Лишь тот что-то значит, кто что-то любит. Не быть ничем и ничего не любить – одно и то же.
Она встала, не дожидаясь пронзительного писка будильника, без пяти шесть. Выспаться снова не удалось – всю ночь в голову лезли мысли о том, что она поступает неправильно: присвоила мальчика себе и не желает ни в чем сознаться. Ее долг немедленно пойти в ближайшее к месту аварии отделение полиции и дать показания! Пусть ищут, откуда ребенок свалился под колеса проклятой машины. Пусть сам автомобиль объявляют в розыск – давно пора. Если полиция опросила жителей подъезда, у них могла появиться точная информация.
Алла начала собираться. Сложила в большой бумажный пакет диски с фильмами для Максимки, выпила кофе и поехала на Шмитовский проезд.
В поисках отделения полиции она добралась до места аварии. Около злосчастного дома за прошедшие дни ничего не изменилось. Не было даже следов беспокойства, словно никто и не заметил пропажи ребенка. Мальчик, скорее всего, действительно был беспризорным – иначе бы его моментально хватились. Но сомнений в том, что перед тем, как попасть под машину, он выскочил именно из подъезда, у Аллы не было.
Мысленно она вернулась в ту страшную ночь, после которой, казалось, прошла уже целая жизнь. Удивительно, но, несмотря на шум во дворе, ни в одном окне не загорелся свет. Ни один человек не вышел на улицу, хотя первые этажи – Алла не сомневалась – прекрасно слышали вой медицинской, а потом и полицейской сирены.
Люди стали пугливы и безразличны – им нет дела до того, что творится под самым носом.
Алла подергала подъездную дверь, но она оказалась закрыта на кодовый замок. Даже о том, где находится отделение полиции, было не у кого спросить. Она растерянно покрутилась на месте, а потом придумала компромисс: достала из сумки ручку, вырвала из записной книжки лист и написала первые слова объявления: «Всех, кто видел или разыскивает Алексея Соколова, мальчика пяти лет…» Остановилась. Затея с запиской на двери подъезда показалась ей дикостью: словно собака пропала, а не живой человек. Разве так можно?!
Алла скомкала лист и бросила в урну. Уже вышла из двора, но потом, как заколдованная, снова вернулась к железной двери. Вырвала еще один лист, нацарапала объявление и, приписав свой мобильный телефон, прикрепила к стене. Возможно, эта сделка с совестью не имела ни малейшего смысла и правильнее было бы сидеть в полиции, писать заявление и давать показания, но она не могла. Ее разлучат с Алешей, как только ситуация прояснится: у нее нет никакого законного права быть рядом с ним.
Все еще глядя на сиротский листок у двери, Алла стала пятиться от подъезда и чуть не сбила с ног маленькую старушку, оказавшуюся у нее за спиной.
– Простите, ради бога! – чтобы сохранить равновесие, она ухватила бабушку за плечи.
– Ничего, – пожилая дама натянуто улыбнулась.
– Извините, – Алла смущенно убрала руки.
– Что это тут? – Старушка с любопытством подошла к объявлению.
Абсолютно седая, в старом пальто, отороченном видавшим виды мехом, бабушка была такого низкого роста, что полиэтиленовый пакет с продуктами из супермаркета практически волочился по земле. Даже рядом с Аллой она выглядела крохотной.
– Около вашего подъезда, – Алла решила попытать счастья: вдруг эта женщина что-то видела или знает, – машина сбила ребенка.
– Что, насмерть?!
– Нет, слава богу! Мальчик жив. Но травмы серьезные.
– А вы кто? – бабушка повернулась к Алле и стала ее разглядывать. – Из милиции?
– К вам уже приходили?!
– Не было никого, – старушка прищурилась, взгляд ее стал внимательным.
– Странно…
– Так вы откуда, – она еще раз посмотрела на листок, – Алла Георгиевна?
– Я была рядом, когда ребенка сбили, – Алла вздохнула, – вызвала «Скорую помощь», мальчика отвезли в больницу. А родственники до сих пор его не нашли. Понимаете? Наверное, он бездомный.
– Лешка-то? Не-ет, – старушка прищурилась, – он здесь с матерью жил.
Алла застыла как вкопанная. У Алеши есть мать, но она до сих пор не забила тревогу?!
– И где… эта женщина?
– Пропала, – бабушка пожала плечами, – я еще подумала, сбежала тайком, чтобы за квартиру не платить. Второй день их с Лешей не видно.
– А вы позавчера ночью ничего не слышали? Может, видели что-то из окна?
– У меня пятый этаж, окна на другую сторону, – женщина развела руками, – соседки слышали сирену, но так и не поняли, к кому «Скорая» и полиция приезжали. Подумали, алкаши снова буянят.
– А отец у Алеши есть?
– Не знаю, – старушка удивленно подняла брови, – мы близко-то с этой Ольгой не общались. Странная она.
– Наркоманка?
– Шут их разберет! Вот и стараешься держаться подальше.
– Ребенка жалко…
– На всех сердца не хватит. – Она отмахнулась и приподнялась на цыпочках, чтобы снять с двери объявление. – Бумажку я уберу. Еще начнет вам их квартирная хозяйка названивать, деньги требовать.
– Думаете?
– Обязательно! – Бабушка скомкала объявление и сунула себе в карман. – Если мать Лешки объявится, я позвоню.
– Спасибо!
Старушка кивнула и, попрощавшись, зашла в подъезд, а Алла так и осталась стоять у закрытой двери…
Ее появление в палате было встречено безмолвными восторженными гримасами: Максимка, увидев огромный пакет с дисками, обрадовался несказанно. Чтобы не разбудить спящих товарищей, он поднял к потолку большой палец и сказал «спасибо» одними губами.
Рядом с кроватью Максимки в коляске сидела уже знакомая Алле девочка из соседней палаты: видимо, и ей не спалось, заехала навестить приятеля. Моментально забыв о подруге, мальчик бросился разбирать фильмы. Вскоре на его кровати образовались две кучки. Большую, под названием «не смотрел», он с наслаждением водрузил на свой подоконник, а меньшую убрал в пакет, который протянул Алле.
– Оставь себе, – прошептала она, – ребятам раздашь.
Алла уже присела на край кровати Алеши и с умилением смотрела на порозовевшее личико спящего ребенка.
– Точно! – Максимка хитро подмигнул девочке: – Смотри, Сонька, аукцион неслыханной щедрости!
На его кровати снова началась возня с дисками: теперь уже гостья увлеченно раскладывала остатки по двум кучкам.
– Как прошла ночь? – Пользуясь тем, что ребенок спит, Алла с нежностью погладила Алешеньку по голове. Ей показалось, что лоб у него горячий. Температуру пациентам мерили рано утром, результаты передавали врачу. Алла решила, что обо всем расспросит Бориса Кузьмича, когда он придет.
– Жуть, тетя Алла! – Максимка поморщился. – Вообще спать не дали. Новенького привезли, он ревел и ревел. Недавно только успокоился.
– Что с ним? – Алла только сейчас увидела на кровати в дальнем углу, которая еще вчера пустовала, маленького белокурого мальчика. Ребенок беспокойно спал, то и дело поворачивая голову на жестком матрасе из стороны в сторону. Мягкие кольца обхватывали его крошечные плечи, не давая свободно двигаться.
– Ерунда, – Максимка отмахнулся, – ключицу сломал. Умудрился с горки навернуться. Бабку, которая с ним гуляла, саму на «Скорой» отвезли: со страху подскочило давление. А этот полежит с кольцами Дельбе пару недель и будет как новенький.
– Откуда такие познания? – Алла улыбнулась.
– Поваляйтесь здесь с мое, – подросток тяжело вздохнул и потупился, – пять месяцев дома не был.
– А меня на выходные забирали! – похвасталась Соня, которая уже давно ждала возможности вклиниться в беседу.
– Тебе, Сонька, везет, – Максим бросил печальный взгляд на пустую пеструю юбку девочки, свисавшую с коляски почти до пола, – а у меня теперь дома нет.
– Как? – Алла не могла поверить своим ушам: все несчастья разом сыпались на бедную голову этого бравого солдата.
– Мать когда с работы уволилась, – объяснил он, – за комнату стало нечем платить.
– И где же Лена теперь?
– Сначала со мной в больнице жила, – он вздохнул, – Борис Кузьмич разрешал, но велел не болтать. А на прошлой неделе в магазин устроилась ночным продавцом. Днем тут, ночью там.
– Без отдыха?
– Мне ее знаете как жалко! – в голубых глазах промелькнула боль. – Ходит уже еле-еле. Раньше хоть прилечь могла, кровать была свободная, – он с досадой взглянул на мальчика с переломанной ключицей.
– У меня дома есть место, – Алла не успела испугаться собственной решимости, – пусть днем приходит ко мне и спокойно спит!
– Правда?! – Максимка просиял, а потом с опаской взглянул на дверь. – Только вы ей не говорите, что я пожаловался. Она этого не любит. Говорит, бог дает человеку столько страданий, сколько он может вынести.
– Не скажу.
– Тетя Алла, – Соня наконец дождалась паузы, чтобы снова встрять в разговор, – а у вас семья возражать не будет? Муж, дети. Они-то тетю Лену не знают. Мало ли!
– Не будет, – Алла улыбнулась типично женской логике девочки, – муж меня бросил, а детей нет.
Теперь уже оба подростка выпучили на нее глаза: смотрели с неподдельным сочувствием, даже жалостью – словно это она была серьезно больна.
– Не понял, – Максимка по-мужски хрипло возмутился, – он что, баран? Вы такая красивая!
Сонька ревниво взглянула на друга и, насупленно проворчав: «Мне пора», укатила из палаты. Несмотря на обиду, диски с фильмами она забрала.
Постепенно палата начала оживать. Сначала появилась Катя с пакетами и удивилась, что ее Степка – ранняя пташка – до сих пор спит. Потом стремительно влетела Людмила, стала тормошить сонного Ваню, чтобы вовремя успеть с утренним туалетом: сегодня ей нужно было пораньше попасть на работу. Потом приползла уставшая Лена с гостинцами для сына. Алла улучила момент, чтобы поговорить с мамой Максимки. Сказала, что будет рада, если Лена согласится перебраться к ней – одной, после ухода мужа, не по себе в пустой квартире. Женщина была так измучена, что слишком долго уговаривать ее не пришлось – смущаясь и рассыпаясь в благодарностях, она взяла ключи от квартиры и, посидев немного с Максимкой, который настойчиво ее прогонял, уехала.
Младшие ребята начали просыпаться. Алешенька тоже открыл глаза, удивленно огляделся, словно забыл, где находится, и попросил воды. Он по-прежнему смотрел на Аллу волчонком, не разговаривал с ней и не давал прикасаться к себе, но разрешал подавать чашку, подносить судно. И это уже был несказанный прогресс. Алла сияла от счастья.
Только возмутитель ночного спокойствия, трехлетний малыш, до сих пор оставался один. Бабушку одновременно с ребенком увезли в другую больницу – это было понятно. Но не ясно, куда подевались родители. Одним глазком Алла наблюдала за мальчиком, готовая в любую минуту прийти на помощь. Но, измученный тяжелой ночью, малыш все еще спал.