Глава 9

Время от времени она забывала об этом на несколько минут, но потом снова вспоминала.

Прошло всего семь часов после того, как она сделала тест. После того, как Элен отложила свой ежедневник и минут десять, не меньше, просто смотрела в окно, она внезапно впала в бешенство, как будто в ее тело кто-то вселился. Натянула на себя грязную одежду, поехала в деревню и остановилась перед местной аптекой, которая только-только открылась. Разговорчивая седовласая леди, обычно продававшая Элен травяные сборы от простуды, сделала вежливо-незаинтересованный вид, когда та попросила дать ей тест на беременность и дважды обернула в бумагу белую коробочку, болтая о том, что погода для этого сезона стоит просто удивительная.

Первому сегодняшнему клиенту пришлось довольно долго стучать в дверь, пока Элен сидела на краю бабушкиной ванны, держа в повлажневшей руке два безусловно положительных ответа.

И после этого утро шло как в тумане. Элен понятия не имела, была ли ее работа в этот день блестящей или ужасной. Она разговаривала, и слушала, и вводила в транс, и выписывала рецепты, и все это время изумленный голос все повторял: «Я беременна, я беременна, я действительно беременна».

Но это случилось уж чересчур скоро! Всего три месяца! Их отношения были слишком новыми для слов «я беременна». Это отдавало дурным вкусом, даже вульгарностью. Точно двое подростков случайно совокупились, как в мыльной опере.

И еще это вызывало чисто медицинские размышления. «У меня случилась задержка в результате того, что твой сперматозоид проник в мою яйцеклетку, то ли по чьему-то недосмотру, то ли из-за какого-то дефекта презерватива, и я сделала тест, который подтвердил наличие гормонов беременности в моей моче, так что имей это в виду».

Но если отставить все это в сторону, то возникал вопрос: а хотел ли Патрик второго ребенка? Планировал ли вообще? Хоть когда-нибудь? Элен казалось, что хотел, но теперь она как следует об этом подумала и увидела, что ее уверенность основывалась на весьма хрупких доказательствах вроде того факта, что Патрик обожал своего сына и однажды она видела, как он нежно улыбался какому-то незнакомому младенцу. И еще его мать мечтала, чтобы у Патрика было больше детей, а он явно очень любил свою мать. И еще он был чудесным человеком, а чудесные люди как бы автоматически должны желать много детей, потому что это некий биологический императив, ведь они хотят передать дальше свои гены.

Но на самом деле было вполне возможно, что Патрик улыбался чужому младенцу, думая при этом: «Слава богу, у меня все это позади».

При этой мысли Элен пробрало холодом. И это было уж слишком глупо. Она чересчур много думала о нем – он боялся пауков, не видел пользы в огурцах, однажды ударил мальчика по имени Бруно, но Элен не знала, что тут самое главное.

А если предположить, что Патрику хотелось иметь второго ребенка, то тогда что им делать – в буквальном смысле?

Им что, придется жить вместе? В его доме или в ее? Пожениться? Элен не хотелось жить в доме Патрика. Там была слишком неглубокая ванна и чересчур маленькая кухня, а краски ковра в гостиной были для нее уж очень унылыми. Элен любила дом своей бабушки, ей нравилось работать вот в этой комнате и засыпать под гул океанских волн. Но может быть, для Джека окажется катастрофой, если ему придется переехать из его дома? И вообще, как быть с Джеком? Готов ли он обзавестись маленьким братом или сестренкой?

Маленький брат или сестра. Это вызвало новую волну паники. Ведь ребенок уже мальчик или девочка. И это уже предопределено. Ох, милые боги, у нее будет ребенок! Элен вдруг ослабела от странного ощущения, ей показалось, что она то ли готова впасть в истерический страх, то ли удариться в ослепительную радость. Ребенок.

– Элен? Мы не могли бы начать?

Было уже два часа. Луиза. Она только что вернулась из ванной комнаты и смотрела на нее со слегка раздраженным выражением на привлекательном лице. Элен всегда ощущала в Луизе скрытую ярость, с которой женщина с трудом управлялась. Она была относительно новой пациенткой, дочерью какой-то из подруг матери Джулии. Луиза посещала Элен из-за «необъяснимой бесплодности», и хотя она сразу отчетливо дала понять, что на самом деле не верит в эту «альтернативную ерунду», тем не менее обладает достаточной широтой взглядов, чтобы испробовать что угодно.

Еще она сообщила, что посещает заодно специалиста по акупунктуре, травника и диетолога.

Представить только, что Луиза узнала бы, что Элен случайно, по глупости и некстати забеременела! Да, их мир воистину предельно несправедливое место.

Мне было уже хорошо за тридцать, когда я познакомилась с Патриком, так что я прекрасно понимала: если хочу иметь ребенка, то это мой последний шанс. Но мне вовсе не пришлось как-то уговаривать на это Патрика, ничего похожего. Он сразу сказал «да». Его вроде бы даже взволновала эта идея – он долго рассуждал о том, что ему никогда не хотелось, чтобы Джек оставался единственным ребенком, но потом, когда месяцы шли и шли и ничего не случалось, Патрик как будто утратил к этому интерес.

Он не хотел это обсуждать и отказывался посещать каких-либо докторов. Даже не желал сделать попытку в самые подходящие для этого дни. Он говорил: «Я не желаю ничего слышать о твоих овуляциях». Словно овуляции были чем-то ужасно отвратительным.

И если честно, он вел себя в этом отношении как последний ублюдок.

Я прощала его. Для мужчин все это выглядит совсем по-другому. Они не испытывают такой биологической потребности, как женщины.

Он сказал даже: «Саския, любовь моя, если этому не суждено быть, то этому не суждено быть».

И это правда. У нас ведь уже был Джек.

Вот только правдой это не было. У него был Джек. А у меня никакого Джека не было. И я не была его любовью.

И вот теперь оказалось, что этому суждено случиться. Патрику суждено иметь другого ребенка, только не со мной.

– Простите… Что вы сказали? Вы меня приглашаете на таперверскую вечеринку? – Элен беседовала по телефону с Денни, молодым гипнотерапевтом, наставником которого была весь прошлый год.

– Ха! Ну да, точно! – заорал Денни.

Похоже, он звонил ей из какого-то ночного клуба. Он напоминал Элен младшего брата Патрика, Саймона. Это поколение говорило на каком-то другом диалекте или что-то в этом роде. В их речи звучал легкий отзвук американского сленга, и было забавно наблюдать за тем, как они видят мир, словно в нем ничего и нет, кроме них самих. Возможно, все дело в новых технологиях. Они вкладывали силу в пальцы молодежи.

А может, Элен и сама выглядела точно так же в двадцать четыре? Нет. Она никогда и ни к чему не относилась легкомысленно.

– Погодите минутку, я выйду наружу! – прокричал Денни.

– Ага, теперь лучше, да? – (Шум cтих.) – Нет, я не о том, а просто… Ты ведь знаешь, как устраиваются таперверские вечеринки, да? Я вот только что стоял у бара и слушал, как какие-то две женщины средних лет, ну, вроде как мамочки, говорили о том, как много килограммов им необходимо сбросить. Они болтали и о своих личных тренерах, и о том, сколько нужно проторчать на беговой дорожке, чтобы расправиться с порцией жареной картошки, ну, понимаешь, они говорили обо всем этом со страстью!

– Что-то мне не уловить твою мысль.

– Гипновечеринки! Я намерен организовать гипновечеринки для потери веса! Чтобы все эти женщины собрались вместе, а я им устрою массовый сеанс гипноза, чтобы они похудели! Я могу использовать быстрое введение Флинна, о котором ты мне рассказывала. Он ведь ничего не будет иметь против? А потом – стандартный сценарий с несколькими положительными посылами. Может быть, чтобы вызывать отвращение к жареной картошке или к виду открытого холодильника? Но вообще-то, им ведь придется готовить еду для детей, наверное. Как бы то ни было, детали я могу отработать. Что ты об этом скажешь?

– Я не совсем… – начала было Элен.

– Это же великолепно! Как ты думаешь, скольких сразу я смогу вот так отвратить от переедания?

– Не знаю. Я всегда предпочитала индивидуальные сеансы…

– Ты прикинь, какие суммы они тратят на своих тренеров! Я бы мог им предложить результаты куда как лучше.

– Может, и смог бы.

Все женщины просто влюбятся в него. Денни был единственным мужчиной на курсе «Введение в гипнотерапию», который читала Элен, и он был симпатичным и обаятельным, умел держаться так, словно видел вас, и только вас, и никого больше.

Когда он слушал лекции Элен, то всегда садился в дальнем правом углу аудитории, и Элен наблюдала, как другие студенты бессознательно склонялись в его сторону, как цветы под дуновением ветерка.

В памяти Элен возник девичий голос, кричащий: «Денни! Я где только тебя не искала!»

«Не сомневаюсь, что искала», – подумала Элен. Когда Денни смотрел на вас, он сразу налаживал зрительный контакт. Это словно некий дар. Немногие мужчины способны на такое, не выглядя при этом психами.

– В общем, я хочу попробовать. Идея у меня возникла только что, и мне захотелось узнать, что ты на это скажешь. Я тебе позвоню еще, ладно? А ты-то как поживаешь? Извини, я даже не спросил.

Голос Денни звучал вовсе не небрежно. Он как будто искренне интересовался делами Элен. Может, и в самом деле интересовался. Или он просто отличный мастер своего дела.

– У меня все в порядке. Ты иди, после поговорим.

Позже этим же вечером Элен, растянувшись на диване, смотрела «Красавицу и чудовище», прямо пальцами таская с тарелки кусочки жареной картошки, заменившей ей ужин.

Едва ли это был первый случай в ее жизни, когда ей вдруг отчаянно захотелось какой-нибудь конкретной еды, но теперь-то она была беременна и потому определила это желание как страстную тягу. Может быть, это ее ребенок нуждается в жареной картошке!

А возможно, дело было просто в том, что о жареной картошке говорил Денни и ее подсознание послушно откликнулось на предложение.

Элен позволила всем этим мыслям свободно бродить в своей голове: Теперь, раз уж я беременна… Младенец… Страстные желания… – и чувствовала себя так, словно делает нечто немножко незаконное. Она ведь не могла просто ворваться в этот запутанный мир материнства, не найдя нечто вроде официального входа, разве не так? А что представлял собой этот вход? Свидетельство о браке?

Казалось чистым безумием то, что еще вчера мысль о детях пребывала где-то в необозримом будущем. И вдруг уже сегодня, после одного-единственного похода в аптеку, она отчаянно хотела жареной картошки и думала о малыше. Похоже, скоро ей захочется на десерт пикулей и мороженого.

Углеводы и паршивые программы по телевизору привели Элен в состояние, близкое к коматозному. Ее голова как будто оказалась вдруг битком набита ватой.

Довольно, Элен!

Зазвонил телефон. Элен отставила тарелку и со стоном поднялась с дивана. Она даже шла сейчас как беременная, положив одну ладонь на поясницу. Элен заставила себя выпрямиться. Прямо самая внушаемая особа в мире!

Звонила ее крестная Мелани. Это хорошо. Мелани не слишком-то любила разговаривать по телефону и всегда старалась как можно быстрее закончить беседу. Так что они немного поболтают, а потом Элен снова вернется к очаровательно глупым красавицам и их прелестным безмозглым кавалерам, что-то болтающим на экране.

– Я лишь хотела тебе сказать, что мне очень, очень понравился Патрик, – сообщила Мел. – Он мне действительно, действительно понравился. И насколько же он лучше того Джона! Тот просто самодовольный болван. Надеюсь, ты не против, что я его так называю?

– Самодовольный болван только что решил жениться, – сообщила Элен.

– Ох, достанется же какой-то бедняжке! – с совершенно искренним сочувствием воскликнула Мелани. – Тебе повезло: ты этого избежала.

И в этот момент Джон оказался надежно заперт в некоем хранилище в самой глубине памяти, где ему и место. Элен ощутила прилив благодарности и любви к обеим своим крестным. Филиппа ведь тоже позвонила ей и оставила длинное веселое послание на автоответчике, болтая о родстве душ и свадебных колоколах, и не слишком ли она стара для роли подружки невесты? И разумеется, родная мать до сих пор ей не звонила.

– Твоей матушке он тоже понравился.

– Она так сказала?

– Ну, вообще-то, нет, – призналась Мел. – Но я уверена. Кстати, о твоей матери, как она тебе показалась вечером в пятницу, вполне в себе?

– Думаю, да.

Элен с трудом заставила себя вспомнить, как вела себя мать вечером в пятницу. Пребывала ли она в своем обычном настроении и состоянии? Элен была настолько сосредоточена на Патрике, что не слишком обращала на нее внимание.

– А что?

– Ох, да, в общем-то, ничего. Просто в последнее время она… мм… ну, несколько скрытна, как будто не хочет нам чего-то рассказывать.

Ну почему бы ее матери не стать скучноватой и степенной, теперь, когда большая часть бурных событий ее жизни уже осталась позади. Не стать такой, как мать Патрика?

Вот такие совершенно детские мысли бродили в голове Элен, когда она жадно смотрела на тарелку с остатками жареной картошки и мигающий экран телевизора.

– Ты не думаешь, что она заболела или что-то в этом роде? – во внезапном приступе панического страха спросила она, как будто ожидая наказания за собственный эгоизм.

– Нет-нет, – откликнулась Мелани. – Глупо было вот так тебя тревожить. Она в полном здравии. Твоя мама всего неделю назад разбила меня наголову в теннис. Да я, наверное, все выдумала, или мне ужасно хочется посплетничать. Не обращай внимания. Я ведь позвонила просто потому, что хотела сказать: мне действительно понравился Патрик. А теперь оставлю тебя в покое. Скоро встретимся и поговорим!

И она мгновенно повесила трубку. Никто на свете не обрывал телефонные разговоры так же внезапно, как Мелани, в отличие от Филиппы, которая тратила не меньше двадцати минут на то, чтобы завершить беседу. И если бы именно Филиппа сказала, что заметила нечто странное в ее матери, Элен мгновенно сосредоточилась бы на этом. Но Мелани была из тех, кто способен выдумать что угодно. Возможно, ее мать и в самом деле что-то скрывает. И это совсем не обязательно должно быть что-то плохое. Люди вправе иметь свои маленькие тайны.

– У меня тоже есть тайна, – вслух произнесла Элен.

Совершенно необычное ощущение. Элен и припомнить не могла, когда в последний раз у нее был секрет такого масштаба. Если вообще когда-то случался секрет, способный привести людей в состояние легкого потрясения.

Ей следует хранить свою тайну как можно дольше.

Элен уже снова принялась за жареную картошку, когда телефон опять зазвонил. На этот раз звонила Джулия.

– Я просто поверить не могу, что ты пыталась свести меня с парнем, который ростом мне до подмышек! – завизжала она.

– Извини, – пробормотала Элен с набитым ртом. – Я не знала.

Казалось таким соблазнительным заставить Джулию завизжать еще громче, произнеся всего два слова: «Я беременна!»

– И выглядел он так, будто выскочил прямиком из сериала «Фермер ищет жену»!

– Я думала, Стинки более или менее сексуальный, правда!

Конечно, она ни в коем случае не должна говорить Джулии о своей беременности. Первым вправе узнать Патрик.

– Я не сказала, что он не был сексуальным, – неожиданно возразила Джулия.

Элен невольно вытаращила глаза:

– А… понимаю.

– Когда вы с Патриком ушли, он проводил меня до машины и пригласил как-нибудь выпить вместе.

– И что ты ответила?

– Я согласилась. Как с другом, разумеется.

– Разумеется.

У Элен потеплело на сердце, когда она услышала некоторые перемены в голосе Джулии. Резкость исчезла. Таким тоном Джулия не говорила уже много лет.

– И я наконец выяснила его настоящее имя. Сэм. Я же знала, что никакой он не Брюс. Ох… Эй! Я же забыла сказать, что я просто в восторге от Патрика! Он великолепен. Настоящий мужик из мужиков. Смотри, не испорти все!

– Спасибо за вотум доверия.

– Я серьезно! Продукт высшего качества!

– Ладно.

– Я хочу сказать, Джон был чересчур самодоволен, – промурлыкала Джулия.

– И почему это правда всегда узнается слишком поздно? Все вы вели себя так, словно были в восторге от Джона. И ты постоянно хохотала над его шутками.

– Да, остроумием он обладал, – рассеянно ответила Джулия. – Ты смотришь «Красавицу и чудовище»? Как насчет той блондинки с выпученными глазами? Тебе не кажется, что она одержима мыслями об убийстве? Кстати, об этом… Ты мне не говорила, что преследовательница Патрика проникает в его дом!

– Я и сама не знала.

Элен наблюдала за блондинкой с выпученными глазами на экране телевизора. Она совсем забыла о том, что ее открытие касается и Саскии. Что бы та подумала, узнав о беременности Элен? Может, это ее излечит? Или, наоборот, доведет до крайней точки безумия? Хотела ли она сама иметь ребенка от Патрика?

– Ну, как бы то ни было… Ладно, мне надо бежать. Мобильник звонит. Может, это Сэм! Поболтаем позже!

Джулия повесила трубку. Но как только Элен снова уселась на диван с жареной картошкой, телефон опять затрезвонил.

– Привет, милая! – Это оказался Патрик. По какой-то причине одним из их ритуалов стало то, что он, здороваясь, всегда говорил низким голосом американского ковбоя. – Чем занимаешься?

– Смотрю телевизор и… ем картошку.

Элен почему-то почувствовала себя виноватой, словно ее молчание, то, что она не сообщала Патрику о своей беременности, было настоящим предательством. Но ведь неправильно говорить ему об этом по телефону, разве не так? И честно говоря, Элен пока что была не готова узнать, что Патрик об этом думает. Ей достаточно трудно было разобраться и в собственных-то чувствах. А его реакция могла добавить к ситуации новый слой путаницы. Если Патрик придет в восторг, она, конечно, перестанет волноваться, но все равно это случилось слишком быстро. Все казалось неправильным, и самым разумным было бы прервать беременность. Но если Патрик ужаснется, если он сам предложит избавиться от ребенка, Элен будет просто убита. Она хотела этого малыша! Если Патрик скажет: «Я поддержу тебя, что бы ты ни решила», она разозлится. Это ведь была их общая проблема, а не только ее собственная. Но в общем Элен просто не могла придумать такого варианта ответа бедняги Патрика, который бы ей понравился.

– Как прошел день? – спросила она, стараясь изо всех сил, чтобы ее голос звучал как обычно.

– Все было прекрасно, пока в офисе не появилась сама-знаешь-кто.

– Сама знаешь… – повторила Элен. – Ох, ну конечно. Очень даже знаю.

Бедная Саския. Патрик просто не желал называть ее по имени.

– Она вела себя еще безумнее, чем обычно. Плакала. Говорила что-то о детях.

– Дети, – снова повторила Элен.

Она буквально похолодела. Неужели Патрик уже узнал? Неужели он таким отвратительным образом хотел дать ей понять, что ему все известно?

– А что она говорила о детях? – спросила Элен.

Она намотала на пальцы извилистый провод бабушкиного телефонного аппарата. Телефон был зеленым, ему уже больше тридцати лет, и он имел древний наборный диск, который приходилось медленно поворачивать одним пальцем.

– Ох, и не знаю. Серьезно, я ее не слушал. Я ей сказал, что она должна обратиться к психиатру. Саския вручила мне очередное письмо и умоляла его прочесть.

– И ты прочитал?

– Конечно нет! Я их уже давным-давно перестал читать. В них всегда одна и та же ерунда. Ну ладно, послушай, не хочешь съездить в Сидней на выходные? Мне вдруг захотелось сесть на самолет и сбежать от этого холода, и тут же я получил электронное письмо о дешевых рейсах в Нузу. Я это воспринял как знак, что нам следует провести там длинный романтический уик-энд. После тех выходных мне бы было приятно остаться с тобой наедине еще на пару дней.

Элен мгновение-другое просто молчала. При мысли о такой поездке на нее навалилась мощная волна усталости. Ей ведь тогда придется укладывать сумку. Носить одну из тех широкополых шляп, которые носят женщины в дни романтического отдыха. Элен и не представляла, где в данный момент находятся ее солнечные очки. Она их уже много дней не видела. Потерянные очки вдруг показались неразрешимой проблемой.

– Ну, знаешь, коктейли возле бассейна, пляж, долгий сон, – продолжил Патрик. Он вдруг замялся, точно не был уверен, а потом сказал: – Или, может быть, если ты живешь прямо на пляже, тебе не кажется интересным отправиться в какую-то Нузу?

Элен взяла себя в руки. Ее любимый новый друг предлагает сбежать с ним на выходные. Ей следует прийти в восторг.

– Нет-нет, звучит просто замечательно. Как раз то, что нам обоим нужно.

В голосе Патрика зазвучало откровенное облегчение.

– Я уже спросил маму, сможет ли она взять к себе Джека на выходные, и она только обрадовалась. Ох, кстати, все мои родные просто влюбились в тебя. Брат заявил, что ты горячая штучка. А я ему сказал: руки прочь, малыш!

– Он так сказал?

Элен чувствовала себя польщенной. Саймон ведь так молод! Вот тебе, Джон!

Что бы подумали родные Патрика, если бы узнали, что Элен уже беременна? Она вспомнила распятие, висящее в их доме над телевизором. Патрик говорил, что его родные – старомодные католики. Можно, конечно, предположить, что в наши дни и в наш век они догадываются, что Элен и Патрик спят вместе, но едва ли им захочется, чтобы все это вышло наружу с такой скоростью. Не случится ли так, что мать Патрика вдруг назовет Элен распутной особой?

– Ты можешь взять выходной на следующий понедельник? – спросил Патрик.

– У меня назначено несколько встреч, но я наверняка смогу их перенести.

– Отлично. Я просто дождаться не могу конца недели. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю.

Повесив трубку, Элен прямиком направилась к жареной картошке и выбросила ее.

Она должна все сказать Патрику в выходные. В этом есть смысл. Нейтральная территория; не ее дом и не его. Они будут лежать на какой-нибудь кровати королевских размеров, запутавшись в крахмальных гостиничных простынях, и никакие повседневные мелочи не будут их отвлекать. В результате они смогут прийти к четкому и красивому совместному решению.

– Патрик, любовь моя, – скажет она, натянув на грудь край белой простыни и заправив ее под мышки, как это делают в фильмах, а ее волосы будут сексуально растрепаны. – Я должна кое-что тебе сообщить…

Когда Элен, стряхнув жареную картошку с тарелки в мусорный контейнер, выпрямлялась, она заметила свои потерянные солнечные очки, которые лежали на холодильнике.

Да, все должно сложиться просто прекрасно.

После встречи с гипнотизершей я поехала прямиком на работу. Когда я входила в офис, то двигалась внимательно и медленно, потому что была разбита на миллион осколков и каждое, даже самое легкое движение заставляло меня разваливаться, как в каком-нибудь киношном спецэффекте.

– Ты выглядишь так, словно у тебя что-то болит, – сказал мой босс.

Он думает, что я посещаю физиотерапевта из-за проблем со спиной. Я нарочно выбрала именно такую причину, потому что у самого босса все последние годы постоянно болит спина и теперь все, что касается этой части тела, является для него самой интересной темой разговора.

Я ответила, что действительно болит, и мы поговорили о смещенных позвоночных дисках и вытягивании и еще о противовоспалительных препаратах, а уж потом босс вспомнил, что опаздывает на какую-то встречу.

После я принялась за работу. Ответила на электронные письма, на телефонные звонки, разобралась с входящими документами и написала первые пять страниц отчета.

Трудилась хорошо. Я всегда была решительной, и квалифицированной, и усердной. Меня весьма ценили в моем профессиональном мире. Я гадала, что бы подумали мои коллеги, если бы узнали, что весь обеденный перерыв я провела, рыдая в офисе моего бывшего возлюбленного. Гадала, что бы они подумали, если бы выяснили, что под отличным фасадом я разбита на мелкие куски.

Я отдала Патрику письмо, которое написала, сидя перед домом гипнотизерши. Оно было переполнено гневом и, пожалуй, не имело особого смысла.

Впрочем, я давно чувствовала: он не читает мои письма.

И гнев – это тоже немалая проблема. Ему просто некуда выплескиваться, потому что Патрик не желает меня видеть. Все это похоже на то, как если бы я колотилась головой об огромный равнодушный и безмолвный утес, снова и снова, пока не залилась бы кровью. Ничего из того, что я делаю, не изменит мнения Патрика обо мне. Ничего из того, что я делаю, не заставит его снова со мной встретиться.

А я, похоже, не в состоянии это принять.

Если бы он был мертв, как моя мать, то я бы это поняла. Тогда Патрик бы просто ушел, исчез, отсутствовал. Но он ведь все еще здесь. Он живет своей жизнью, словно это я умерла, как и его жена. Как будто имеет полное право двигаться дальше, заменить меня, сделать беременной какую-то другую женщину.

Если бы кто-нибудь просто подсказал мне, как справиться с болью, как погасить гнев, я бы так и поступила.

Это странно. Иной раз, когда я сижу в кабинете гипнотизерши и сквозь стеклянные стены сочится танцующий свет, мне хочется попросить ее: «Элен, пожалуйста, помоги мне».

И думаю, она бы помогла.