что там настолько все обгорело, что еще и не разобрались, потому что не на что опереться, только рама и дверцы. Но ему кажется, что это был «хорнет» или «гремлин», причем скорее «гремлин», потому что они встречаются чаще. И я подумала, неужели кто-то сжег твою машину. А потом я подумала; а вдруг она загорелась, когда ты в ней сидел? Я знала, что если бы ты сделал это сам, так именно на этом самом месте, чтобы поближе к ней. — Она метнула на него еще один застенчивый испуганный взгляд. — Я могу понять, почему ты устроил погром в нашей квартире…
— В твоей квартире. Она никогда не была нашей.
— Я старалась сделать ее нашей.
— Я знаю. Ты старалась изо всех сил. А я не старался.
— Почему ты сжег свою машину? Почему ты ходишь тут в этом? — Она прижала кулаки к груди и через силу улыбнулась. — И вообще ты выглядишь, словно прошел через земной ад.
— Можно сказать и так.
— Пошли. Садись в мою машину. Мы вернемся в квартиру, вытащим тебя из этой юбки, отмоем, и ты снова будешь самим собой.
— И все опять будет по-прежнему?
— Да, все будет в точности, как было.
Вот тут-то и была проблема. С этим крестиком на шее он мог снова стать таким же, как прежде, мог, если бы захотел. Получить все назад, но оно, это все, не стоило того, чтобы его иметь. Если будешь жить в земном аду, есть самый прямой смысл быть одним из дьяволов. Иг закинул руку назад, отстегнул крестик Меррин, повесил его на какую-то ветку, а затем раздвинул кусты и вышел на свет, так и не взглянув, на что он теперь похож.
На какой-то момент Гленна вздрогнула и отшагнула назад. Ее каблук увяз в мягкой земле и подвернулся так, что она чуть не вывернула ногу. Ее рот широко раскрылся, чтобы издать вопль, настоящий, как в фильме ужасов, вопль такой, что волосы встают дыбом. Но вопль не прозвучал. Ее пухлое хорошенькое лицо почти тут же разгладилось.
— Ты ненавидела то, как было, — сказал Иг.
— Ненавидела, — согласилась она, и на лицо ее вновь набежала легкая тень улыбки.
— От начала и до конца.
— Нет, — сказала Гленна. — Кое-что я все-таки любила. Я любила, как мы занимались любовью. Ты закрывал глаза, и я понимала, что сейчас ты думаешь о ней, но это меня не тревожило, потому что я могла доставить тебе удовольствие. Так что все было в порядке. И еще я любила, когда в субботу утром мы завтракали вместе, большой завтрак, яичница с беконом и сок, а потом мы смотрели дурацкий телевизор, и казалось, ты с радостью просидел бы со мной весь день. Но мне было больно понимать, что я никогда ничего не значила. Мне было больно понимать, что у нас нет будущего, и мне было больно слушать, как ты рассказываешь про ее забавные слова и умные поступки. Я не могла с ней соревноваться. У меня даже не было надежды, что когда-нибудь я смогу с ней соревноваться.
— Ты действительно хочешь, чтобы я вернулся в квартиру?
— Я даже сама не хочу туда возвращаться. Я ненавижу эту квартиру. Мне не хочется там жить. Я хочу уехать. Я хочу начать все заново в каком-нибудь другом месте.
— Куда ты можешь уехать? Где ты сможешь быть счастливой?
— В доме у Ли, — сказала Гленна. Ее лицо просветлело, она радостно, удивленно улыбнулась, как маленькая девочка, впервые попавшая в Диснейленд. — Приду к нему в дождевике без ничего под ним, и это будет вообще потрясно. Ли хочет, чтобы я как-нибудь к нему забежала. Сегодня он прислал мне эсэмэску, что, если ты не появишься, нам бы стоило…
— Нет! — отрезал Иг, из его ноздрей рванулся черный дым.
Гленна испуганно отшатнулась.
Иг вдохнул, засосав дым назад, а затем взял Гленну за руку и развернул ее к машине. Девушка и дьявол гуляли в свете умирающего дня, дьявол ее наставлял.
— Ты не должна иметь с ним никакого дела. Что он когда-нибудь для тебя сделал, не считая украденной куртки? Да он всегда обращался с тобой как со шлюхой. Скажи ему, чтобы сматывал на хрен. Тебе нужен кто-нибудь получше. Ты должна отдавать меньше и брать больше.
— Я люблю делать людям приятное, — сказала Гленна смущенным голосом.
— Людям? А ты сама не человек? Сделай что-нибудь приятное для себя. — Говоря, он вложил в рога всю свою волю и ощутил сладостный удар удовольствия. — И вообще посмотри, как с тобой обращаются. Я разгромил твою квартиру, ты не видела меня несколько дней, а затем приходишь сюда и видишь, как я педиком разгуливаю в юбке. Связаться с Ли Турно — не значит сравнять счет. Нужно думать масштабнее. Тебе полагается какая-нибудь месть. Иди домой, возьми банковскую карточку, очисти счет и… устрой себе каникулы. Неужели тебе никогда не хотелось немного погулять?
— А что, и правда! — загорелась Гленна, но ее улыбка тут же увяла. — Я попаду в какие-нибудь неприятности. Я уже сидела в тюрьме, тридцать дней, и не хочу туда возвращаться.
— Никто тебя не побеспокоит. А после того как ты нашла меня в литейной, в этой кружевной пидорской юбочке, так и подавно. Мои родители не станут напускать на тебя адвоката, им вряд ли захочется, чтобы все обо всем этом узнали. Прихвати заодно и мою кредитку; зуб даю, родители не заблокируют ее еще несколько месяцев. Лучший способ посчитаться с кем-нибудь — это оставить его в зеркале заднего вида и умчаться к чему-нибудь лучшему. А ты, Гленна, заслуживаешь лучшего.
Они уже были возле ее машины. Иг открыл дверцу и придержал ее для Гленны. Она взглянула на его юбку, снова на его лицо и улыбнулась. Но, улыбаясь, она и плакала, большими черными от туши слезами.
— Так ты что, на этом торчишь? На юбках? И потому у нас было не так, чтобы очень здорово? Если бы я знала, то попыталась бы… ну, не знаю, попыталась бы, чтобы это работало.
— Нет, — сказал Иг. — Я одет во все это только потому, что у меня нет красного трико и накидки.
— Красного трико и накидки? — спросила она ошеломленным, немного замедленным голосом.
— Разве не в этом полагается разгуливать дьяволу? Вроде костюма супергероя. Мне кажется, во многих отношениях Сатана был первым супергероем.
— То есть суперзлодеем?
— Нет, конечно же, героем. Вот ты подумай, в самом первом своем приключении он принял форму змеи, чтобы освободить двух пленников, которых голыми посадил в джунглях третьего мира в тюрьму некий всемогущий мегаломаньяк. Заодно расширил их диету и пробудил в них сексуальность. По мне, так нечто среднее между Человеком-зверем и доктором Филом.
Гленна рассмеялась диковатым, бессвязным, смущенным смехом, а затем вдруг икнула, и лицо ее снова стало серьезным.
— Так куда ты думаешь направиться? — спросил Иг.
— Не знаю, — сказала Гленна. — Мне всегда хотелось посмотреть Нью-Йорк. Ночной Нью-Йорк. Такси, пролетающие мимо, незнакомая иностранная музыка. Продавцы арахиса, сладкого арахиса, стоящие на углах. А там, в Нью-Йорке, все еще продают арахис?
— Не знаю, но раньше продавали. Последний раз я там был за день до смерти Меррин. Съезди и посмотри сама. Роскошная будет прогулка, лучшая в твоей жизни.
— Если сняться с места так интересно, — сказала Гленна, — если посчитаться с тобой такая отличная мысль, отчего мне сейчас так хреново?
— Потому что ты еще не там, ты еще здесь. И к моменту своего отъезда ты только и будешь помнить, что видела меня одетым в мою лучшую синюю юбочку. Все остальное ты забудешь.
Иг вложил в это наставление всю силу своих рогов, вбил эту мысль ей в голову как можно глубже — более интимное проникновение, чем все, что бывало у них в постели.
Гленна кивнула, глядя на него покрасневшими зачарованными глазами.
— Забуду. О'кей. — Она стала садиться в машину, но приостановилась и взглянула на него поверх дверцы. — В первый раз я с тобой говорила как раз на этом месте, помнишь? Наша компания жарила говешку, забавно ведь, верно?
— Забавно, — согласился Иг. — Это вроде того, что я планирую на этот месяц. Ладно, Гленна, поезжай. Зеркало заднего вида.
Гленна кивнула и снова стала садиться в машину, но затем распрямилась, перегнулась через дверцу и чмокнула Ига в лоб.
Он увидел про нее довольно много плохого, чего он прежде не знал; она часто грешила и всегда против себя. Он вздрогнул и отшагнул назад, унося на лбу холод ее губ, а в носу — запах сигарет и мяты.
— Эй! — сказал он ей вслед.
— Только не нарвись на неприятности, — улыбнулась Гленна. — Похоже, ты не можешь провести здесь день без того, чтобы тебя не попытались убить.
— Да, — согласился Иг. — Если подумать, это входит у них в привычку.
Иг вернулся к тропе Ивела Нивела, чтобы посмотреть, как солнце тонет в Ноулз-ривер и окончательно гаснет. Стоя в высокой траве, он услышал странные чирикающие звуки, издаваемые, похоже, каким-то насекомым, но насекомым, ему неизвестным. Он слышал эти звуки совершенно отчетливо — саранча в сумерках смолкла. Да и вообще они скоро передохнут, завод их трескучей похоти кончался вместе с летом Звук послышался снова, слева, в бурьяне.
Иг присел на корточки, чтобы присмотреться, и увидел телефон Гленны в розовом полупрозрачном корпусе, лежавший на траве, там, где она его уронила. Он поднял и открыл. На экране было SMS от Ли Турно:
ЧТО НА ТЕБЕ НАДЕТО?
Иг нервно подергал себя за бородку и задумался. Он все еще не выяснил, может ли делать все это по телефону, передается ли влияние рогов по радио, отражается ли от спутника. С другой стороны, хорошо известно, что мобильные телефоны — это орудия дьявола.
Он выбрал послание Ли и нажал на вызов.
Ли ответил уже на второй звонок.
— Просто скажи мне, что на тебе что-нибудь извратное. И совсем не надо, чтобы так оно и было. Я прекрасный притворщик.
Иг открыл рот и сказал мягким, задыхающимся голосом Гленны:
— На мне надета целая масса грязи и всякой гадости, вот что на мне надето. Ли, я тут крупно влипла. Нужно, чтобы, мне кто-нибудь помог. Моя долбаная машина увязла.
— Где это ты увязла, красавица? — спросил Ли, немного помедлив.
— Около этой долбаной литейной, — ответил Иг голосом Гленны.
— Около литейной? Да как ты туда попала?
— Я приехала поискать Игги.
— Да зачем тебе? Гленна, это совершенно неразумно. Ты же знаешь, что у него нестабильная психика.
— Знаю, но все равно о нем беспокоюсь. Его семья тоже беспокоится. Никто не знает, куда он подевался, он не пришел на бабушкин день рождения и не подходит к телефону. Может быть, он и совсем умер. У меня прямо сердце разрывается от мысли, что он пошел вразнос, и в этом есть моя вина. И твоя, засранец.
— Возможно, — рассмеялся Ли. — Но я все равно не понимаю, что занесло тебя к литейной?
— В это время года он часто там ошибается, потому что именно там она умерла. Вот я и решила посмотреть, и поехала туда, и завязла, и, конечно же, Игги нигде здесь нет. Прошлой ночью ты был настолько мил, что подбросил меня домой. Поможешь девушке еще раз?
— Ты звонила кому-нибудь еще? — спросил Ли после короткой паузы.
— Ты первый, о ком я подумала, — сказал Иг голосом Гленны. — Да брось ты, не заставляй меня просить. Моя одежда вся в грязи, мне нужно ее снять и помыться.
— Конечно, — сказал Ли. — Ну ладно, я подъеду. Только за это я должен на тебя поглядеть. В смысле, как ты моешься.
— Это смотря как быстро ты приедешь. Я сижу в этой литейной и жду тебя. Ты лопнешь от хохота, когда увидишь, где я завязла, всеми колесами. Добравшись сюда, ты точно сдохнешь.
— Мне не терпится посмотреть, — сказал Ли.
— Тогда поторапливайся. Сидеть здесь одной малость жутковато.
— Да уж, никакой компании, кроме призраков. Но ты держись, я сейчас подъеду.
Иг отключился, не прощаясь, и посидел немного на корточках рядом с пятном обожженной земли. Он даже не заметил, как село солнце. Небо стало темным, как спелая слива, на нем уже зажигались светлячки звезд. В конце концов он встал и пошел к литейной готовиться к приезду Ли. По пути он снял с ветки дуба висевший на ней крестик Меррин. Заодно прихватил красную металлическую канистру, она была на четверть полна.