24. Взрыв

Нужно успокоиться. Просто успокоиться.

Перебирая разложенные перед ней бумаги, она изо всех сил старалась сосредоточиться на их содержимом — письма к письмам, акты к актам… В офисе, словно по волшебству, вдруг наступила оглушающая тишина: больше половины сотрудников разбежались перед предстоящей выставкой по отпускам или командировкам, а те немногие, кто оставались, слонялись по коридорам без дела, насилуя кофейный аппарат и болтая по углам о всякой всячине. Текучка снизилась до какого-то невероятного минимума, и в любое другое время она бы наслаждалась внезапно образовавшейся паузой в работе, но только не сейчас.

Шла вторая неделя Лешиного отпуска.

Решив хоть чем-то занять себя, она от отчаяния взялась за полностью запущенный за последние месяцы документооборот: перетряхивать все папки, раскладывать приказы, акты, распоряжения, подшивать, регистрировать, искать то, чего не хватает. Она изо всех сил закапывалась в эту бумажную могилу, в буквальном смысле заставляя себя думать о ней днем и ночью — лишь бы не думать ни о чем другом, лишь бы не накручивать себя, не ждать, не ждать, не ждать…

В ее аське вдруг стало невыносимо пусто. Те немногие ее знакомые, с которыми она перебрасывалась иногда парой слов, либо тоже ушли в отпуск, либо были заняты своими делами — да она старалась туда лишний раз и не заглядывать, потому что знала, что не сможет удержаться от того, чтобы не открыть другое окно. Единственное окно в этом списке, которое ее интересовало.

Что-то происходило. Что-то не очень хорошее.

Он ушел в отпуск в позапрошлую пятницу. С тех пор он ни разу не позвонил ей сам — когда она ощущала, что тоска по нему становится слишком сильной, она набирала его номер. Так, ничего особенного, легкомысленная болтовня на несколько минут, потому что он постоянно оказывался занят или куда-то спешил, а она изо всех сил старалась не задавать самый главный вопрос, который мучил ее — когда, когда же он собирается приехать? Может быть, от этого их разговоры казались ей немножко вымученными, неловкими, где каждый делал вид, что ничего особенного не происходит.

Шла уже вторая неделя.

Разумеется, у него должно было быть много дел, он рассказывал ей об этом, и неоднократно — и помочь родителям построить дачу, и посидеть с Максимкой, и еще какие-то мелочи, которые выглядели, разумеется, очень важными. И если она любила, если она обещала самой себе, что будет терпеливой и понимающей, если он ждал этого от нее, то нужно было очень постараться и научиться сдерживать страшные, отвратительные мысли, которые атаковывали ее сейчас, как черные всадники Апокалипсиса.

— Ну как там твой пермский Ромео? Уже навострил лыжи к тебе?

— Пап, я прошу тебя. Зачем ты снова поднимаешь эту тему в таком тоне?

— Послушай, может, хватит уже купаться в своих надеждах и иллюзиях? Когда ты обещала, что он приедет?

— Папа, у него дела. Просто дела, которые надо закончить. А потом он приедет.

— Лера, ну ты хоть мне и себе сказки не рассказывай! Какие такие дела, если он, по твоим словам, так мечтает тебя увидеть?

— Пап, дела бывают разные. Ты мне сам не раз говорил, что не нужно поддаваться эмоциям и делать все с наскока — он ведь не только мне пообещал, что что-то сделает, у него все-таки семья и маленький сын…

— Ах, ты, наконец, вспомнила и об этом! Какое потрясающее прозрение!

— Папа, ну зачем ты так?

— То есть ты ему даешь время для того, чтобы он вдоволь натрахался дома, а потом приехал сюда, развлекаться с тобой! Нечего сказать, умница! Просто умница!

— Пап, я понимаю, что ты во всем видишь плохое, и любой его поступок ты будешь истолковывать плохо, что бы он ни сделал!

— Лера, да он еще ничего не сделал, хотя ты его расписываешь прямо героем-храбрецом! Неужели ты еще ничего не поняла?

— Что я должна была понять? Что именно?

— Что не приедет к тебе никто! Не собирается он никуда ехать, ему и дома хорошо!

— Папа, ты можешь думать все, что ты хочешь! Посмотрим, что ты скажешь, когда он приедет!

— Лера, послушай меня, пожалуйста. — Папа схватил ее за плечи, развернул к себе и пристально посмотрел в глаза: — Я понимаю, что тебе ХОЧЕТСЯ, чтобы он приехал. Что ты изо всех сил веришь в эту свою историю, где случится что-то невероятное! Я просто хочу удержать тебя от разочарования, удержать от слез и мыслей, что тебя оставили в дураках!

Она чувствовала, как трясутся ее плечи в крепких папиных руках, вслушивалась в его голос, ставший вдруг мягким и отеческим, — она знала все эти интонации, все папины методы сделать ее здравомыслящей и чуть-чуть циничной. Как знала и то, что он слишком часто оказывался прав.

— Пап, я верю ему, понимаешь? Верю.

— Лера, ты не знаешь, куда могла пропасть моя чашка? — Лена, ассистент в отделе продаж, подошла к ней с рассеянным выражением лица. — Не видела ее здесь случайно?

— Нет, Лен, извини. — Она покачала головой и указала головой в сторону стола с кофемашиной: — Посмотри, может быть, кто-то ее нашел и поставил там.

Завтра будет другой день…

Другой день.

Она посмотрела на календарь.

Сегодня была уже пятница. Пятница второй недели.

Через неделю у него закончится отпуск. А он так и не сообщил ей, когда он приедет.

Дома все было практически готово. Она отдраила всю квартиру — почти неделю проползав на коленях по двум комнатам, коридору и кухне. Ванная и туалет, наконец, стали чистыми, не пугая при входе ужасными запахами и общественным видом. Но самое главное, что ее радовало, это слова мальчика из фирмы, которая выводит тараканов, полностью сбылись — после той «сантехнической» обработки она больше не видела ни одного живого насекомого. На кухне в ящиках стояла посуда, которую ей тайком отдала мама — красивые чашки, ложки, салатницы. В старенькой, допотопной плите аккуратной горкой были сложены сковородки. Она сменила на кухне тюль, пытаясь хоть как-то украсить обшарпанное пространство, она старалась подбирать цвет под обои, стремясь создать хоть какую-то приятную уютную гармонию.

Солнечная, утренняя кухня. Приятный запах горячего кофе.

Ей нужно будет спросить у мамы, как его варить — она совершенно не умела это делать.

Ничего, ничего, научится. Это не страшно…

Была уже пятница.

Она так надеялась, что он позвонит ей сам и все скажет — вот, я взял билеты, я еду к тебе. Это было бы просто…

Может быть, стоит все-таки спросить, спросить обо всем самой, напрямую?

Рука сама набрала телефонный номер — теперь она знала его наизусть:

— Привет.

— Привет.

Мягкий, мальчишеский голос на том конце показался ей веселым и беззаботным — совсем не таким, какой она была сама сейчас. Ему весело, весело без нее?

— Как твои дела?

— Да так, занимаюсь мелочами всякими.

— Что делаешь?

— Ну, пока ничего особенного. Собираемся ехать на дачу.

Ехать. На дачу. Наверняка с женой…

Конечно, с женой. А как же без нее?

Глупость какая.

А как же она? А когда же будет, наконец, она?

— Как у тебя дела с билетами? — Ее голос неожиданно для нее самой вдруг стал каким-то отчужденным и резким. — Уже столько времени прошло, а от тебя никаких новостей нет.

Он вздохнул:

— Ты знаешь, я еще не купил билеты.

Не купил? То есть как не купил?

Почему не купил?

А как же…?

Это означало, что на этих выходных он точно не приедет. И при самом оптимистичном раскладе появится здесь, в Москве, не раньше вторника, а в следующий понедельник ему уже на работу, значит, уедет он как минимум в субботу, если не в пятницу…

Всего четыре дня вместе. Всего четыре дня. Вместо планируемых ими раньше двух недель. Всего четыре дня, которые он выделил для нее, потратив весь свой отпуск на жену и другие дела.

— И когда ты планируешь их купить?

Ей стало трудно дышать. Казалось, что сердце сейчас выскочит из груди, колотясь, словно сумасшедшее, словно предчувствуя неотвратимо надвигающуюся катастрофу.

— Ты знаешь, я пока не знаю…

Не знаю.

Не знаю.

А хочет ли он вообще приезжать? А хотел ли он этого вообще с самого начала?

Игра. Просто игра.

С самого начала все было просто игрой.

А она. Как дура. Как самая настоящая дура…

Значит, папа был прав? С самого начала был прав??

— Леша, а кто знает? — почти закричала в трубку она. — Сколько я могу здесь сидеть и ждать неизвестно чего?

— Жемчужинка…

— Что — Жемчужинка? Ну что? И царица у окна села ждать его одна! Тебе не кажется, что получается какая-то идиотская ситуация!

— Лера…

— Мне надоело, Леша, понимаешь? Надоело ждать! Если ты до сих пор не приехал, значит, уже никогда не приедешь!

Слезы хлынули у нее из глаз, и она со всей злости швырнула телефонную трубку на бесчувственную пластиковую АТС.

Господи…

Ей хотелось заорать, закричать от обиды, злости, непонимания! Сколько можно делать ради этой встречи, сколько можно вкладываться в отношения, которые явно никому не нужны! Разве она не сделала уже все, что от нее зависит, чтобы дать ему понять, что он ей не безразличен? Разве она не создала все условия, чтобы эта долгожданная сказка, их общая сказка, наконец, состоялась?

Почему, почему все должна делать она и всегда только она?

Пусть теперь сам все делает. Правильно сказал папа — он мужчина, и если он хочет, он сам все решит — сам позвонит, сам все объяснит. Если он любит ее, если она ему не безразлична, он сделает все от него зависящее, чтобы найти ее и все ей объяснить — достаточно того, что она прогибалась все это время и лебезила перед ним. Нужно быть гордой и хранить чувство собственного достоинства — это всегда вызывает уважение, и по-другому больше не будет.

Она не будет больше звонить сама. Ни за что.

Она будет просто ждать. Просто ждать и заниматься своими делами.

И тогда все станет ясно.