15
Мой день рождения закончился бессонной ночью, которая растянулась на целую вечность.
Полночь давно миновала, когда Андре помог мне надеть красное пальто и мы, обнявшись, словно в полусне, вышли на безлюдную улицу. Через каждые пару метров мы останавливались, чтобы поцеловаться, и поэтому не так скоро оказались перед дверью моей квартиры. Хотя в ту ночь время потеряло для нас всякий смысл.
Когда я наклонилась, чтобы открыть дверь, Андре поцеловал меня в затылок. Я взяла его под руку, и мы пошли по коридору. Он обнял меня сзади и обхватил ладонью мою грудь. В спальне Андре снял с меня платье, спустив его с плеч, и нежно обхватил руками мою голову.
— Орели, — сказал он, а потом поцеловал так крепко, что у меня закружилась голова. — Моя прекрасная фея.
Всю ночь мы не расставались ни на миг. Мы хотели как следует изучить друг друга, ничего не пропустив и не оставив без внимания.
Наша одежда, шурша, соскользнула на паркетный пол, а мы упали на кровать и на несколько часов обо всем забыли. «Андре Шабане — самая замечательная из моих неудач», — только и успела подумать я.
Проснувшись, я увидела Андре, который разглядывал меня, подперев рукой щеку.
— Ты такая красивая во сне, — улыбнулся он.
Я посмотрела на него, стараясь запечатлеть в памяти утро, когда мы впервые проснулись друг возле друга: широкую улыбку Андре, его карие глаза с черными ресницами, его темные, слегка вьющиеся, взъерошенные волосы, его бороду, которая при ближайшем рассмотрении оказалась не такой уж жесткой. Над правой бровью белел шрам — он остался у Андре с детства, после неудачной попытки перелезть через забор с колючей проволокой. Я увидела в занавешенном наполовину окне ветку развесистого каштана и кусочек голубого неба. Стояло тихое, безветренное утро.
Я улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза.
Он нежно коснулся моего рта кончиком пальца:
— О чем ты думаешь?
— Что хотела бы задержать это мгновение, — ответила я, ловя губами его палец, а потом, вздохнув, откинулась на подушку. — Я просто счастлива.
— Это прекрасно, — ответил он, обнимая меня. — Я тоже, моя Орели.
Он поцеловал меня, и некоторое время мы лежали, прижавшись друг к другу.
— Я никогда не встану с этой постели, — сказал Андре, гладя меня по спине. — Останемся здесь, хорошо?
— Разве тебе не надо в издательство? — улыбнувшись, спросила я.
— Какое издательство? — пробормотал он, засовывая мне руку между ног. Я захихикала. — Одно твое слово — и мы останемся здесь на весь день.
Мой взгляд упал на часы, стоявшие на ночном столике.
— Скоро одиннадцать! — удивилась я.
— Не надо портить игру, мадемуазель Бреден, — проворчал Шабане, ущипнув меня за нос. Он еще раздумывал. — Хорошо, сейчас позвоню мадам Пети и предупрежу ее, что сегодня задержусь. Или нет, скажу ей, что, к сожалению, не смогу прийти вообще. И мы проведем вместе чудесный день, хорошо?
— Блестящая идея, — согласилась я. — Улаживай свои дела, а я пока приготовлю кофе.
— Так и поступим. Но мне не хотелось бы с тобой расставаться, — ответил Шабане.
— Это ненадолго.
Я завернулась в короткий темно-синий халат и вышла на кухню.
— Вернешься — сразу раздевайся! — крикнул мне вдогонку Шабане.
— Все тебе не хватает! — засмеялась я.
— Тебя мне всегда не хватает, — возразил он.
«А мне тебя», — подумала я.
В тот момент я чувствовала себя в полной безопасности. Мне и в голову не могло прийти, что все это может кончиться.
Я приготовила две чашки кофе со сливками. Андре позвонил в издательство и пошел в ванную. Я осторожно отнесла кофе в спальню. Потом отложила в сторону книгу Роберта Миллера, все еще лежавшую на журнальном столике, и поставила чашки.
«Может, это „меню любви“ так подействовало на нас?» — думала я. Вместо английского писателя я поужинала с французским редактором, после чего увидела в нем то, чего не замечала раньше. И теперь мы, словно Тристан и Изольда, случайно выпившие любовного зелья, жить не можем друг без друга. Я хорошо помнила, как впечатлила меня эта опера в детстве, когда я слушала ее вместе с папой. Эпизод с любовным напитком особенно запомнился.
Улыбаясь про себя, я подобрала разбросанную на полу одежду и положила ее на стул возле кровати. Из кармана пиджака Андре вывалился кошелек. Он раскрылся, и из него выпали какие-то листки. По полу покатились монеты. Встав на колени, я принялась подбирать то, что рассыпалось. Из ванной доносилось пение счастливого Шабане.
Я засунула деньги в передний кармашек и уже собиралась сделать то же самое с бумажками, как вдруг заметила фотографию. Поначалу я решила, что это снимок Андре, и вытащила его, чтобы рассмотреть как следует.
И тут сердце мое остановилось, потому что я узнала эту улыбающуюся женщину в зеленом платье.
Несколько секунд я смотрела на нее, ничего не понимая. Потом каскадом, одна из другой, хлынули мысли, и отрывочные воспоминания из недавнего прошлого наконец образовали целостную картину.
Этот снимок я вложила в конверт вместе с письмом Роберту Миллеру, что нашла в бумажнике Андре Шабане. Того самого Шабане, с которым столкнулась в коридоре издательства. Того самого Шабане, который опустил в мой почтовый ящик письмо от Роберта Миллера, якобы потерявшего мой адрес. Того самого Шабане, который так весело шутил в «Куполь», потому что знал, что никакой Роберт Миллер там не появится. Потом этот Андре Шабане «забыл» сообщить мне о чтениях в «Козероге» — единственном парижском мероприятии, на котором Миллер действительно присутствовал, и утащил явно недоумевающего писателя буквально у меня из-под носа. Наконец, Шабане, и никто другой, появился в моем ресторане с букетом роз незадолго до того момента, когда литературный агент Роберта Миллера известил меня об отмене нашей встречи.
Миллер? Ха!
Узнать бы еще, кто звонил мне тогда по просьбе Андре Шабане. Да и как мог мне ответить Роберт Миллер, если он в глаза не видел моего письма!
И тут я кое о чем вспомнила. О том, на что обратила внимание уже сразу после чтений и чему не придала тогда значения. Я уронила фотографию на пол и бросилась к журнальному столику. Там лежала «Улыбка женщины», а в ней — письмо Миллера. Дрожащими руками я развернула наполовину исписанный листок.
«Искренне ваш, Роберт Миллер». Шепотом повторяя эти слова, я открыла книгу на той странице, где писатель поставил автограф. «Орели Бреден от Роберта Миллера с наилучшими пожеланиями». Подписи были совершенно разные. Я перевернула конверт той стороной, где еще была приклеена записка Андре Шабане, и застонала.
Не кто иной, как Шабане, написал мне письмо от имени Роберта Миллера и все это время водил меня за нос.
Ошеломленная своим открытием, я села на кровать. Я вспоминала, какими искренними глазами смотрел на меня вчера Андре. «Боже, как мне жаль, Орели…» У меня внутри все похолодело от ярости. Этот человек воспользовался моей доверчивостью и затеял всю эту игру, чтобы заполучить меня в постель. А я поддалась.
Я подняла глаза. За окном по-прежнему светило солнце. Однако картина безмятежного счастливого утра была испорчена.
Андре Шабане обманул меня, как и Клод. Но больше я никому не позволю над собой смеяться! Я сжала кулаки и на несколько секунд задержала дыхание.
— Итак, моя радость, весь день — наш.
Андре вошел в комнату с мокрыми волосами, обернутый широким темно-серым полотенцем.
Я уставилась в пол.
— Орели. — Он положил руки мне на плечи. — Милая моя, ты такая бледная. С тобой все в порядке?
— Нет, — ответила я, вставая. — Со мной не все в порядке. Мне плохо, очень плохо.
На его лице появилось выражение недоумения.
— Что случилось? Орели… любовь моя, что я могу для тебя сделать? — Он отвел волосы от моего лица и пристально посмотрел мне в глаза.
Я снова сбросила его руку:
— Никогда больше не прикасайся ко мне, слышишь?
Андре в испуге отшатнулся:
— Но, Орели, что случилось?
Я почувствовала, как во мне поднимается новая волна гнева.
— Что случилось? Ты хочешь знать, что случилось? — зловещим шепотом повторяла я. Я подошла к тому месту, где упала фотография, резким движением подняла ее с пола и протянула Шабане. — Вот что случилось! — Я взяла письмо с журнального столика и бросила ему в лицо. — И вот что случилось! — Я видела, как его лицо заливается краской.
— Орели, ну пожалуйста, Орели… — бормотал он.
— Что, уже подготовил для меня новую ложь? — кричала я. — Может, хватит? — Я схватила со стола книгу Роберта Миллера. Больше всего мне сейчас хотелось огреть Шабане ею по голове. — Единственное, что имеет для меня значение во всей этой истории, — этот роман. А ты, Андре Шабане, ведущий редактор издательства «Опаль», для меня никто. Ты хуже Клода. У того, по крайней мере, были причины меня обманывать. А ты… ты просто надо мной посмеялся.
— Нет, Орели, все было совсем не так!
— Да, — кивнула я. — На самом деле все было иначе. Ты вскрыл мое письмо, вместо того чтобы передать его по назначению, а потом, в «Куполь», вероятно, помирал со смеху, когда я не хотела говорить, что ответил мне Роберт Миллер. Твоя затея удалась, поздравляю! — Я с презрением посмотрела ему в лицо. — В жизни не встречала более жестокого лицемера! — (Он вздрогнул.) — И теперь я хочу задать тебе всего один вопрос, — продолжала я. — Мне просто интересно, как ты все это устроил. Кто звонил вчера в ресторан?
— Это был действительно Адам Голдберг, — ответил он упавшим голосом. — Он мой друг.
— Ах, твой друг? Прекрасно. И сколько же у тебя таких друзей? Сколько их теперь смеется над «глупой малышкой»? Или это тоже твоя тайна? — Я распалялась все больше.
В отчаянии Андре поднял было руки, однако тут же опустил их, чтобы придержать полотенце.
— Никто не смеется над тобой, Орели. Пожалуйста, не думай обо мне плохо. Да, я тебя обманывал, я чудовищно тебе лгал. Однако все пошло не так, как мы рассчитывали, и я оказался в ужасном положении. Пожалуйста, выслушай меня…
— Знаешь что, Андре? — перебила его я. — Мне не нужны твои объяснения. Ты с самого начала не хотел, чтобы я встречалась с Робертом Миллером. Ты вечно вставал между нами и создавал проблемы. А потом… потом… — Я затрясла головой. — Как можно решиться на такую подлость?
— Орели, я влюбился в тебя, в этом и состоит вся правда.
— Нет, — решительно тряхнула я головой. — Так не поступают с женщиной, которую любят. — Я взяла со стула вещи и швырнула ему в лицо. — Вот! Одевайся и уходи.
Шабане смотрел на меня несчастными глазами:
— Прошу тебя, Орели, дай мне еще один шанс. — Он осторожно приблизился ко мне и попытался обнять. Я отвернулась и скрестила руки на груди. — Вчера был самый счастливый день в моей жизни. — Его голос звучал нежно. Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
— Все кончено, — отрезала я. — Все закончилось, так и не начавшись толком. Так будет лучше. Я не хочу иметь дело со лжецом.
— Но на самом деле я не лгал, — оправдывался он.
— Как же можно лгать не на самом деле? — раздраженно спросила я. — Это смешно.
Очевидно, Шабане избрал новую тактику.
Он встал передо мной, завернутый в махровое полотенце.
— Я и есть Роберт Миллер.
Тут я захохотала так, что зазвенело в ушах.
— Совсем меня за дурочку держишь? — Я смерила Шабане презрительным взглядом. — Ты Роберт Миллер? Ты умеешь врать, но на этот раз превзошел самого себя. Час от часу все абсурднее. — Я уперла руки в бока. — Как это ни печально, но я видела настоящего Роберта Миллера на вечере в «Козероге». И я читала его интервью газете «Фигаро»! И вот оказывается, это ты Роберт Миллер! Теперь-то наконец мне все ясно! — Я кричала так, что сорвала себе голос. — Знаешь что, Андре, — продолжала я. — Это действительно смешно. Ты недостоин поднести стакан воды Роберту Миллеру. А сейчас уходи! Я не желаю больше тебя слушать. Ты делаешь себе только хуже.
— Но пойми! — не унимался он. — Роберт Миллер — это не Роберт Миллер! На самом деле он… зубной врач!
— Вон! — Я заткнула себе уши. — Исчезни из моей жизни. Я тебя ненавижу.
Лишь только Андре Шабане, красный как рак, захлопнул за собой дверь моей квартиры, я бросилась на кровать, захлебываясь слезами. Еще час назад я была счастливейшим человеком в Париже и думала, что стою на пороге новой, чудесной жизни. И вдруг такая катастрофа!
Я подняла глаза на кофейные чашки на журнальном столике и снова разразилась рыданиями. Или это моя судьба — быть вечно обманутой? Почему мое счастье каждый раз оборачивается ложью?
Хватит с меня и вранья, и мужчин. Я посмотрела в окно и вздохнула. Передо мной вдруг предстала моя долгая и одинокая жизнь. Если так пойдет дальше, когда-нибудь я превращусь в одну из тех старух, что день-деньской околачиваются на кладбищах и сажают на могилах цветы. Только при этом я не буду такой счастливой, как миссис Динсмор. И тут я снова вспомнила «Куполь» и Лиз, нашептывающую мне в ухо: «Деточка, он самый настоящий писатель».
Я снова упала лицом в подушку и заревела. Невеселые мысли проносились в голове одна за другой. Я подумала о предстоящем Рождестве, вероятно самом печальном в моей жизни. Стрелка часов на журнальном столике неумолимо двигалась вперед, и я вдруг почувствовала себя старой.
Наконец я встала и отнесла чашки на кухню. Затем подошла к стене умных мыслей, чтобы разгладить растрепавшуюся записочку, как вдруг один из листков упал мне под ноги. «Печаль — это страна, где вечный дождь и ничего не растет», — прочитала я. Это так, и мои слезы ничего не изменят. Я осторожно приколола бумажку к стене.
Потом я позвонила Жаку, чтобы рассказать ему о своем последнем приключении и о том, что на праздники я все-таки уеду к морю.
