Глава 6

К Лондону приближалась гроза. Небо было пепельного цвета, тучи висели низко, и вдалеке слышались раскаты грома. Скоро должен был полить дождь, и Розмари рисковала испортить портрет, который так небрежно завернула в бумагу. Но она не торопилась. Двое молодых людей предложили свою помощь, потому что она сгибалась под тяжестью картины, которую еле удерживала за верхнюю раму. Казалось, что она сейчас упадет. В полированной раме она поймала свое отражение и ужаснулась болезненному виду бледной девушки с темными синяками вокруг глаз.

Она уже была у Дориана дома, но держала это в тайне. Даже он не знал о ее посещении. Это было в самом начале их знакомства, после того, как она пережила первое сновидение, рожденное подсознанием и желанием, под властью которого находилось ее тело. Дориан был сверху. На нем не было рубашки, и ее взгляд блуждал по его гладкому мускулистому телу. Трусики все еще были на ней, но он пробирался внутрь, шаг за шагом. Указательный палец следовал за изгибами ее влагалища, и, когда он начал водить пальцем вокруг клитора, она не поняла – в раю или в аду оказалась. Когда он наконец коснулся ее, она кончила так внезапно, что каждая мышца ее тела отозвалась на оргазм. Она резко проснулась, осознав, что яростно трется о простыни. Прежде чем она смогла остановиться, она кончила, на этот раз наяву, и подушка заглушила тяжелый стон.

Ее никогда раньше не посещали такие сны, и уж точно она не предполагала, что способна на такое. Слишком возбужденная, чтобы опять уснуть, она дождалась рассвета и, приказав подать экипаж, поехала к дому Дориана Грея. Розмари постаралась, чтобы никто не заметил, как она вышла из экипажа. Она прокралась вдоль ограды, касаясь рукой золотых цветов. Ей казалось, что так она сможет стать хоть немного ближе к нему. Это все, что ей было нужно. Небо было опалового цвета, а крыши домов отливали серебром. Мысль о том, что он сейчас в своей постели всего за несколько ярдов от нее, наполняла ее таким ощущением счастья, которого она никогда раньше не испытывала.

На этот раз она даже не подумала о том, чтобы взять экипаж. Это потребовало бы от нее слишком большой рассудительности, а сегодня, видимо, ей было суждено отметать любые доводы рассудка. Сегодня она будет брести в одиночестве под проливным дождем со слишком тяжелой для нее ношей.

Измученная и подавленная предательством отца, Розмари чувствовала, что ее мысли путаются. И, скорее всего, это не последнее предательство, потому что ей предстояло встретиться с самым верным своим другом (вот уж поистине родная сестра!) – Хелен. Мысли, вызванные рассказом отца, мчались в ее голове, как испуганные лесные звери. В затуманенном рассудке клубились образы: ужасный смех Хелен, глаза Дориана, загорающиеся любопытством, порочная философия, ядовитый дым ее сигарет.

Было почти три часа дня, когда она подошла к дому Дориана. Она не позвонила сразу, а помедлила на ступеньках, пытаясь уловить признаки жизни, но ее встретили слепо глядящие окна с плотно закрытыми ставнями. Внезапно ее пронзила мысль о том, что он, возможно, сейчас внутри с Хелен, и она начала колотить в дверь. Старый лакей открыл так быстро, как будто ждал ее.

– Я слушаю, – произнес он, и в его запавших старческих глазах не отразилось ни тени удивления, как будто он и не заметил ее неопрятного вида.

Розмари кашлянула и попыталась привести себя в порядок. «Господи, – подумала она. – Что это на мне надето?» У нее было много платьев, но сейчас на ней было самое поношенное из них. Оно так плохо на ней сидело, что она надевала его, только когда писала. Платье было забрызгано каплями краски – цвета заката, или океана, или гипсово-белой луны, или души Дориана, темной, как его глаза.

– Добрый день, – сказала Розмари, кивая головой, потому что делать реверанс с картиной в руках было не совсем удобно. – Я бы хотела видеть мистера Грея.

Тяжелые веки лакея медленно опустились и снова поднялись.

– Мистер Грей не говорил, что ждет посетителей, – хмуро ответил он.

Сверкнула молния, и прокатился оглушительный раскат грома. Розмари вздрогнула.

– Мы не договаривались о встрече, – сказала она.

Хлынул ливень.

Лакей окинул взглядом плохо запакованную картину в ее руках, затем посмотрел на грохочущее небо и, судя по всему, остался недоволен и тем, и другим. Стараясь избежать дождевых капель, Розмари попыталась встать ближе к двери.

– Прошу вас, – произнесла она, надеясь пробудить сочувствие в этом человеке. – Могу я просто зайти на минуту?

Ее била дрожь, хотя на улице было довольно тепло. Лакей некоторое время обдумывал просьбу, потом немного посторонился, так, чтобы она могла проскользнуть внутрь вместе с картиной.

– Можете подождать здесь, пока я узнаю, готов ли мистер Дориан вас принять.

– Благодарю вас, – ответила Розмари. – Я принесла картину мистеру Грею, и я уверена, он был бы очень расстроен, узнав, что она намокла.

– Вы выбрали удачный день для того, чтобы доставить ее, – пробормотал он, бережно прислоняя портрет к стене.

Она оказалась в несколько мрачной прихожей с высокими потолками и стенами, обитыми лакированными деревянными панелями. В глубине была видна винтовая лестница. Порыв ветра захлопнул дверь, заставив ее вновь содрогнуться. Роскошная люстра на потолке едва уловимо заколыхалась. Розмари давно пыталась представить себе, в каком доме живет Дориан, и для нее не стало неожиданностью, что дом был огромен и управлялся безупречно. Но было в нем что-то унылое, какая-то роскошь запустения, чего она никак не ожидала. Казалось, что дом необитаем, точнее, не любим хозяином. Дориан Грей, молодой, обаятельный, удивительно красивый и хорошо воспитанный – и вдруг одинок? В это невозможно было поверить. Но ощущение заброшенности сквозило во всем. Даже лакей, чьи глаза, как сухая деревяшка, не выражали ничего, как будто воплощал собой одиночество.

– Подождите здесь, – проговорил он и, поглядывая на нее, начал подниматься вверх по ступеням.

Розмари не знала, чем заняться одной в огромной прихожей. Она наконец поняла, что замерзла и промокла под проливным дождем. Она обхватила себя руками и стояла так рядом с простой вешалкой для верхней одежды, которая выделялась из роскошной обстановки.

Вскоре она услышала тяжелые, медленные шаги лакея, спускавшегося по лестнице.

– Мистер Грей завтракает в своей столовой, – он вяло показал рукой в сторону лестницы. – Направо, затем первая дверь налево. Она будет открыта.

Он сразу же забыл про нее и исчез в дверях, ведущих в сад позади дома.

Странно. Зачем Дориану понадобилась столовая на втором этаже? И почему он завтракает в такой поздний час? Она впервые заметила, что у него есть свои причуды. Ее вдохновила мысль о том, что он тоже не совершенен. Она оставила картину в прихожей и поднялась по лестнице. Нервозность прошла, осталось только предвкушение встречи. Она скучала по Дориану.

На втором этаже коридор разветвлялся, уходя вправо и влево. Она повернула направо и прошла в дверь, ведущую в западное крыло дома. Слева от нее падала на пол полоска бледного света, указывающая на то, что дверь приоткрыта. Ее слабый стук потонул в грохоте грома, от которого зазвенели стекла. Она распахнула дверь.

Дориан сидел один за небольшим дубовым столом. Видимо, эта комната была раньше спальней, но ее решили переделать в маленькую столовую, присоединив террасу. Лицо Дориана, склоненное над тарелкой, выражало неподдельную грусть. Розмари почувствовала такой прилив обожания и смущения, что готова была убежать. Она проклинала себя за то, что пришла. Если бы только она взяла себя в руки прежде, чем явилась сюда. «Театральные эффекты», – зазвучал в ее голове неодобрительный шепот Хелен.

Ее удивило, что Дориан не поднял головы, когда она вошла, хотя, безусловно, заметил ее присутствие, так как сразу же перестал есть и тяжело вздохнул, как будто мысль о том, чтобы взглянуть на нее, приводила его в ужас.

– Что ж, доброе утро, – произнесла Розмари с наигранной веселостью. – Хотя сейчас скорее уже день. Вы позволите? – она указала на свободный стул рядом с ним. Он кивнул и, зевнув, вернулся к еде, все еще не глядя на нее. Она села.

Это унизительное чувство… Но она понимала, что находится под властью его обаяния. Розмари застенчиво потупилась, и на ее щеках показался румянец. Закусив нижнюю губу, она размышляла, какой предлог изобрести, чтобы оправдать свое присутствие. «Делай вид, что ничего не произошло, – думала она. – Веди себя естественно». Но действительно ли ничего не произошло? Она уже не была прежней с тех пор, как встретила Дориана Грея. И несколько часов назад ее жизнь опять круто изменилась. Ее отец – человек, перед которым она преклонялась и которому доверяла всем своим существом, – оказался лжецом. Небесный ангел, какой она всегда представляла свою мать, даже не смогла полюбить это ничтожество. Хотя ее мать скорее была падшим ангелом.

– Дориан, – решилась она начать. – Прошу прощения, что пришла, не известив заранее, но я подумала, что вы все-таки ожидаете моего визита, ведь мы договорились, что я отправлю картину сразу же, как только она будет готова. Она была бы готова уже несколько дней назад, но вы не давали о себе знать, и я решила, что спешить не стоит. Лак так долго сохнет! Гораздо дольше, чем можно себе представить. Для меня это всегда становится неожиданностью – даже после стольких лет занятий живописью.

Боже! Она так нервничала, что готова была говорить и говорить, не останавливаясь. Обычно, когда такое происходило с ней, Дориан смотрел на нее с лукавой усмешкой в глазах. Но сегодня он был совершенно безразличен. Он доедал завтрак, все время поднося ко рту шелковую салфетку с вышитыми серебристой нитью инициалами. Розмари заметила щетину на его подбородке, что было совершенно не характерно для Дориана. Закончив, он бросил салфетку на грязную тарелку и сделал большой глоток чая.

Он все еще не произнес ни слова, как будто тянул время и намеренно избегал взгляда Розмари. Она хотела, чтобы он взглянул на нее. Она хотела, чтобы он любил ее.

– Дориан, – произнесла она. Наконец их глаза встретились.

Он был по-прежнему красив, никаких следов усталости, но в его глазах была пустота, темные тени залегли на глубине. Под взглядом его жестких, бесчувственных глаз Розмари поняла, что приближается к краю обрыва, куда ее почему-то непреодолимо тянуло.

– Вы прекрасно выглядите, – сказала она. – Впрочем, как и всегда. Но мне кажется, что вас что-то беспокоит. И вы так поздно позавтракали сегодня… Поэтому я чувствую себя обязанной спросить: с вами все в порядке?

Она услышала звон колокольчика и обеспокоенно оглянулась по сторонам, не понимая, откуда он доносится. Потом увидела, что Дориан дергает за шнур звонка по другую сторону от себя. Как будто из-под земли появился лакей и в мгновение ока убрал все со стола. В следующую минуту его уже не было.

Дориан вытянулся в кресле и снова зевнул. Он потер глаза, как будто у него болела голова. Казалось, какая-то мысль не дает ему покоя уже несколько дней. Хотя он действительно прекрасно выглядел. Более того, он был невероятно красив сегодня. Она не удивилась, когда он не сказал ей ответный комплимент.

– Вы, кажется, похудели, – голос его звучал хрипло, как будто это были первые слова с самого утра. – Мне не нравится, когда вы худеете, – он посмотрел на нее потемневшими глазами. Розмари никогда раньше не видела у него таких тусклых глаз, не слышала, чтобы он так холодно говорил с ней. Контраст между его безупречной внешностью и грубостью поведения можно было сравнить с водяной лилией: на поверхности покачивается живой, искрящийся ослепительной красотой цветок, а мутная вода скрывает липкий ил на дне.

– Я хорошо ела, – солгала Розмари. Обеды и ужины превратились для нее теперь в невыносимую обязанность. Она ела только в том случае, если желудок судорогой напоминал о себе. Дориан с ужасом наблюдал за девушкой, превратившейся в призрак. Раньше он всегда смотрел на ее округлую фигуру с одобрением, иногда даже предлагая набрать несколько фунтов. Когда Розмари находилась с ним рядом, она была слишком взволнована, чтобы есть, но пару раз они обедали вместе, и тогда она не оставила на тарелке ни кусочка.

Она могла бы долго продолжать выдумывать небылицы про то, как любит поесть, но Дориан уже утратил к этому всякий интерес. Он перевел взгляд на окно, которое выходило в сад. За окном все было бесцветным и мокрым. Розмари не сиделось на месте. С одной стороны, ей хотелось завладеть его вниманием, с другой – уйти отсюда, избавиться от уныния, которым ее заражал Дориан. Она встала и хлопнула в ладони.

– Нужно решить, куда мы повесим портрет, – сказала она и направилась к двери.

Дориан следил за ней глазами, но не сдвинулся с места.

– Ну же, – позвала она, внезапно почувствовав прилив радости при мысли о том, что он снова увидит ее картину, которая смотрелась еще лучше в изящной раме. Она протянула ему руку. Он взглянул на нее, но не принял руки. По крайней мере, Дориан встал, что, возможно, означало, что он пойдет с ней.

Он как тень проследовал за ней вниз по лестнице. Она еле удерживалась от того, чтобы обернуться, постоянно чувствуя на себе его тяжелый взгляд, но вместо этого говорила не переставая о том, как ей нравится картина и как она благодарна ему за то, что он согласился позировать. Розмари сомневалась, что он прислушивается к ее словам, и была рада этому.

Она развернула бумагу и приподняла портрет. Руки все еще болели оттого, что пришлось нести его через весь город.

– Где у вас камин? – спросила она Дориана, когда он спустился за ней в прихожую.

– Какой именно?

Розмари засмеялась. Он – нет.

– В таком случае мне нужен самый большой из них, – ответила она игривым тоном.

Дориан кивнул в направлении большой столовой, и Розмари прошла вперед. В столовой стоял прекрасный мраморный стол, окруженный дюжиной стульев. На столе высились вазы в восточном стиле, наполненные свежими цветами. Как бы она хотела оказаться во главе этого стола: она – миссис Дориан Грей! В дальнем конце комнаты возвышался камин. Летом его не зажигали, но Розмари представляла, как, должно быть, трещит огонь в таком камине зимой.

– Почему бы не повесить его здесь? – воскликнула она. В этой комнате не было больше ни одной картины, это было идеальное место для портрета. «Ему судьбой предназначено висеть в этом великолепном месте», – подумала Розмари.

– Дориан! – позвала она. Ее голос эхом прокатился по стенам, и она почувствовала себя совсем маленькой и испуганной. Она закрыла глаза, подождала, пока смелость не вернулась к ней, и продолжила: – Пылающий огонь, и ваш портрет над ним! Если бы ваш лакей немного помог нам, мы могли бы повесить его и увидеть, как он будет смотреться здесь.

Дориан вошел в столовую. Он приближался к ней медленно, тяжелыми шагами, что никак не было похоже на его обычную легкую, почти мальчишескую походку. Его лицо было до странности мрачным. Розмари продолжала болтать, рассуждая об освещении, о раме и достойном месте для картины, но мысли ее были целиком заняты близостью к нему. Он остановился совсем рядом, и она почувствовала сладковатый мускусный аромат, который опьянял ее. Ночью, во сне, она вдыхала этот аромат, он наполнял ее живительной энергией.

– Зачем ты пришла? – спросил он без тени улыбки, едва освещенный тусклым светом.

Розмари почувствовала, что заливается краской. Неужели все так очевидно? «Только взгляни на себя, – подумала она. – Ты ворвалась сюда с таким видом, как будто готова была броситься под поезд».

– Я принесла картину, Дориан, – заговорила она. – Я пришла отдать ее, потому что не могу больше держать ее в студии. Не могу находиться рядом с ней ни минутой дольше.

Дориан не проронил ни слова. Он всегда умел оставаться восхитительно спокойным. Это помогло ей сформулировать мысли, мучившие ее все это время.

– Дориан, с той минуты, как мы встретились, я целиком нахожусь под вашим влиянием, – сказала она, опустив голову. Нужно продолжать, ей необходимо было сказать правду. «Мир все время лжет мне, – думала она. – Но я не хочу лгать в ответ». – Вы подчинили меня себе: мою душу, мой разум, силу воли – все. Вы стали для меня воплощением неуловимого совершенного идеала, который все время преследует нас, художников. Я боготворю вас. Я чувствую ревность ко всем, с кем вы заговаривали. Хелен! Я никогда не прощу ее за то, что она отняла вас у меня, но сейчас дело не в этом. Я хочу, чтобы вы целиком принадлежали мне. Это единственное мое желание с тех пор, как я впервые увидела вас. Я счастлива, только когда вы рядом со мной. Или когда вас нет рядом со мной, я не знаю. Я все время охвачена невыносимым желанием. Эти сны – все, что вы делаете со мной, то есть все, что мы делаем вместе, – они стоят у меня перед глазами днем и ночью. Я никогда не говорила вам об этом, потому что сама едва могла понять, что со мной происходит. Я понимала только, что удостоилась увидеть совершенную красоту, и мир, все, что я видела, наполнился красотой. Это было прекрасное чувство, слишком прекрасное, наверное, потому что в нем таилась опасность – потерять все в одно мгновение. Проходили недели, и я все больше растворялась в вас. Так долго я скрывала правду от себя самой, но сейчас в этом уже нет смысла.

В порыве откровения она взяла его за руки и прижала их к сердцу. Она боялась встретить отказ в его глазах, поэтому смотрела только на его руки, представляя себе, как они рвут на ней рубашку, как это было в ее снах.

– Наверное, Хелен права! – воскликнула она. – Подавлять свою природу – гораздо больший грех, чем дать ей свободу.

– Ох уж эта Хелен, – произнес он с жестоким смешком. – Она проводит дни, рассуждая о неправдоподобном, и ночи – вытворяя немыслимое.

– Вы говорите, как она, – сказала Розмари. Она не хотела, чтобы он произносил ее имя. Она задыхалась, ей уже казалось, что она видит Хелен и ее насмешливую гримасу позади Дориана. – Я говорила Хелен о своей одержимости вами, Дориан, и она просто посмеялась надо мной. Я не обратила на это внимания, так я уже привыкла к ее насмешкам. Но после того, как она отняла вас у меня, я поняла, что не могу безмолвно сидеть, пока она играет с вами, как кошка с мышью. Я не знаю, что произошло между вами, но вы так бесстрастны и подавлены, что это, очевидно, было неприятно. Как будто Хелен может принести кому-нибудь счастье! Иногда кажется, что она всей душой стремится к противоположному.

Розмари чувствовала, что сейчас разрыдается. Почему они должны говорить о Хелен? Она держала руки своего возлюбленного в своих руках – и он не отталкивал ее!

– Возможно, глупо было полагать, что между нами может быть что-либо, кроме дружбы. Если так, вы не должны сердиться на меня за эти слова, Дориан.

Закусив нижнюю губу (она знала, что это нравится ему), она наконец решилась взглянуть на него. Ее поразило то, что она увидела в этих серых глазах с тяжело нависшими веками – жадный, первобытный голод. Она все еще держала его руки, и внезапно он немного высвободил их, легко коснувшись ее груди.

– Дориан, – проговорила она, уже прекрасно понимая, к чему это приведет.

Он прижал палец к ее губам.

– Тише, – произнес он.

Он проследил пальцем изгиб ее губ, изучая ее с осторожностью хищника.

– Я знал, что этот момент настанет, Розмари, – сказал Дориан. Другая его рука соскальзывала за корсаж, ощупывая округлую молочно-белую плоть. Она почувствовала, что внизу живота разгорается пламя, и целиком отдалась его прикосновениям. Он наклонился к ней, и она почувствовала его горячее дыхание на своих губах. Она затрепетала в ожидании, но он не поцеловал ее.

– Ты еще никогда не занималась любовью, Розмари, не так ли? – спросил он.

Она покачала головой. Он мог задать любой вопрос – и она ответила бы на него, только бы он продолжал касаться ее. Его палец кружил вокруг ее соска, и он становился твердым, готовым к прикосновению. Он дотронулся губами до ее уха и начал облизывать мочку. У нее вырвался легкий вздох возбуждения, когда она почувствовала его язык.

– Ты хочешь заняться любовью со мной? – услышала она его низкий шепот.

Она кивнула. Что с ней происходит? Она так долго ждала и готова была ждать вечно. А это так вульгарно. Они не женаты, он даже не ее жених. «Господи, прости меня!» – думала Розмари. Но когда он осторожно тянул ее за сосок, приличия отходили на второй план.

– Пойдем, – произнес он и, высвободив руку из корсета, повел ее за собой вверх по лестнице. На этот раз они повернули в левое крыло и вошли в роскошную спальню. Неужели она находилась в его спальне? Она была большой и сияла великолепием, Розмари именно так и представляла ее себе. Атласные занавески спадали с карниза над пролетом косых окон. В центре комнаты стояла кровать, но в ее мечтах она выглядела опрятнее. Простыни были сбиты, как если бы это было уже в конце очередного ее сновидения.

Он подвел ее к кровати, и она села, немного смущенная.

– Подожди минуту, – сказал он и внезапно вышел из комнаты.

Значит, вот как все должно произойти. Сейчас Дориан овладеет ею. Ее сновидения станут реальностью. Но самые пугающие моменты снов – когда он привязывал ее к кровати, затыкал ей рот или ударял ее, – этого не должно быть. Ведь это было бы преступлением с его стороны! Конечно, все это останется всего лишь сном. Таких вещей никто не делает. В мире Хелен, наверное, все возможно, но сейчас мир принадлежал им двоим – ей и Дориану.

Наблюдая, как гроза затихает за окном, Розмари слышала, как Дориан говорит лакею:

– Виктор, будьте добры, принесите мне красные полотенца.

– Прошу прощения, сэр? – ответил лакей.

– Я не знаю, где они. Прекрасный комплект красных полотенец, подарок леди Уоттон.

– Ах, да! Я отдавал их прачке. Они здесь, сэр.

Их шаги затихли в коридоре.

Розмари положила ногу на ногу и снова закусила губу. Подарок леди Уоттон? Она вспомнила салфетку, которой он пользовался за завтраком. У Хелен были такие же, только с ее инициалами. Как низко было с ее стороны заваливать Дориана подарками, соблазнять богатством, которое досталось ей благодаря мужу, которому она была неверна. Дориан появился в дверях с красным полотенцем в руке, все еще напоминавшем о Хелен. Он по-прежнему вожделел ее, жадно пожирая глазами.

– Ты позволишь? – спросил он.

Не совсем понимая, на что должна согласиться, Розмари кивнула. Мысль о Хелен охладила ее пыл. Но стоило Дориану приблизиться к кровати и слегка коснуться ее бедра, как желание молнией пронзило ее. Она стремительно вскочила. Дориан сорвал с кровати смятые простыни и расстелил полотенце поверх перины.

Сердце Розмари глухо стучало в ожидании. «Сейчас это произойдет, – думала она. – Ты так этого ждала! Глупо было полагать, что желание удастся подавить, что со временем оно пройдет. Ты нуждаешься в нем, и он нуждается в тебе. Чувствовать, что Дориан нуждается в тебе, – это блаженство!»

Дориан взял ее руки в свои и благоговейно поцеловал. Прядь золотистых волос упала ему на лоб, и Розмари, внезапно почувствовав свободу от своего смущения, убрала ее. Он посмотрел на нее. В его взгляде была завораживающая сила, в нем больше не было легкости и беспечности, которую она изобразила на портрете.

– Ложись, – приказал он, и она подчинилась. Дориан начал раздевать ее. Если бы только на ней было надето платье получше!

– Ты дрожишь, – сказал он ей.

– Прости меня, – ответила она. Она казалась сама себе такой беспомощной, что готова была извиняться за все. Ей хотелось, чтобы он полностью поглотил ее волю.

– Ты боишься, – снова сказал он.

– Нет, нисколько! – поспешила возразить она. – Я просто никогда раньше не испытывала ничего подобного. Я знаю, что будет больно.

– Немного, сначала, – ответил он, со знанием дела расшнуровывая корсет. – Потом ты будешь чувствовать только удовольствие.

Она почувствовала, что ее грудь округлилась, свободная от стягивающей ее рубашки. Дориан слегка коснулся ее кончиками пальцев.

– Ты великолепна, Розмари, – прошептал он.

Он скользнул руками вниз по талии и, добравшись до нижнего белья, медленно стянул трусики. Ее влагалище, открывшееся его восхищенному взору, было совершенно влажным. Он смотрел на нее, как на великолепное произведение искусства.

– Я хочу целовать каждый дюйм твоего тела, Розмари, – тихо произнес он. – Ты позволишь мне это?

– Да, – выдохнула она, вдруг осознав, каким неприятно высоким стал ее голос.

– Где мне поцеловать сначала? – спросил он.

Розмари покраснела и закусила губу.

– Ах да, ты хочешь, чтобы я поцеловал тебя там, – он наклонился к ней и взял ее за подбородок. – Тебя когда-нибудь целовал мужчина?

Поколебавшись, она отрицательно покачала головой. Прежде чем ее снова охватил стыд, он нежно поцеловал ее в губы. Его губы были теплыми и мягкими. Он дождался, пока она сама приоткроет рот. Розмари почувствовала, что его язык медленно исследовал внутреннюю сторону ее губ и наконец коснулся ее собственного языка, вступив с ним в осторожную игру. Она страстно отвечала ему. «Вот что такое поцелуй!» – подумала она. Каждый раз, когда их языки сплетались, Розмари чувствовала, что ее желание усиливалось.

Он оторвался от ее губ и начал целовать шею, всасывая кожу, что доставляло невыносимое удовольствие. Одной рукой он поддерживал ее затылок, а другой ласкал грудь. Она тихо застонала, а он спускался все ниже, пока не оказался в дюйме от ее влагалища. Розмари изнывала в ожидании прикосновения.

– Там, – прошептала она. – Коснись меня там.

– Потерпи, – ответил он в перерыве между поцелуями. Дориан старательно исследовал каждый сантиметр ее груди, прерываясь только, чтобы коснуться губами соска. Розмари стонала все громче, содрогаясь от удовольствия. Его язык стремился вниз по животу. Когда он обвел языком вокруг пупка, она вскрикнула. Неужели он поцелует ее там? О боже! Она прикусила губу, чтобы не закричать. Он целовал.

Неужели существовало более сильное ощущение? Он провел языком по ее плоти, затем углубился внутрь, вылизывая струящийся сок. Розмари выгнула спину, а мышцы ног напряглись. Она никогда не чувствовала ничего более захватывающего. Дориан двигал языком все быстрее, сосредоточившись на чувствительном комке нервов, возвышающемся надо всем. Когда он касался его языком, Розмари издавала восторженный крик. Он внезапно остановился, и она почувствовала, что умрет, если он не доведет ее до оргазма, к которому она была так близка.

Дориан был все еще целиком одет. Сейчас он встал и начал снимать рубашку и брюки без тени смущения. Он сознавал, что, обладая таким прекрасным телом, человек не может не чувствовать гордости за него. Он был высок и широк в плечах, и каждый мускул его тела был совершенен. Когда он снял нижнее белье, она почувствовала, что желание внизу достигло предела. У Хелен была обширная коллекция порнографических дагерротипов, но никогда она не видела такого большого пениса, как у него. Розмари поняла, что его большие красивые руки идеально соответствовали ему по размеру. Она подумала, что для полноты образа на портрете не хватает одной важной детали. Чувствуя непреодолимое желание, она одновременно беспокоилась, не причинит ли он ей сильную боль, сможет ли она это выдержать. Он подошел к кровати. Его член стоял прямо, как боевой меч, которым он собирался ее проткнуть.

Почувствовав внезапный ужас, Розмари обернулась полотенцем.

– Ты нервничаешь? – спросил он, держа член в руке и растирая его с такой силой, которая была уже лишней, по мнению Розмари. Он остановился в футе от нее.

– Да, – она произнесла это еле слышным покорным голосом. Что с ней происходит? Перед ней стоял прекрасный, совершенно обнаженный Дориан Грей, он держал в руке то, что она желала почувствовать внутри себя уже в течение долгих недель, и вдруг ее охватывает страх. Она закрыла лицо руками.

– Ничего страшного, – мягко произнес он, подходя к ней. Он взял ее руку и положил туда, вниз. Глаза ее все еще были закрыты. Розмари глубоко вздохнула и выпустила полотенце.

Он был теплым, теплее, чем в ее сновидениях. Она взяла его в руку – насколько было возможно, потому что рука была слишком маленькой, чтобы обхватить его целиком. Он медленно начал водить ее рукой вверх и вниз. Она открыла глаза и взглянула на него. Его взгляд был прикован к ней, но в нем чувствовалось исступление.

– Продолжай, – сказал он, и она подчинилась. – С большей силой, – приказал он, и она сжала руку. – Быстрее, – она выполнила и этот приказ. – Очень хорошо. Не нажимай так сильно, просто двигай кожу. Да, прекрасно. Очень хорошо. Легко и быстро. Теперь другой рукой.

Он взял ее свободную руку и опустил на мошонку, заставив коснуться влажной поверхности, покрытой волосами, и взять одно яичко, которое едва уместилась в ее руке. Затем он так же опустил вторую руку рядом с первой. Она знала, что там находится семя, но не думала, что это тоже может стать источником удовольствия. Они тоже были невероятно большими. Розмари удивилась тому, что это не бросалось в глаза, когда он был в брюках.

– Массируй, – произнес он, и она начала двигать рукой так же, как раньше. – Не так, – сказал он, и она разжала руку. «Неужели у нее так плохо получается? – думала Розмари. – Лучше ничего и не касаться». – Нет, все прекрасно. Ты еще многому должна научиться. Ты можешь сжать их сильнее. Они выдержат это.

Она снова опустила руки вниз. Скоро она действовала быстрее, одной рукой обхватив его член, а другой энергично массируя яички. Дориан запрокинул голову от удовольствия.

– Прекрасно, – проговорил он. – А теперь прекрати.

Она отпустила руки. Теперь уже она понимала, что он попросил перестать не потому, что у нее не получалось, а напротив, потому, что получалось слишком хорошо. Он почти довел ее до оргазма, а теперь это удалось ей. Она чувствовала удовлетворение. Ей удалось угодить своему господину, богу среди мужчин, Дориану Грею!

– Ложись, – приказал он, и она, обнаженная, откинулась на подушки, распростершись перед ним на красном полотенце. – На твоей шее осталось немного краски, – Дориан легко коснулся этого места. – Однажды я хочу взять кисть и покрыть твое тело краской. Я чувствую, что нам это понравится. Я бы начал отсюда, – он дотронулся до ее влагалища, потянув за влажные завитки волос. Эти ощущения сводили ее с ума, и она против своей воли потянулась вверх. – Мне кажется, ты готова.

«Я готова, – подумала она. – Готова на все».

Дориан склонился над ней и поцеловал. Руками он раздвигал ее бедра все шире в стороны. Она больше не боялась его огромного члена. Нет, страха больше не было. Она хотела, чтобы это произошло. Она чувствовала, что умрет, если этого не случится. И в этот момент она почувствовала, что он медленно входит в нее. Он наполнил ее раз, затем другой. Она закричала. Стенки влагалища плотно обхватывали его.

– Расслабься, – прошептал Дориан. Он наседал на нее нежно, но уверенно, проникал все глубже и глубже, целуя ее шею. Она почувствовала, что его член встретил преграду, попытался разрушить ее, и внезапно все было кончено. Он взломал печать, и на нее накатила немыслимая боль. Розмари пронзительно вскрикнула и вцепилась в его плечи. Он продолжал безжалостно наседать и мял руками ее грудь, сжимая пальцами соски. Ему уже ничего не мешало, он двигался все быстрее. Розмари показалось, что вся ее жизнь сосредоточилась на кончике его пениса. Чудесным образом боль начала отступать, и с каждым толчком она чувствовала, что удовольствие становится все сильнее, гораздо сильнее, чем раньше, когда он касался ее языком. Она не знала, что должно произойти, но была уверена, что это случится скоро. Она впивалась пальцами в его плечи, смутно сознавая, что кричит:

– Да! Да! Господи!

– Да, Розмари, да, ты сейчас кончишь, – повторял он, покрывая ее страстными поцелуями.

– Да! – вскрикнула она, и внезапно ей показалось, что он вознес ее на вершину мира. Она задержалась там на мгновение, затем ее охватило великолепное ощущение полета, и она стремительно бросилась вниз, в волны оргазма, который, казалось, будет длиться вечно. – Ах! – закричала она, чувствуя, как кружится голова и удовольствие не прекращается.

Дориан продолжал, не отпуская ее. Она почти задыхалась, потеряв всякое ощущение реальности. Его член был по-прежнему твердым, как камень, он безжалостно вставлял его в нее, но внезапно достал.

– Перевернись, – приказал он.

Розмари открыла глаза, в которых стоял туман вожделения.

– Что? – пробормотала она.

– Перевернись на живот, – сказал он, взяв ее за бедра и, как куклу, перекатывая на другой бок.

Через секунду он уже снова вошел в нее, неуклонно прокладывая себе путь. Теперь член меньше терся о стенки влагалища, но под его тяжестью она прижалась клитором к кровати, и это ощущение напоминало ей о долгих, одиноких ночах, наполненных сновидениями.

– Нравится? – спросил Дориан.

Глухой стон – единственное, что смогла произнести Розмари в подушку, чувствуя, что близка ко второму оргазму.

– Хочешь, чтобы я еще поимел тебя?

Розмари простонала в ответ, с трудом заставляя себя улавливать смысл его слов.

– Хочешь, чтобы я наказал тебя? – спрашивал он, погружая в нее свой член, увеличивая темп, двигаясь так быстро, что ей казалось, что она в буквальном смысле рассыплется на части. Затем внезапно она почувствовала шлепок. Ее ягодицы напряглись от боли. Второй шлепок, и еще один. Он продолжал наносить удары. Она была слишком потрясена – он бил ее! Поэтому не сразу поняла, что плачет в подушки.

– Перестань! Хватит! – простонала она от боли.

Он перестал, но теперь сжал рукой ее шею, как будто пытаясь задушить. Она пыталась разжать его пальцы своими маленькими ручками и чувствовала, что ей не хватает воздуха.

Дориан издал громкий стон, она почувствовала, что по его члену прошла дрожь, и он резко достал его. Струя теплой жидкости потекла по ее покрасневшим ягодицам, и она наконец смогла вздохнуть.

– Да, да, – повторял Дориан, целуя ее и скользя руками вдоль ее тела. – Розмари, ты так прекрасна! Такая тесная, такая новая. Я бы мог заниматься с тобой любовью вечно.

Розмари молчала, набираясь храбрости, чтобы сказать что-то… Чтобы что-то сделать. Она была потрясена. Ее сны полностью воплотились в жизнь. Дориан хотел причинить ей боль. Дориан сделал это. Тяжело дыша, он упал на кровать рядом с ней, касаясь ее плеча, чтобы она перевернулась на спину, но она не отнимала головы от подушки.

– Розмари? – позвал он.

Она не хотела, чтобы он видел ее слезы. Или, напротив, хотела. Она не понимала, чего сейчас хочет. Наверное, ничего. Единственное желание – убежать отсюда.

Прижимая полотенце к груди, она встала. Ноги дрожали, мышцы слишком долго были напряжены. Внутри ее что-то саднило, как будто ее насадили на усеянный шипами кулак, и каждый шаг давался с трудом. Она посмотрела вниз и увидела следы крови на внутренней стороне бедер. Розмари уронила полотенце. Насыщенный красный цвет ткани скрывал пятна девственной крови, но они все равно бросались в глаза.

– Розмари? – вопросительно произнес Дориан с ноткой беспокойства в голосе.

– Что? – спросила она, немного оправившись от рыданий.

– Куда ты?

Она быстро одевалась, не позаботившись надеть все нижние юбки. Нельзя было показаться на людях в таком виде, ей нужен был экипаж.

– Пожалуйста, попроси Виктора – его ведь так зовут? – взять для меня экипаж. Мне срочно нужно ехать.

– Но, Розмари, – он вскочил с кровати и бросился к ней. Он все еще был раздет, и она не решалась взглянуть на него и на то, что несколько секунд назад находилось внутри ее.

Дориан схватил ее руки и поднес их к губам, покрывая поцелуями и умоляюще глядя на нее. Исчезла мрачная отчужденность, его глаза снова были живыми и яркими. Они напоминали глаза, которые она писала.

– Скажи что-нибудь, – просил он.

– Ты жесток, – пробормотала она.

– Что? – переспросил Дориан удивленно.

– Жестокий! – выкрикнула она. – Ты жестокий! Ты варвар!

– Но, Розмари…

– Нет. Ничего не говори. Ничего. Я не хочу обсуждать это сейчас. Я должна уйти отсюда.

Она пыталась справиться со слезами и даже не взглянула на его красивое лицо, на котором отразилась обида, – лицо ее господина, ее бога. Она слишком много пережила сегодня, и ей казалось, что если она сейчас же не уйдет, то потеряет сознание. Человек, который был источником любви и обожания, оказался безжалостным дикарем.

– Не провожай меня, – сказала она. Дориан был слишком потрясен, чтобы спорить.

По пути в прихожую она в приоткрытую дверь увидела портрет, забытый у камина. «Сжечь его», – подумала она, но прошла мимо. Краем глаза она заметила Виктора, который открыл ей дверь, и с вымученной улыбкой сквозь пелену слез выскользнула на оживленную улицу, где только ее восприимчивый глаз мог заметить, как дождь смазал привычные очертания, на первый взгляд оставшиеся неизменными.