Будьте доблестны

Урсула знала о Еве все. Знала ее увлечения: мода, косметика, сплетни. Знала, что Ева умеет кататься на лыжах и коньках, любит потанцевать. Урсула ходила с ней в «Оберполлингер», где подолгу разглядывала дорогие платья, а потом они вдвоем шли пить кофе со сливками или покупали себе мороженое в Английском саду и смотрели, как детвора кружится на карусели. Вместе с Евой и ее сестрой Гретль они ходили на каток. Брауны приглашали ее на ужин. «Твоя английская подруга очень мила», — говорила Еве ее мать, фрау Браун.

Урсула сказала им, что хочет подтянуть свой немецкий, дабы по возвращении домой заняться преподаванием. От такой перспективы Ева зевнула, изображая скуку.

Ева обожала фотографироваться, и Урсула беспрестанно щелкала ее своим «брауни», а потом они сообща вклеивали снимки в альбомы и восхищались изобретательными позами Евы. «Тебе бы в кино сниматься», — повторяла Урсула, и Ева наивно млела. Урсула поднахваталась сведений о знаменитостях — голливудских, английских и немецких, о новейших песнях и модных танцах. Будучи девушкой постарше, она опекала неоперившуюся младшую. Взяла ее под крыло, и Ева сильно привязалась к своей новой, такой утонченной подруге.

Конечно, Урсула знала, что Ева без ума от своего «человека в возрасте»: она смотрела на него преданными овечьими глазами, ходила за ним хвостом, безропотно ждала в углу ресторана или кафе, пока тот вел нескончаемые разговоры о политике. На эти сборища Ева стала брать с собой Урсулу — как-никак та была ее лучшей подругой. Еве требовалось одно: быть поближе к Гитлеру. И Урсуле требовалось то же самое.

И Урсула знала все про Берг и про бункер. И впрямь, она оказала этой фривольной девчонке большое одолжение тем, что вошла в ее жизнь.

И поэтому, видя, что Ева всегда ошивается рядом, эти люди привыкли видеть и ее подружку-англичанку. Урсула была миленькой, она была девушкой, она была никем. Все к ней настолько привыкли, что не удивились, когда она начала приходить одна и высказывать свое восхищение будущим героем нации. Сам он принимал обожание как должное. Надо же, думала Урсула, какое, должно быть, ценное качество: ни на минуту не сомневаться в своих достоинствах.

Но, силы небесные, как это было скучно. Сколько пара выпускалось над этими столиками в кафе «Хэк» или в ресторане «Остерия Бавария» — не меньше, чем из кухонных котлов. В то время даже не верилось, что через несколько лет Гитлер сокрушит мир.

Погода выдалась холоднее, чем бывало в это время года. Минувшей ночью землю припорошил снег — ни дать ни взять сахарная пудра на сладких пирожках миссис Гловер. На Мариенплац красовалась большая елка; повсюду пахло хвоей и жареными каштанами. Мюнхен в праздничном убранстве выглядел сказочным городом, какой и не снился Англии.

Легкий морозец бодрил, и она пружинистой походкой шла в сторону кафе, предвкушая чашку горячего Schokolade со сливками.

После искристого свежего воздуха находиться в прокуренном кафе было неприятно. Женщины сидели в мехах, и Урсула пожалела, что не взяла с собой норковую шубку Сильви. Мать совсем ее не носила, и шубка висела в шкафу, пересыпанная нафталином.

В дальнем конце зала сидел он в окружении своих приспешников. Какие безобразные физиономии, отметила она и про себя посмеялась.

— Ah. Unsere Englische Freundin, — сказал он при виде ее. — Guten Tag, gnädiges Fräulein.

Едва заметным жестом одного пальца он согнал с противоположного стула кого-то из прихлебателей, и она села. Похоже, он был в дурном настроении.

— Es schneit, — сказала она. — Идет снег.

Посмотрев в окно, он будто бы только сейчас это заметил. Он ел Palatschinken. На вид аппетитные, но она заказала себе к горячему шоколаду Schwarzwälder Kirschtorte. Торт был — пальчики оближешь.

— Entschuldigung, — пробормотала она, запуская руку в сумку и доставая носовой платок. Кружевные уголки, вышитая монограмма Урсулы, УБТ — Урсула Бересфорд Тодд. Подарок от Памми ко дню рождения.

Она деликатно вытерла уголки рта от крошек и вновь наклонилась, чтобы достать весомый предмет, угнездившийся на дне. «Уэбли» пятой модели — старый револьвер ее отца, служивший ему во время Первой мировой.

Она усмирила свое храброе сердце.

— Wacht auf, — негромко сказала Урсула.

Эти слова привлекли внимание фюрера, и она добавила:

— Es nahet gen den Tag.

Движение, отрепетированное сотни раз. Один выстрел. Главное — не мешкать. Хотя после того, как она достала оружие и направила ему прямо в сердце, на долгий миг ей почудилось, будто все вокруг замерло.

— Führer, — произнесла она, словно заклинание, — für Sie.

Одно резкое движение — и все револьверы сидящих за столом уже направлены на нее.

Вдох. Выстрел.

Урсула спустила курок.

Наступила темнота.