Книга: Дар волка
Назад: 25
Дальше: 27

26

Он встретил Грейс, когда она вошла домой. Когда он приехал, дома никого не было, и он уже успел собрать почти всю свою одежду и книги и загрузить их в «Порше». Вернулся для того, чтобы проверить сигнализацию.
Она едва не вскрикнула. На ней был зеленый костюм хирурга, но рыжие волосы были распущены, а лицо ее было таким же бледным на фоне волос и рыжеватых бровей, лишь подчеркивая усталость.
Она тут же обняла его, схватила обеими руками.
— Где ты пропадал? — спросила она. Он поцеловал ее в обе щеки. Она держала его обеими ладонями за лицо. — Почему ты не позвонил?
— Мамочка, любимая, со мной все в порядке, — ответил он. — Я в доме в Мендосино. Мне сейчас надо быть там. Заехал, чтобы сказать тебе, что люблю тебя и что тебе незачем беспокоиться…
— Мне необходимо, чтобы ты был здесь! — жестко сказала она. И перешла на шепот, так, как с ней бывало лишь тогда, когда она была на грани истерики. — Я не позволю тебе уехать отсюда.
— Я уеду сейчас, мама. И хочу, чтобы ты знала, что со мной все в порядке.
— С тобой не все в порядке. Посмотри на себя. Послушай, ты знаешь, что происходило с каждым из анализов, который брали у тебя в больнице? Всем: кровью, мочой, пробами тканей… Оно все распадалось, распадалось!
Последние слова она произнесла одними губами, беззвучно.
— И теперь тебе необходимо остаться здесь, Ройбен, и мы выясним, как и почему это происходит…
— Невозможно, мама.
— Ройбен! — Она дрожала. — Я тебя не отпущу.
— Придется, мама, — сказал он. — Посмотри мне в глаза и выслушай меня. Выслушай своего сына. Я делаю все, что могу. Да, я понимаю, что после того, как все случилось, во мне произошли перемены, психологические. И странные гормональные перемены. Да. Но ты должна мне поверить, мама, что я справлюсь со всем сам, наилучшим образом. А еще я знаю, что ты говорила с этим врачом из Парижа…
— Доктором Ясько, — сказала она. Похоже, ей несколько полегчало оттого, что они переключились на практические вопросы. — Доктор Аким Ясько. Он эндокринолог и специалист в этой области.
— Да, ну, это я знаю. И знаю, что он посоветовал частную больницу, мама, знаю, что ты хочешь, чтобы я туда отправился. — Она не подтвердила его слова и выглядела несколько неуверенно. — Ну, ты об этом говорила, — сказал он. — Это я знаю.
— Твой отец против, — сказала она. На самом деле начала размышлять вслух. — Ему Ясько не нравится. Как и вся эта идея.
И она снова заплакала. Просто не сдержалась. Ничего не могла с собой поделать.
— Ройбен, я боюсь, — шепотом сказала она.
— Знаю, мама. И я тоже. Но я хочу, чтобы ты сделала то, что сейчас для меня лучше всего. А для меня сейчас лучше всего оставаться одному.
Она отпустила его и уперлась во входную дверь.
— Я тебя не отпущу, — сказала она. — И вдруг прикусила губу. — Ройбен, ты написал просто поэму в прозе про этого вервольфа, это чудовище, которое на тебя напало, но понятия не имеешь, что на самом деле происходит!
У него не было сил смотреть на нее, такую. Он шагнул к двери, но она окаменела, так, будто готова была стоять насмерть, чтобы его не выпустить.
— Мамочка… — тихо сказал он.
— Ройбен, этот Человек-Волк, это существо, убивает людей, — выпалила она. — Со всеми уликами с места преступления происходит одно и то же. Это существо, Ройбен, которое на тебя напало, которое заразило тебя чем-то очень мощным, очень опасным, тем, что влияет на весь твой организм…
— Что, мама, ты думаешь, я становлюсь вервольфом? — спросил он.
— Нет, конечно же, нет, — ответила она. — Этот безумец не вервольф, это чушь все! Но он безумен, опасен, омерзительно безумен. А ты — единственный человек, выживший после нападения. В твоей крови и тканях есть нечто, что может помочь им найти это существо, но, Ройбен, мы не знаем, что делает с тобой этот вирус.
А, так вот что она думает по поводу происходящего. Конечно. Совершенно логично.
— Малыш, я хочу взять тебя в больницу — не в эту подозрительную, в Саусалито, а просто в главную больницу Сан-Франциско…
— Мама. — У него просто сердце разрывалось. — Я уж подумал, что ты меня Человеком-волком считаешь, — сказал он. Ненавидел себя за то, что проверяет ее таким способом, лжет ей, но иначе он не мог. Ему хотелось обнять ее, сохранить ее ото всего, и от правды тоже. Как будто она и не была Грейс Голдинг, знаменитым хирургом.
— Нет, Ройбен, я не думаю, что ты способен взбираться по кирпичным стенам, перепрыгивать с крыши на крышу и разрывать людей на части.
— Какая радость, — тихо сказал он.
— Но это создание, кем бы оно ни было, может являться переносчиком заразного безумия, понимаешь? Ройбен, пожалуйста, попытайся понять, что я говорю. Бешенство — заразное безумие, понимаешь? А ты был заражен чем-то куда более опасным, чем бешенство, и я хочу, чтобы ты пошел со мной в больницу, немедленно. Ясько говорил, что ему известны другие случаи, с такими же странными особенностями. Сказал, что есть реальная опасность того, что это губительный вирус.
— Нет, мама, не могу. Я приехал сюда, чтобы ты своими глазами увидела, что со мной все в порядке, — сказал он, так мягко, как только мог. — А теперь, когда ты в этом убедилась, я уезжаю. Пожалуйста, мама, отойди от двери.
— Хорошо, тогда оставайся здесь, дома, — сказала она. — А не сбегай в лес!
Она вскинула руки.
— Мама, я не могу.
Он отодвинул ее в сторону, грубо, зная, что никогда не простит себе этого, и выбежал за дверь прежде, чем она успела остановить его. Сбежал по кирпичной лестнице и прыгнул в машину.
Она стояла в дверях, и впервые в жизни он увидел в ней маленького, уязвимого человека, слабого и испуганного, ошеломленного происходящим. На месте его прекрасной матери, человека, каждый день спасающего человеческие жизни.
Не проехав и квартала, он расплакался. К тому времени, как подъехал к кафе, где его ждала Лаура, плакал так, что едва видел перед собой. Отдал ей ключи и вышел, пересаживаясь на пассажирское сиденье.
— Все кончено, — сказал он, когда они поехали в сторону автострады. — Я никогда больше не смогу быть частью их, никого из них. Все кончено. Мне нужны новые документы, новая личность, вот что мне нужно. Другой адрес, другое свидетельство о рождении, другой паспорт. Боже! Что же мне теперь делать?
— Хочешь сказать, она знает.
— Нет. Она знает многое, но не может позволить себе сделать вывод. На самом деле, нет, она не знает. А я не могу ей сказать. Скорее умру, чем скажу. Боже, я не знаю, что она сделает, если узнает. Хотя, нет, я знаю. И всегда знал.
Они еще не доехали до середины Голден Гейт, когда он уснул.
Проснулся он ближе к вечеру, когда они сворачивали с шоссе 101 на развязку, чтобы попасть на Нидек-роуд.
Назад: 25
Дальше: 27