Глава 3
Зона

Он лежал на спине, зажимая ладонью правую часть живота. И улыбался. Это хорошо, что скалится. Значит, живой и пока не в отключке. Вокруг его ладони расплывалось бурое пятно, медленно увеличиваясь в размерах.

Самое поганое на войне – ранение в живот. Хрен его знает, что задето, что нет. Причем делать ничего нельзя. Ни кишки вправлять, ни пулю доставать. Только повязку на брюхо – и в госпиталь как можно скорее, пока друг-товарищ от перитонита не загнулся.

Но в Зоне госпиталя нету. Есть один крупный спец, но не донесу я американца до него по болотам. Проще сразу пристрелить, чтоб не мучался.

– Куда? – прошептал Шухарт. – И сколько?

Сквозь рев двигателя слов было не услыхать, но я прочел по губам и ответил честно.

– Похоже, печень задета. От четырех до восьми часов.

Рэд на мгновение прикрыл глаза – ясно, мол. Потом взглядом показал на мой автомат, болтающийся на боку.

Я его понимаю прекрасно. Чем мучиться от четырех до восьми часов, лучше уйти тихо и практически безболезненно. Но пока катер выруливал из гавани, у меня появилась дурная идея. Дурная настолько, что я сам подивился – придет же такое в голову!

Вообще-то, если разобраться, то на кой мне нужен абсолютно незнакомый сталкер, с которым я знаком всего-то несколько часов? Правильно, на хрен он мне не сдался. И за каким, спрашивается, лядом мне сейчас лезть из кожи вон, рискуя получить в брюхо или другую часть тела аналогичную пулю, которой я только что столь удачно избежал? И это верно, резону никакого. Просит смертельно раненый очередь в голову – уважь человека и не мучай ни себя, ни его заранее провальными прожектами.

Но такая уж я редкостная сволочь, что если втемяшится мне в башку какая-то безумная идея, значит, так тому и быть. И пусть я сейчас мысленно объясняю сам себе глупость и бесперспективность моего плана, в душе я уже знаю: не дождаться Шухарту пули в мозг, пока я, гад такой, вивисектор и садюга, не попробую сделать то, что задумал.

– Зачем? – прошептал американец, поняв по моему задумчивому портрету, что так просто ему не уйти в Край вечной войны.

– Не знаю, – сказал я, доставая из подсумка перевязочный пакет. – Но попробовать надо…

Капитан сначала не поверил, когда я объяснил ему, что от него требуется. Пришлось объяснить повторно, ткнув пальцем в карту, висящую на стене рубки: проходим еще километра три по Киевскому морю, потом поворачиваем налево, потом просто идем по Припяти и вот тут, где у тебя черный кружок, высаживаем пассажиров, то есть нас. После чего расходимся в разные стороны, к всеобщему удовольствию.

– Расходиться некому будет, – мрачно произнес капитан. – Ты знаешь, кто там сейчас живет-то?

– Понятия не имею, – честно признался я. – Слухи разные бродят, но конкретно вроде бы никто ничего не знает.

– Я знаю, – буркнул капитан. – Где-то с месяц назад парнишка один к ним в плен попал, но сумел сбежать. Только не весь. У него местные руку отрезали по локоть, зажарили и сожрали. А на рану швы наложили и каким-то хабаром прижгли. Зажило так, будто на том месте никогда руки и не было. Пацан же ночью умудрился свалить, наверно, от шока силы появились. Как этот инвалид через Зону до Страхолесья добрался – загадка. Только хорошо ему все равно не стало, умом он тронулся. Все говорил, что Чернобыль – это ад, а его обитатели – великие грешники, которые умерли и попали туда на вечные муки. Мол, это живое зло, которому до самого Апокалипсиса предстоит скитаться долиною смертной тени…

– Зло, значит, – хмыкнул я. – Ну, тогда нам бояться нечего. А Апокалипсис – он давно настал, просто ты не заметил.

И щелкнул крышечкой своей зажигалки, изъятой у мертвого профессора.

В общем, капитан согласился доставить нас в Чернобыль. Куда ему было деваться со своей лодки да под автоматом-то? Правильно, некуда.

Десять с хвостиком километров до устья Припяти пролетели быстро – капитан отлично знал фарватер плюс страстно мечтал поскорее от нас избавиться. Потому и в Припять влетел, словно гонщик «Формулы-1» в крутой поворот, вписался красиво и почти не снижая скорости.

Я стоял возле пулемета, смотрел на берега реки, заросшие густым камышом, и гадал, выживет американец или нет. В смысле, дотянет ли до пристани. Признаться, не особо верил я в успех своего предприятия, да и, по большому счету, наплевать было мне на то, чем оно закончится. Я этому Рэду ничего не должен и пытаюсь спасти его шкуру не из-за того, что я высокоморальный альтруист, а просто исключительно по причине вредности своего характера. Как у Высоцкого: «Если я чего решил, я выпью обязательно». Ну и вот. Решил я попытаться вытащить это импортное тело с того света – значит, попытаюсь, пусть даже ради этого придется прогуляться долиною смертной тени. Такой уж у меня паскудный характер – причем паскудный он прежде всего для меня самого…

Пока я от нефиг делать гонял туда-сюда в голове философские мысли, летящий вперед катер налетел на какую-то хрень и чуть не перевернулся. Меня швырнуло на пулемет, Шухарта, лежавшего на палубе, приложило о борт, хорошо, что вообще с палубы не сбросило. Хотя как сказать? Утоп если б, может, ему и лучше было бы…

– Полегче, коновал, – прорычал я. Проклятая пуля, располосовавшая на мне шкуру – хоть молнию вставляй – тоже была далеко не подарком. Хорошо, что перевязочных пакетов нам с Шухартом на двоих хватило. И, как назло, именно раной я приложился об пулемет, после чего у меня незамедлительно появились звезды в глазах и острое желание отрубить капитану руки по самую задницу, откуда они и растут.

– Сомы, – извиняющимся тоном отозвался капитан, высунувшись из рубки. – Мутанты, мля. Кидаются на все, что движется, совсем охренели. Здесь встречаются экземпляры длиной почти с мой катер.

– Очень мило, – сказал я. – Ты скорость-то сбрось, голландец летучий.

И пошел проверить, жив ли там Шухарт.

Американец дышал, но был без сознания. Повязка, туго стягивающая его живот, изрядно напиталась кровищей. По ходу, печень реально задета и в брюхе у него сейчас, как у водяного из известного мультика. В общем, по-хорошему, вряд ли до вечера протянет. Который, кстати, уже не за горами.

Русло Припяти извивалось рассерженной змеей. По пути нам то и дело попадались ржавые останки речных судов, какие-то бревна, торчащие прямо из воды, мусор и тому подобная гадость. Но капитан продолжал уверенно вести катер вперед на средней скорости, умело обходя препятствия, словно делал это уже не раз. Угу, стало быть, дорога на Чернобыль тебе известна. Любопытно, какой же у тебя там, дядя, интерес?

Но удовлетворять любопытство времени уже не было. Вдали, километрах в десяти отсюда, маячила в предвечерней дымке хорошо знакомая всем сталкерам труба, торчащая из крыши Третьего энергоблока ЧАЭС, а слева из-за очередного поворота среди камышей показалась старая пристань.

– Приехали, – радостно заорал капитан, направляя катер к берегу.

Растолкав носом остовы деревянных лодок, догнивающих возле пристани, наш «летучий голландец» аккуратно притерся бортом к бетонному причалу. Капитан, не глуша мотора, вылез из рубки и метко набросил швартов на единственную сохранившуюся причальную тумбу. После чего, опасливо косясь на берег, сбросил на пристань легкий трап и предложил:

– Ну что, давай помогу твоего другана на плечи забросить.

– Я сам, – бросил я. И добавил: – Не люблю, когда за спиной стоят.

Признаться, кантовать взрослого бесчувственного мужика дело весьма проблемное. Но и капитан не внушал мне доверия. Так что уж лучше мы как-нибудь сами.

Присесть, взять, приподнять, взвалить… выдохнуть. Почему живой всегда легче полуживого, который без сознания? Хотя мертвый тяжелее любого из них, вообще будто мешок с камнями прёшь.

Преодолев шаткий трап, я сошел на берег, сделал десяток шагов и услышал то, что ожидал услышать. Люди не меняются. Они предсказуемы, как погода в Зоне, которая всегда хмурая и промозглая.

Боек лязгнул, но выстрела не последовало. Оно и понятно. Если из пулемета вытащить возвратную пружину, а из ленты – один патрон, процесс не пойдет. Вот поэтому я всегда перед эксплуатацией проверяю любое оружие. Стараюсь по крайней мере.

А капитан, видать, явно не на то учился. Поэтому я не стал ждать, пока он сбегает в рубку за наверняка припрятанным там пистолетом или не предпримет еще какую-нибудь пакость, а просто развернулся и из крайне неудобного положения дал очередь от живота, стараясь при этом не уронить Шухарта.

Получилось нехорошо. В нормальном положении я всегда стреляю нормально, то есть, если собираюсь убить – убиваю, не позволяя цели мучиться. Ни к чему это, не по-человечески. Но сейчас мне было не до высокоморальных изысков, поэтому капитан из щедро выпущенной очереди поймал объемистым брюхом две или три пули, которые и отбросили его к противоположному борту.

Пуля в живот – плохая рана, с которой можно до суток промучиться, пока кровью не изойдешь и перитонит тебя не доконает. По идее, надо было вернуться и добить. Но у меня на плечах сейчас лежал точно такой же раненый, которого надо было еще нести и нести. Поэтому я рассудил, что капитану тоже не следовало пытаться стрелять в спину человеку с эдакой ношей. Судьба, как всегда, распорядилась справедливо, направив мою руку и наградив незадачливого стрелка по заслугам. Пошатавшись по Зоне с моё, поневоле станешь убежденным фаталистом.

Поэтому я, не обращая более внимания на стоны раненого капитана, направился вперед по растрескавшемуся от времени асфальту, держа курс на полуразрушенный храм, маячивший впереди.

Как-то давно в одной заброшенной лаборатории видел я карту Чернобыля и запомнил ее отлично – такая уж у нашего брата снайпера привычка, фиксировать в памяти местность и всякие-разные топографические документы, ее отображающие. Судя по той карте, прямо за храмом должна была находиться русская школа, функционирующая до аварии восемьдесят шестого года, после нее, естественно, брошенная.

Так вот, про ту школу среди сталкеров ходило много легенд, как и про весь Черный город, окруженный с суши множеством аномалий. Со стороны Припяти, кстати, сюда тоже никто не совался – себе дороже. Потому что из тех, кто сунулся, еще никто не вернулся обратно. А вот слухи ходили, причем весьма правдоподобные. И пёрся я сейчас к той школе, опираясь лишь на легенды и слухи, что, если разобраться, было стопроцентной глупостью. Но больше я ничего для раненого американца сделать не мог. Если б мы с ним бок о бок от общего врага не отстреливались, хрен бы я сейчас трюхал, надрываясь, по развалившемуся от времени асфальту. Но история не знает сослагательного наклонения, потому и тащился я сейчас к той школе, обливаясь потом и тихо матерясь про себя.

Сталкерские байки не обманули. И вправду, сразу за развалинами церкви открылось мне приземистое двухэтажное кирпичное здание, больше похожее на тюрьму, чем на школу. Местами застекленные, узкие окна были забраны решетками, причем как на первом этаже, так и на втором.

Рядом со входом валялась уже поросшая травой хлипкая дверь с ржавой табличкой «Школа № 2». Взамен нее в кирпичном проеме стояла вполне себе грозная с виду стальная дверюга, сваренная грубо, но надежно. Над дверью был прибит гвоздями-«соткой» кусок жести с кривовато намалеванной надписью: «Бар 1000 бэр».

«Красноречиво, – подумал я. – «Если мне маразм не изменяет, тысяча биологических эквивалентов рентгена – это стопроцентно смертельная доза радиации при однократном облучении. В этом отношении название другого популярного сталкерского бара намного гуманнее – там доза обозначена, при которой в организме наблюдаются относительно легкие изменения, что могут даже и не привести к острой лучевой болезни».

Руками стучать в эдакие ворота дело не только в моем положении неудобное, но и, подозреваю, вообще бесполезное. Не иначе хозяева бара готовились к долгой осаде и не пожалели на дверь металла. Поэтому, подойдя, я несколько раз долбанул по ней ботинком. Глухо. Что по звуку, что по результату. Вымерли там все, что ли? Тогда я принялся стучать методично и занудно, как по батарее соседям, любящим баловаться с перфоратором – рано или поздно, но результат появится. Какой – неважно, но что он будет, это сто процентов.

И точно. Узкое оконце в верхней части двери открылось, в нем одновременно показались глаз и рядом с ним дульный срез ствола. На всякий случай откачнувшись в сторону глаза, я вежливо попросил:

– Откройте, другу плохо.

– Пшел вон, – раздалось в ответ, и окошко едва не захлопнулось, если б я не успел сунуть туда ствол своего МП5.

– Открывай, у меня дело к хозяину.

– Ах ты, сука, – задумчиво произнесли за дверью.

Оно и понятно. Положение хоть и несложное, но неприятное. Окно не закрыть, и в любую минуту незваный гость может на спуск нажать. Конечно, зона поражения ограничена, но рикошеты опять же, да и по-любому начальство по головке не погладит, что так лоханулся… Плюс гость нахальный больно, хозяина вроде как знает. Короче, для рядового охранника задача непосильная.

Послышались глухие удаляющиеся шаги, и почти сразу вслед за ними – приближающиеся. Стало быть, секьюрити позвал подмогу. Ладно, учтем. Глухо проехался по пазам, судя по звуку, нехилый засов, и сезам отворился – я едва успел автомат из амбразуры выдернуть.

Вполне ожидаемо за дверью стояли две хари с АК в лапах. Причем хари не в оскорбительном смысле этого слова, а в самом прямом. Жуткие, изуродованные кошмарными мутациями морды напоминали человеческие лица весьма отдаленно. Да и фигуры тоже не отличались идеальными пропорциями. Руки длиннющие, ноги кривые, у одного вообще коленками назад, как у древнегреческого Пана. Зато снаряга у секьюрити была правильная. На каждом одеты не просто броники, а усиленные штурмовые костюмы. Такому мой автомат даже в упор не особо страшен, разве что в сочленение бронепластин пуля попадет, но надеяться на это не стоит: пока я их доспехи буду на прочность испытывать, они вдвоем из своих АК всяко меня уделают, без вариантов. Тем более в моем незавидном положении.

– Чего надо? – проскрипел козлоногий.

– К хозяину надо, – повторил я.

– За каким это хреном хомо притащился к нормам, хотел бы я знать?

Вот оно как. По ходу, теперь во всех мирах человека разумного мутанты презрительно зовут «хомо», себя при этом причисляя к «новым людям», «нормам» или как там еще можно красиво обозвать вершину эволюции.

– Про то хозяину скажу, – упрямо повторил я.

Секьюрити переглянулись. Уродливые головы не были защищены шлемами, наверно, чтоб удобнее было ими вертеть. Упущение, кстати. Когда напяливаешь на себя тридцатикилограммовую броню, лучше одевать ее полностью. А то, ежели про шлем забудешь, у противника обязательно появится нездоровый азарт отстрелить тебе именно башку, не тратя боезапас впустую.

– Здесь говори, – отрезал козлоногий. – Иначе тут и ляжешь сейчас вместе со своей падалью.

Мысленно я разместил перекрестие воображаемого прицела на узком лобике козлоногого. Картина мне понравилась, что помогло удержать эмоции и указательный палец, невольно потянувшийся к спусковому крючку.

– Хабар хочу ценный обменять на жизнь своего друга.

– О как, – козлоногий растянул безгубый рот до ушей. – Так давай его сюда, мы хозяину снесем и ответ передадим.

– За идиота меня не держи, – ответил я. – Хабар в надежном месте. Но если ты такой упрямый, я пойду других клиентов поищу. Правда, если твой шеф узнает, что ты честных сталкеров с деловыми предложениями отваживаешь, он тебя точно по лысине не погладит.

Козлоногий щериться перестал, длинно сплюнул на пол и рявкнул:

– Хрен с тобой. Молчун, забери у хомо ствол и не спускай с него глаз. Что не так – стреляй.

Я не сопротивлялся, когда товарищ козлоногого обезоружил меня. Это нормально. Если ты идешь к начальству, охрана всегда требует сдавать стволы. Большим людям за свою жизнь приходится опасаться гораздо серьезнее, чем маленьким – что в Зоне, что на Большой земле.

Пройдя недлинным коридором, мы оказались в баре. Обычная сталкерская забегаловка с виду, где можно выпить, закусить, спихнуть лишний товар или приобрести необходимое, дать/получить в морду, а также поговорить по душам. Обшарпанные столы и стулья на заплеванном полу, сизый сигаретно-папиросный дым под закопченным потолком, барная стойка, сколоченная из грубо ошкуренных досок с претензией на элегантность, а также боковая дверь, сваренная из металлических прутьев, куда обычно посторонним вход воспрещен. В общем, обычный бар… с крайне необычными посетителями.

Таковых было тут немного, штук шесть от силы. Подумать «человек шесть» мозг не повернулся. Ибо не люди сидели за столами, совсем не люди. Разве что одежда человеческая да оружие, а остальное – жуть жуткая. Хари, изуродованные чудовищными мутациями, конечности, изломанные под такими углами, что невозможно представить их функциональными. И взгляды – страшные, даже у зверей таких глаз не бывает. У тех просто чистая, незамутненная жажда добычи читается или ярость на того, кто покусился на святое – гнездо, нору, детенышей… И ничего больше. А здесь сидят и смотрят так, будто всю жизнь мечтали мучить тебя, страшными пытками пытать, наслаждаясь тем, как медленно уходит жизнь из тела, трепещущего от адской боли…

– Хомо, – презрительно протянул здоровенный одноглазый урод, сидящий ближе всех ко входу. Второй глаз прикрывало новообразование величиной с детский кулак, и на него же похожее – с пальцами и крошечным ноготком. Нос огромный и крючковатый, с одной ноздрей. А ниже – кожные складки, одна из которых наверняка рот. Ведь чем-то же оно должно было сказать «хомо»?

– Два хомо, – уточнил его сосед, смахивающий на кусок теста, в который понапихали разные органы, причем делали это второпях, суя их куда попало. – Один пока живой, второй почти дохлый.

– Дожили, – вздохнул третий, тощий и узловатый, похожий на старую корягу, долго пролежавшую в гнилой воде. – Хомо в Черный город как к себе домой ходят. Или это ты, Копыто, нам закуску свежую привел?

Ничего себе… Невольно я перевел взгляд на ботинки козлоногого. Да нет, непохоже, чтоб там копыта были, иначе б с него бронештиблеты сваливались. Хотя шнуровка плотная, мало ли…

– Полегче, Сушняк, – бросил на ходу Копыто. – Пока хозяин свое слово не сказал, это гости. А скажет – как знать, может, оно и закуска будет.

– Годится, – хмыкнуло за соседним столом что-то вообще невообразимое, еле втиснутое в громадную брезентовую робу, похоже, сшитую на заказ. – За стейк из свежей хомятины я б прям сейчас пару «черных брызг» отсыпал.

– А тебе лишь бы жрать, все равно что, – заметил Сушняк. – Хотя от жаркого из свежего хомо я б тоже не отказался.

«Похоже, нам тут не рады», – подумал я, пока Копыто отпирал решетчатую дверь. Как по мне, так взгляд бармена мне больше всего не понравился. Здоровенный мужик за стойкой был почти без отклонений, если не считать переразвитые скулы, на краях которых находились внимательные глаза без век. Все это вместе делало бармена похожим на рыбу-молот, неторопливо-медлительную с виду, но, тем не менее, хищную и опасную. Нас с Шухартом эти глаза прям за секунду расчленили, расфасовали и отправили получившиеся части по назначению – что-то на кухню, что-то в морозильник, а наименее аппетитное – свиньям и собакам, или что там у них водится на заднем дворе бара для утилизации остаточного биоматериала.

Но у козлоногого были иные планы, наверняка обоснованные строгими инструкциями. По ходу, он и сам был не прочь завалить нас прямо возле двери и полакомиться свежатинкой. Но, как мне показалось, неведомый хозяин бара гораздо больше пекся о своем кармане, нежели о желудках посетителей бара и его охраны. Как и везде в Зоне, такого рода заведения прежде всего существуют для скупки хабара и перепродажи его за кордон, а все остальное – так, побочный бизнес. Значит, у нас был шанс. Пусть слабый, но был.

Согласно сталкерским легендам, в Чернобыле жили человекообразные мутанты, исповедующие какую-то странную и страшную религию: себя они считали априори грешными перед своим богом, и грехи эти смыть можно было только кровью нормальных людей, неизмененных близостью к разрушенной ЧАЭС. Кровью этой они умывались и с удовольствием чистили организм изнутри, принимая вовнутрь, причем зачастую вместе с мясом пойманных людей. На моей памяти сталкеры не раз порывались зачистить Черный город от мутировавшей нечисти, но со стороны суши он был отделен целыми полями смертельно опасных аномалий. Со стороны Припяти тоже не пробраться – река в районе Чернобыля была практически завалена крупногабаритным мусором, и катера сталкеров, не знающих фарватер, непременно садились на мель или напарывались на корягу, торчавшую из воды. Потерпевшим кораблекрушение ничего не оставалось, как броситься в воду и плыть к берегу, после чего их больше никто никогда не видел. Кстати, еще одно подтверждение связи с местным населением нашего капитана, упокой его Зона.

Но была и еще одна легенда, ради которой я и поперся в проклятый город. «Синяя панацея». Светящийся кристалл, способный излечить любое заболевание, в том числе спасти человека после смертельного ранения. Правда, потом «панацея» переставала светиться на некоторое время, заряжаясь энергией для следующего чудотворного сеанса.

Самое интересное, что сталкерская братия абсолютно точно указывала местонахождение «синей панацеи» и ее хозяина Орфа, хозяина бара. Мол, стоит тот бар неподалеку от пристани, сразу за разрушенным храмом. Ежели заболел неизлечимо, то есть шанс у тебя добраться до того мутантского бара и попытаться договориться с Орфом. Можно, конечно, попытаться и до тереховских болот дотащиться, где еще один великий целитель проживает. Но, во-первых, это через всю Зону переться, и, во-вторых, не каждый знает пути-дороги по тем гиблым местам. Так что, если выбора нет, и ты оказался возле Чернобыля, можно и рискнуть.

У меня выбор был – бросить Шухарта и заниматься своими делами. Но я выбрал другое. До болот мне его точно не донести, потому пришлось двинуть туда, откуда пока еще никто излеченным не вернулся. Бред? Согласен. Но, с другой стороны, как сказал Шекспир, наша жизнь – это сказка, рассказанная безумцем и не имеющая никакого смысла. Прав классик, тысячу раз прав. И если жизнь – это бред сумасшедшего, то почему бы не попробовать то, что ни разу не удавалось другим? В бреду-то все возможно.

Вот о чем думал я, поднимаясь по ступеням на второй этаж следом за козлоногим Копытом и заодно прикидывая, что я буду делать, если моя затея не выгорит. Понятное дело, горло под нож не подставлю и одного-двух мутантов с собой в Край вечной войны точно заберу. Во всяком случае, очень постараюсь.

Второй этаж бара представлял собой длинный коридор. С одной стороны ряд окон, с другой – двери, за которыми когда-то очень давно, до аварии, были учебные классы. Сейчас же на широких подоконниках лежали мешки с песком, а по всему полу были разбросаны стреляные гильзы, обглоданные кости и другой мусор, который никто и не думал убирать.

Наименее облезлую из дверей охраняли двое здоровенных мутантов, над которыми природа поглумилась не так грубо, как над их сородичами. У одного при довольно правильных чертах лица я заметил лишь обилие лишних пальцев на кистях, у второго же, полностью лысого, отсутствовали ушные раковины и нос, на их месте были просто черные отверстия.

Вооружены караульные были богато – автоматы СР-3М, объединяющие в себе достоинства знаменитых СР-3, «Винтореза» и «Вала», на поясах – пистолеты «Пернач», разработанные самим Стечкиным для замены его знаменитого АПСа, а также стреляющие ножи НРС-2. Про камуфлу я даже не говорю – дорогие штатовские «мультикамы», о которых нашему брату нищему сталкеру только мечтать. Плюс, опять же, американские бронежилеты OTV. Плюс разгрузки индивидуального пошива, сработанные явно на основе известной MOLLE, но переделанные под запросы хозяев. В общем, снаряга по первому классу, для обычных цепных псов более чем крутая. Интересно, что представляет собой хозяин, имеющий возможность так обряжать свою охрану?

– Это еще что за цирк? – поинтересовался многопалый, увидев меня с Шухартом на плечах. Удивился по ходу так, что даже от дверного косяка отклеился, который подпирал до этого спиной.

– Это к хозяину, – в тон ему ответил Копыто. – Напросились. Вернее, вот этот носильщик напросился, второму-то уже не до просьб.

– Хомо? К хозяину? По своей воле? – не поверил охранник.

– Ага, я тоже офигел маленько, – согласился козлоногий. – Потому и привел.

– Шел бы ты, Копыто, отсюда, со своими приколами, – посоветовал безносо-безухий. – Хозяин сегодня не в духе.

– А ты шел бы, Боулинг, со своими советами, – ощерился козлоногий. – Вон, Пианисту советуй, каким пальцем в ухе ковырять, мне не надо. У меня инструкции.

– Многовато на себя берешь, – бросил многопалый, нехорошо улыбнувшись.

– Нормально беру, сколь смогу унести – все мое, – в ответ осклабился Копыто.

– Эй, что за базар там? – раздалось из-за двери.

Охрана мигом подобралась и вразнобой сообщила примерно одно и то же:

– Копыто с Молчуном двух хомо приволокли. Говорят, что те, типа, сами к вам просятся.

– Молчун тоже говорит? – рыкнул невидимый хозяин. – Ладно, заводите. Посмотрим, что за хомо такие.

Пианист услужливо открыл дверь, пропуская меня. Ну, я и вошел, стараясь не приложить бесчувственного Шухарта головой об косяк. Кстати, возможно, ему уже все равно было – еще внизу, в баре, он перестал подавать признаки жизни. То ли помер, то ли отрубился. Если первое – обидно, получается, я зря пер на себе эдакий груз, надрывая спину и последние силы.

Правда, когда я увидел хозяина кабинета, то про спину моментально забыл, ибо зрелище было не для слабонервных.

За большим столом, вольготно развалясь в кресле, сидел редкостный урод, положив на столешницу огромные ручищи. На квадратных плечах мутанта удобно разместились две головы на длинных и мощных шеях, ничуть не мешающих друг другу. И были те головы страшными до жути. Вроде и человечьи, но в то же время уж больно много в них было то ли собачьего, то ли волчьего. Вытянутые вперед челюсти с чуть торчащими наружу верхними клыками, глаза внимательные с крохотными точками зрачков и остроконечные уши, расположенные на ладонь выше, чем положено человеку, и развернутые раковинами вперед. В общем, кошмар. Незабвенный Монстр и то выглядел менее отвратно.

– Что, впечатляет? – усмехнулась левая голова, показав ряд крепких, острых зубов.

– Впечатляет, – честно признался я. – Можно товарища на стул посадить?

– Сажай, – пожал плечами урод. – А лучше снеси вниз и закопай, толку больше будет. Или бармену сдай на мясо, еще и заработаешь. Правда, немного – дохлятина в разы дешевле свежака.

Обстановка кабинета была скромной: помимо стола и начальственного кресла стояли тут два обшарпанных стула с деревянными спинками да огромный несгораемый шкаф еще советского производства. Ну, еще карта Зоны отчуждения на стене висела да разобранный «Пустынный орел» лежал на газете промеж хозяйских лап – оно и понятно, другой пистолет в такие грабли просто не поместится. Второй аналогичный пистолет, полностью собранный и готовый к работе, находился рядом с правой лапой мутанта. Это правильно. Если один ствол разбираешь-чистишь, второй должен быть под рукой, мало ли что. С первым разберешься, проверишь все, зарядишь, тогда можно и за второй приниматься.

Сгрузив на стул бесчувственное тело американца, я мимоходом положил ладонь ему на шею. Да нет, закапывать пока рано – нитевидный пульс прослеживается. Хотя Орф прав: осталось Рэду жить на десяток затяжек прокисшим воздухом старой школы.

«Кстати, вот оно почему Орф-то», – подумал я, опускаясь на второй стул и припоминая прочитанную некогда занятную книжку «Мифы древней Греции». Там как раз описывался злобный двухголовый пес с аналогичной кличкой, которого мимоходом прищучил Геракл, выполняя свои двенадцать квестов. Ну уж не знаю, что там за Халк стероидный был тот Геракл, мочивший древнегреческих мутантов направо-налево. Я б лично не хотел схлестнуться в ближнем бою с эдаким монстром, что сейчас за столом сидел. Судя по его рукам, на которых не было ни капли жира и каждая мышца словно резцом скульптора обточена, двигаться это чудовище должно быстро и смертоносно.

– Дай угадаю, – задумчиво произнесла левая голова, при этом правая демонстративно зевнула во всю пасть. – Тебе было недосуг тащиться на болота, и ты, решив рискнуть, притащил сюда своего кореша в надежде на «синюю панацею». Так?

Я кивнул.

– Хорошо, – хмыкнула левая. – Предположим, я реанимирую твоего друга. Что взамен?

Двухголовый был прирожденным дельцом, это не отнять. Живая иллюстрация к поговорке «одна голова хорошо, а две – лучше».

– Взамен то, что тебе нужно от сталкера, который хорошо знает Зону, – ответил я.

– С чего ты взял, что мне от тебя что-то нужно? – синхронно обеими головами прищурился Орф.

– Все просто. Если б тебе ничего не надо было, твои охранники не провожали б меня к тебе на второй этаж, а вальнули сразу после того, как я сдал оружие, не слушая мои сказки про ценный хабар, что я тебе приволок. Хабар-то проще даром забрать, для вас же хомо – не люди.

Вообще-то, я блефовал по-черному. Хрен его знает, может, у них так принято: пожелало пришлое мясо аудиенцию – а пожалуйста, без проблем, проводим с почетом и уважением.

Но мой ход оказался верным.

– Соображаешь, – кивнула левая голова, в то время как правая многозначительно щелкнула пастью. Похоже, интеллектом она не блистала, выполняя звуковое сопровождение при правой. – Уважаю нахальное мясо, особенно в чесночно-сметанном соусе. Но сегодня это не твой случай. Поясняю почему. Не далее как вчера наш слепой Сыч очередное предсказание кинул. Мол, придет в Зону сталкер, отменный стрелок. И получит он нож, который может рассекать границы между мирами. И много горя принесет тот сталкер и Зоне, и нормам, что живут в Черном городе.

«Вон оно как, – подумал я. – Что ж, их пророк недалек от истины. Только не в тему маленько его пророчество. Я вроде как уже пришел с Бритвой, только теперь она у Жилы. Вряд ли щекастый торгаш и есть тот суперстрелок, которого чернобыльским мутам нужно опасаться».

– И координаты Сыч указал довольно точно, и время. Когда его колбасит, он не ошибается. А вчера его колбасило, плющило и возило по-черному. Вот я и подумал, что хорошо бы убить двух зайцев одной оглоблей. И проблемного хомо зачистить, и ножик его заполучить. Что скажешь?

Я недоуменно посмотрел на двухголового.

– А что, у тебя своих киллеров нема? Вон двое около двери торчат, об косяк задницы протирают. С такой снарягой, как у них, не то что какого-то сталкера завалить, целый военный блокпост зачистить не проблема.

– Ну, насчет блокпоста ты загнул, – сморщила покрытый шерстью нос левая. – Для такого не только снаряга, но еще и мозги требуются, а с этим в любой армии проблема. Но дело даже не в этом. Не любят чернобыльских в Зоне. Что вояки, что сталкеры как увидят человекообразного мута, так сразу стрелять начинают. Посылать же вооруженную группу для проверки предсказаний слепого Сыча, по мне, так накладно, не шибко верится мне, если честно, про тот суперножик. А вот хомо, имеющий в этом деле личный интерес, – в самый раз.

– Логично, – кивнул я. – Только мне нужны гарантии.

Левая с интересом уставилась на меня, словно в первый раз увидела, в то время как правая хохотнула, раскрыв пасть, напоминающую изнутри волчий капкан.

Подождав, пока правая закончит ржать, левая произнесла задумчиво.

– Наверно, стоило спросить, как вас обоих зовут, кто вы такие и откуда…

В голове у меня мгновенно нарисовалась история в духе моих романов – про капитана катера, нанявшего двух помощников и зажавшего при дележке честно добытый хабар, про перестрелку возле чернобыльской пристани, про восстановленную справедливость и раненого друга детства…

– Но не спрошу, – произнес Орф, загубив мою душещипательную историю на корню. – Потому как мне похер ваши имена и биографии. Мне важен результат. И, как понимаю, тебе тоже.

С этими словами мутант уперся руками в стол и полностью вытащил наружу свое тело.

Вот те на…

Мощный торс еле-еле несли, трясясь от напряжения, две рахитично-кривые ножки. Впрочем, это Орфу особо не мешало. Вылезши из-за стола, он упал на четвереньки, оттолкнулся руками и в момент оказался возле шкафа – ножки только помогали телу сохранять равновесие. Мне тут же пришел на ум тиранозавр, которому его недоразвитые передние конечности нисколько не мешали гонять, словно цыплят, практически всех остальных динозавров доисторического мира.

Довольно ловко Орф отпер дверцу шкафа – и я замер в восхищении, ибо подобной коллекции редчайших даров Зоны я еще не видел. Многие из них вообще были для меня загадкой.

Пока я наслаждался невиданным зрелищем, Орф протянул лапу и взял с полки кристалл, похожий на обледеневшую кувшинку, внутри которого, словно живое, бесновалось ярко-синее пламя.

– Ну, вот она, «синяя панацея», – буднично произнес Орф, словно речь шла не о легендарном трофее, стоившем целое состояние, а о «булавке», цена которой пачка патронов 9×18 в базарный день.

– Вижу, – сказал я. – Но этот парень не доживет до того времени, как я выполню задание.

Левая голова поджала губы, правая тихонько зарычала.

– Ладно, твоя взяла, – наконец согласился Орф. – Но смотри, хомо. Если ты не вернешься через сутки в это же время с ножом и головой того снайпера, то твоего кореша наш повар подвесит на крюк и не спеша разделает на отбивные, прижигая места срезов каленым железом. Процесс где-то на сутки, проверено. А чтоб не загнулся он раньше времени, накачаем самогоном до бесчувственного состояния. Кстати, рекомендую – хороший первач, влитый в человечью тушку перед разделкой, придает мясу неповторимый аромат.

Я молчал. Говорить бесполезно, когда человек ли, мутант ли ведет монолог, слушая лишь самого себя. А этому вообще проще – всегда есть с кем поговорить. Правда, сомневаюсь, что вторая голова что-то может выдать членораздельное, кроме подвываний, щелканья пастью и пускания слюней. Хотя некоторым от собеседника больше ничего и не нужно.

Тем временем Орф подковылял к Шухарту и когтем подцепил на нем окровавленную камуфлу на животе. Та разошлась с треском, словно ее лезвием ножа резанули.

– Печень, – хмыкнул мутант. – Самое мое любимое блюдо.

Произнеся это, он вдруг с силой всадил «синюю панацею» в живот американца, будто бил на поражение «плоской розочкой» – так в народе называют донышко разбитой бутылки с торчащими из него осколками. Умельцы, зажав такую штуку в ладони, резко втыкают ее в лицо или в незащищенное брюхо жертвы, а потом проворачивают «розочку», вырывая при этом из тела нехилый кусок плоти.

Орф «панацею» проворачивать не стал, просто отнял ладонь от окровавленного живота Рэда и брезгливо вытер ее об левый рукав шухартового камуфляжа, который, пожалуй, единственный не был насквозь пропитан кровищей. Но меня сейчас интересовали не гигиенические процедуры мутанта. Я, остолбенев, смотрел, как внутри живота американца разливается синее пламя, пробиваясь наружу, словно свет лампочки из-под торшерного абажура, сработанного из тонкой кожи.

– Каждый раз удивляюсь, – прокомментировал Орф. – Ощущение, будто брюхо вскрыл, ладонь чувствует, как кишки рвутся от лепестков «панацеи». А руку уберешь – ничего, только сияние изнутри идет. Недавно пулю Молчуну из башки доставал, так у него из ноздрей, ушей и рта светило, будто я ему фонарь в череп ввинтил. И глаза сверкали, как два прожектора. Но ничего, «панацея» сработала нормально. Правда, и казусы случаются. Бывает, понравится ей внутри пациента, и тогда она его есть начинает изнутри. Но тут уж ничего не поделаешь. Орет бедолага, хоть из дома беги. И добить никак, «панацея» ему смерти не дает. Голову пытались рубить, так бесполезняк, не рубится шея, будто железная. Стрелять – тоже дохлый номер. Пули только плющатся или рикошетят от тела, того и гляди, сам под раздачу попадешь. Боулинг как-то предложил пациенту гранату в пасть запихать, ну, или не в пасть, куда получится, в общем. Дебил, одно слово. Еще не хватало «панацею» повредить. Пусть уж питается, если не повезло клиенту.

– И многим не везет? – поинтересовался я.

– Когда как, – пожал плечами общительный хозяин кабинета. – Иногда десяток подряд вылечит – и хоть бы хны. А порой через одного жрет, утроба ненасытная. И куда все девается – непонятно. Она, как поест, обратно вылезает и снова каменеет, только свет внутри нее переливается. Пациента же можно сеном набивать и в угол ставить для красоты. Пустой он внутри, как барабан, нету ничего. Ни костей, ни клочка мяса. Одна шкура задубевшая, как новая кирза, и глаза реально остекленевшие, синим светом слегка поблескивающие изнутри.

– Что ж ты не предупредил, прежде чем лечить?

– А смысл? – поинтересовался Орф. – Так бы твой кент гарантированно помер меньше, чем через час, а так у него какой-никакой шанс. «Синяя панацея» – она как раз для безнадежных, кому терять нечего. Кстати, она чаще вашего брата жрет. Порождения Зоны, вроде нас, нормов, редко от нее страдают, своих она не обижает. Но, похоже, этот твой хомо везучий.

Словно в подтверждение его слов, из черного от запекшейся крови входного отверстия на животе Шухарта вывалился слегка сплющенный кусочек свинца, скатился по заляпанной кровью штанине и упал на пол. Следом выползла «панацея». Сначала один лепесток показался, потом другой, расширяя рану.

Я слегка поморщился. Неприятное зрелище, когда из живого человека вот так лезет не пойми что. Слегка напоминает фильм ужасов про инопланетян и всякие там внеземные формы жизни. Хотя дамп его знает, что на самом деле из себя представляет то, что сталкеры прозвали хабаром. На Большой земле поговаривают и про Посещение инопланетянами, мол, все эти чернобыльские взрывы и их последствия – все это от них. Не верю я в эти сказки, но сейчас, увидев вылезающую из американца «панацею», на мгновение усомнился.

Орф шагнул вперед, подставил лопатообразную ладонь – и в нее упала мерцающая слегка потускневшим небесным светом синяя кувшинка, уже успевшая окаменеть.

– Устала, – улыбнулся Орф, пряча в железный шкаф свое сокровище. – Думаю, следующего хомо она точно схомячит, такой вот каламбур, хе-хе. Так что, если пулю словишь, приходи. Вылечим со скидкой как постоянного клиента.

Правая голова мутанта снова заржала, но я и тут промолчал. Главное достигнуто. Шухарт был еще без сознания, но на его абсолютно белое лицо довольно быстро возвращался румянец. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять – американец будет жить. Осталось только дождаться, пока он придет в себя, и…

– Как я и говорил, твой кореш останется здесь.

В стальном голосе Орфа больше не было свойских нот. Сейчас его левая голова бесстрастно оглашала приговор, в то время как правая скучающе зевнула.

– Времени у тебя сутки, – продолжал мутант. – Если завтра к вечеру ты не вернешься, значит, твой друг пойдет на котлеты, а я все равно найду тебя и взыщу долг. Сейчас Копыто проведет тебя через поля аномалий к Залесью. Там у нас бензозаправка оборудована, на которой останавливаются грузовики, что идут по шоссе номер десять напрямую через Черевач и Андреевку. Слепой Сыч сказал, что тот стрелок должен завтра на рассвете как раз появиться в районе Андреевки. Так что времени у тебя немного.

– Погоди, – произнес я, мысленно представляя карту Зоны. – Грузовики идут по десятому шоссе, которое начинается прямо от ЧАЭС и на другом конце Зоны упирается в блокпост Дитятки. И потом куда они направляются? Проезжают беспрепятственно через блокпост и едут прямо в Киев?

– А я почем знаю? – сказал мутант, возвращаясь к столу. – Может, в Киев, а может, в Днепровско-Тетеревский заповедник по грибы. Мне их шибанутые водилы не докладываются. И тебе к ним лезть не советую, если жить хочешь. Они два раза в сутки ездят, один грузовик днем, один ночью, так что поторопись. Пока водила заправляется, тихо влезай в кузов. Возле Андреевки грузовик обычно снижает скорость, чтоб их по ошибке с блокпоста из пулеметов не встретили. Тогда дождись момента, тихо слейся и действуй по обстановке. Все, аудиенция закончена.

И заорал зычно:

– Копыто, Молчун, проводите пассажира до заправки. И последите, чтоб его в городе местные не разорвали на антрекоты, он мне пока что нужен.

…Легенды говорили много чего про жителей Черного города. Мол, к людям они относятся, как мы к пище. Холодец из голов варят, из мяса – колбасу делают и продают на Большую землю через третьи руки для подпольных ресторанов, специализирующихся на человечине. Могут, например, кишки выпустить и быстренько, пока вся кровь не слилась, пропустить несчастного через большую шнековую соковыжималку. Кожу, снятую с рук живого сталкера, пустить на перчатки для своей девушки, мыла из подкожного сала наварить или в сушильной камере сделать экспонат для гербария – это все у них в порядке вещей. И я, идя по городу в сопровождении Копыта и Молчуна, в правдивости тех легенд ничуть не сомневался.

Уроды, что попадались нам на пути, провожали меня голодными взглядами. Думаю, не будь со мной Орфовой охраны, разорвали б меня на части прям на улице. Будь ты хоть Бэтменом во плоти, без оружия против толпы ловить нечего. Да и с оружием тоже, если она озверелая и жаждет твоей крови.

Но обошлось. Похоже, людей Орфа тут уважали, и за весь наш путь до окраины города никто из встречных мутантов даже слова не сказал в нашу сторону. Хотя, судя по звукам за спиной, постфактум каждый второй плевался брезгливо. Правда, себе под ноги, так как замыкал нашу процессию Молчун, а харкать ему в затылок, судя по всему, было делом небезопасным.

Чернобыль город небольшой, минут за двадцать хорошего хода мы вышли к границе города. Колоритное место. Справа большое старое кладбище, слева – разбитые в хлам машины, словно облитые прозрачной пленкой, по которой время от времени пробегают слабые электрические разряды. Золотом меня обсыпь, на десять метров не подошел бы к такой хрени – от нее смертью веет хуже, чем от кладбища.

Вперед тоже идти не особо хотелось. Прямо передо мной расстилалось поле, сплошь покрытое аномалиями, будто их тут собрали со всей Зоны. Травы на том поле не было, только морщинистая, лысая земля, будто скукожившаяся от страшной ноши. А на ней весь спектр местного счастья: и обширные лужи «ведьмина студня», и гигантские «комариные плеши», в которых навечно застыли сплющенные, покореженные автомобили, и «мясорубки», по краям которых разбросаны мелкие обломки костей и птичьи перья – какой-то там вороне сильно не повезло… В общем, настоящий сталкерский ад наяву.

– А теперь мы тебе глаза завяжем, – буднично произнес Копыто. – Чисто чтоб ты тропку не запомнил.

Я и тут спорить не стал и даже не дернулся, когда Молчун повязывал мне на голову тряпку, насквозь провонявшую у него в кармане прогорклым кожным салом и кислым потом. Нелегкое испытание для любого, кто ранее не бывал в плену. Я бывал, потому далось мне это дело проще. Секрет элементарный: еще до того, как тебе перевязали голову этим счастьем, начать дышать ртом – тогда, может, и не стошнит. Просто такие повязки никогда не стирают и не заменяют на новые. Наверно, специально, дабы пленник думал не о побеге, а именно о том, чтоб не проблеваться на спину впереди идущему конвоиру. Ибо чревато, особенно в моем случае, когда держишь того конвоира за ремень, а справа и слева потрескивает и пышет жаром неминуемая смерть.

Хорошо, что наше путешествие длилось недолго. Минут через десять зловещее потрескивание осталось позади, и Молчун снял с моей головы тошнотворную повязку.

– Ну, вот и все, – сказал Копыто. – Теперь идешь километр прямо по шоссе до села Залесье. Пройдешь старую школу, сразу за ней справа будут гаражи и АТП, где наши бензозаправку оборудовали. Она охраняемая, но ты парень ловкий, разберешься. Но смотри, если кого из наших грохнешь, мы узнаем моментом, и тогда твой дружок точно до утра не доживет.

– А вам разве Орф не велел меня до заправки проводить? – поинтересовался я.

– А ты не много вопросов задаешь, хомо? – процедил мутант сквозь зубы.

– Понятно, – кивнул я. – Оружие мне вернуть он тоже не распорядился?

– Короче, завтра вечером в это же время мы будем ждать тебя здесь, на границе аномального поля, – проговорил Копыто, будто и не слыша моего вопроса. – Хотя, думаю, не придешь ты, и ждет нас всех завтра в «Тысяче бэр» знатный ужин.

Сказав это, мутант повернулся спиной и, уверенно лавируя меж аномалий, направился обратно. Молчун двинулся за ним, словно плечистая тень. Я еще успел заметить, как Копыто что-то швырнул назад, в большую «мясорубку», после чего та тут же взвилась вверх трехметровым пыльным вихрем, скрывая мутантов от моего взгляда. Ага, это они все же опасаются, как бы я их секретную дорожку меж аномалиями не вычислил. Кстати, правильная мера безопасности. Даже и предположить не могу, что он такое туда бросил. Так «мясорубка» только на крупную добычу реагирует, типа лося или, на худой конец, человека. Хотя, похоже, у чернобыльских мутантов свои взаимоотношения с аномалиями.

Больше тут делать было нечего, поэтому я развернулся на сто восемьдесят и потопал себе по дороге.

Копыто не обманул. Минут через пятнадцать хорошего ходу я дошел до столба со ржавой табличкой, на которой, впрочем, еще вполне читалась надпись:

Сразу за столбом начиналась темная стена леса, углубляться в который на ночь глядя без оружия решительно не хотелось. Но дорога вела именно туда, так что выбора не было.

– М-да, – пробормотал я себе под нос, входя под мрачную сень деревьев. – Если выживу, обязательно напишу подробную инструкцию по тому, как ночью в Зоне пройти через лес и остаться в живых.

Словно в подтверждение моих слов, слева кто-то завыл, причем довольно близко. То ли мутировавшая собака, то ли еще какая-то тварь, мне неизвестная, но явно голодная. На сытое брюхо так тоскливо не воют.

И я побежал, хотя тоже готов был выть от голода и усталости. Зажевать бы сейчас кусок хлеба с тушенкой, рухнуть куда-нибудь под куст да поспать минут шестьсот. Мне ни матраца, ни одеяла не надо, только б никто не трогал. Но здесь, в лесу, до утра не дожить, потому я и мчался вперед, развлекая себя мыслями о еде и отдыхе, и при этом очень стараясь на бегу не сбиться с пути и не врубиться башкой в дерево.

Хорошо, что дорога была прямой, как стрела, а асфальт при СССР еще не научились разбавлять и класть пятисантиметровым слоем, так что шоссе было относительно в порядке. Я бежал, шестым чувством понимая – невидимые во тьме твари уже учуяли меня и сейчас продираются через кусты, чтобы догнать, повалить, разорвать…

Да уж, поздним вечером в лесу треск ломаемых веток по обеим сторонам дороги стимулирует лучше, чем фантазии на тему хлеба и тушенки. Лес стал немного реже, и я на бегу различил в сени деревьев контуры сельских домов со слепыми провалами окон. Мертвая земля, мертвое село. И ты, ночной спринтер, скоро будешь мертвым, если остановишься или хотя бы немного снизишь темп.

В общем, через Залесье я промчался на скорости, думаю, никак не ниже чемпионской. Отметив справа от себя знакомые очертания старой школы, которые в Союзе наверняка строили по одному и тому же чертежу, я резко свернул с дороги прямо через поле, к смутно белеющим впереди одноэтажным строениям, сложенным, похоже, из силикатного кирпича.

Хриплое дыхание, которое я уже слышал за спиной, стало отдаляться. Наверно, неизвестные хищники предпочитали охотиться в лесу, недолюбливая открытые пространства.

Над белыми строениями в сгустившихся сумерках я различил контуры наблюдательной вышки – и тут же рухнул в траву, хрипя как загнанный конь. Думаю, если я засяду писать новую книгу, инструкция в ней по выживанию в чернобыльском лесу будет очень короткой: не ходи туда в сумерках, а уж если зашел сдуру или по необходимости, то беги со всей мочи.

Немного отдышавшись, я раздвинул руками упругие стебли метлицы. Отлично. Наблюдатель на вышке есть, но, похоже, во время моего забега смотрел он в другую сторону. Хоть в чем-то повезло. Так. А прямо перед гаражами – кладбище брошенных автобусов. Оттуда мы и начнем.

Между тем ночь уже полностью вступила в свои права. Знаем ли мы украинскую ночь? А то. Не зря ж столько по Зоне шастали. Только что сумерки были, и вдруг будто ночник выключили. Щелк – и хоть глаз коли, ни хрена не видно, сколь ни вглядывайся в непроглядную темень.

Надежнее было, конечно, преодолеть сотню метров до автобусов по-пластунски, но в моем случае это было неоправданной роскошью. Когда именно подъедет грузовик, Орф не обозначил. Сказал ночью и намекнул, что опаздывать не желательно. Так что берем за аксиому, что времени у меня в обрез.

Так что я рискнул. Рванул по полю изо всех оставшихся сил – и не ошибся. Нырнув в тень ближайшего автобуса, я услышал тихий щелчок, и следом луч прожектора резанул по траве в том месте, где я скрывался меньше минуты назад.

– Что там, Тарас? – спросил кто-то неподалеку.

– Та бис його знае, – донеслось с вышки. – Може кролик, може лисиць.

«Точно, лисиць, он самый, – думал я, осторожно лавируя меж проржавевшими насквозь автобусами. – Загнанный как конь и голодный как волк».

Аккуратно пройдя вдоль кирпичной стены, я выглянул из-за угла. Ага. Прямо через дорогу расположены здания типичного советского АТП – два одноэтажных строения и два двухэтажных, скудно освещенные электрическим фонарем, закрепленным на деревянном столбе. А прямо перед комплексом зданий – обещанная бензоколонка под дырявым навесом, на котором установлены шесть грязных фанерных щитов с буквами, вместе составляющими очевидную надпись «БЕНЗИН».

Прожектор над гаражами развернулся, скользнул лучом по шоссе. Пятно яркого света остановилось на окне ближайшего к колонке здания, откуда через несколько секунд понесся невнятный мат разбуженного человека.

– Твою мать… поспать не дадут…

– Нехер спать, Мыкола, вставать пора, – раздалось откуда-то из глубины АТП. – Скоро грузовик подъедет, заправить надо будет.

Оп-па… А второй «будильник»-то весьма серьезный на крыше двухэтажки расположился. Похоже, пулеметное гнездо, замаскированное всяким хламом и демаскированное только что голосом пулеметчика. Если б он не заорал, я бы и не разглядел в тусклом свете фонаря очевидные очертания положенных друг на друга мешков с песком и еле заметных отсюда контуров пулеметного ствола. Грамотно он там обустроился, «держит» и шоссе, и гаражи, и все возможные подходы к ним. Ситуация, однако…

Я, конечно, парень весь из себя крутой до безобразия… хотя нет, скорее везучий. Крутой бы гиббоном метнулся на вышку, нейтрализовал наблюдателя, потом спустился, перебежал через дорогу, после чего пулеметчика уделал бы и всех остальных, кто сейчас дрыхнет в гаражах и зданиях бывшего автотранспортного предприятия.

Да только сказки это все киношные, где враги – идиоты, а герой – Рэмбо. В жизни кто-нибудь да обязательно прочухает, что его товарищей мочат, и поднимет тревогу. И тогда – хана. К тому же мне никого мочить нельзя, н-да… Меня можно всем, а мне – фигушки, иначе американца завтра на шашлык нашинкуют, будь он неладен… Ладно, ладно, без него я б с базы Гебхарда хрен живым ушел, так что стой, Снайпер, за углом и морщи мозг на тему, как бы тебе и рыбку съесть, и косточкой не подавиться.

Да уж, серьезно они тут свой бензин охраняют. Малейший хипеж – и наверняка изо всех щелей повыскакивают бравые ребята с огнестрельным оружием в шаловливых ручонках. Так что надо как-то все обставить без хипежа. Но как? Наверняка, как грузовик подъедет, все внимание будет сосредоточено на нем, вип-клиент как-никак, судя по словам Орфа. И если не находиться в непосредственной близости от машины, хрен ты в нее влезешь. Задачка…

Между тем прожектор уполз в другую сторону, а в одноэтажном домике послышалось скорбное кряхтение и ленивая возня сонного заправщика.

И тут меня осенило.

Луна, весьма не вовремя выкатившаяся на небо, как раз зашла за небольшую тучку, словно на несколько мгновений носовым платком прикрылась, чтобы высморкаться. Этого времени мне вполне хватило, чтобы метнуться через шоссе… и нос к носу столкнуться с тем самым заправщиком, который как раз открыл дверь и, позевывая, собирался спуститься с невысокого крыльца.

– Ты хто? – выдохнул он, так и не завершив зевка.

– Свои, Мыкола, свои, – шепнул я, толкнув мужика ладонью обратно, в темноту его спальни.

Мыкола оказался мужиком габаритным, но со сна расслабленным и потому временно на ногах стоящим нетвердо. От неожиданного толчка он сделал два шага назад, после чего окончательно проснулся, утвердился на ногах и открыл рот, явно собираясь заорать. К тому же его рука метнулась к кобуре на поясе, что мне совсем не понравилось.

Через мгновение Мыкола, больно ударенный носком ботинка по колоколам, подавился криком, согнулся, выпучил глаза и замер в полуприседе, словно памятник лыжнику на трамплине. Нормальная реакция, вслед за которой следует обычно громкое падение на пол и горестный вой.

Осуществить все это я Мыколе не дал, подхватив его на полпути к полу и обеспечив ему мягкую посадку. После чего сильно, но аккуратно долбанул заправщика кулаком в основание черепа, отправив того в длительный нокаут. Что делать, мир жесток и несправедлив, в том числе потому, что некоторые типы (типа меня) предпочитают жить, нежели быть пристреленными.

Помимо «макарова» в поясной кобуре, трофеев я добыл немного, но мне их вполне хватило для счастья. Надкусанный ломоть хлеба на тумбочке, початая банка тушенки, мятая армейская фляга с водой и плоская алюминиевая, судя по запаху, с местной горилкой. В общем, квинтэссенция счастья, о котором я мечтал совсем недавно, и наглядная иллюстрация к спорному утверждению, что желаниям свойственно исполняться.

Но самым ценным трофеем оказалась пропахшая бензином и машинным маслом зеленая штормовка с глубоким капюшоном. Ее-то я и накинул на свой окровавленный «флектарн» перед тем, как открыть дверь и шагнуть под навязчивый луч прожектора.

– Какого хера ты там делал? – заорал пулеметчик с крыши. – Жрал, что ль, проглот?

«Не жрал, а продукты по карманам рассовывал. И вообще, шел бы ты лесом да через Залесье», – мысленно отбрехался я. Но вслух, само собой, ничего не сказал, только рукой махнул – отвяжись, мол, не отвлекай своими воплями рабочего человека от важного дела.

– Я те в следующий раз помашу, – посулил мне вслед пулеметчик. – Пальну из «Печенега» разок в окно, так спросонья и обделаешься жидким поносом.

«Ишь ты, как вас тут чернобыльские мутанты экипируют, – мысленно позавидовал я. – «Печенег» подогнали, даже ствол раздолбаю-заправщику выдали, хотя ему в лучшем случае только дубину с гвоздями доверить можно, потому что и ту потеряет».

Вдалеке послышался шум мотора, и я, поплотнее запахнув штормовку, направился к заправке. Блатные, видать, водители у тех грузовиков, что ломает их заправочный пистолет в горловину бака вставить. Ладно, вставим, мы не гордые.

Луч прожектора резанул по шоссе, сместился, зацепился за мою фигуру, шагающую к колонке. Вот незадача… В плечах-то я маленько поуже Мыколы, и если наблюдатель на вышке или пулеметчик на крыше АТП окажутся чересчур внимательными, то прям тут на шоссе я и останусь, нашпигованный свинцом под завязку. К тому же нормальный человек должен как-то отреагировать на сноп света, бьющий прям в него с высоты. Ну, я и отреагировал, вытянув вбок руку, сжатую в кулак с оттопыренным средним пальцем.

Я не ошибся. Наблюдатель на вышке не схватился за оружие, а лишь заржал и перевел луч прожектора на бензоколонку, к которой подъезжал тентованный грузовик ГАЗ-53. Много их, ржавых и побитых, находится на территории Зоны. Относительно целые тоже порой встречаются в кирпичных гаражах советской постройки, оставленные спешно эвакуирующимися хозяевами, а ныне активно использующиеся теми, кому необходим колесный транспорт. Хотя кому он в Зоне нужен, где аномалия на аномалии сидит и аномалией погоняет? Наверно, лишь тем, кому есть что перевозить из сердца Зоны к ее границам и дальше, на Большую землю…

Смутные подозрения уже начали закрадываться в мою голову, пока я откручивал крышку тронутого коррозией бензобака, а после наполнял его бензином. Хорошо, что в этот момент я находился в глубокой тени и был скрыт бортом грузовика и от наблюдателя на вышке, и от водилы, который, как мне показалось, вообще не шевелился на своем месте, словно был бесплатным приложением к грузовику, который и без него знал, куда ехать.

Не успел я вернуть заправочный пистолет на исходную позицию и завернуть крышку, как грузовик тронулся с места, стремительно набирая скорость. Сердито хлопнул на ветру плохо закрепленный край брезента, словно пытаясь сбросить меня вниз, на асфальт. Но было поздно. Я уже крепко вцепился в задний борт, оттолкнулся ногами и перебросил свое тело внутрь грузовика.

Мой маневр остался незамеченным. Наблюдатель деликатно отвел в сторону луч своего прожектора – похоже, хозяин этих грузовиков был в большом авторитете. И это сыграло мне на руку. Во всяком случае, пока машина отъезжала, никто не всполошился на тему, куда ж подевался заправщик. Думаю, вскоре обитатели АТП сильно удивятся, когда ударенный в колокола и башню Мыкола придет в себя и расскажет о таинственном ночном госте, любителе заправлять чужие машины, рискуя собственной жизнью.

Лицо болело жутко. Бывает такое при ожогах третьей степени: вроде ничего, терпимо все первое время. Хоть и ноет жженое мясо, но жить можно. Но потом наступает вторая фаза. Организм наконец осознает до конца горечь потери и начинает протестовать по настоящему, требуя нормальной помощи анастетиками, антибиотиками и другими достижениями современной медицины и грозя в случае отсутствия таковых различными неприятностями. Думаю, еще помогла и инъекция Гебхарда. Но, как он сам верно заметил, один-единственный, даже самый чудодейственный укол не спасет от всех последствий серьезного ожога лица.

А еще противно ныл трицепс, задетый пулей. В принципе рана пустяковая, но тоже внимания требует.

Как показала долгая практика, болевой порог у меня снижен, а восстанавливаемость после разного рода травм, наоборот, повышена. Бесценные качества для человека моего образа жизни. Но все-таки когда у тебя морда опалена практически полностью, так, что тебя не узнают даже старые знакомцы вроде Жилы, тут любой болевой порог рано или поздно рухнет и ты, хочешь – не хочешь, а взвоешь не по-детски.

Но вой, не вой, а помочь своему многострадальному портрету я не мог ничем. Хотя нет. Более вдумчиво исследовав трофейную штормовку, я нашел в наплечном кармане индивидуальную аптечку в оранжевой коробочке размером чуть больше сигаретной пачки. Стандартная советская АИ-2, содержащая шприц-тюбик с промедолом, а также пластиковые контейнеры с таблетками на все случаи жизни. Любой нормальный человек в Зоне стремится раздобыть хотя бы такую аптечку как необходимый минимум, позволяющий оказать самому себе первую помощь в случае чего. С учетом того, как чернобыльские мутанты экипировали свой персонал, наличие такой чудо-коробочки в штормовке раздолбая-заправщика удивления у меня не вызвало.

Первым делом я вколол в трицепс промедол прямо через камуфляж, потом всыпал в себя пять таблеток «противобактериального средства № 1» и запил все это дело водой из армейской фляги. Не забыть бы еще столько же принять через шесть часов согласно прилагаемой инструкции – если я, конечно, проживу эти часы.

Через несколько минут жуткая боль несколько притупилась, так, что я даже сумел доесть хлеб и тушенку, позаимствованные у заправщика, разнообразив нехитрый ужин содержимым второй трофейной фляжки. Хоть и не рекомендуют доктора мешать медикаменты с алкоголем, но я с ними не согласен: спирт, по идее, должен убивать микробов, вот и пусть мочит их вместе с противобактериальным средством номер один, как Георгий Победоносец в тандеме со своим конем глушат крылатого змия. Так что горилка тоже пошла в тему.

Между тем начал накрапывать дождик. Грузовик, не снижая скорости, продолжал нестись по ночному шоссе – не иначе, водиле было наплевать на правила безопасности вождения транспорта в ночное время по мокрой дороге. Мне, кстати, тоже. Чему быть – того не миновать. Поэтому я сел поудобнее на деревянной лавке, облокотился на задний борт и принялся глядеть на то, как убегает вдаль черная лента дороги.

Исследовать груз, перевозимый странным водителем, мне решительно не хотелось. Ящиков в кузове точно не было, а что-то темное, горами наваленное прямо за моей спиной, интереса для меня не представляло. То ли мешки с мукой или зерном, то ли мороженые брикеты трески, то ли трупы чьи-то – мне без разницы. Готовить блины или уху мне не в чем, а трупы давно уже не вызывали во мне каких-либо эмоций. В общем, гораздо полезнее для моей психики было под успокаивающее покачивание грузовика наблюдать за дорогой…

Удар по затылку был весьма болезненным. Вот ведь дьявол! Сидел себе, медитировал на мокрый асфальт и, похоже, задремал… В результате машина подпрыгнула на выбоине, меня подбросило, и я неслабо приложился головой об одну из металлических дуг, поддерживающих тент.

Впрочем, самое время просыпаться. Грузовик, как и было обещано, снижал ход. Я приподнял край тента и выглянул наружу.

Точно. Справа по ходу машины виднелись силуэты одноэтажных деревенских домов, подсвеченные сзади большим костром. Похоже, в Андреевке сегодня кто-то ночует. Значит, пора и мне присоединиться к обществу неведомых полуночников.

Перемахнув через задний борт, я приземлился на асфальт, ушел в кувырок, гася инерцию, и, как и было рассчитано, вошел в кювет, словно биллиардный шар в лузу. При этом даже успел разок чертыхнуться – кататься по асфальту всегда не очень приятно, особенно если он с выбоинами. Судя по ощущениям, на этот раз все обойдется синяком на правой лопатке, но на будущее я бы предпочел обойтись без кинематографических трюков.

Путь между шоссе и деревней зарос бурьяном, в который я вошел не спеша, как курортник в холодное море. Лишний раз шуметь не в моих правилах – нечего пугать людей, отдыхающих у костра, а тем паче караульных, обычно стоящих в тени.

Но шум все-таки случился, и неслабый. В той стороне, куда уехал грузовик, неожиданно прогремел взрыв. Ночь на мгновение озарилась багровым светом и наполнилась грохотом, благодаря которому я сумел, особо не опасаясь пройти метров тридцать – все равно народ сейчас глядит в сторону КПП «Дитятки», где полыхает зарево пожара.

– По ходу, у военных что-то рвануло, – донесся до меня хриплый, прокуренный голос.

– Не факт, – отозвался второй, молодой и нахальный. – Я слышал, что в этих местах «Пламенный метеор» лютует, кажись, так оно называется. Бьет в движущиеся объекты. По ходу, на шоссе мотор урчал, так оно могло…

– Ну, ты прям Шерлок Холмс с Ватсоном в одном флаконе, – перебил его хрипатый. – Жри давай, мастер дедуктивного метода.

– Доброй ночи, сталкеры, – задушевно сказал я, выходя из темноты. – К костру присесть позволите?

Ясное дело, в живот мне немедленно уставились два ствола. Вернее, три – у одного из ночных бродяг был обрез древней курковой двустволки, причем, наверно, для большей надежности конструкции, стволы были примотаны к цевью синей изолентой. Второй сжимал в руках вообще неизвестный мне ствол – не иначе, кустарный пистолет-пулемет, изготовленный в какой-нибудь подпольной мастерской. В общем, вояки аховые, но при этом именно тем и опасные. Такие могут пальнуть, вообще не думая, а ведь даже кустарный ствол с короткого расстояния запросто может проделать в организме дыру, несовместимую с жизнью.

– А ты кто? – выдохнул хрипатый, мужик с пропитым лицом, одетый в потертую камуфлу явно с чужого плеча.

– Просто путник, – пожал я плечами. – Увидел огонь, решил подойти погреться. В Зоне всегда ночи холодные.

Бродяги переглянулись. Хрипатый немного опустил ствол своей вундервафли, но молодой продолжал держать меня на прицеле.

– Откуда и куда идешь? – осведомился он, слегка прищурив наглые глаза.

Вероятно, сейчас он ощущал себя крутым сталкером, не первый год топтавшим запретные территории вдоль и поперек. Правда, я готов был поставить свой трофейный ПМ против десятка спичек, что эту парочку сегодня ночью перевел через кордон какой-нибудь барыга, рассказав про горы хабара, ждущие их в Зоне, и при этом содрав за переход и «снарягу» непомерные бабки. Знаем мы эти сказки. «Сейчас вообще все плохо стало. Через Третье кольцо перочинный нож не пронести, а через Второе и Первое – тем более. И цены взлетели до небес. Так что берите, это последнее, что осталось, не пожалеете. Каждая вещь проверяется мной лично, качество гарантировано…»

А поутру новоиспеченных ветеранов Зоны повяжет армейский патруль, специально посланный с Дитяток в Андреевку. Преступников водворят в темную и холодную камеру, оружие и снаряжение конфискуют, доведут до их сведения номер статьи уголовного кодекса и примерный срок заключения за пересечение охраняемого кордона двумя и более вооруженными лицами… И как бы между прочим намекнут, что закон, конечно, суров и неподкупен, но умные люди обычно не доводят дело до суда, а решают проблему полюбовно непосредственно с начальником блокпоста.

В результате этой нехитрой комбинации оружие и снаряжение вернутся к продавцу, навар честно поделился между всеми участниками операции, а счастливые «сталкеры», вместо обещанных гор хабара вволю хапнувшие вожделенного экстрима на всю оставшуюся жизнь, будут трястись на попутке, едущей в Киев, благодаря судьбу за то, что расстались не с собственной головой, а только лишь с карманной наличностью…

Но при всем при этом было бы просто замечательно, если б один из этих охламонов прямо сейчас случайно ли, нарочно ли не нажал на спуск своего допотопного оружия. Сталкерских баек по ту сторону кордона ходит море, и одна из них, что в Зоне чуть ли не в порядке вещей пристрелить случайно встретившегося типа, если тебе понравилась его пластмассовая зажигалка. Я успел перехватить взгляд молодого, скользнувший по моей кобуре с ПМом, и мне очень не понравилось движение его указательного пальца, уже наполовину выбравшего слабину одного из спусковых крючков.

– Мы же с вами… – миролюбиво произнес я, плавно, но быстро смещаясь с линии выстрела. Что именно «мы же с вами», я и сам понятия не имел. Важно было, дабы до мозгов новоиспеченного сталкера дошло, что я сейчас нахожусь в процессе произнесения какого-то предложения. Обычно в говорящего стреляют только профи, которым по барабану всякие отвлекающие маневры жертвы. Новички же, если не сильно напуганы, чаще палят в паузах между базаром, по тому же принципу, как в уличных драках по морде бьют. Типа, сначала надо поговорить и только потом переходить к действиям.

Но не люблю я ждать действий от тех, кто целится мне в живот. Я предпочитаю работать на опережение.

Обнаружив, что меня больше нет на мушке, молодой вполне ожидаемо выстрелил – скорее, от удивления, чем намеренно. Кстати, большинство случайных убийств так и происходит.

Но только не в этот раз…

Оказавшись сбоку от незадачливого стрелка, я схватил обрез, одновременно поворотом таза резко закручивая свое тело по часовой стрелке. Оружие вылетело из рук молодого, а самого его по инерции потащило вперед. Но недалеко. Обратным поворотом корпуса я всадил пистолетную рукоятку обреза под дых кандидату в крутые сталкеры.

Парня скрючило пополам. То есть, можно сказать, минус один. Это, конечно, хорошо, но бородач, осознав, что происходит, вскинул ствол своего самопала, целя мне в голову. На выходе получилась избитая сцена из неважного боевика: я держу его на мушке, а он – меня.

– Пат, – сказал я, продолжая целиться бородачу в переносицу и в то же время делая шаг в его сторону. В такой ситуации кто более хладнокровный, тот и молодец.

– Я выстрелю, – слегка дрогнувшим голосом сказал владелец кустарного автомата.

– Я тоже, – пообещал я. – Только обрез твоего друга точно стреляет, а вот твой игрушечный автомат – еще вопрос. К тому же ты забыл выключить предохранитель.

Старый прикол, но бородач повелся, на мгновение переведя взгляд на стальной флажок. Остальное было делом техники.

Стволом обреза я отбил в сторону автомат и несильно, но больно двинул автоматчика носком ботинка под коленную чашечку.

Тот охнул, но, несмотря на боль, все-таки попытался поймать меня на мушку. Но было поздно. Быстро переместившись скользящим шагом за спину автоматчика, я приставил обрез к его затылку.

– Автомат на землю. Быстро. Так, молодец. Теперь сам туда же, сцепив руки на затылке. Отлично.

Молодой, поскуливая, валялся на земле в позе эмбриона, явно опасаясь сделать лишнее движение. В этом он молодец, не отнять. Забрав автомат бородатого, я оценил дело рук своих как сделанное хорошо – и призадумался. Два свидетеля моего появления в этих краях, которых сегодня же примут вояки с кордона. Оно мне точно надо?

– Только не стреляй, – быстро сказал бородатый. – Все что хочешь делай, только не убивай.

– Все, что хочешь, мне от тебя не надо, – задумчиво проговорил я. – Ты ж не стейк, не коньяк и не блондинка с третьим номером.

– А… что тебе надо-то вообще? – осторожно осведомился бывший хозяин автомата.

– Да, вообще-то погреться хотел, – сказал я. – У костра переночевать, если получится.

– Так это… мы ж не против. Правда, Толян?

– Понимаю, – кивнул я. – Ты лежи, лежи, не дергайся. И ты, Толян, лежи, а то я подумаю, что ты собираешься ножик достать, который у тебя к ноге пристегнут. Ты пальчики-то с него убери, крутой сталкер, а то ж я могу не понять твоих движений. Вот так-то лучше. Теперь я хочу задать один вопрос вам обоим. Что помирать вы не желаете, я уже понял. А в тюрьму хотите? За проникновение в запретную зону с оружием полагается от трех лет лишения свободы.

– Не, не хотим, – хором подали голос мои пленники.

– Это правильно, – кивнул я. – Да только выхода у вас нет.

И рассказал им вкратце историю про симбиоз местных барыг и представителей власти.

Пленники приуныли.

– И что ж нам теперь делать? – робко поинтересовался молодой.

– Выход у вас только один, – пожал я плечами. – Становиться реально крутыми сталкерами. И я вам в этом, так и быть, помогу. Возражения будут?

Возражений не последовало.

Знаете ли вы украинское утро? Нет, вы не знаете украинского утра, если не встречали его в Зоне. Нет здесь более поганого времени суток. Если ты проснулся не с бодуна и у тебя не раскалывается голова после вчерашнего, значит, ты, скорее всего, ночевал в поле, а не в сталкерской гостинице, что встречаются возле баров. И, как следствие такой ночевки, у тебя болят суставы от утренней сырости, ноют застарелые шрамы, а в голове шебуршатся мысли о суициде.

Я поднялся с деревянного пола полуразрушенного дома и, кутаясь в штормовку, выглянул наружу.

Так и есть. Мои ученики дрыхли возле потухшего костра вместо того, чтобы посменно стеречь сон учителя. В принципе, стеречь его особо и не надо было – возле кордона сильно опасные твари обычно не шляются. Но порядок есть порядок.

Пинками разбудив нерадивую паству, я объяснил им суть задания. Ученики разом скривили рожи, на что я предложил им самостоятельно разруливать ситуацию и, забросив за плечо оба их ствола, пожелал всего наилучшего. Естественно, не успел я сделать два шага, как мое предложение было принято единодушно и единогласно. Вот так-то лучше.

Еще ночью я, во избежание недоразумений, отобрал у молодого и бородатого все, что могло сойти за оружие. Теперь же я вернул им разряженные обрез и автомат, велел снова развести костер и ждать меня – или армейского патруля, это уж как повезет.

Ученики повздыхали и занялись костром. Я же направился к окраине брошенной деревни. Правда, перед уходом осведомился у бородатого:

– Слышь, а число сегодня какое?

– Двадцать девятое, – удивленно произнес бородач. И добавил. – Мая. Двадцать девятое мая.

Год я уточнять не стал, просто повернулся и пошел, куда собирался. Похоже, моя догадка подтвердилась. Но для того, чтобы удостовериться, я должен был все увидеть своими глазами.

Солнце еще только-только осторожно высунуло свою макушку из-за горизонта – так осторожный солдат, опасаясь вражеских снайперов, показывает им из окопа край каски, надетой на палку. Солнце было таким же – грязно-серым, размытым по небосводу маскировочной сеткой грозовых туч. Но при его свете уже можно было различить, куда ставить ногу, не опасаясь провалиться в нору жирного хомяка или присыпанную мусором старую воронку.

Деревня была сильно разрушена временем и взрывами. Некоторые дома обветшали сами собой и вросли в землю до слепых окон с разбитыми осколками стекол в рамах. Другие разметали то ли гранаты, то ли снаряды, оставив на месте человеческих жилищ лишь посеченные осколками кирпичные печи.

Одна из изб на краю деревни уцелела лучше других. Подойдя ближе, я увидел, что потемневшие от времени бревенчатые стены словно ходами жуков-древоточцев, сплошь изъедены пулевыми отверстиями. В этом месте воевали часто и увлеченно.

Возле одной из стен валялась деревянная лестница. Две перекладины у нее были сломаны, зато остальные выглядели более-менее надежными. Приставив лестницу к избе, я осторожно залез по ней на чердак и расположился там, каждую минуту рискуя провалиться вниз через гнилой пол.

Несмотря на сырость, вонь прогнивших досок и другие неудобства, сверху мне открылся замечательный вид как раз на интересующий меня сектор местности.

Неподалеку от деревни вздымалась к небу черная стена векового леса. Прямо перед лесом находился небольшой участок заболоченной местности, густо поросшей камышом. А на краю болота расположился холм, густо поросший травой. Настолько густо, что возникали сомнения, не специально ли ее высадили для маскировки.

Ждал я недолго. Из-за холма вышли двое. Светловолосый парень в застиранном и залатанном камуфляже и странный тип в футболке и штанах неопределенного цвета.

Под ложечкой у меня что-то ёкнуло. Я на всякий случай протер глаза, но двое путников не исчезли. Они шли, беседуя между собой, и от этой мирной картины у меня внутри все переворачивалось, будто желудок и кишки кто-то медленно и методично наматывал на шнек мясорубки. Вот светловолосый сунул типу в футболке жестяную банку и неторопливо направился в сторону деревни.

Я потянулся к пистолету, но руки тряслись, и я все никак не мог расстегнуть кобуру. Ведь это так просто – достать ПМ, выстрелить в воздух, предупредить – и все будет по-другому… Как – неважно, но светловолосый парень, спасший мне жизнь, сам останется в живых. Ведь это я только что шел рядом с ним, кивая, словно китайский болванчик, и мучительно подбирая слова, которые напрочь вылетели из моей памяти.

Кобура все не расстегивалась, проклятые пальцы не желали слушаться. Тогда я набрал в грудь воздуха и открыл рот, собираясь заорать во все горло…

Мой крик заглушили автоматные очереди, простучавшие совсем рядом. Светловолосого швырнуло назад, словно тряпичную куклу. Он упал в густую траву почти одновременно с тем, другим Снайпером, который отреагировал на выстрелы более чем правильно – несмотря на мозги, основательно промытые учеными, рефлексы у него оставались на уровне.

Дальнейшее напоминало фильм, который я уже когда-то видел, только снятый с другой точки.

Парень в футболке упал на живот и по-пластунски пополз к трупу светловолосого. А из-за избы, на чердаке которой я прятался, вышли трое автоматчиков. Они шли свободно, не таясь, я даже слышал их разговор:

– Неплохая работа. А главное, не пыльная, – сказал один.

– Это точно, – согласился второй охотник за головами. – Зря, конечно, Странник не согласился продать Орфу свой нож, у Жилы купленный. Глядишь, жив бы остался.

– Главное, чтобы Орф нас не кинул. Не люблю я этих чернобыльских.

– Не кинет. Для него десять кусков зелени – как для нас с тобой десять гривен. Теперь надо по-быстрому найти того олуха, завалить – и заказ выполнен.

– Говорят, он снайпер, – осторожно вставил свои пять копеек третий, до того молчавший. – И вообще, давайте пошустрее. Вон туча какая солнце закрыла, не восход, а черт-те что, не видать ни хрена.

– Да ладно, – отмахнулся первый. – Тучки испугался. Это ж Зона, тут всегда так. А насчет снайпера – подумаешь. Вот Сашка наш – это знатный снайпер. Жаль только, что винтовку в болоте утопил. Слышь, Сашок, отбой, выходи.

И махнул рукой влево, в сторону сгоревшего дома, от которого только печка и осталась.

Я к тому времени немного справился с эмоциями и все-таки достал трофейный ПМ, попутно оценивая ситуацию. Так. Получается, Орф мною заказ продублировал. Типа, кто первый приз принесет, тот и молодец. Охотники полученную от мутанта информацию пробили, выяснили, что «Бритва» у Странника, попытались через посредника ее выкупить. Не получилось. Тогда они устроили засаду на сталкера и банально его завалили. Снайперу, то есть мне тогдашнему, повезло – Странник вышел на открытое место, а я остался жрать тушенку среди сорняков, высота которых летом достигает взрослому человеку чуть не до макушки.

Но я точно помнил – я тогда убил троих. Тогда что еще за Сашок?

Я немного высунулся наружу с чердака. Ага. Из-за черной, прокопченной печки поднимался четвертый охотник, которого вряд ли со своей позиции мог видеть Снайпер. Ох, как нехорошо… Во всех фантастических романах написано, что встреча с самим собой ни к чему хорошему не приведет. Правда, нигде не написано, что будет, если убьют того парня, который есть ты сам, только примерно год с лишним назад, если мерить моими индивидуальными сутками. Получается, я тоже должен буду помереть, а может, просто превращусь в дым здесь, на чердаке, и не будет всей моей последующей кровавой эпопеи в трех мирах, и много плохого народу в живых останется, но при этом очень много хороших людей погибнет. Что не дело ни под каким видом.

Пока я размышлял, тот Снайпер в футболке подполз к Страннику, забрал у него пистолет и уже уверенно принял стойку для стрельбы с колена. И тот Сашок, который знатный снайпер, утопивший винтовку, тоже приподнялся из-за своей печки и насторожился, со своей точки увидев, как колышутся метелки травы над местом, куда упал Странник. И даже автомат вскинул, чтобы прочесать очередью подозрительное место, чисто на всякий случай.

Но не получилось у него ничего. Видимо, не такой уж он был знатный снайпер – хороший спец скорее сам утонет, чем свой инструмент посеет. И лежку он выбрал не совсем верную, чтоб своих прикрывать, потому что моя оказалась куда лучше для того, чтоб в критический момент прикрыть самого себя.

Мы со Снайпером пальнули одновременно, так, что два выстрела слились в один. Потом он выстрелил еще дважды, но мне все это было уже неинтересно. Я знал, что теперь у него свой путь, и не видать Орфу «Бритвы», потому что не буду я убивать самого себя, чтобы забрать свой нож. Перетопчется двухголовый, теперь «Бритва» в надежных руках. Правда, я сам остался без своих ножей, к которым привык, как к собственным рукам. Но это дело поправимое.

Между тем Снайпер поговорил с умирающим Странником, принял от него в наследство куртку, обувку и ключ от кабинета Директора, после чего деловито отрезал голову мертвецу. Я помню – как только Странник умер, он тут же и ожил, глаза открыл. Только не его это глаза были. Зрачки расширенные и сплошь черные, словно две опухоли расползлись по глазным яблокам. Он сам перед смертью попросил ему голову отрезать, знал, что с ним станет после смерти.

Пока Снайпер возился со Странником, я скатился вниз по лестнице и бросился к убитому мной Сашку. Я знал: сейчас за моей спиной поднимаются с земли убитые зомби, с которыми Снайпер обязательно разберется, если только мертвый Сашок не выстрелит ему в спину.

Несмотря на простреленную голову, Сашок тоже пытался встать, опираясь на свой автомат, воткнутый стволом в землю.

– Ну кто ж так с оружием обращается, коллега, – негромко сказал я, заходя зомбаку за спину и доставая из-за пояса нож, конфискованный у Толяна.

Ножик был хреновым по определению. Тупой китайский ширпотреб, который я ночью кое-как подправил на кирпиче при свете костра, попутно высказывая молодому все, что я о нем думаю. Отделять таким голову от тела одно мучение. Это Снайперу сейчас лафа «Бритвой» орудовать, а мне тоска смертная.

Схватив Сашка за немытые волосы, я запрокинул ему голову назад, с силой всадил нож под правое ухо по самую рукоять и принялся пилить, стараясь, чтоб стремительно чернеющая кровь из артерий живого мертвеца поменьше попадала мне на руки.

Отпустив автомат, Сашок вяло попытался мне помешать, но получил коленом в позвоночник и рухнул на колени. Через пару секунд я наконец располовинил трахею, измазав в вязкой, как деготь, кровище правую руку. Разделываемый зомби возмущенно булькал разрезанной дыхалкой, когда я, навалившись всем весом, перепиливал шейный межпозвонковый диск. Поубивал бы тех, кто не точит свои ножи. Лично голыми руками б передушил. А еще заодно тех, кто гладкие пластмассовые рукоятки у тех ножей делает, которые по теплой крови скользят, словно кусок мыла.

Наконец шлепающая губами и вращающая черными глазами голова отделилась от туловища. Тело рухнуло вниз и принялось судорожно скрести пальцами землю, словно собиралось уползти подальше от места, где в убийц сначала стреляют, а потом изуверским способом их обезглавливают.

Я выглянул из-за печки. Ну, нормально. Снайпер меня не заметил, не до того ему было. Он только что закончил делать то же, что и я. Только пока я одну шею перепилил, он с тремя управился. Завидую черной завистью, причем самому себе, у которого есть такой нож. Ну ладно, пусть владеет, ему он точно не раз еще пригодится – до тех пор, пока Жила не выстрелит в него возле Копачей. Теперь понятно, почему торгаш меня не узнал. Потому что мы незнакомы. Встретимся возле загоризонтной РЛС – познакомимся. Только не узнает он в том сталкере раба с обожженной рожей, которого продал на рынке в Страхолесье. Такой вот хронопарадокс получается. Интересно, а сейчас не наблюдает ли за мной, скажем, из леса какой-нибудь третий я, ненароком попавший в этот мир? Да ну нафиг, так и с катушек соскочить можно.

Все это я крутил в голове, пока осматривал трофейный автомат. Вполне себе приличный АК74 с деревянным прикладом и цевьем, стало быть, выпущенный до печально известного 1986 года. Это после восемьдесят шестого АК стали выпускать в пластике. Что легче – бесспорно, но мне как-то больше по душе деревянный вариант, которым в случае чего запросто можно отработать как дубиной, охреначив супостата прикладом по кумполу. С более поздней облегченной моделью в пластике эффект не тот, хотя многие ее предпочитают. Ну, это дело вкуса. Тем более, что в моем случае не выбирают. Если мне память не изменяет, тех троих обезглавленных зомби я обчистил чуть ли не в ноль, оставил только пустой автомат неважного качества и штык-ножи, которые моей «Бритве» в подметки не годились. Сходить, что ль, когда он, то есть я закончу собирать трофеи, подобрать ножи и ствол? Хотя нет, незачем. Только время терять.

Признаться, когда я лез на чердак, думалось мне, что все может обернуться так, как обернулось. Как говорится, не верил, но предполагал. И не ошибся, н-да… Рассчитывал я, что если моя догадка верна, то после ухода Снайпера подберу я тот хреновый ствол и использую, как задумал. Теперь же он мне без надобности, коль нормальный есть и с патронами. Тупой ножик молодого сталкера я выбросил, заменив его штык-ножом, который охотник за головами носил почему-то за голенищем сапога. Как говорится, у каждого вояки свои причуды.

Прибарахлившись таким образом, я выглянул из-за печки вторично. Снайпер с трофейным автоматом на плече направлялся к той самой избе, с чердака которой я наблюдал за ним. Сейчас место расчистит и спать завалится. Ну что ж, удачи тебе, парень, то есть мне. Конечно, можно было предупредить тебя о том, чем закончится твое пробуждение, но, с другой стороны, от ненавязчивых звездюлей я тогда не помер, а чем закончится приватная встреча с самим собой – еще вопрос. В общем, рисковать я не стал.

Зомби Саша при жизни был парнем продвинутым. В отличие от коллег, он таскал на себе самопальную разгрузку-«самострок», пошитую из двух подсумков от десантных рюкзаков РД-54. В ней свободно размещались четыре магазина от АК, пара магазинов от безвременно утопленной СВД и две гранаты, «эфка» и «ргдэшка». К разгрузке были пришиты два автоматных ремня, позволяющие подогнать данный самопал по фигуре, что я и сделал.

Думаю, со стороны смотрелся я устрашающе – заляпанная кровью разгрузка, правая рука в том же колоре держит автомат, морда обгорелая, как котлета на сковородке неопытной хозяйки… В общем, то что надо для боевых действий и моего хитрого плана, реализацией которого я собирался заняться в самое ближайшее время.

До места, где я оставил молодого и бородатого досматривать сны, было минут пятнадцать ходу. До аварии на ЧАЭС Андреевка была довольно большой и многолюдной деревней, которую после катастрофы облюбовали сталкеры в качестве перевалочной базы. Но близость к блокпосту Дитятки заставила ловцов удачи искать более подходящее место – уж больно часто военные устраивали в Андреевке облавы. Теперь только новички, не знающие, что такое Зона, могли здесь остановиться, чтобы перевести дух после перехода через запретку – опытные сталкерюги старались обходить эту деревню стороной.

Вот и сейчас, подходя к месту ночной стоянки, я услышал характерные звуки, доносящиеся из-за угла полуразрушенного строения. Довольно урчал на холостых оборотах движок автомобиля, и властный, уверенный голос рассказывал невидимым жертвам о карах, готовых обрушиться на их головы.

– Ну шо, родимые, доигрались? – вещал голос. – Сталкеры, йоптыть. Плакаты видели? Объявления слышали? Когда через колючку лезли, головенками своими думали? И шо в итоге? За проникновение на запретную территорию статья, за ношение оружия – статья, за сталкерство – статья. Сидеть сколь придется? Родные мамы забудут, как вы выглядите, йоптыть.

«Понятно», – про себя усмехнулся я. «Как и предполагалось, вояки кордонные трясут клиентов на бабло».

– Так что, родимые, йоптыть, все, что есть хорошего-ценного скидайте сюды, в зоне оно вам без надобности будет. В смысле, не в этой Зоне, а в той, куды вашего брата отсюда отправляют.

Говоривший заржал, еще два голоса подхватили. Ага, вряд ли, это молодому с бородатым весело. Значит, рэкетиров в форме трое. А ну-ка…

Я осторожно выглянул из-за стены.

Так-так, расклад ясен. Картина маслом, хоть плакат с нее штампуй на тему: «Вот что ждет доверчивых сталкеров в случае незаконного проникновения в Зону».

Бородатый и молодой, понурив головы, вытряхивали на землю жалкие пожитки из тощих вещмешков. За процессом наблюдали трое: старлей с автоматом наперевес и пара сержантов. Один из них, вольготно развалясь, сидел за рулем легендарного четыреста шестьдесят девятого «уазика», получившего в народе кучу ласковых прозвищ, как то: «бобик», «козел», «дристопёр», «батон», «таз с болтами» и т. д. и т. п. Второй сержант сложил руки и подбородок на крышку ствольной коробки пулемета Калашникова образца шестьдесят первого года, установленного на поворотном кронштейне, что, в свою очередь, был закреплен на самопальной дуге безопасности.

Надо отметить, что «уазик», похоже, был специально тюнингован местными умельцами для такого рода неглубоких вылазок в Зону. Верхняя часть, кроме водительской лобовухи, была срезана, вместо нее наварены дуги, что должно было, наверно, по задумке военных умельцев, придать «бобику» сходство с джипом Wrangler. Две задние сидушки те умельцы демонтировали, тем самым, типа, оборудовав стоячее место для пулеметчика, плюс присобачили поворотный кронштейн к дуге, на которой разместили ПК – и вуаля, готов автомобиль для запугивания лоховатых нарушителей границ охраняемой территории.

Кстати, да, цель была достигнута вполне. Нарушители находились в одном грозном рыке старлея от фатального отягощения штанов. Молодого заметно трясло, бородач же был бледен, словно холст художника, раздумывающего над сюжетом очередного шедевра. Очень хорошо. Качественно напуганный клиент обычно отвлекает на себя все внимание палачей и бандитов. Обычно эти категории людей получают от своего занятия не только материальную выгоду, но и моральное удовольствие, основанное на сознании собственного превосходства. На что я и рассчитывал, продумывая свой план – правда, чуть не опоздал к началу представления.

Под гогот бандюков в погонах, я аккуратно подкрался к «уазику» с тыла, мягко запрыгнул на него с подножки, размахнулся и двинул прикладом автомата по затылку скучающего пулеметчика.

Пока тот, обмякнув, сползал вниз, я, не мудрствуя лукаво, проделал тот же трюк с расслабленным водилой. Уважаю я все-таки АК в дереве, для таких дел просто незаменимый девайс, помимо самой стрельбы, разумеется.

Немало подивившись столь экстренному прекращению ржания подчиненных за спиной, старлей обернулся – и удивился еще больше, увидев направленный на него ствол пулемета.

– Оружие на землю, – сказал я спокойным голосом человека, которому что на спусковой крючок пулемета нажать, что на кнопку спуска воды в унитазе – труд одинаковый.

– Да ты… да мне…

Старлей, похоже, все никак не мог осознать своего печального положения. И автомат из рук не выпускал, хорошо, что стрельнуть в меня не пытался, иначе б пришлось еще один грех на душу взять. Помог военному бородач: бросив вещмешок, подошел, положив руку на газоотводную трубку, направил АК стволом в землю и, размахнувшись, треснул старлея в челюсть.

Попал хорошо, в самый край подбородка. Мотнув головой, командир рэкетиров присоединился к своим подопечным, рухнув без сознания на землю.

– Ну, ты прям Тайсон, – заметил я.

– Боксом в школе занимался, – буркнул кандидат в сталкеры, осматривая трофейный автомат. – А ты чего так долго? Мы уж думали, крышка нам.

– Копался в прошлом, – туманно ответил я. – Вот, автомат накопал. Еще вопросы будут? Если нет, то давайте по быстрому распакуем наших друзей, пока их на блокпосту не хватились.

Дважды приглашать недавних кандидатов в зэки не пришлось. Через десять минут мы все трое переоделись в новехонькие армейские камуфляжи, снятые с вояк, плюс вдобавок к моему АК74 разжились еще одним аналогичным автоматом и его укороченным собратом, снятым с водителя «уазика». Помимо этого нам достались два штатных подсумка для автомата Калашникова с четырьмя полными магазинами в каждом – военные вполне обоснованно боялись Зоны и таскали с собой полный боекомплект даже на такие вот недалекие рейды. К пулемету, снаряженному коробкой на двести пятьдесят патронов, в «бобике» нашлась такая же запасная.

– Жаль, жратвы у них с собой почти нету, – заметил молодой, слегка отошедший от нервной трясучки. – Шмат сала, батон хлеба да водяры полбутылки.

– А тебе, Толян, только б брюхо набить, – осадил его бородач. – Кстати, я Ковалев Степан Сергеич, рад, так сказать, знакомству.

– Снайпер, – коротко бросил я, осматривая неважно чищенный пулемет. И куда смотрят командиры этих горе-вояк? Только в чужие карманы, что ли?

Толян со Степаном переглянулись.

– Это… так вас и называть?

«Ишь ты, “вас”. Зауважали, что ли?»

– Так нас и называй, – буркнул я. – Обязательно на «вы» и шепотом. Проще будь, Степан. Это Зона, здесь «выканий», отчеств и фамилий нету. И имена только у новичков, пока они погоняло не получили.

– Погоняло это…

– Прозвище, – вздохнул я.

– Это, а нам тоже погоняло полагается? – поинтересовался Толян.

– Пока что будете Борода и Молодой, дальше Зона сама рассудит.

Непохоже, что Степану с Толяном приглянулись новые прозвища, но спорить они не посмели.

– Тачку кто водить умеет? – поинтересовался я.

– Ну, я умею, – буркнул Борода.

– Боксер-водитель это ж подарок для команды, – усмехнулся я. – Тогда по коням и в путь.

– А с этими что делать? – кивнул Толян на безвольные тела раздетых и обобранных грабителей. – Может, того?

По идее, он был прав – вояки нас запомнили и теперь ради мести будут готовы на многое. Но, с другой стороны, не моё это, убивать голых и безоружных. Врагов во всех мирах, где я побывал, у меня осталось море, так что тремя больше, тремя меньше – разница небольшая.

– Тебе вроде ясно было сказано, что делать, – отрезал я. – Садись рядом с Бородой и запомни: пока мы вместе, стрелять только по моей команде.

– А… мы куда? – осторожно спросил Степан, садясь за руль «уазика».

– Куда вы и собирались, в глубь Зоны, – ответил я.

Мои спутники не возражали, вроде обрадовались даже. Ну и ладушки. Хотят люди стать крутыми сталкерами – пусть становятся. У меня же задача теперь одна: вытащить Шухарта из Черного города. Естественно, задание Орфа я провалил, но, признаться, и выполнять его особо не собирался. Просто когда он мне рассказал о неком чудо-ноже и снайпере, который должен появиться в районе Андреевки, я сразу подумал о том, что меня занесло в тот период существования Зоны, когда в ней только-только появился я. Ну, и с самим собой увидеться захотелось, когда еще такое приключение выпадет? Побочным квестом данного предприятия было разжиться оружием и припасами, а после вернуться и вызволить американца из плена мутантов.

В итоге план был выполнен и перевыполнен, и сейчас остался его завершающий этап. Времени до вечера у нас было навалом, проехать по шоссе несколько километров – пустяк, так что можно особо не торопиться. Конечно, путь на грузовике туда прошел для меня без эксцессов, но, как известно, Зона имеет свойство меняться. И дело даже не в аномалиях. Просто ночью всякая шелупонь, любящая потрясти ближнего своего на хабар, дрыхнет обычно в своих схронах, а поутру выходит на большую дорогу. Поэтому в этих местах утром, днем и вечером нужно быть особо внимательным, чтоб не нарваться на пулю, вылетевшую из придорожных кустов.

Вот всегда бывает так: начнешь думать про какую-нибудь хрень, так она непременно и случится. Внезапно Борода круто вывернул руль, чуть не съехав на обочину. Мчались бы хотя б километров под семьдесят в час, точно оказались бы в глубоком кювете. А так «уазик» только накренился опасно, но все-таки сумел выкарабкаться обратно на дорогу.

Я успел заметить, от чего так рисково ушел Степан. По дороге полз «крокодил». Не зеленый обитатель тропических водоемов, а специальная гибкая лента с полыми металлическими шипами для прокола шин. Видимо, доброжелатель сидел в кустах, спрятав «крокодила» на противоположной стороне дороги, и, увидев автомобиль, потянул за веревку, к которой и была привязана колючая лента.

Короче, нас ждали. И, поняв, что номер не удался, сейчас перейдут к более радикальным мерам. Потому единственный способ предупредить действия пока что невидимых недоброжелателей – среагировать на опережение.

Ну, я и среагировал, швырнув в кусты слева РГДэшку и следом полоснув длинной очередью из пулемета по густым зарослям справа.

Немедленно послышались вопли, которые на мгновение заглушил хлопок гранаты. Вопли стали более насыщенными, но в то же время отдалились, потому как Борода вдавил газ до пола.

– Кто это был? – крикнул Молодой, повернув голову ко мне. В его глазах, как водка в ополовиненной бутылке, плескалась растерянность.

– А хрен его знает, – буркнул я, анализируя содержимое пулеметной ленты и сложившуюся ситуацию.

Средство принудительной остановки автотранспортных средств «Барьер-2М», именуемое в просторечии «крокодилом», есть орудие силовых структур, но никак не местных бандюков. Вывод? Неутешительный. Или я кому-то сильно не нравлюсь, или…

– Возможна засада на три часа! – рявкнул Борода. Да я и сам уже видел, что справа от дороги явно неспроста образовалась куча всякого хлама, в которой очень удобно спрятать огневую точку.

В любом боестолкновении, как и в драке, преимущество за тем, кто раньше начал. Конечно, Степан мог и ошибиться, и это не стрелок огневую точку соорудил и замаскировал, а мутант какой-нибудь вечерком себе мусора натаскал и закопался в него на ночь для сугреву. Но одной засады мне было достаточно, чтобы быть настороже и серьезно опасаться подозрительных куч всякого дерьма, наваленных вдоль шоссе номер десять.

Пять сотен патронов для пулемета вполне хватит на хороший бой местного значения, но сейчас их осталось уже четыреста восемьдесят, а мне еще в Чернобыле разбираться с Орфом и его шайкой. Но, с другой стороны, ежели не перестраховываться, то можно и не доехать до логова двухголового мутанта. Ну, я и перестраховался, потратив на ворошение кучи мусора еще пяток патронов.

В ответ замигали вспышки, причем не только из потревоженной кучи, но и из-за нагромождения строительных плит, сваленных недалеко от дороги. Били с двух точек, причем неприцельно, как это бывает, когда стрелков, поджидающих ничего не подозревающую жертву, застают врасплох. Тем не менее, я явственно ощутил несколько мощных ударов по корпусу машины, от которых та ощутимо вздрогнула, словно живое существо.

– Твою мать! – заорал Борода, выписывая на дороге немыслимые кренделя. – Стреляй, Толян, хрен ли ты сидишь, как просватанный?

Молодой, очнувшись от ступора, принялся палить в белый свет как в копеечку. Практического толку от такой стрельбы почти ноль, разве что противник окажется необстрелянным и, впечатлившись нашей огневой мощью, попрячется за укрытиями…

Не впечатлился и не попрятался. Несколько пуль просвистело рядом с моим лицом, одна обожгла по касательной и без того паленую щеку. Да чтоб вас!

Стрелять одновременно в обе стороны нереально, плюс мне здорово мешала дуга, ограничивающая поворот ствола пулемета.

– Борода, влево! – заорал я, впечатываясь ребрами в дугу, на которой был закреплен поворотный кронштейн ПК.

Степан крутанул руль. Наш «бобик» встал на два колеса, едва не перевернувшись. Но «едва» – не считается. Автомобиль еще медленно заваливался в обратную сторону, словно раздумывая, принимать нормальное положение или так и остаться скособоченным, а я уже вспорол несколькими короткими очередями кучу мусора, выбив из нее пулями чье-то тело с таким же пулеметом в руках, как у меня.

Половина победы – это очень неплохо. А вот когда у тебя за спиной противник, это никуда не годится. Сейчас я представлял собой классическую ростовую фигуру, на полсекунды зависшую в воздухе – ровно столько требовалось нашему «козлику», чтобы встать на четыре ноги, то есть колеса.

И противник, скрывшийся за плитами, не растерялся, добросовестно отработав по ней четверть магазина. Вернее, по тому месту, где я был полсекунды назад.

Не знаю, правду ли мне сказал Директор насчет того, что мои родители были цирковыми артистами и что меня учили разным трюкам с малолетства. Во всяком случае, на турнике, брусьях и кольцах я запросто крутил разные финты во французском Легионе, удивляя инструкторов и товарищей по оружию.

Вот и сейчас, чуя нижней чакрой, куда целится неведомый супостат, я отлип от пулемета, схватился за дугу, мощно оттолкнулся ногами и, совершив в воздухе сальто, оказался на капоте автомобиля, наконец-то принявшего нормальное положение.

Дело было за малым – развернуться на сто восемьдесят, одновременно переводя автомат из положения за спиной в боевое, упасть на одно колено и дать одиночный чуть выше вспышек, мигающих из-за плит.

А потом был миг тишины, какой всегда случается после боя. Ее еще называют мертвой. Странное словосочетание, придуманное писателями и поэтами, как будто раскаленными пулями можно умертвить тишину. Нет, пулями можно убить только живое существо. Например, Молодого по имени Толян, который неподвижно застыл на пассажирском сиденье, насквозь прошитый свинцом, предназначенным мне.

Борода, сидевший за рулем, кривился от боли – водительскому креслу тоже досталось, а значит, и его хозяину тоже. Правда, меньше, чем Молодому – у Степана только правый рукав был разодран и медленно намокал кровью. Судя по всему, царапина, правда, наверняка болезненная. Но это меня интересовало в последнюю очередь.

– Говори, – сказал я, направляя автомат водителю в голову.

– Что говорить? – еще сильнее скривился он, хотя вроде сильнее и некуда было.

– Говори, кто вы и зачем пришли в Зону. Лох со стажем, которого ты из себя корчил, вряд ли знает, что такое засада на три часа, и однозначно не обладает навыками экстремального вождения в условиях скоротечного боя.

– Перевяжи сначала, – простонал Борода, похоже, все еще не выйдя из роли.

Вместо оказания первой помощи я повел стволом влево и оживил тишину одиночным выстрелом. Степан схватился за обожженную мочку.

– Вторым выстрелом я отстрелю ухо, – скучно сказал я. – А третьим продырявлю тебе тыкву. Информации мне это не добавит, зато избавит от необходимости задавать вопросы, на которые ты не хочешь отвечать. Итак, повторяю: кто вы и зачем пришли в Зону?

– Я наемник, позывной Москит, – произнес Борода. – До Зоны работал в трех горячих точках, в основном шоферил, сопровождал конвои и возил военное начальство. Хотя и убивать приходилось, не без этого. Потом затосковал, вернулся домой, где меня и повязали по четыреста сорок седьмой статье за наемничество. Пообещали дать с отягчающими выше высшего, а это, согласно Уголовному кодексу Украины, от десяти лет лагерей. Либо альтернатива: я иду в Зону вместе со своим племянником, который был вообще не при делах, но мечтал стать сталкером. Вот он сидит, племяш мой…

– Цель похода, быстро! – коротко бросил я, предвидя долгие сожаления по поводу гибели родственника. Нет, конечно, я все понимаю, горе есть горе, но наша пальба могла привлечь к этому месту нежелательных гостей, поэтому клиента надо было «колоть» быстро, пока он «плыл», сливая информацию. В таких случаях задача «колющего» следить, чтобы клиент не отвлекался, «плывя» и дальше в нужном направлении.

– Доставить груз, – отозвался Борода. Может, на Большой земле он и «Москит», но тут Зона, где менять полученные здесь погоняла – дурная примета.

– Какой?

– Вот, – просто ответил Степан, задирая окровавленную рубаху на животе мертвого племянника.

Понятно. Признаться, когда Молодой переодевался в трофейный камуфляж, я не обратил внимания на свежий шрам, пересекающий живот парня по горизонтали, словно след от неудачного харакири – не имею привычки подглядывать за голыми мужиками. Теперь же мне все стало ясно.

Толян был живым контейнером. Технология отработана преступными картелями еще много лет назад, на заре становления наркозависимости трех десятых процента человечества. Живому человеку с небольшим брюшком вживляют прямо в жировую прослойку груз с наркотой и небольшим количеством взрывчатки, достаточным, чтобы превратить кишечник в фарш при попытке самостоятельного извлечения посылки. К курьеру приставляют либо надзирателя, что не очень эффективно, либо любящего родственника, кровно заинтересованного в благополучном завершении операции. Только в данном случае, боюсь, дело было не в наркотиках.

Из разодранного пулями живота Толяна выглядывал край плоского стального контейнера, напоминающего маленький гроб, на крышке которого я разглядел выгравированное изображение то ли быка, то ли коровы.

– Доставай, – приказал я.

Борода бросил на меня умоляющий взгляд, но я лишь повел стволом автомата – делай, мол, и побыстрее. У меня не было ни малейшего желания копаться в брюхе трупа, рискуя потерять кисть руки в результате мини-взрыва. Сразу сказали б правду, зачем шли через кордон, возможно, Степан остался бы жив. А так – не обессудьте, ложь наказуема. Тем более, ложь тому, кто искренне пытался наставить заблудших на путь истинный.

– Но я не знаю, что за заряд там, – попытался отвертеться Борода. – Я ж не минер, как я его обезврежу?

– А его и не надо обезвреживать, – успокоил я бывшего наемника. – Просто выдерни контейнер. Твоему племяннику уже плевать, что станет с его организмом.

Борода не посмел ослушаться. Взялся за скользкий край стального гробика, рванул его на себя и тут же скатился с водительского сиденья на землю.

– Молодец, а говорил, что не умеешь, – произнес я, держа Степана на прицеле. И не зря: упав сбоку от автомобиля, Борода попытался выдернуть нож из-за голенища. Правильная попытка. Гляди я на брюхо Толяна в ожидании взрыва, вполне мог бы в следующее мгновение оказаться с клинком, торчащим в горле.

Но я смотрел куда надо, следя за тем, чтобы линия выстрела совпадала с переносицей Степана. Наемник это сразу просек и рисковать не стал. Отпустил рукоять ножа и расстегнул боковой карман камуфлы, в которых вояки обычно хранят аптечку и перевязочный пакет.

Между тем в животе Молодого с некоторым запозданием хлопнуло. Я успел соскочить с капота «бобика», поэтому душ из крови, мочи и дерьма пролетел мимо меня. А вот лобовуха нашего транспортного средства выглядела теперь не лучшим образом.

– Печально, – сказал я, разглядывая этот сюр в стиле новомодных художников. – А ведь машина-то нам еще понадобится.

Борода дополнительные повреждения тела племянника воспринял философски. Он, как и любой человек, прошедший ад нескольких военных конфликтов, к теме смерти относился спокойно – в том числе и к смерти родственников, как бы это цинично ни звучало для тех, кто о войне только читал и смотрел фильмы. В первые минуты, конечно, шок накрывает любого, родня есть родня. Но потом война, въевшаяся в твою плоть и отравившая кровь, диктует простые и жестокие истины: любой человек смертен, рано или поздно это все равно случилось бы с ним или с ней, рано или поздно это случится с тобой. Так что соберись и воюй дальше – и тогда, возможно, с тобой это случится немногим позже.

– Знаю, – сказал Борода, сбросив камуфлу и накладывая повязку на рваную рану. Выглядела она жутковато, хотя, в общем, царапина. Пуля лишь рассекла кожу. Если не забывать менять повязки и пару дней антибиотиками позакидываться, заживет как на крысособаке. – Давай так. Я сейчас перевяжусь и лобовуху в темпе отмою, тут канистра с водой есть, я проверил. А ты мне поможешь груз доставить по назначению.

Ну, теперь все встало на свои места. Я считал, что использую молодняк «втемную» для того, чтоб быстрей добраться до Чернобыля. А оказалось, это они решили попользоваться услугами опытного сталкера, чтобы доставить товар к месту назначения.

– Неравная тема, – отметил я. – Ты, значит, транспорт вылижешь, а я за это под пули подставляйся?

– Ты мне поможешь, потом я тебе помогу, – предложил Борода. – У тебя ж были планы насчет нас с Толяном. Вот я и подсоблю тебе. Все равно лучше водилы тебе в Зоне не найти, а передвигаться всяко лучше на колесах, чем на своих двоих.

Что правда – то правда, шофером Степан был знатным. Ну, в общем, если это недалеко и вопрос только в том, чтоб скинуть контейнер и свалить, то можно попробовать. Без колес я точно в Чернобыль к вечеру не попаду при любом раскладе, а Бороде стрелок нужен до зарезу, иначе и ему задание не выполнить. Так что мы нужны друг другу.

– Значит, за нож больше хвататься не будешь? – уточнил я.

– Погорячился, – вздохнул Степан. – Больше не буду.

– Ну, и далеко тебе груз везти? – осведомился я.

– В Заполье. Там тип один живет по прозвищу Кузнец, ему я должен контейнер передать, а потом…

– «Потом» у тебя точно не будет, – хмыкнул я.

– Это почему? – вскинул брови Борода.

Я осмотрелся, прислушался. Похоже, наша перестрелка не вызвала последствий в виде непрошенных гостей. Что ж, можно немного передохнуть и рассказать Бороде кое о чем. Может, на Большой земле он и битый жизнью наемник, а здесь, в Зоне, пока что зеленая «отмычка», не более.

– Заполье – один из радиационных могильников, куда в восемьдесят седьмом году, когда Зону чистили, свозили опасные отходы. Тогда много где их сваливали, и почти по всем данные есть, куда и сколько фонящих обломков определили. Так вот, если по остальным могильникам хоть какая-то информация есть, то по Заполью – нет. До сих пор неясно, что там закопали и в каком месте. Далее прошло несколько лет, и нечисто стало в Заполье. Кто туда попадал ненароком, не возвращался. Так что тебя, по ходу, послали прямиком на плаху.

– Не может быть, – упрямо мотнул головой наемник.

– Это легко проверить, – хмыкнул я. – Посмотреть, что в контейнере, например. Если там ржавый болт двадцать четыре миллиметра на сто пятьдесят, то вывод прост – ты просто чем-то сильно досадил своему работодателю.

Борода набычился.

– Я проверю, – буркнул он и полез в «уазик» за контейнером.

– Давай-давай, – хмыкнул я. – И лобовуху отмыть не забудь заодно. А я пока схожу посмотрю, кто это в нас стрелял.

Исследование оказалось неутешительным. Палили в нас типы, слишком хорошо вооруженные и экипированные для того, чтобы быть одиночками, незаконно рыскающими по Зоне в поисках хабара. Помимо практически нового оружия, у мертвецов обнаружились мощные портативные рации с радиусом действия до пятнадцати километров. Похоже, ребяткам при жизни была жизненно необходима связь портативка-стационар, чтобы доложить на базу об успешном выполнении операции: для связи друг с другом и координации действий членов отряда такие навороченные девайсы нафиг не нужны. А еще у трупов во внутренних карманах лежали банковские золотые пластиковые карты, что было более чем странно – в Зоне и сталкеры, и военные, и бандиты предпочитали наличные.

Значить это могло только одно: нас заказали. И причина этому вовсе не ограбление тройки вояк возле блокпоста. После такого максимум что может быть, так это жуткие трендюли провинившимся, кратковременное повышение бдительности караульных и усиление подобных рейдерских групп до двух машин. Начальник блокпоста всегда найдет способ списать пропажу, чем позориться и рисковать погонами. Нет, это было другое.

И причина заказа могла быть только одна – кому-то очень сильно понадобился контейнер, запакованный в живот Толяна.

Собрав трофеи, я отволок их к машине. Пока собирал, была мыслишка: пока я тут вожусь, вскочит Борода на водительскую сидушку и даст по газам. Конечно, я рисковал остаться без машины, но, с другой стороны, проверить его было нужно. Если попытается рвануть когти, значит, доверять ему ни в чем нельзя. Понятное дело, что таким типам вообще доверять не рекомендуется. Однако бывают случаи, когда интересы людей совпадают, и если у ловца удачи есть хоть немного мозгов, то кидать он меня не будет до тех пор, пока те интересы не разойдутся.

У Степана их было достаточно для того, чтобы скинуть на землю останки племянника и за четверть часа оперативно отскрести автомобиль. Конечно, пятна внутри остались, но, по крайней мере, под ногами не валялись ошметки кишок и лоскуты оторванной кожи.

– Ништяк? – поинтересовался наемник, когда я забросил в «уазик» два трофейных рюкзака с консервами и патронами, второй пулемет и еще один АК.

– Годится, – кивнул я. – Ну, что с контейнером?

– Не открывается, – буркнул Борода, примеривая на себя разгрузку, добытую мной с трупа автоматчика. – Ни замочной скважины, ни кода, вообще ни хрена.

– Ну, значит, не судьба, – сказал я, незаметно выбивая носком ботинка гвоздь-сотку, который я украдкой поставил торчком под заднее колесо «уазика» перед тем, как пойти за трофеями. – Племянника хоронить не будешь?

– А толку? – пожал плечами Борода. – Тут хищных тварей поди немеряно. Там, где я воевал, шакалы метровой глубины могилы за ночь раскапывали и трупы утаскивали. Зона похоронит.

– Логично, – сказал я, вставая за пулемет. – Только здесь на два метра хоронят, чтоб никакая пакость до товарища не добралась. Ну, если это реальный товарищ был, а не не пойми что.

Наемник насупился, но ничего не ответил. Просто еще раз повел плечами, проверяя, хорошо ли сидит разгрузка, сел за руль и повернул ключ…