ПОЗОРИЩНАЯ ПЛОЩАДЬ
В первые мгновения солнце показалось Красавице нестерпимо слепящим. Как было ей приказано, девушка сцепила руки за спиной и зашагала вперед, поднимая колени как можно выше. Очень скоро глаза привыкли к яркому свету, и она увидела площадь, на которую вышли они с капитаном. Туда-сюда слонялись по ней целые толпы досужих зевак, оживленно шушукались местные сплетницы; на широком каменном выступе стены сидели, болтая, несколько юнцов; возле трактиров спокойно перетаптывались у коновязей лошади; и, наконец, по всей площади глаз натыкался на обнаженных невольников: кто-то ползал на коленях, кто-то, как Красавица, вышагивал перед своим господином.
Капитан мягким шлепком дал ей знак повернуть, слегка прихватив ее широкой ладонью за правую ягодицу.
Идя как будто в полусне, Красавица вскоре очутилась на широкой улице со множеством магазинов и всевозможных лавок, напомнившей ту улочку, по которой ее вели с рынка, только здесь было куда оживленнее, и все были заняты делом: одни что-то продавали, другие покупали, третьи о чем-то яростно спорили.
Ужасное ощущение закономерности, обыденности окружающего вновь охватило принцессу. Ей снова почудилось, будто все это уже происходило с ней прежде — по крайней мере, все казалось ей знакомым и привычным. Обнаженная рабыня, на четвереньках намывавшая витрину магазина, смотрелась вполне обыкновенно; другой невольник с привязанной к его спине большой корзиной вышагивал, как и Красавица, перед горожанкой, погонявшей его палкой, и тоже не являл собой ничего из ряда вон. Даже нагие невольники, что там и сям висели на домах с полусонным видом, в наказание привязанные к стене с разведенными пошире ногами, — и те представляли собой вполне привычное зрелище. И в самом деле — что такого, если идущие мимо молодые горожане немного поглумятся над ними, одного пошлепав по напрягшемуся члену, другую больно ущипнув за несчастный лобок? Вполне обычное дело!
Даже подрагивающая при каждом шаге грудь, неуклюже выпятившаяся вперед из-за сведенных за спиной рук, — и это уже казалось Красавице совершенно естественной и правильной манерой ходить. Получив очередной ласковый шлепок, девушка зашагала живее, стараясь как можно грациознее поднимать колени.
Спустя некоторое время они дошли до другого конца городка и приблизились к широкой рыночной площади. Вокруг опустевшего торгового помоста бродили сотни людей. Чудесные дразнящие ароматы исходили от лавок, торговавших снедью; Красавица даже уловила терпкий запах налитого в кубок вина, что купил себе с лотка некий молодой человек. В текстильной лавке разворачивали длинными яркими полосами ткани. Где-то громоздились новенькие плетеные корзины, где-то торговали всевозможными веревками — и повсюду старательно трудились обнаженные невольники, выполняя тысячи поручений.
В переулке у площади раб на коленях энергично подметал коротким веником дорогу. Двое других на карачках принесли на спинах полные фруктов большие корзины и поскорее шмыгнули в дверь. На стене дома, привязанная вверх тормашками, висела стройненькая принцесса, ее лобковые волоски глянцево поблескивали на солнце, а лицо было красным и в глазах стояли слезы. Широко раздвинутые ноги ее приторочили высоко к стене широкими, плотно стянутыми ножными браслетами.
Тем временем Красавица с капитаном миновали торговую площадь, и тут же взору открылась другая, причем весьма странная картина: вместо булыжной мостовой там оказалась мягкая, свежевзрыхленная земля — в точности как на тропе взнузданных в замке. Здесь принцессе позволили остановиться. Капитан застыл возле нее, оглядываясь, заткнув большие пальцы под ремень.
Девушка увидела здесь такую же платформу с поворотным кругом, с какой ей довелось познакомиться с утра на аукционе. Энергично работая педалью, привязанного раба все быстрее раскручивал на диске мужчина с хлыстом в руке, яростно поря ему ягодицы всякий раз, как они удобно поворачивались к экзекутору. В роли несчастной жертвы был статный мускулистый принц со связанными за спиной руками и задранным подбородком, закрепленным к невысокому деревянному столбику, так чтобы любой желающий мог увидеть лицо наказуемого.
«Как он только держит глаза открытыми? — подумалось Красавице. — Ведь невыносимо видеть эту толпу вокруг!»
Сгрудившиеся у платформы зеваки улюлюкали и что-то резко выкрикивали, как и на давешних торгах. И когда в знак окончания порки заплечный мастер воздел свой хлыст, в бедного принца, потного и трясущегося, с кружащейся головой, полетели гнилые фрукты и прочие отбросы.
Как и на предыдущей площади, здесь царила ярмарочная атмосфера, так же дразнили своими ароматами съестные и винные лавки. Из высоких окон и с балконов, сложив ручки на подоконнике или перилах, глазели по сторонам любопытные горожанки.
Между тем поворотный круг был здесь отнюдь не единственным местом наказания. Справа, чуть подальше от него, находился высокий деревянный столб с железным кольцом, к которому крепилось множество черных кожаных лент. К концу каждой такой веревки привязывался за кожаный ошейник раб, вынужденный волей-неволей держать голову высоко. С таким вот горделивым видом голые наказуемые медленно шествовали по кругу, от души охаживаемые длинными, обтянутыми кожей лопатками, которыми орудовали четыре стражника, стоявших в четырех точках площадки, точно знаки сторон света в компасе. Множество босых ног проделали в дорожной пыли широкую кружную колею. У одних бедолаг руки были крепко стянуты за спиной, другие сами сцепляли их сзади.
За этим маршированием рабов наблюдала толпа местных мужчин и женщин, отпускавших всевозможные комментарии. Некоторое время Красавица оцепенело глядела на происходящее. Потом одну из невольниц, юную принцессу с крупными каштановыми локонами, прямо на ходу отвязали и вернули поджидавшему рядом господину, который, хлестнув ей соломенным веником по лодыжкам, велел идти вперед.
— Сюда! — скомандовал капитан.
Красавица послушно двинулась вместе с ним к этому подобию майского дерева с кружащимися черными лентами.
— Привяжите эту, — велел капитан стражнику.
Тот споро увлек принцессу поближе к столбу и закрепил у нее на шее жесткий кожаный ошейник, высоко подперший подбородок. Словно в тумане, Красавица видела, как капитан внимательно наблюдает за ней. Возле него остановились две горожанки и оживленно заговорили с ним, он что-то отвечал женщинам без особого интереса.
Длинная кожаная привязь, свисавшая со столба, оказалась достаточно тяжелой. Железное кольцо, к которому она крепилась на столбе, постоянно крутилось за счет ходьбы самих наказуемых, и Красавицу тут же утянуло за ошейник вслед за остальными. Чтобы ослабить тягу, девушка попыталась идти чуть быстрее, но ее тут же придержала кожаная лента. Наконец Красавица приноровилась к общему темпу, и вскоре почувствовала первый звучный удар лопаткой от одного из четырех стражников, поджидавших ее. В круге было так много мерно бредущих невольников, что служителям приходилось безостановочно взмахивать черными кожаными рукоятями. Радуясь тем нескольким благословенным секундам, что следовали между ударами, Красавица обреченно двигалась в веренице наказуемых, щурясь от солнца и лезущей в глаза пыли и глядя в разлохмаченный затылок впереди идущего раба.
«Публичное наказание», — вспомнились ей слова распорядителя аукциона, призывавшего новых господ прибегать к этой каре по своему усмотрению. Она прекрасно знала, что капитан — как и ее сладкоголосые, изнеженные господа в замке — и не подумает объяснить ей причину наказания. В чем же дело? Может, капитан решил привести ее сюда, потому что просто заскучал или из любопытства? Что ж, вполне достаточная на то причина! Всякий раз, совершая круг, девушка несколько мгновений видела его ясно — широко расставившего ноги и уперевшего руки в бока, не сводящего с нее пронзительных зеленых глаз. Какая бы ни была тут причина — но уж точно не взбалмошность, размышляла она. Споткнувшись, она сбилась с шага, за что больно получила подгоняющей шлепалкой по бедрам — и, собравшись с духом для неминуемого удара, Красавица испытала странное удовлетворение, какое ни разу не посещало ее в замке.
В ней не было никакой напряженности. Ни знакомая болезненность в промежности, ни страстное, неутоленное желание к капитану, ни скрипучие взмахи лопаток, ни высоко задранный ошейником подбородок, ни стирание подушечек ступней об утрамбованную многими ногами землю — ничто и близко не могло сравниться с теми ужасами, что испытывала она прежде.
Однако ее размышления внезапно были прерваны донесшимися из толпы громкими криками. Через головы бредущих в круге невольников и глазеющих на них городских зевак Красавица увидела, как давешнего беднягу принца наконец сняли с «вертушки», где он все это время оставался привязанным на потеху публике. И теперь другую рабыню — принцессу с такими же золотистыми, как и у Красавицы, волосами — затащили на платформу и согнули кверху задом, подняв ей повыше подбородок.
Проделав еще круг, девушка увидела, как той принцессе, стоящей на коленях и отчаянно стенающей, связали за спиной руки и железным болтом закрепили опору для подбородка, чтобы она не могла повернуть голову. Колени ее были привязаны к крутящемуся диску, и несчастная отчаянно молотила ступнями под радостные выкрики, завывания и гиканье толпы, явно довольной зрелищем не меньше, чем от брыкания Красавицы на аукционе.
Тут ее глаз выхватил снятого с платформы принца: теперь его поторапливали к ближайшему позорному столбу. К слову сказать, там имелась целая площадка, отведенная под стоящие рядком позорные столбы. К одному из них подвели принца, согнули его в поясе, пинками, как всегда, раздвинули ноги пошире. Потом опустившейся с громким стуком доской ему закрепили голову и руки, чтобы наказанный мог смотреть только перед собой и не пытался спрятать лицо.
Вокруг его беспомощной фигуры тут же сомкнулась толпа зрителей. Пройдя еще круг, Красавица, громко вскрикнув от неожиданно тяжелого удара, поглядела туда снова и заметила, что к другим столбам привязаны принцессы, мучимые и истязаемые горожанами, которые щупали их, лупили и щипали.
Впрочем, какой-то горожанин подал одной из принцесс плошку с водой, и хотя той пришлось, разумеется, ее лакать, высовывая острый розовый язык, это, пожалуй, следовало расценить как милосердие.
Между тем подскакивающая и брыкающаяся на «вертушке» принцесса с зажмуренными глазами и искаженным ртом являла собравшимся невероятнейшее зрелище, и благодарная толпа дружным, пугающе ритмичным ором встречала каждый опускающийся на бедняжку удар.
Наконец время, отпущенное на хождение Красавицы вокруг «майского дерева», подошло к концу, ее быстро и ловко отвязали, высвободили из ошейника и, тяжело дышащую, вывели из круга. Припухшие ягодицы ужасно саднило, и девушке все казалось, что вот-вот по ним ударят снова, раз за разом. Сцепленные руки за спиной затекли и отчаянно ныли. И все же Красавица спокойно стояла перед капитаном в ожидании дальнейших распоряжений.
Широкой ладонью тот развернул ее к себе — и словно вырос над девушкой, огромный, сияющий в солнечном свете, с блестящими волосами, золотящимися вокруг темного пятна его лица. Он наклонился поцеловать Красавицу, мягко обхватив ее затылок. Прильнув к губам, он раздвинул их языком, властно проник в ее рот — и тут же отпустил девушку.
Красавица трепетно вздохнула, когда капитан отстранился от ее губ. От его поцелуя по всему телу, до самой глубины ее томящегося лона, прокатилась жаркая волна. Напрягшимися сосками она ощутила шершавую шнуровку его куртки, холодный металл ременной пряжки словно обжег ей кожу. С едва заметной улыбкой капитан выставил вперед колено, прижав к ее изнывающему сладостной болью лобку, еще больше усилив в ней голод страсти. Внезапно девушку охватила невероятная слабость — и вовсе не из-за дрожи в ногах или изнеможения от долгой ходьбы по кругу…
— Шагай вперед, — велел ей капитан и, развернув принцессу, легким шлепком, все равно болезненно отозвавшимся в ее изрядно побитых ягодицах, направил к дальнему концу площади.
Они прошли мимо позорных столбов, у которых привязанные невольники корчились и ерзали под градом ударов и насмешек толкущихся рядом местных бездельников. А за ними Красавица только сейчас разглядела длинный ряд пестрящих разноцветьем палаток, установленных под сенью череды деревьев. У всех палаток был приглашающе откинут над входом полог. У каждой стоял красиво разодетый молодой человек, и, хотя внутри принцесса ничего не сумела разглядеть, до нее то и дело доносились подбадривающие прохожих выкрики зазывал:
— Вас ожидает прелестный принц, сэр! Всего за десять пенсов!
— Милейшая принцессочка, сэр! Все удовольствие — пятнадцать пенсов!
Были и более витиеватые предложения:
— Не можете позволить себе собственного раба? Всего за десять пенсов вы насладитесь наилучшим из невольников!
— Мадам, симпатичный юный принц нуждается в хорошем наказании! Поистине королевское удовольствие — и всего за пятнадцать пенсов!
Красавица заметила, как то в одну, то в другую палатку заходят где мужчины, где женщины, а порой заглядывают туда парами.
«Даже самые простые и небогатые горожане могут этим насладиться!» — подумала она.
И впереди, в конце длинного палаточного ряда, Красавица увидела целое сборище голых, перепачканных рабов с опущенными головами, с привязанными к толстым веткам над головой руками. Рядом с ними стоял надзиратель, призывавший всех и каждого:
— Берите внаем на час или на день на любые, самые грязные работы и услуги!
На грубо сколоченном столике возле него лежал широкий набор плетей, ремней и колотушек.
Красавица шла и шла дальше, время от времени подгоняемая ласковыми шлепками капитана, болезненно впитывая увиденное — как будто все, что она видела и слышала на пути, беспощадно обрушивалось на нее саму.
Наконец они вновь оказались в гостинице, в той же маленькой спальне под крышей, и Красавица опять стояла перед капитаном, вытянувшись, широко раздвинув ноги и закинув руки за голову.
«Ты мой господин и повелитель», — устало думала она.
Казалось, будто в прежнем своем перерождении она всю жизнь провела в этом городке и служила некоему воину, и доносящийся с площади разноголосый гомон толпы звучал для нее успокаивающе, словно тихая мелодия. Она была невольницей капитана — только его и никого другого, — и лишь он вправе был прогонять ее по людным улицам, всячески наказывать и всецело порабощать.
И когда он опрокинул девушку на кровать и, отхлопав ладонью по упругим грудям, грубо овладел ею снова, Красавица лишь в полузабытьи крутила головой, повторяя:
— О, мой господин, еще, еще!..
Где-то краешком сознания Красавица помнила, что ей запрещено разговаривать, но эти слова вырывались из нее, точно сладостные стоны и вопли страсти. Хватая ртом воздух, она тяжело дышала в неистовом вихре оргазма, крепко обхватив капитана за шею. Его глаза мерцали в полумраке спальни рядом с ее лицом — и вдруг словно озарились яркой вспышкой. Мужчина зашелся последними, наиболее яростными толчками, стремительно уносясь вместе с ней к самым вершинам экстаза, за грань бытия…
Потом она долго лежала без сил, утопая головой в подушке. Ее не покидало ощущение, что длинная черная кожаная лента с давешнего «майского дерева» по-прежнему влечет ее вперед, заставляя шагать по кругу, как будто она до сих пор пребывает на Позорищной площади. Ее груди, встревоженные недавними увесистыми шлепками, готовы были взорваться.
Между тем она почувствовала, как капитан, стянув с себя всю одежду, скользнул рядом с ней в постель. Скользнув по бедру, его теплая ладонь пробралась к ее влажному пушку, пальцы ласково раздвинули губы. Красавица приникла к его обнаженному телу, ощутив его сильные, мускулистые руки, его ноги, покрытые мягкими, коротенькими кудряшками. Его гладкая грудь прижалась к ее боку, неровно выбритый подбородок шершаво потер ей щеку, и наконец его губы слились с ней в долгом поцелуе.
Красавица закрыла глаза, словно прячась от пробивающихся из тесного оконца ярких дневных лучей. Приглушенные звуки городской сутолоки, еле слышные голоса с улицы, далекие взрывы мужского хохота, слабо доносящиеся из трактирного зала, — все это постепенно сливалось в убаюкивающий ее монотонный гул. Мало-помалу свет за окнами, ярко полыхнув напоследок, начал тускнеть, комната стала погружаться в сумерки, лишь в камине еще бойко приплясывал крохотный огонь. Обхватив свою невольницу, капитан, мерно и глубоко дыша, забылся крепким сном.
