Возвращение
…и чувствую —
«Я»
для меня мало.
Кто-то из меня вырывается упрямо.
В. Маяковский
Паркетные, натертые мастикой полы длинного обшарпанного коридора с ответвляющимися аппендиксами аудиторий поскрипывали под ногами, со стен смотрели суровые светила науки, чьи портреты, обрамленные в толстые золоченые рамы, нависали своей мощью над неразумным и бесшабашным студенчеством. Я поняла, что за прошедший год сильно стосковалась по институту с его характерными особенностями, соскучилась даже по столовой с непременным набором из переваренных склизких макарон и жалобным цветом лопнувших сосисок, бесстыже выставивших наружу серовато-розоватую, сомнительного качества плоть, по непропеченным булочкам с изюмом и граненым щербатым стаканам с кефиром или компотом, в котором плавают распушенные бахромой яблочные медузы, соскучилась по скабрезным профессорским шуточкам и анекдотам, подколам однокурсников, по галерке аудиторий, где можно пошептаться с подружкой, почитать книжку или просто прикорнуть в случае проведенной без сна разгульной ночи… Соскучилась по вечерним посиделкам с друзьями на чьей-нибудь кухне, среди рыжих пруссаков, деловито бегущих по своим делам, среди батареи пустых бутылок из-под пива, портвейна, молдавского или грузинского вина типа киндзмараули, ркацетели, цинандали, ахашени, саперави, подсвеченных миксом из сине-черных сумерек и тусклого электрического света, когда в лица друзей вглядываешься с такой чистой любовью, мечтая сохранить этот миг моментальным снимком памяти навсегда…
* * *
Я хочу вернуться…
* * *
После путешествия по Италии я постепенно пришла в себя, стала по-новому оценивать жизнь: архитектура Рима, Венеции, Флоренции подействовала успокаивающе. Колизей с его величественностью, загадочностью и мрачностью сохранившихся эманаций ужаса и смерти, собор Святого Петра – обитель римских пап, мутные воды Тибра, скованные берегами, или площадь Сан-Марко и Дворец дожей с крылатыми львами и грузными ручными голубями, от непомерного приема пищи забывшими уже, как летать: любимое развлечение туристов – взять в горсти кукурузу (предусмотрительно продаваемую здесь же), раскинуть руки и ждать, пока тебе на руки, плечи и голову не опустится целая голубиная армада… Канале Гранде, по которому тебя неспешно везет гондола, и пышные фасады зданий, расписанные старыми мастерами, прячут свои изъеденные временем и водой ступени, заросшие водорослями, как прячут пожилые женщины ноги, изувеченные буграми чернильного цвета вен, под плотными колготами… Я вспоминала школьный курс римской истории, думала о полководцах, гладиаторах, ученых, мыслителях, поэтах и понимала, что история дана нам затем, чтобы находить в себе силы идти дальше, двигаться вперед, несмотря на удары судьбы подниматься и упрямо шагать к цели, иначе можно действительно стать домохозяйкой, наплодить ребятишек, довольствоваться ролью кудахчущей клуши (Kinder, Kuche, Kirche [Kinder, Kuche, Kirche – дети, кухня, церковь (нем.).] – идеал женщины для мужчины, и не надо мне тут втирать, что «домострой» понятие ругательное и в XXI веке практически неосуществимое) и не сделать ничего для того, чтобы этот мир стал чуточку лучше. Все, каникулы закончились, пора повзрослеть и начинать жить.
* * *
У меня вполне хороший муж. Он практически не пьет (бокал вина иногда в ресторане, пару кружек пива с друзьями), не смотрит футбол и хоккей, не скандалит с тещей и тестем. Моя свекровь живет в Туле и в Москву носа не показывает: виделись мы с ней один-единственный раз и произвели друг на друга относительно благоприятное впечатление. Алексей умный, целеустремленный пробивной человек, делает успешную карьеру и неплохо зарабатывает, следит за своей внешней формой, ходит в тренажерный зал и в бассейн, хорошо, со вкусом одевается… Не жалеет на меня денег и позволяет мне покупать то, что я хочу, ходить, куда я пожелаю и с кем пожелаю. Ммм… он храпит по ночам, потеет во время секса, временами мне изменяет, не интересуется моей личной и духовной жизнью, мы практически не ходим никуда вместе и не ездим отдыхать, потому что у него вечно то конференции, то защита того-сего-пятого-десятого, то еще какие-нибудь заседания, научные дискуссии и написание статей в известные иностранные медицинские журналы… Он предельно рационален и расчетлив, аккуратен до того, что даже носки складывает на стуле и разглаживает их так, чтобы не было складочек.
Но я и сама не то чтобы такой уж подарок… Надо соображать, что отношения строятся двумя людьми, совместно, а не предполагать, будто тебе все что-то должны. В общем, я вернулась в институт и попыталась наладить отношения с Алексеем. Он охотно принял мои домашне-кухонные хлопоты и желание опять исполнять супружеские обязанности.
Закуклившись в семейный долг, я механистически готовила, стирала, убирала, училась, сдавала сессии, ходила на вечеринки и дни рождения, и только иногда бессонными ясными ночами на маленькой пятиметровой кухне яростно и отчетливо понимала: «Боже мой, это все не то! Что я делаю?» Глядя на потрескивающее пламя оплывающей свечи и на дым от тлеющей сигареты, причудливо вьющийся кверху, я замирала от гудения мусоропровода, капели воды в кране, какого-то шуршания (а вдруг это мыши или тараканы), от прочих многочисленных ночных звуков, от утренних трелей просыпающихся троллейбусов, спешащих навстречу новому дню, и сдавленно вздыхала от осознания того, что приобретаемый жизненный опыт не тот, а я где-то потерялась, свернула не на ту тропку, ошиблась в вычислениях, и теперь уравнение не может быть решено правильно: надо вернуться и, отыскав, исправить ошибку.
* * *
От этих мыслей меня отвлекло рождение ребенка, моей любимой девочки, Катюши. К тому времени Алексей купил однокомнатную квартиру, в которую и привез нас из роддома. Пустота во мне заполнилась до краев новым смыслом, настолько важным и непреложным, что все остальное отошло на второй, третий или тридесятый план. Катюнино бормотание и улыбка, миниатюрные пальчики крохотных ножек и ручек, цепляющихся за меня, нежный родной молочный запах ее тела оказались самым большим счастьем из всего, что только можно представить. Я совершенно сошла с ума: покупала кучу журналов с советами о воспитании ребенка, о вреде тех или иных продуктов, памперсов, игрушек, приглашала массажистку «для улучшения развития мышечной моторики», гуляла с дочкой три раза в день, проводя большую часть времени на улице, чтобы девочка получала необходимую порцию кислорода, включала ей классическую музыку, пела колыбельные и частушки, покупала неимоверное количество распашоночек, ползуночков, кофточек, колготок, шапочек и прочей ерунды, обсуждала с мамашами, какой детский сад лучше и почему и к какому педиатру/невропатологу/окулисту в нашей поликлинике лучше не ходить… Институт я успела окончить перед самыми родами и защищала диплом с огромным пузом. Профессора и доценты ласково называли меня «деточка» и ставили оценки даже не за знания, а за будущее материнство, к тому же многие были в курсе моей первой печальной беременности и просто не могли себе позволить меня волновать, чтобы потом, не дай бог, не ощутить вины в случае преждевременных родов от моей возможной истерики. Пятеркой больше, пятеркой меньше – какая разница, тем более что Алексей приобретал в научных кругах все больший вес и к нему относились с пиететом, свет его значимости частично ложился и на меня.
* * *
Рождение, крещение, первый зубик, первые шаги, первые слова, радостное узнавание мира: «Мама, кака!», детский садик – все слилось в единую череду дней и ночей. И если изначально, в первый год, неистово хотелось перейти какие-то совместные рубежи и так ждалось, когда она научится сидеть, стоять, когда пойдет сама, научится ходить на горшок, то потом, внезапно посмотрев на ставшие маленькими брючки и курточку, видишь, что она выросла и уже отстаивает свои интересы. И ты понимаешь, что она – личность, такая же, как и ты, и теперь ты тоже можешь чего-то хотеть сама по себе, искать свой путь, свою дорогу… Пора.