Глава 5
Несчастный случай с бланманже

Стараясь не обращать внимания на взгляды солдат, марширующих у своих казарм, Минк торопливо шла вдоль подъездной аллеи дворца. Воспоминания о недавнем опоздании на поезд заставляли ее торопиться. В шаге от принцессы шла Пуки, которая явно не одобряла желания хозяйки прогуляться по магазинам Уэст-Энда. У Трофейных ворот их увидел шарманщик и тут же схватился за рукоятку своего инструмента, хотя его уже дважды сгоняли с этого места полицейские. Чем ближе была принцесса, тем быстрее он крутил ручку шарманки, пока все птицы не покинули ветки близлежащих деревьев. Минк поспешно сунула пенни служанке, которая бросила его в обшарпанную чашку шарманщика, покончив тем самым с этой му́кой. Пуки бегом догнала хозяйку, не заметив взгляда продавца водяного кресса, прижавшего к сердцу скромный зеленый букетик.

Парочка перешла мост, не промолвив ни слова. Пуки смотрела больше под ноги, а принцесса наблюдала, как к ним приближается продавец мяса для кошек. Он тащил за собой ручную тележку, груженную кониной на палочках. За ней следовала целая процессия бездомных котов. Достигнув станции, Минк и Пуки уселись в некотором отдалении друг от друга на деревянную скамью в пустом зале ожидания, где скудный огонь, задуваемый мартовскими сквозняками, едва тлел в печи.

– Мы могли бы закусить в индийском ресторане «Ти и Тиффин». Его только что открыли на Нью-Бонд-стрит, – предложила Минк, надеясь, что карри приведет Пуки в чувство.

Служанка упорно разглядывала землю под ногами.

Принцесса, бросив взгляд на ее капор, предприняла еще одну попытку:

– Я все думаю, не забудет ли владелец странствующего цирка снова надеть на Альберта его красные вельветовые штанишки.

Но служанка так и не соизволила поднять головы. И тут Минк дала выход своему раздражению.

– Ты, наверное, полагаешь, что я должна вечно носить старые платья? Твоя обязанность – следить, чтобы я всегда появлялась на публике в лучшем виде, – заявила она, возвращаясь к их конфликту.

Ссора началась еще во время завтрака. Чтобы отвлечь себя в годовщину смерти махараджи от неослабевающих приступов душевной боли, принцесса объявила, что год траура закончился, а ей нечего надеть.

Пуки удостоила хозяйку хмурым взглядом:

– Помимо прочих моих обязанностей, мэм, я должна быть уверена, что вы не закончите свои дни в работном доме. А некоторые из платьев вы еще не успели даже обтрепать, потому что носили траур.

Принцесса недоуменно воззрилась на нее:

– Ты всерьез думаешь, что я буду разгуливать с рукавами длиной с баранью ногу по моде прошлого сезона? Да и блузы нынче не так уж дороги.

Минк не преминула напомнить служанке, что на рукава пойдет всего два ярда материи, а не восемь, как раньше.

– Я переделаю для вас старые платья, – настаивала горничная, повысив голос. – Признаю, что я плохо умею обращаться с кастрюлями, но иглой владею, как подобает камеристке. Сегодня утром пришло еще одно письмо из похоронного бюро. Я узнала почерк. Этим людям необходимо заплатить. Слон обошелся очень дорого, а вы даже не распечатываете письма от них. Да и за мавзолей надо рассчитаться. У меня тревожные предчувствия.

Минк отвела глаза в сторону.

– Все они в надлежащее время так или иначе получат свои деньги, – сказала она с ноткой пренебрежения в голосе. – Что касается моих старых платьев, их цвета вышли из моды. Можешь их продать. Да и для тебя что-то нужно подыскать, а то придется опять носить сари. Но ты ведь сказала, что не хочешь этого: и так на тебя все таращатся.

Служанка, скрестив руки на груди, продолжала созерцать землю под ногами. Молчание затягивалось, и принцесса подумала, как хорошо было бы иметь прислугу, которая никогда не спорит.

– Сев в вагон пораньше, мы, по крайней мере, получим в свое распоряжение окно, – заметила Минк, разворачивая газету. – Мне действует на нервы, когда требуют его открыть.

Оторвав глаза от газеты, принцесса увидела, что поезд уже стоит и вот-вот тронется. Его шум заглушал громкий храп служанки, которая проснулась в то утро еще до рассвета, терзаемая думами о финансах своей госпожи.

Схватив шляпки, Минк и Пуки опрометью выскочили из зала ожидания и побежали к платформе, где у ближайшего вагона первого класса стоял кондуктор со свистком во рту. Распахнув дверь, служанка и госпожа устало опустились на сиденья напротив друг друга. Страшно было даже подумать, что они вновь едва не опоздали на поезд.

Когда он тронулся, Минк обнаружила, что они здесь не одни: невдалеке расположился читающий журнал Хендерсон. Принцесса и доктор встретились взглядами, и она тут же принялась изучать пейзажи за окном. Через некоторое время Минк вновь почувствовала на себе взгляд доктора, но оба тут же отвели глаза.

Внезапно Хендерсон встал, расстегнул кожаный ремешок на ближайшем окне и немного опустил его. Запах сельского воздуха показался Минк не слишком приятным. Она поднялась с места, пересекла вагон и закрыла окно.

Не успела принцесса перевернуть страницу, как услышала, что окно снова открыли. Она тут же вновь прошла к окну, демонстративно закрыла его и прошествовала к своему месту. Но стоило принцессе повернуться спиной, как опять послышался стук открываемого окна.

Минк сидела охваченная тихой яростью. Еще раз закрыв окно, она доставила бы удовольствие Хендерсону. Оставалось удивляться, почему мужчины столь настойчивы в желании заморозить окружающих.

Принцесса не знала, что подвигло ее на дальнейшие действия – пронизывающий сквозняк или близкое соседство Хендерсона. Так или иначе, уже в Лондоне, когда кеб остановился у магазина «Маршалл и Снелгроув» на Оксфорд-стрит, она тут же направилась в меховую секцию. Присев на стул рядом с прилавком, Минк попросила продавца показать ей жакет на котиковом меху. Примерив, она решила купить его, хотя весна уже наступила. Минк сообщила продавцу, что ей нужно отлучиться в галантерейную секцию, и попросила служащего магазина сопроводить ее туда. Так она и ходила из отдела в отдел, успев посмотреть шелка, верхнюю одежду, ленты, зонтики от солнца, ювелирные изделия, бальные платья, вышивку и кружева.

Когда принцесса изучала готовые блузки, появился мистер Чизмэн, управляющий, с безупречно расчесанными на пробор крашеными волосами. Утренний костюм прекрасно сидел на нем, подчеркивая элегантную фигуру. Лишь несвежий платок в кармане свидетельствовал о том, что от него ушла жена. Прочистив горло, где все еще стоял ком от ночных рыданий, и обозначив вежливый поклон, управляющий сказал:

– Извините, что приходится говорить об этом, принцесса, но возникло небольшое затруднение с вашим счетом.

– И в чем же проблема? – поинтересовалась Минк со своего стула у прилавка.

– В оплате по счету, ваше высочество.

– Он, как всегда, будет оплачен в течение года, мистер Чизмэн, – небрежно бросила принцесса.

Управляющий вздернул подбородок:

– Речь идет не о сегодняшних покупках, хотя, конечно, учитывая количество, я в соответствии со своим служебным долгом обязан принять их во внимание. Я говорю о том, что уже куплено и занесено на счет вашего высочества. Оплата не производилась более года.

Минк нахмурилась:

– Отец должен был оплатить счет.

Последовала пауза.

– Вынужден с прискорбием сообщить, что махараджа этого не сделал.

Принцесса растерянно моргала, не в силах поверить услышанному.

– Наверное, это какая-то ошибка. – Она встала со стула, недовольно вздернув брови. – Уверяю вас, что счет будет оплачен. Я очень надеюсь, мистер Чизмэн, вы примите во внимание то обстоятельство, что в течение многих лет мы пользовались услугами вашего магазина. В противном случае я вынуждена буду делать покупки в другом месте. А что скажут мои соседи по Хэмптон-Корту, когда узнают, что мне пришлось сменить галантерейный магазин из-за такого ничтожного повода, как неоплаченный счет? Скорее всего, они последуют моему примеру и разнесут о вас дурные вести по всему Уэст-Энду. Кстати, я слышала много хорошего о кондитерской «Свон и Эдгар».

Управляющий в ужасе смотрел на нее, ломая пальцы.

– В этом нет необходимости, ваше высочество. Совершенно никакой. Нет сомнения, что дело будет быстро улажено. Можем ли мы предложить еще что-нибудь? Надеюсь, вам показывали изящные японские зонтики от солнца? На реке они выглядят очаровательно. – Управляющий взял зонтик и продемонстрировал, как он раскрывается. – Что касается упомянутой вами кондитерской, она уже не пользуется успехом у клиентов. – Сделав паузу, он опустил глаза и пробормотал: – Мне известно из достоверных источников, что туда в прошлый четверг вызывали крысолова.

Минк и Пуки уходили из магазина столь же поспешно, как и вошли в него. Принцесса окликнула кебмена и, бросив взгляд на служанку, велела отвезти их в ресторан «Ти и Тиффин». Все время пути Минк провела с закрытыми глазами, размышляя, не влиться ли ей в поток золотоискателей, отправляющихся на Клондайк. Служанка молча сидела рядом, сжав зубы и повернув голову к окну.

Мадам Фероз Ланграна, владелица заведения, встретила их у входа. Она все еще сияла от радости, прочитав статью в «Таймс» об устроенном ею инаугурационном обеде, на котором присутствовали член парламента и множество титулованных особ. Газета сообщала о том, что хозяйка ресторана не только родом из хорошей семьи, но и принадлежит к предприимчивому и верному британской короне индийскому племени.

Их усадили за самый лучший стол. Минк, изучая меню, гадала, разожмет ли Пуки губы хотя бы для того, чтобы поесть. Но принцессе не стоило беспокоиться. Когда принесли карри, служанка в полной мере продемонстрировала свой замечательный аппетит, из-за которого, как она утверждала, у нее такие большие ноги. Пуки ничуть не растерялась при виде блюд, которые продолжали приносить одно за другим, хотя они их не заказывали, – многие из этих яств ранее были вообще неизвестны в Англии. И лишь положив нож и вилку, служанка наконец заговорила.

– Мы живем в хорошие времена, мэм, нам очень повезло, – посмотрев в глаза своей госпожи, сказала Пуки – впервые с тех пор, как они покинули Оксфорд-стрит.

– Да, конечно, – ответила с улыбкой принцесса, понимая, что служанка наконец пришла в себя. – Теперь в Лондоне можно заказать любую еду.

– Тридцать лет назад вас бы отправили прямиком в долговую тюрьму вместе с этим жакетом на котиковом меху, – заверила ее Пуки, вытирая салфеткой уголки рта.

После встречи с коллегами, на которой речь шла о засилье гомеопатов, доктор Хендерсон приехал на вокзал Ватерлоо и сразу же направился к поезду. Не обращая внимания на чистильщика обуви, укоряюще взиравшего на его башмаки, доктор прошел по платформе, надеясь, что не столкнется с принцессой. Его невинное желание глотнуть свежего воздуха привело к разрыву оконного ремня. За время пути до Лондона он продрог до костей, угнетенный своим поведением и испытывая опасения за здоровье принцессы и ее служанки.

Заглядывая в вагоны, Хендерсон нашел пустой, уселся в дальнем углу и раскрыл газету. Он бросал взгляд на каждого входившего пассажира и почувствовал облегчение, когда вокзальный носильщик захлопнул дверь вагона и раздался гудок поезда. Внезапно дверь вновь распахнулась, и в вагон вошел гомеопат из Ист-Моулси в цилиндре с изношенными полями. Сайласа Спэрроуграсса можно было узнать сразу же не только по маленькому росту, но и по ньюгейтской бородке, названной так в честь печально знаменитой тюрьмы. Шутили, что она является как бы продолжением веревки палача. Сев напротив доктора Хендерсона, Спэрроуграсс бросил на него беглый взгляд и приветствовал, словно тот был его коллегой. Потом гомеопат стал показывать фокус с шестипенсовиком, который, к удивлению пассажиров, в итоге оказался внутри апельсина.

Доктор Хендерсон загородился газетой, недоумевая, как можно поверить теории «подобное исцеляется подобным». Полная чушь, будто снадобья в чрезвычайно малых дозах способны произвести хоть какое-нибудь воздействие на разрушаемое болезнью тело. И все же многие в это верили: число больных, которых потерял Хендерсон из-за того, что они перешли к этому шарлатану, было велико. Мало того что тот запрашивал меньшую цену, так он еще и совершенно не интересовался содержимым ночных горшков своих пациентов.

По приезде на станцию Хэмптон-Корт гомеопат роздал пассажирам свои визитные карточки, что еще больше усилило раздражение Хендерсона. Вернувшись домой, доктор сразу же почувствовал тонкий аромат апельсинов и пряностей. Выглянув в приемную, он увидел недоеденные ломти «холостяцкого пирога» и немедленно вызвал свою экономку.

– Миссис Неттлшип, – начал он, – я совершенно уверен, что несколько раз говорил вам, но вынужден повторить: вы не должны кормить моих пациентов. Многие из них и так чересчур дородны. Торговец маслом на прошлой неделе застрял в окне гостиной: потеряв ключ, он пытался проникнуть в дом. К лодыжкам незадачливого коммерсанта привязали веревку, и с ее помощью кобыла хлеботорговца вытащила несчастного из этой западни. Ослик бакалейщика с этим не справился.

Экономка почесала свою рыжую голову:

– Ничего не могла с собой поделать, доктор. Они показались мне такими голодными, когда сидели здесь, ожидая вашего возвращения. Я нашла изюм и испекла пирог. Не хотите кусочек?

Доктор Хендерсон снял пальто, шляпу и сел за рабочий стол:

– Я прошу вас, миссис Неттлшип, не кормить их. Они ведь не звери в зоологическом саду, хотя иногда напоминают их своим поведением. А уж раз речь зашла о выпечке, вы, кажется, за последний месяц не готовили ничего другого, кроме «холостяцкого пирога». Что-то хотите мне сказать?

Домоправительница стояла, сжав ладони своих больших, как у мясника, рук и держа их перед собой.

– Такой приятный молодой человек вынужден носиться весь день по этому огромному дворцу. Сердце разрывается, глядя на вас, – вы так одиноки.

– Я прекрасно знаю, что не женат. Честно говоря, хотелось бы иного, но это уж моя забота.

– Чем я могла бы помочь вам? Разузнать имя нового мужского парикмахера?

Доктор инстинктивно поднял руку к волосам, унял негодование и попросил вызвать первого пациента. Прихрамывая, вошел человек в военно-морской форме с тусклыми серебряными пуговицами. Он сжимал в руках фуражку. На щеках пациента произрастали длинные, как у модников с Пиккадилли, бакенбарды, в которых застряла целая россыпь крошек от пирога. Мужчина представился как Уильям Шипшенкс, смотритель лабиринта. Он объяснил, что нуждается в медицинском свидетельстве о своей нетрудоспособности.

– С ногами что-то ужасное, доктор, – сказал больной, садясь. – Едва смог подняться на свою площадку. Некоторые не в силах выбраться из лабиринта, пока я не залезу наверх, чтобы дать им указания.

Взяв перо, Хендерсон записал имя пациента.

– В остальном ваше здоровье, по-видимому, в порядке, мистер Шипшенкс? Кажется, вы у меня впервые.

Смотритель еще сильнее сжал свою фуражку.

– Все дело в том, что раньше я посещал гомеопата из Ист-Моулси, – признался он.

Доктор положил перо и откинулся на спинку стула:

– Позвольте спросить, почему вы доверяете свое здоровье этому человеку?

Шипшенкс ответил не сразу.

– Потому что его лекарства не имеют дурного вкуса и не пахнут, как сапоги ассенизатора.

– Его снадобья безвкусны, мистер Шипшенкс, потому что в них, по существу, ничего нет. А теперь позвольте осмотреть вас.

Пациент снял башмаки и дырявые чулки, закатал штанины и вскарабкался на стол для обследования.

– Вам нравится ваша работа? – спросил доктор, расхаживая вокруг стола. – В Англии не так много смотрителей лабиринтов. Скорее всего, вы единственный.

Лежавший на спине Уильям Шипшенкс повернул голову к доктору:

– Бывает, сижу и думаю: что будет, если я просто плюну на все и уйду? Я уже шестнадцать лет на дожде и ветру в любую погоду, и молния меня била так часто, что я уже сбился со счета. В последний раз, когда это случилось, у меня выпали все волосы. Вновь выросшие стали виться.

Доктор разглядывал язвы на ногах больного:

– Когда это впервые появилось?

Смотритель глядел в потолок:

– Вы бы удивились, узнав, как много людей не отличают правую сторону от левой.

Пощупав пульс, доктор Хендерсон вытащил депрессор и осмотрел язык больного.

– Женщины с радостью просят о помощи, когда в ней нуждаются, – продолжал Уильям Шипшенкс, как только инструмент был извлечен. – Все неприятности от мужчин.

– У вас хороший аппетит? – спросил доктор.

Шипшенкс по-прежнему внимательно разглядывал потолок:

– Они входят в лабиринт, полные решимости покорить его. В особенности когда их сопровождают дамы.

– Спите крепко, мистер Шипшенкс? – спросил терапевт уже громче.

Пациент поскреб бакенбарды:

– Некоторые впадают в неистовство. Я видел женщин, которые дергают себя за рукава, воображая, что спрашивают у меня, в какую сторону идти. Дергают так сильно, словно готовы руки себе оторвать.

Теряясь в догадках, не глух ли пациент на одно ухо, доктор подошел к столу с другого края:

– Что скажете о работе вашего кишечника?

– Я даю им указания, – продолжал смотритель. – Устаешь смотреть, как человек безрезультатно сражается с лабиринтом. Но когда говоришь им идти направо, некоторые специально поворачивают налево, как будто ничего не слышат.

Доктор Хендерсон склонился к больному, желая привлечь его внимание.

– Вы много времени проводите на ногах, мистер Шипшенкс? – спросил он, повысив голос.

– Потом я захожу в лабиринт, чтобы вывести их, пока его не закрыли. Реакция обычно бывает очень бурной.

Мгновение доктор стоял, разглядывая его.

– Вы любите гулять? – спросил Хендерсон. – Скажем, в лугах?

Уильям Шипшенкс внезапно резко повернулся к доктору:

– Я люблю луга, да. Могу гулять по ним весь день. В это время года природа пробуждается. Уединение – вот что я люблю. Кругом ни души… Вам доводилось читать «Трое в лодке» Джерома К. Джерома?

– Да, конечно, – улыбнулся доктор. – Особенно мне нравится то место, где Гаррис застревает в дворцовом лабиринте.

– То же происходит и со всеми остальными: не успеваешь доставать их оттуда, – проговорил смотритель, скрежеща зубами. – Эта книга сведет меня в могилу.

Доктор Хендерсон вернулся к своему столу:

– До этого еще далеко, мистер Шипшенкс. Но вы рискуете роковым образом ухудшить свое состояние, если не прекратите втирать в ноги сок лютика, как делают все симулянты. Я никому не скажу об этом. Может быть, вам и не нравится ваша должность, но вы вряд ли хотите потерять ее.

Смотритель медленно поднялся со стола, приняв сидячее положение. Уныло свисающие бакенбарды делали его еще более жалким.

– Значит, у меня нет шанса получить освобождение от работы?

– Ни малейшего, – ответил доктор Хендерсон, склонив голову над своими записями.

Уильям Шипшенкс попытался изобразить на лице улыбку:

– Даже если я пущу вас в лабиринт бесплатно? Можете купить себе сдобную булочку на сбереженный пенс. Кто же откажется от вкусной плюшки? – Смотритель закрыл глаза и сцепил руки перед собой. – Представьте себе булочку со смородиновой начинкой, доктор.

– Абсолютно невозможно. – Доктор щелкнул пальцами, выписывая рецепт. – Это поможет вам убрать раздражение на коже ног. Предлагаю пойти и обдумать, насколько вам повезло, что есть работа, на которой не приходится иметь дело с расхитителями времени.

Смотритель с тяжелым вздохом натянул чулки и башмаки и медленно опустил штанины. Взял рецепт без единого слова и, оставив на столе несколько монет, поплелся, волоча ноги, к двери.

Сердце терапевта смягчилось, пока он наблюдал за ним.

– Постарайтесь не сидеть под дождем, мистер Шипшенкс, – посоветовал он. – И если вы вежливо попросите миссис Неттлшип, она починит вам чулки. Дырки – это по ее части.

В день пикника Пуки хорошенько натерла руки петрушкой, чтобы от них не пахло луком, и вышла украдкой через заднюю дверь, надеясь, что принцесса ее не заметила. Служанка пробежала по благоухающей фиалками Моут-лейн, на ходу завязывая ленточки капора. Вернувшись, она проскользнула на кухню и занялась обновлением хозяйской шляпки, отделанной по моде бирюзой. Принцесса решила надеть ее сегодня. Шляпка отсырела, поэтому Пуки подержала ее возле кухонной плиты, потом окунула тупой нож в горячую воду и аккуратно расправила перья. Удовлетворенная результатами, она поставила варить кость, чтобы приготовить немного помады для волос.

Когда служанка добавляла масло и лимонное сорго в извлеченный из кости мозг, вошла с газетой в руке принцесса, желавшая проверить, как готовятся пироги с голубятиной. Минк остановилась, не веря собственным глазам, потом подошла ближе, недоумевая, как на кухне оказался еж. Пуки пыталась загородить его, но даже ее большие ноги не могли скрыть иглы животного.

– Один из садовников нашел вчера ежика, – попыталась объясниться служанка. – Это самка, я назвала ее Викторией. Она съест всех тараканов.

Принцесса, подбоченившись, продолжала разглядывать животное.

– Не понимаю, почему ты назвала зверюшку в честь миссис Фейджин. Эта женщина так и не вернула мне семейные драгоценности.

– Мэм, никто не должен слышать, что вы называете королеву «миссис Фейджин», – заметила Пуки, предостерегающе покачав пальцем. – Она подарила вам дом, а между тем в списке ожидающих жилье больше ста фамилий.

Принцесса устремила взор куда-то вниз:

– Нельзя ли прибегнуть к мышьяку или другому яду?

– Нет, мэм, – покачала головой служанка. – Слишком опасно. Махараджа всегда боялся, что британское правительство отравит его, и не разрешал держать яды в доме.

– Ну что ж, нам остается надеяться, что аппетит Виктории не уступает твоему. Только держи ежиху подальше от глаз миссис Бутс. Эта женщина и без того подозревает, что я тайком пронесла во дворец животное.

Служанка виновато опустила глаза:

– Почему она так думает?

– Бог ее знает, – ответила принцесса. Вручив служанке газету, Минк указала пальцем на объявление о костюмированном бале, который был назначен в гостинице «Грейхаунд», у входа в Буши-парк. – Я решила пойти. Целую вечность не развлекалась подобным образом.

Прочитав заметку, Пуки обрадовалась:

– Чрезвычайно удачная мысль, мэм. Может быть, там и мужа себе найдете.

– Мне он не нужен, – нахмурилась принцесса.

– Но вы ведь собирались замуж за мистера Кавендиша, – напомнила ей служанка. – Любовь нужна всем. Даже ежихе Виктории.

– Что ж, мои взгляды изменились, – заявила Минк. – Жены в конце концов превращаются в служанок своих мужей. – Она кивнула на газету. – Буду как Боудикка.

Пуки покачала головой:

– Вы не можете быть как Боудикка, мэм. Джентльмены не любят таких женщин – они слишком свирепы. Лучше уж будьте как Золушка.

Минк гневно взглянула на нее:

– Я не собираюсь быть такой, как Золушка!

– Вам уже двадцать семь лет, а вы все еще не замужем. Останетесь Спящей красавицей или умрете старой девой.

– Не хочу быть Спящей красавицей, но и муж мне не нужен, – объявила принцесса с недовольным видом.

Пуки скрестила руки на груди:

– Тогда будете Белоснежкой.

– Скорее, одним из семи гномов. Ладно, давай посмотрим пироги с голубятиной.

Служанка застыла на месте:

– Мэм, вам не нужно на них смотреть.

– Я просто собираюсь проверить их перед тем, как мы отправимся на пикник, – сказала принцесса, глядя в сторону кладовой.

Пуки подбоченилась:

– Я уже сказала вам, мэм, что в этом нет никакой нужды. Лучше выберите подходящие серьги.

– Уже решила, какие надену. – Минк внимательно смотрела на служанку. – Так что не так с голубиными пирогами?

– Ничего, мэм, – покачала головой Пуки. – Они очень, очень красивые. – Внезапно она подняла глаза на хозяйку. Их взгляды встретились. – И если бы даже эти пироги были столь же уродливыми, как миссис Бутс, вы с этим все равно ничего не сделаете: через час, даже немного раньше, нам надо выходить, а я еще должна помочь вам одеться и уложить волосы.

Минк направилась в сторону кладовой, но служанка встала на ее пути. Принцесса метнулась вправо, но Пуки преградила ей дорогу. Минк попыталась проскочить слева, но служанка опять ее опередила.

– Не так уж мне интересно на них смотреть, – заявила принцесса и с мрачным видом медленно направилась к лестнице.

Внезапно Минк повернулась и обежала кухонный стол. Одураченная служанка бросилась следом. Но принцесса достигла кладовой первая и теперь стояла, склонив голову набок, в раздумье глядя на гору выпечки, вздымавшейся, подобно морской волне.

Пуки приготовила пироги накануне по рецепту, полученному от Элис Кокл, которая занесла ей мешок муки и тут же выскочила по своим делам. Затем у черного хода появился Пайк, рассыльный мясника, доставивший птиц. Пуки разложила тушки на кухонном столе в ряд, розовыми ножками вверх. Ощипав и опалив голубей, она извлекла их жалкие внутренности, обрезала ноги, крылья и шеи, подготовив для тушения. Положив гусиные потроха и по кусочку говядины на дно формы для каждого пирога, Пуки поместила туда голубей вместе с бульоном, добавила острого томатного соуса, положила вареные яйца во все формы, кроме одной, налила в каждую по стакану портвейна. Накрыв кушанье слоями сдобного теста, она подровняла края и водрузила в центре каждого пирога розу из масла и муки, в которую воткнула голубиные лапки с растопыренными пальцами.

Минк не сразу обрела дар речи.

– Почему в одном пироге только три лапки? – спросила она.

Служанка заглянула через плечо принцессы:

– Он для генерала, мэм. Его дворецкий велел сделать один пирог без яиц, поскольку хозяин их не ест, а чтобы отличить его от других, воткнуть меньше лапок. Видимо, они так делают каждый год.

Принцесса продолжала рассматривать пироги:

– Не выношу этого человека. Он как будто забывает, что женат. – Минк оглядела кладовую. – У нас какое-то изобилие водяного кресса.

Служанка застыла на месте. Обратив свои темные глаза в сторону хозяйки, она проглотила комок в горле.

– Сейчас для него самый сезон, – сказала Пуки ровным голосом и быстро вышла из кладовой.

Уложив волосы в пышный шиньон, что сделало ее еще выше, Минк вышла из Чащобного дома. На ней были украшения из бирюзы, жакет густого коричневого цвета с высоким воротником и юбка в тон ему, обтягивающая бедра и расширяющаяся от коленей, как диктовала мода. Следом двигалась Пуки, в шапочке и новом черном платье из мериносовой шерсти с воротником, манжетами и белым передником. Они шли молча, принцесса уже жалела, что согласилась пойти на пикник, и причиной тому было содержимое корзинки Пуки, выглядевшее не слишком презентабельно. К тому же Минк знала, что вряд ли кто с ней заговорит, кроме трех пригласивших ее леди. Никто из остальных обитателей дворца даже не пытался с ней познакомиться.

В конце концов они нашли Прудовой сад, разбитый еще во времена Вильгельма и Марии. Его составляли небольшие участки за высокими изгородями для защиты экзотических растений после их переноса из оранжерей. Минк сразу же обнаружила участников пикника там, где они могли уединиться, не боясь, что их кто-то побеспокоит. Часть из них стояла, сбившись в кучки, иные восседали в креслах-каталках, а многие сидели на ковриках посреди лужайки. Несколько импровизированных столов были накрыты белым полотном, а на них аккуратно расставлены серебряные тарелки и блюда с кусками баранины и говядины, пироги с телятиной и крольчатиной, омары, яблочные трайфлы, сливовые запеканки и швейцарский пудинг. С одной стороны стоял серебряный титан для приготовления чая, с другой – бутылки шерри, кларета, пива, лимонада и содовой воды. Сзади расположились в ряд невозмутимые дворецкие, держа по швам руки в белых перчатках. Многие из них только что заключили пари: кто из обитателей дворца опозорится больше других.

Принцесса подошла ближе, выискивая трех леди, которые нанесли ей визит. Она заметила, как много глаз устремлено на нее и какое множество голов склоняется друг к другу, чтобы шепотом обменяться сплетнями. Минк уже подумывала, не пора ли ей удалиться, когда встретилась взглядом с леди Монфор-Бебб и та жестом пригласила ее занять место рядом с ней и графиней.

– Присаживайтесь, принцесса, – сказала леди Монфор-Бебб, улыбаясь. – Всегда предпочтительно располагаться не на земле, а повыше: гораздо лучше видно, что происходит. Мы не хотим пропустить ничего интересного. В прошлом году, например, подрались священник с органистом. – Она оглядела графиню с ног до головы. – А о том, как вели себя некоторые, вообще лучше забыть.

Леди Бессингтон теребила в руках ленточки своего вдовьего капора.

– Никто ни о чем и не вспомнил бы, не касайся некоторые без конца этой темы, – парировала она. – Я упала со стула только потому, что в шерри было что-то подмешано. Кто его знает, что торговец туда добавил. Я весь следующий день провела в постели.

Леди Монфор-Бебб поджала губы:

– Я полагаю, в этом году вы полностью исключили шерри из своего рациона? Мы пытались поставить вас на ноги, но вы буквально бились в конвульсиях от смеха. Будьте уверены: никому, кроме вас, не было весело, разве что дворецкому, который видел, как вы упали. Это зрелище показалось ему таким смешным, что он рухнул спиной в клумбу. Бедняга тогда сломал ногу. – Она отвернулась и сердито добавила: – Это не имело бы никакого значения, но дворецкий-то был мой.

– У меня нет ни малейшей тяги к шерри, – сухо сказала графиня, прижав к коленям руки в черных перчатках. Она поднялась со стула и бросила взгляд в сторону накрытых столов. – Пойду отведаю кларета.

Принцессе тоже захотелось немного выпить, и она, поддавшись этому желанию, вернулась на свое место с тремя бокалами. Сев рядом с графиней, Минк предложила один ей.

– Не потворствуйте ее слабостям, – пробормотала леди Монфор-Бебб. Она взяла бокал рукой, покрытой старческими пятнами, и тут же его осушила. – Сама не знаю, зачем я устраиваю все это каждый год. Всякий раз случается такое, что потом сожалеешь. Но все равно я живу надеждой: придет год, когда мы станем одной дружной семьей. А что было, то прошло.

Принцесса взглянула в сторону садовой дорожки и сказала, понизив голос:

– Хорошо бы избежать общества генерала сегодня. Я нахожу его невыносимым.

Леди Монфор-Бебб похлопала ее по руке:

– Не беспокойтесь, моя дорогая. К счастью, он терпеть меня не может, поэтому нам не грозит его общество. И я вовсе не удивлена, что вы так быстро невзлюбили генерала: он абсолютно лишен хороших манер. Садится в карету раньше жены, продолжает курить, когда идет по улице и встречает даму. Не могу взять в толк, что он имеет против моей музыки. Ведь вас она не беспокоила, когда мы жили по соседству? – обернулась она к графине.

Повисла многозначительная пауза.

– Ни в малейшей степени, – ответила она, глядя в пол.

– Не в силах понять, что нашла в нем миссис Бэгшот, – заметила Минк. – Я случайно столкнулась с генеральшей, когда она уезжала в Египет, и сразу почувствовала к ней симпатию.

– Миссис Бэгшот очаровательна, – согласилась графиня. – Но ее муж – совсем другое дело. Я слышала, что однажды он ударил кухарку за то, что та отвергла его домогательства. И еще он очень грубо выражался по поводу внутреннего убранства моих апартаментов с видом на Темзу, когда они с женой в них въехали.

– Значит, он не совсем лишен вкуса, – пробормотала леди Монфор-Бебб, разглядывая отдыхающих через лорнет. – Куда же подевалась леди Беатрис? Так мы рискуем не попробовать бланманже. О, смотрите, доктор Хендерсон! Почему я вынуждена вкушать обед в обществе человека, который меня лечит? Однако леди Беатрис настояла, чтобы я пригласила доктора. Похоже, ее дочь без ума от него. О господи, Хендерсон идет к нам! – Она обернулась к Минк. – Дайте мне знать, если не хотите быть представленной доктору, и я притворюсь, что не заметила его.

– Напротив, – ответила принцесса. – Этого человека необходимо научить, как вести себя, когда он путешествует поездом.

Леди Монфор-Бебб признала, что заметила доктора, слегка кивнув ему, и Хендерсон, подойдя, приподнял шляпу, открыв свои взъерошенные кудри.

Она повернулась к Минк:

– Позвольте мне представить вас друг другу. Принцесса Александрина. Доктор Хендерсон.

Минк взглянула на него, не вставая с места, и язвительно заметила:

– Похоже, вы маниакальный приверженец сквозняков.

– Свежий воздух, поступающий в вагон поезда через окно, значительно полезней для здоровья, чем тот, что выдыхают пассажиры.

Принцесса вздернула подбородок:

– А как же холод, доктор? Согласитесь, что можно серьезно простудиться и даже умереть при полностью открытом окне, когда едешь в поезде в середине марта?

Доктор Хендерсон, который до этого смотрел в сторону, все-таки встретил взгляд ее голубых глаз:

– Сильные эмоции подчас заставляют людей совершать поступки, о которых они впоследствии горько сожалеют. Остается только надеяться, что жертва такого поведения найдет в себе силы простить их за эту глупость.

Принцесса собиралась ответить, но тут леди Монфор-Бебб поднялась с места.

– Ну наконец-то! – воскликнула она.

Минк обернулась и увидела леди Беатрис, приближающуюся к ним вместе с дочерью, некрасивой, скромно одетой девушкой, чей взгляд перескакивал с одного участника пикника на другого, пока не остановился на докторе Хендерсоне. За ними шел обливающийся потом дворецкий, несущий на серебряном блюде большое розовое бланманже, похожее на бомбу. Внезапно он споткнулся, видимо, потому, что землю под ногами закрывал дрожащий вместе с блюдом груз. Все могло бы обойтись, если бы не прискорбная боязнь совершить ошибку. Никто не понял, достиг ли первым земли дворецкий или бланманже, но все увидели, что они лежат, составляя единое целое. Не оглядываясь назад, леди Беатрис с дочерью ускорили шаг, чтобы поскорее опуститься на стулья.

– По-видимому, ваш дворецкий так и не вылечил свою подагру, – заметила леди Монфор-Бебб.

Минк, вопросительно подняв бровь, обратила взор на Хендерсона.

– Ведь это ваш пациент, доктор? – спросила она.

– Его состояние улучшается, – заверила принцессу леди Бессингтон, смахнув со щеки носовым платком с траурной каймой выкатившуюся от смеха слезинку. – Вот и генерал, а с ним, как я предполагаю, его американский гость.

– Не пойму, что надето на этом иностранце? – спросила леди Монфор-Бебб, разглядывая американца через лорнет.

Минк тоже присмотрелась к нему внимательнее:

– Напоминает пальто на обезьяньем меху.

На генерале были шляпа-котелок, пиджачная пара спокойного, в соответствии с модой, серого цвета и экстравагантный жилет с двумя рядами пуговиц. Бэгшот обвел взглядом женщин, остановив его на Минк. Генерала сопровождал широкоплечий человек в цилиндре и какой-то роскошной шкуре до колен. Темные волосы незнакомца были тщательно расчесаны, широкую улыбку венчали изящные усы.

– Эти стулья уже заняты, генерал, – объявила леди Монфор-Бебб, указывая на пустые места рядом.

– И кем же? – поинтересовался Бэгшот, улыбнувшись. – Продавцами моллюсков или трубочистами? А может быть, шарманщиком? Нет, наверное, это мистер Блад! Жаль, что он не взял вас с собой в прошлое воскресенье. Не беспокойтесь: он обязательно вернется.

Леди Монфор-Бебб отвернулась в сторону, раздувая ноздри, в ярости сжимая трость. Генерал стал знакомить американца с присутствующими. Услышав свое имя, она неохотно обернулась и увидела протянутую Корнелиусом Б. Пилгримом руку. Леди Монфор-Бебб посмотрела на нее с таким видом, словно ощутила аромат заплесневелого сыра.

– В Англии, мистер Пилгрим, хорошо воспитанный мужчина никогда не протягивает руку даме первым, – язвительно сказала она. – Это делает дама, подчеркивая таким образом, что она выше по своему положению.

Американец рассмеялся, шлепнул ее по спине и сел. Она тоже молча заняла свое место, ошеломленно глядя перед собой.

– Мистер Пилгрим – друг семьи, палеонтолог по профессии. Он поживет у меня несколько недель, ознакомится с нашими музеями, – сообщил генерал Бэгшот, присаживаясь рядом с Минк, которая тут же словно заледенела.

Леди Беатрис подалась вперед, розовые страусовые перья на ее шляпке колыхались.

– Мистер Пилгрим, вам необходимо сходить в Хрустальный дворец, чтобы увидеть статуи динозавров в натуральную величину. Они были первыми в мире, как и многое другое в Британии. От планов устроить нечто подобное в Центральном парке, как я понимаю, отказались.

Корнелиус Б. Пилгрим поблагодарил ее за совет и сообщил, что только что был там.

– Мне нравятся английские поезда. От них гораздо меньше сажи.

Минк отодвинулась подальше от генерала, который так широко расставил ноги, что его колени касались края ее юбки.

– Это объясняется качеством угля, который мы используем, мистер Пилгрим, – сказала принцесса. Она взглянула на доктора Хендерсона. – А еще, конечно, зависит от того, насколько широко открыты окна поезда. Некоторые люди настаивают, чтобы окна всегда были опущены, и это доставляет массу неудобств другим пассажирам.

Доктор сидел, уставясь в землю.

– Никогда не удается достичь согласия насчет свежего воздуха в вагоне, – сказала леди Монфор-Бебб. – Хуже всего ехать вместе с больными туберкулезом. Есть ли у вас еще какие-нибудь планы, кроме посещения музеев, где всегда полно черни, мистер Пилгрим? Вам следует избегать Национальной галереи в дождь. В сырую погоду там укрываются простолюдины.

– Я собираюсь посетить некоторые из мест, описанных в романах Диккенса, – ответил американец, откинувшись на спинку стула. – Вероятно, еще можно увидеть ступеньки Лондонского моста со стороны Суррея, о которых говорится в «Оливере Твисте».

Леди Беатрис поправила свою золотистую челку.

– Не удивлюсь, если большинство памятных мест вытоптано до неузнаваемости ногами иностранных туристов. Гостиница «Фернивал», где Диккенс начинал писать «Посмертные записки Пиквикского клуба», снесена несколько месяцев назад. По крайней мере одной Меккой меньше для орд янки.

Корнелиус Б. Пилгрим поскреб щеку:

– Должен признаться, не читал эту книгу. Подумываю начать «Крошку Доррит».

Женщины неодобрительно переглянулись в наступившей тишине.

Минк повернулась к американцу:

– Надеюсь, вы будете чувствовать себя как дома во время пребывания в Англии, мистер Пилгрим. Кстати, магазин «Джексонс» на Пиккадилли торгует американскими бакалейными товарами.

– Если они нужны кому-то, – сказала леди Монфор-Бебб с сомнением.

Внезапно Минк почувствовала чью-то руку на спинке своего стула. Генерал повернулся к ней и прошептал:

– Я заходил вчера, но служанка сказала, что вас нет дома. Вы ведь не прячетесь от меня? – спросил он, скользнув взглядом по ее груди.

Минк почувствовала отвратительный запах трубочного табака и портвейна, и ее затошнило.

– Прятаться от вас, генерал? Откровенно говоря, я о вас даже не вспоминала. Ходила на собрание Национального союза обществ, борющихся за избирательные права женщин.

– В самом деле? – удивился генерал, оглядев ее с головы до ног. – Но ведь Библия осуждает женское равноправие.

Минк вежливо улыбнулась:

– Вот не знала, что вы прочли ее, генерал.

– А этому что здесь надо? – вскричала леди Монфор-Бебб, глядя на Гиббса, рассыльного бакалейщика, бегущего к ним с шапкой в руках.

Тяжело дыша, он остановился перед доктором Хендерсоном.

– Мама прислала меня сообщить, что роды скоро начнутся, – сказал он.

Минк смотрела вслед доктору. Когда он оглянулся, она отвела взгляд.

– Как жаль, что ушел доктор Хендерсон, – сказала леди Беатрис, глядя на дочь, которая разговаривала с кем-то из обитателей дворца. – Уж и не знаю, где она отыщет себе мужа. – Наклонившись к графине, она понизила голос: – Конечно, я и для вас подыскиваю хорошую партию.

– Но я не хочу снова замуж, – прошипела графиня, оглянувшись в страхе, не слышал ли кто-нибудь. – И я говорила вам об этом бессчетное число раз. Вы ведь тоже вдова и прекрасно знаете, что лучше всего вовсе не иметь мужа. Никто не будет сыпать табак на ковер, оставлять воротнички во всех углах спальни и забывать, что надо выставить башмаки в коридор для чистки. Почему вы так и подталкиваете меня к алтарю?

Леди Беатрис склонилась к ней поближе:

– Я значительно старше вас, а ведь этого не скажешь. Вы не желаете красить свои седые волосы, не хотите знаться с моей дочерью. Ваш удел – полное одиночество в холодных, как могила, апартаментах Рыбного двора, где компанию вам составляют одни папоротники. От подобной эксцентричности пора избавляться в вашем зрелом возрасте. – Оглянувшись по сторонам, она открыла сумочку. – У меня есть кое-что для вас, – прошептала она. – Женщинам надо уметь подавать себя в лучшем виде. Вам повезло, что вы красивы от природы, но и она нуждается в помощи.

Графиня, нахмурившись, заглянула в сумочку.

– Похоже на какое-то чучело, – пробормотала она.

Леди Беатрис сунула руку внутрь сумочки и вывалила ее содержимое на колени графини:

– Это накладная челка. Возьмите ее себе. Денег платить не надо. Только сообщайте мне обо всех джентльменах, годных в женихи.

Леди Бессингтон тут же прикрыла подарок обеими руками. Стоило леди Беатрис отвернуться, как графиня брезгливо взяла его кончиками пальцев, бросила на землю и отправилась за новой порцией кларета. К ней, спасаясь от назойливого внимания генерала, присоединилась и Минк. Но когда она вернулась, пришлось опять садиться рядом с ним: других свободных мест не было.

– Теряюсь в догадках, думали ли вы о моем предложении, – пробормотал Бэгшот, склонившись к Минк так близко, что она ощущала прикосновение его багрового носа к своим волосам. – Я всегда знал, что вы, цветные, имеете сильную тягу к наслаждениям. Взять, к примеру, вашего отца. Надеюсь, что и вы сделаны из того же теста.

Минк резко встала, выплеснув содержимое бокала на Бэгшота. Он издал вопль, недоумевающе глядя на большое красное пятно, расползавшееся по его брюкам. Принцесса прерывисто дышала, прижав руки к щекам.

– Простите, генерал! – вымолвила она. – Я такая неуклюжая.

Подбежал дворецкий с салфеткой. Бэгшот схватил ее и стал прикладывать к брюкам, в то время как все вокруг безмолвно взирали на происходящее.

– Они безнадежно испорчены! – воскликнул генерал, свирепо взглянув на принцессу.

Минк извинялась без устали. Потом наклонилась к Бэгшоту и промурлыкала в ухо:

– Вы абсолютно правы, генерал. Я очень похожа на своего отца. У меня есть превосходный замысел.

Графиня, видя, как Бэгшот буквально зажмурился от удовольствия, перевела взгляд на столы и громко сказала:

– Не пора ли нам начать обед? Развлечения на свежем воздухе возбуждают аппетит.

– Прекрасная идея! – поддержала ее леди Монфор-Бебб. – Вы принесли масло на этот раз? Впрочем, есть ли смысл спрашивать? Ответ известен заранее.

Графиня смахнула с юбки воображаемую пылинку.

– Боюсь, что с моим счетом не все в порядке, – заметила она беззаботно.

Леди Беатрис повернулась к ней.

– Вам следует сочетаться браком с торговцем маслом, – сказала она, смерив графиню презрительным взглядом. – Тогда нам не пришлось бы есть сухие булочки.

Леди Монфор-Бебб отошла к столам и вернулась, нахмурившись, через несколько минут.

– Похоже, никто не знает, где гонг, – сообщила она. – Могу лишь предположить, что о нем забыли второй год подряд.

Леди Беатрис поднесла ладошку ко рту.

– Столько всего приходится помнить, – сказала она, нервно хихикая. – Вам трудно вообразить, какие хлопоты доставляет мне кухарка. Она уехала на прошлой неделе, накануне званого обеда. Ей, мол, надо увидеть мать на смертном одре. Эта женщина умирает уже лет восемь.

В разгар обеда генерал окликнул Пуки, потребовав пирога с голубятиной. Когда служанка принесла его, Бэгшот, повернувшись к ней, спросил:

– Какие сплетни ходят сейчас среди прислуги?

– Не знаю, генерал, – ответила Пуки, отведя глаза.

Он нахмурился:

– Ну, давай выкладывай. Должны же быть какие-нибудь слухи, которые оживили бы атмосферу на этом пикнике.

– Не знаю таких, генерал, – ответила она, покачав головой. – Я вам уже сказала.

Он внимательно посмотрел на нее:

– Ты меня разочаровала. Мне казалось, что индийские служанки всегда готовы разнести любые скандальные сплетни. А если они чего-то не знают – придумывают сами.

Пуки стиснула зубы.

– Я слышала кое-что от мальчишки-рассыльного, – сказала она, выдержав паузу.

– Замечательно, – улыбнулся генерал Бэгшот. – Расскажи.

Служанка, взглянув на него, выпалила:

– По его словам, вы убили нескольких голубей леди Беатрис и продали их мяснику.

Леди Беатрис уронила вилку, а Минк воззрилась на свою служанку, открыв рот от удивления.

Затянувшуюся паузу нарушила графиня.

– Кто-нибудь читал новое издание «Мира папоротников» Фрэнсиса Джорджа Хита? – спросила она, оглядев присутствующих. – Настоятельно рекомендую.

Внезапно генерал разразился хохотом. Повернувшись к Пуки, он сказал:

– Принеси-ка еще один кусок этого замечательного откормленного голубя. Они всегда нравились мне на вкус.

Бэгшот бросил взгляд на леди Беатрис, которая тут же встала и вышла. Минк повернулась к Корнелиусу Б. Пилгриму и спросила первое, что пришло ей в голову:

– А что, американки действительно носят бриллианты с самого утра?

Незадолго до того, как Пуки вернулась с третьим куском пирога для генерала Бэгшота, он поднес руку к животу и объявил, что ему нездоровится.

Не обратив на его слова ни малейшего внимания, графиня спросила:

– Кто-нибудь пойдет в этом году на костюмированный бал в гостиницу «Грейхаунд»? Там всегда подают роскошное угощение.

– Кто бы сомневался, – съязвила леди Монфор-Бебб. – Не припомню, чтобы хоть раз вы не были последней, кто покидал банкетный зал.

– Английский бал-маскарад? – заинтересовался Корнелиус Б. Пилгрим. – Наверное, это очень весело. Конечно, я пойду.

Леди Монфор-Бебб улыбнулась ему, высоко подняв подбородок:

– Мы позаботимся об этом, мистер Пилгрим. Я держу под контролем продажу билетов, чтобы туда не проник всякий сброд.

Когда генерал Бэгшот вторично пожаловался на плохое самочувствие, Минк заметила:

– Разве не смешно, что все время думаешь о бланманже как раз тогда, когда его нет?

Несколько минут спустя генерал обхватил руками живот и с громким стоном качнулся вперед.

– Взгляните на этого котенка, – сказал, улыбнувшись, Корнелиус Б. Пилгрим, глядя на упитанное черно-белое создание, сидящее на садовой стене. – Какой миленький!

Леди Монфор-Бебб подняла лорнет:

– Это Лорд Слаггард, дворцовый мышелов.

– Кажется, он как раз что-то поймал, – сказала графиня. – Только не пойму, крыса это или мышь.

Генерал Бэгшот издал громкий стон и сложился вдвое. Никто не двинулся с места, все разглядывали животное.

– Ни то ни другое, – объявила Минк. – Это накладная челка.

В этот момент раздался чудовищный звук рвоты. Дамы поспешно убрали под себя ноги, а генерала вытошнило на траву. Корнелиус Б. Пилгрим передал ему носовой платок, и Бэгшота вырвало второй раз. Окружающие разбежались. Американец взял генерала под руку и повел к дворцу. Все его обитатели и слуги безмолвно взирали на них, переводя взгляд с обляпанных рвотой башмаков на испачканные вином штаны Бэгшота. Значительно позже, когда один из дворецких обмывал свой выигрыш в «Митре», Астрономические часы остановились.