23

Мы сидели друг против друга за кухонным столиком. Юдит налила себе бокал белого вина, бросила туда два кубика льда. Я достал из холодильника третью банку пива. Юдит поставила на стол мисочку с оливками. Оба мы закурили по второй сигарете.

Минуту-другую мы молчали. Смотрели в сад и на бассейн, где как раз закончились выборы Мисс Мокрая Футболка. Алекс с Юлией улеглись в один шезлонг. Юлия положила голову Алексу на плечо, рука ее с растопыренными пальцами лежала у него на животе, прямо под пупком. Томас и Лиза куда-то скрылись, но из-за дома доносились голоса и стук шарика для пинг-понга.

Впервые после нашего прибытия в этот дачный дом мы с Юдит оказались наедине. Я посмотрел на нее. Протянул руку, взял ее за пальцы, осторожно потянул к себе.

— Марк… — Она положила сигарету в пепельницу. Вздохнула поглубже, быстро глянула в окно, потом на меня. — Я не знаю, Марк… Не знаю как…

— Мы можем немножко прогуляться, — сказал я. — Или съездить на пляж. На моей машине.

Я все еще тянул ее за пальцы. Гладил по руке. Поехать можно куда угодно, думал я. Не на пляж, а наугад в дюны, по какой-нибудь из множества извилистых песчаных дорог вдоль побережья. Мне вспомнилась почти заброшенная парковка на лесной прогалине, куда мы однажды заезжали. А после час с лишним топали пешком к одному из Ралфовых пляжиков. Но нам пляж ни к чему. Сойдет и парковка.

— Я не знаю, как мама… — сказала Юдит. — Не знаю, что она подумает, когда проснется, а нас тут не застанет.

— Мы оставим ей записку. Дескать, уехали в магазин. — Я приподнял банку с пивом, улыбнулся. — Скажем, за пивом.

Юдит бросила быстрый взгляд на приоткрытую дверь кухни.

— Марк, у меня… странное чувство. — Она говорила очень тихо, почти шепотом. — В самом деле странное. Мне как-то не по себе. Мама. Дети. Твоя жена… Они ведь могут вернуться в любую минуту.

Я поставил банку на стол, тоже положил сигарету в пепельницу.

— Юдит… — Я наклонился над столом, ее лицо было теперь совсем близко. Она смотрела на бассейн.

— Погоди… — Она высвободила свою руку из моей, встала и на цыпочках подошла к кухонной двери. Там обернулась, приложила палец к губам. — Я сейчас, только гляну.

Она оставила дверь открытой. Я провожал ее взглядом, пока она, по-прежнему бесшумно, прошла в гостиную, а оттуда свернула налево, в коридорчик, где находились ванная и спальни. Я взял из пепельницы свою сигарету, затянулся. Первая сигарета, которую я выкурил неделю назад в кемпинге, и на вкус была точь-в-точь как первая. Голова у меня закружилась, как тогда, в одиннадцать лет, на школьном дворе. Но теперь сигареты вызывали те же ощущения, что и пятнадцать лет назад, прежде чем я бросил курить. Обыкновенные ощущения. Сигареты как сигареты. Два дня назад я купил себе пачку.

От спален донеслись приглушенные голоса. Я глубоко вздохнул и встал. В холодильнике осталась всего одна банка пива. Действительно самое время кому-нибудь съездить в магазин.

Я открыл банку, поднес ко рту. И еще стоял возле холодильника, когда вернулась Юдит. Все произошло быстро. Я обнял ее за талию, притянул к себе. Сперва поцеловал в шею. Отставил банку на буфет. Свободной рукой отвел назад ее волосы, поцеловал еще раз, ближе к уху. Она хихикнула, положила руки мне на грудь, словно собираясь оттолкнуть. Но сопротивлялась слабо. Я опустил руку к ее ягодицам, поверх бикини на ней была тонкая блузка, приподняв которую мои пальцы скользнули под резинку трусиков.

— Марк… — прошептала она. — Моя мама… она не спит. Она…

— Юдит, — сказал я ей на ухо. — Милая, красивая Юдит.

Тут я почувствовал ее руку. Ее пальцы. Они теребили что-то возле моего живота. На мне была рубашка с пуговицами, навыпуск, поверх шорт. Она подняла рубашку вверх, одновременно расстегнув две пуговицы. Ногтями пощекотала под пупком, потом рука скользнула ниже. От ее уха до губ было совсем близко. Но я преодолевал это расстояние целую вечность. Между тем моя рука целиком пробралась к ней в трусики. Открытая ладонь лежала на ее ягодицах. Я нажал тихонько, потом посильнее. Она подняла голову, просунула кончик языка между моими губами. Лизнула кончик моего языка и тотчас убрала свой. Глаза у нее закрылись. Как у всех женщин. Я глаза не закрывал. Как все мужчины. А поскольку не закрывал глаз, видел и кухонную дверь. За волосами Юдит. За своим предплечьем и рукой (другой рукой, не той, что сжимала ее ягодицы), которая зарылась ей в волосы.

Иногда так бывает с книгой, оставленной на столе. Выходишь на минутку из комнаты, а когда возвращаешься, книга лежит по-другому. Вот так и я твердо знал, что Юдит, вернувшись на кухню, дверь не закрыла. Оставила маленькую щелочку.

Во всяком случае, мне запомнилось, что в тот миг, когда я привлек ее к себе, дверь была приоткрыта чуть-чуть, а теперь щелка стала шире. Дверь по-прежнему приоткрыта, но щелка увеличилась.

В ту же секунду я заметил в щелке движение. Тень на полу, не больше. Беззвучную тень. Порой секунды растягиваются в некую новую единицу времени. В точности совпадающую с биением сердца. Я неотрывно смотрел на дверь. Должно быть, почудилось. Но тень двинулась снова. Ошибка исключена. За дверью кто-то стоял.

Я убрал руку из трусиков Юдит, положил на низ ее живота. Слегка отодвинул ее от себя, одновременно выпростал другую руку из ее волос.

Юдит явно думала, что все это часть озорной прелюдии, что я опробовал новый вариант. Притянуть. Оттолкнуть. Повременить. Она не то вздохнула, не то застонала, засмеялась и обхватила рукой мою руку у себя на животе.

Однако открыла глаза. Посмотрела на мой рот. На мои губы, беззвучно произносившие: Дверь. Кто-то стоит за дверью.

До сих пор Юдит стояла на цыпочках, но теперь опустилась на всю ступню и стала сантиметров на десять ниже. Посмотрела вверх, на меня, я видел, как ее зрачки расширились и тотчас снова сузились. Она выпустила мою руку, оттолкнула меня.

— Хочешь еще пива, Марк? — спросила она. — Я гляну. Надеюсь, еще осталось.

Голос звучал нормально. Слишком нормально. Так звучит голос, изо всех сил старающийся звучать нормально. Обеими руками она пригладила волосы. Я одернул рубашку, застегнул пуговицы.

Так мы стояли, точно двое подростков, застигнутых врасплох. На щеках Юдит горели пятна румянца. Мое лицо, несомненно, тоже изменило цвет. Можно привести волосы в порядок, худо-бедно расправить одежду, но румянец все равно выдаст.

Юдит сделала шаг-другой назад, к двери. Одновременно показывая мне жестом: открой холодильник.

Но я поступил иначе. Сделал кое-что другое. Позднее сам не раз спрашивал себя почему. Предчувствие, говорят люди, но тут было что-то посильнее предчувствия. Дрожь. Учащенное сердцебиение. Или, скорее, пропущенный удар сердца. Мгновение из фильма ужасов: окровавленная простыня откидывается, и под ней вправду кто-то лежит. Труп. Труп с пробитым черепом, руки и ноги умело отпилены и уложены в мусорные мешки.

Я подошел к окну, посмотрел вниз. У бассейна никого. Шезлонг, где только что лежали Алекс и Юлия, пуст.

— Мама?

Обернувшись, я увидел, как Юдит рывком распахнула дверь.

— Мама?

Я высунулся в окно — подоконник располагался чересчур низко, — и, высунувшись, я едва не потерял равновесие. Сердце стучало все громче. Паника. Адреналин. Сердце готовится к бегству, так подсказывала мне практика. К бегству или к схватке. Работает вовсю, качает кровь, чтобы поскорее доставить кислород во все уголки и закоулки тела. Туда, где кислород сейчас нужен в первую очередь: в ноги, чтобы они могли бежать, в руки, чтобы кулаки могли со всей силой врезать противнику по физиономии.

Я никого не видел. Прислушался. Навострил уши, как говорится, хотя навострить уши способны лишь животные. Ничего не слышно. Полное безветрие. Разомлевшие листья деревьев неподвижно висят на ветвях. Часто в такие дни слышишь кузнечиков, но даже для них сейчас было чересчур жарко.

Мне чего-то недоставало, поначалу я не мог сообразить чего. Звука в тишине. Звука, который вот только что был…

Я затаил дыхание. Но слух меня не обманул. За домом, там, где стоял теннисный стол, царила тишина.

— Мама? — Юдит шагнула за дверь, в гостиную. — Мама?

Теперь и я тоже направился к кухонной двери. Как можно спокойнее. Как можно нормальнее. Ничего не случилось, твердил я себе. Пока ничего. Попробовал улыбнуться. Веселой улыбкой. Но губы так пересохли, что стало больно.

Мимо Юдит я прошел прямиком к входной двери.

— Марк…

Она стояла у двери в ванную, нажимала на ручку, но дверь была на замке.

— Мама, ты здесь?

— Пойду гляну на улице, — сказал я, открывая наружную дверь, спустился по лестнице и по кирпичной дорожке зашагал к бассейну.

Не спеши так, вовремя спохватился я. Спешка ни к чему. Ничего не случилось. Если мои дочери еще в саду, я не должен выглядеть встревоженным. Запыхавшийся, разгоряченный отец не тот сигнал. Что стряслось, папа? Ты же красный как рак! Будто привидение встретил.

Я замедлил шаги. У покинутого бассейна остановился. Мимолетную секунду глядел в воду. Поверхность ее отражала верхушки деревьев и ярко-голубое небо. Прищурив глаза, я быстро осмотрел дно. Но ничего не увидел. Нет там неподвижного тела с волосами, веером колышущимися в воде. Только голубая плитка.

Я прошел дальше, за дом. У стола для пинг-понга тоже никого. Ракетки лежали каждая на своей половине стола. Одна — поверх шарика.

Палатка. Молния застегнута. Я не хотел застать дочерей врасплох, а тем более пугать. Поэтому кашлянул.

— Юлия?.. Лиза?..

Присел на корточки, расстегнул молнию — в палатке никого не было. Двинулся дальше, обошел вокруг дома и в итоге опять очутился у лестницы. Снова заставил себя не перепрыгивать разом через две ступеньки, поднимаясь наверх.

— Мама принимает душ, — сказала Юдит, которая так и стояла возле двери ванной.

— А дети? Ты видела детей?

Не дожидаясь ответа, я прошел в коридорчик, где были спальни. Постучал к Алексу и Томасу. Тишина, но я уловил какое-то невнятное бормотание — вроде радио, включенного очень тихо.

Я открыл дверь. Все четверо — Алекс, Томас, Лиза и Юлия — лежали рядышком на сдвинутых кроватях. Томас, который устроился посередине, держал на коленках ноутбук.

— Привет! — бодрым тоном сказал я и тотчас сообразил, что тон слишком бодрый, но уже ничего поделать не мог. — Вот вы где, оказывается! — Я бы с удовольствием врезал себе по физиономии. Как бьешь кулаком по телевизору, когда изображение вдруг пропадает и на экране мельтешит «снег». Мне хотелось вышибить эту притворную бодрость.

Лиза быстро взглянула на меня, Юлия делала вид, будто в комнату вообще никто не входил. Один только Алекс слегка шевельнулся, немного отпустил плечи моей старшей дочери.

Томас засмеялся чему-то на экране. Алекс, Юлия и Лиза остались серьезны.

— Что смотрите? — спросил я.

Мне пришлось повторить вопрос, только тогда они ответили.

— «Южный парк», сударь, — сказал Алекс.

Он когда-нибудь раньше так меня называл? Не помню. Не могу припомнить. Каролину и меня он все время называл на «вы», хоть мы и твердили, что в этом нет нужды.

Я перевел дух. Больше никакого бодрого тона!

— Не хотите сыграть в пинг-понг? Устроить турнир? Всем вместе?

С ответом вновь помедлили.

— Пожалуй, — в конце концов сказал Алекс.

Я посмотрел на Лизу и Юлию. Возможно, мне показалось, но Юлия, в первую очередь Юлия, словно бы смотрела на экран ноутбука без всякого интереса. Словно бы изо всех сил старалась совершенно не замечать моего присутствия.

— Юлия? — Сердце опять забилось учащенно. Кончиком языка я облизал пересохшие губы. Виновным кончиком языка, тотчас мелькнуло в голове. Я попытался прогнать эту мысль, но с половинчатым успехом. Любой ценой необходимо избежать дрожи. Дрожи в голосе. Дрожи в нижней губе. В руках и ногах. Во всем теле. — Юлия!

Она наконец-то подняла на меня глаза. Медленно. Взгляд нейтральный.

— Юлия, я к тебе обращаюсь!

Она продолжала смотреть на меня.

— Я слышу. И что ты хотел сказать?

А правда, что я хотел сказать? Сам не знаю. Что-нибудь про турнир по пинг-понгу. Нет, про это я уже говорил. Я смотрел дочери прямо в глаза. И ничего не видел. Ни укоризны. Ни досады. Может, ее просто раздражало, что я торчу на пороге.

— Ты пьешь достаточно, Юлия? День-то очень жаркий. Надо следить, чтобы не было обезвоживания. Вам всем надо за этим следить. Может, приготовить вам большой кувшин лимонада?

Разом столько всякой чепухи. А главное, шито белыми нитками. Юлия снова перевела взгляд на экран компьютера.

— Давай, — сказала она.

— Спасибо, сударь, — сказал Алекс. — А можно и просто колы.

Я постоял еще секунду-другую. Мог бы что-нибудь сказать. Повысить голос. Так с отцом не разговаривают! Но что-то шепнуло мне, что момент неподходящий. Что я не вправе… Это мне шепнул другой голос, голос виновного языка.

Я вышел в коридорчик, когда мать Юдит появилась на пороге ванной. В белом купальном халате, с тюрбаном из полотенца на голове.

— Привет, Марк, — сказала она. Посмотрела на меня, улыбнулась. А затем прошла мимо, в свою комнату.

Я взглянул на Юдит. Она пожала плечами и развела руками: мол, я тоже не знаю. В ту же минуту мы услышали, как на улице хлопнула дверца машины. Потом вторая. Всего четыре хлопка.

— Господи, — сказала Юдит. — Быстро же они вернулись.

Я шагнул к ней. Взял ее за голое плечо.

— Спокойно. Держимся как обычно. Ничего ведь не случилось.

Я прошел к входной двери, открыл ее. Внизу возле Ралфовой машины стояли Каролина, Эмманюель и Стэнли. Ралф склонился над багажником.

— Привет! — сказал я. Опять бодро, но, по крайней мере, теперь бодрость была естественной. Я помахал рукой.

Одна только Каролина смотрела на меня.

— Привет! — сказала она.

— Марк! — окликнул Ралф. — Иди сюда, поможешь. Вместе со Стэнли. Тяжелая тварюга.

Он вытаскивал что-то из багажника. Я увидел хвостовой плавник рыбины. Огромной рыбины.

— Рыба-меч, Марк! — крикнул Ралф. — Мы никак не могли пройти мимо. Вечерком зажарим. Полакомимся будь здоров!