30

Конечно же я сначала позвонил ей на мобильный. Год назад, когда Юлия перешла в лицей, мы подарили ей мобильный телефон. На всякий случай, твердили мы себе. Она всегда сможет нам позвонить. И мы ей тоже, думали мы. Но Юлия с самого начала наловчилась отвечать, только когда ей было удобно. Телефон лежал в сумке, и я, наверно, не слышала звонка, говорила она. Или: батарейка села.

Поэтому я не удивился, когда ее номер после трех гудков переключился на голосовую почту. Оставлять сообщение не имело смысла, я знал. Голосовую почту она вообще никогда не проверяла. Словом, я не удивился, но, с другой стороны, и не встревожился по-настоящему. Вполне возможно, она вообще не взяла мобильник с собой, оставила на даче. А если он и при ней, то как раз нынче вечером у нее есть причины вырубить телефон: с красивым мальчиком на берегу под звездами, какая тринадцатилетняя девочка захочет, чтобы ей названивали надоедливые родители?

— Ты видела Юдит? — спросил я у Лизы, когда с некоторым трудом сумел привлечь ее внимание и она, тяжело дыша, подбежала ко мне.

— Кого? — Она толком не слушала, взглядом следила за играющими в футбол мальчишками.

— Юдит. Маму Томаса.

Ответа не последовало. Лицо у Лизы блестело от пота, она отвела с глаз прядь волос.

— Лиза…

— Да?

— Я задал тебе вопрос…

— Извини. О чем ты спросил? — Она впервые посмотрела на меня. — Что у тебя с глазом, папа?

Я крепко зажмурил глаз, потом попытался открыть. Без толку. Сию же минуту хлынули слезы.

— Пустяки… — сказал я. — Попало что-то… соринка, или мошка, или еще что…

— Мама Томаса сидит вон там. — Лиза показала на другую сторону импровизированного футбольного поля.

Берег там слегка повыше, а прямо за этим подъемом шумит прибой. Юдит, поджав ноги, сидела на песке. Я помахал рукой, сперва она не увидела, но потом махнула в ответ.

Ступай играть, хотел я сказать Лизе, но ее уже и след простыл. Лавируя между футболистами, я прошел через поле.

— Та-ак, — сказала Юдит, когда я остановился перед нею. — Много петард запустили?

В руке у нее была сигарета. Я ощупал карман шорт, достал свою пачку. Наклонился к Юдит, она поднесла мне огонь.

— Хочу сходить к другому пляжному центру, — сказал я. — Туда ушли Алекс и Юлия.

Я постарался взять самый непринужденный тон, но, видимо, в моем голосе все же сквозила тревога.

— Может, составить тебе компанию? — спросила Юдит.

Я затянулся сигаретой. Меньше чем в пяти метрах от нас на песок набегали волны. Мелкие брызги осыпали мое лицо.

— Не знаю… — Жестом я показал назад, где наши младшие дети играли в футбол.

— Ах, им нет до нас дела. И народу здесь полно. Так что пока они здесь… — Юдит встала. — Я скажу Томасу, что мы скоро вернемся. Что у тебя с глазом?

На темном участке берега было не так темно, как я думал. Тут и там за дюнами и на дюнах виднелись летние дачи с освещенными террасами. Уже минут через десять тяжелый ритм ударных затих, и звуки другого развлекательного центра стали отчетливее. Другая музыка: сальса или, во всяком случае, что-то южноамериканское. Юдит сняла шлепанцы и несла их в руке.

Тревога, одолевавшая меня, внезапно улетучилась. Как часто бывало, я опять ни о чем не беспокоился, так мне казалось. Ну скажите на милость, что здесь может случиться? Временами навстречу попадались кучки людей, большей частью молодежь, тинейджеры в полудлинных купальных трусах и в бикини, парочки, которые шли обнявшись и через каждые пять метров останавливались, чтобы поцеловаться.

— Извини, что я ушла, — сказала Юдит. — Просто я терпеть не могу, когда Ралф так себя ведет. Он прямо как большой ребенок. Забывает, что у самого уже дети. Меня по-страшному злит такое его поведение при детях.

Я промолчал. Но шел совсем рядом с нею, наши плечи задевали друг о друга. Я чуял легкий запах, морской, смешанный с духами и деодорантом. Теперь это лишь вопрос времени, я знал. Вернее, вопрос планирования времени. Обнять ее за талию прямо сейчас — значит торопить события. Я прикинул расстояние до огней второго центра. Еще минут десять. Через десять минут она будет моей. Но и тогда действовать надо деликатно. Ну, то есть деликатно с ее точки зрения.

— Вообще-то мне смешно, — сказал я, — как Ралф способен увлечься чем угодно. От подводного плавания до разрубания меч-рыбы на куски — он все делает с одинаковым энтузиазмом. И с одинаковой энергией. Иногда просто завидки берут. У меня такой энергии нет.

Женщины ругают своих мужей. Все женщины. Иной раз они попросту испытывают потребность облегчить душу. Но идти у них на поводу нельзя. Ни в коем случае. Нельзя создавать у них впечатление, что они сделали неправильный выбор. Наоборот. Надо встать на защиту раскритикованного мужа. Защищая раскритикованного мужа, косвенно делаешь женщине комплимент касательно ее прекрасного выбора.

— Правда? — сказала Юдит. — А я иной раз устаю. От его энергии.

Меньше часа назад на пляже, демонстрируя фокус с котелком, Ралф назвал свою жену брюзгой. По-моему, совершенно справедливо. Юдит действительно брюзга. Когда запускали петарды в саду, брюзжала без всякой причины. Но она красивая и пахнет приятно. Только вот иметь такую жену, как Юдит, не стоит. Не то каждый раз при ее появлении придется снимать ноги со стола. А вдобавок вовремя стричь газон и ни под каким видом не пить пиво в постели. Если рыгнешь или выпустишь газы, она состроит такую же недовольную мину, как давеча, когда запустили котелок. Но я на ней не женат. К счастью. Она со мной только на сегодняшний вечер. И разве что на разок-другой потом, когда мы все вернемся из отпуска.

Мне было нелегко открыто себе признаться, вполне возможно, я даже не до конца это сознавал, но что-то в ее брюзгливости меня как раз заводило. Женщина, которая не умеет смеяться над выпускающими газы мужчинами. Которая, будь у нее возможность, выгнала бы этих мужчин из класса. Мы бы дожидались в коридоре, когда нас позовут обратно. Представив себе эту картину, я почувствовал, как мой член шевельнулся под шортами. Я подавил соблазн схватить ее прямо сейчас и без долгих разговоров прижать к песку. Полуизнасилование женщинам нравится. Всем женщинам.

— Охотно верю, что ты устаешь, — сказал я. — С другой стороны, ты, вероятно, редко скучаешь с таким мужем, как Ралф. В смысле он постоянно что-то придумывает.

Сам-то я до смерти бы заскучал. На второй же день. Но я не женщина. Не в пример Юдит. И не брюзга. Наоборот. Широкая натура. Впрочем, как и с любыми мужскими фантазиями насчет женщин на ответственных должностях (стюардесс, учительниц, шлюх), тут в первую очередь все было до ужаса очевидно. Вот эта очевидность главным образом меня и заводила, я знал. Такая женщина сетует на все и вся. На петарды, на непомерный шум под носом у соседей и на котелки, улетающие на сотни метров ввысь, на своего мужа, который ведет себя как мальчишка, а сама тем временем… сама вдруг достает его из твоих брюк и желает, чтобы ты вошел в нее, причем как можно глубже.

— Он часто обращается со мной без всякого уважения, — сказала Юдит. — При людях, и это, по-моему, хуже всего. Ловко умудряется выставить меня брюзгой, которая вечно всем недовольна. А поскольку я не люблю затевать публичные скандалы, то просто ухожу.

— О’кей, — сказал я.

О’кей — словечко новомодное. Поначалу я возмущался, слыша его от дочерей к месту и не к месту, но, как всякое модное словечко, оно оказалось заразительным. Вдобавок удобное благодаря двойному значению: говоришь «да» и одновременно показываешь, что понял, куда клонит собеседник.

— Я наблюдала за ним, — продолжала Юдит. — Так он ведет себя не только со мной. Но и со всеми женщинами. Я имею в виду: с одной стороны, он совершенно обворожителен, а с другой — считает женщин глупее мужчин. Не знаю, что-то в его интонации, во взгляде…

— О’кей, — снова вставил я.

— Точнее говоря, Ралф — настоящий бабник. Именно поэтому я в свое время на него и повелась. Он так смотрит… так смотрел на меня, что я, как и любая на моем месте, чувствовала себя просто красавицей. Желанной. Для женщины наслаждение, когда мужчина так на нее смотрит. Но лишь до тех пор, пока она не обнаружит, что бабник смотрит таким манером не только на нее, но на всех женщин.

На сей раз я счел за благо промолчать. Думал о бабнике Ралфе. О его плотоядных взглядах на Каролину.

— Каролина ничего тебе не говорила на этот счет? — спросила Юдит. — В смысле у тебя очень красивая жена, Марк. Я бы не удивилась.

— Да нет вообще-то. По-моему, нет. По крайней мере, я от нее ничего такого не слышал.

Я смотрел прямо перед собой, на приближающиеся огни. Надо действовать быстро, еще чуть-чуть — и будет поздно, да только момент был неподходящий. В первую очередь разговор был неподходящий.

— И кое-что еще… — Юдит остановилась. Вот и хорошо. Когда мы не двигались, время тоже останавливалось. — Но обещай: никому ни слова. Никому. Даже твоей жене.

Я взглянул на нее. Лица толком не видно, лишь силуэт волос на фоне плещущего в темноте моря. И отблеск в ее глазах: огонек, искорка, не больше крохотного пламени свечи.

— Обещаю, — сказал я. На пляже безлюдно. Мне достаточно сделать один шаг. Один шаг — и я погружу пальцы в эти волосы, прижмусь губами к ее губам, потом скользну ниже… сперва мы опустимся на колени, и все остальное произойдет само собой.

— Изредка я попросту изнывала от страха, — тихо сказала Юдит. — К примеру, мы ссорились, и вдруг я читала в его глазах: сейчас он меня ударит. Заметь: он никогда пальцем меня не трогал. Вдребезги разбивал об стену целые сервизы, но меня пальцем не трогал. Я видела это только в его глазах. Мысленно он сейчас бьет меня, думала я. Смертным боем.

— О’кей, — сказал я и, почему-то решив, что этого мало, добавил: — Но пока он распускает руки лишь мысленно, все не так уж и плохо.

Юдит глубоко вздохнула. Схватила меня за запястье. Я подавил соблазн одним движением притянуть ее к себе.

— Да, конечно, но тем не менее держишься начеку. Я не могу отделаться от ощущения, что однажды так и произойдет. Он потеряет самообладание и вдруг ударит меня по лицу. Порой мне кажется, он тоже знает. В смысле знает, что я так думаю. Потому-то ничего пока и не случилось.

— А вы когда-нибудь об этом говорили? То есть лучше бы, наверно, поговорить? Пока ничего не случилось.

Я пустословил. Вполне отдавая себе в этом отчет. По сути, предмет нашего разговора меня отнюдь не интересовал. Но это необходимо скрывать, по-прежнему изображать заинтересованного, участливого мужчину. Выказывать искренний интерес. Только участливый мужчина быстро получит то, к чему стремится.

— Как ты думаешь? — спросила Юдит. — Может Ралф вдруг распустить руки?

Я подумал о норвежке, которую он совсем недавно за руку свалил на песок и норовил пнуть в живот. Мысленно мне опять послышался его крик: грязные шлюхи!

— Нет, по-моему, это маловероятно, — сказал я, в свою очередь схватив Юдит за запястье. — То есть энергии у Ралфа хоть отбавляй. Такие люди иной раз весьма вспыльчивы и горячи. Им необходимо дать выход своей энергии. Но мне кажется, он сам прекрасно понимает, что нужно вовремя спустить пары́. И использует для этого любые занятия. Недаром же во все вмешивается. Однако насилие по отношению к женщинам, к собственной жене, думаю, сюда не относится. — Я погладил пальцем ее запястье и добавил: — Для этого он слишком хороший человек.

— Мама.

Мы не видели и не слышали, как подошел Алекс. Он вдруг возник в нескольких метрах от нас.

Мы с Юдит одновременно отдернули руки. Слишком поспешно, подумал я: пойманные с поличным.

— Алекс? — сказала Юдит.

— Мама…

Он сделал еще несколько шагов. Светлые волнистые пряди падали на глаза. В полумраке особо не разглядишь, но на лице у него что-то поблескивало. Пот? Или слезы?

— Где Юлия? — спросила Юдит.

— Мама… — повторил Алекс, и по голосу я услышал: он плачет. Последний шаг к матери, и он обнял ее за шею. Они были примерно одного роста. Юдит тоже обняла его за шею, прижала к себе.

— Алекс, что случилось? Где Юлия?