21
Еще не было семи утра, стоял собачий холод. К счастью, с конца января заморозки прекратились, иначе пришлось бы применять кирку, что по правилам строго воспрещалось, но непрестанно дул влажный ледяной ветер; стоило заканчивать войну, чтобы были такие зимы.
Анри не хотелось топтаться снаружи, он предпочитал оставаться в машине. Впрочем, в автомобиле было не намного лучше, тепло шло либо сверху, либо снизу, причем никогда одновременно. К тому же в этот момент его все раздражало, дела шли наперекосяк. Неужто, вкладывая в предприятие столько сил, он не имел права на покой? Как бы не так, вечно возникали препятствия, какие-то мелкие помехи, надо было поспеть везде одновременно. Проще говоря, он должен был сам всем заниматься. Если бы он постоянно не стоял над душой у Дюпре…
Это было не совсем справедливо, и Анри, конечно, это признавал, Дюпре крутился как белка в колесе, работящий тип, просто горит на работе. Надо обсчитать, какой доход от этого малого, это меня успокоит, подумал Анри, тем не менее он был сердит на всех и вся.
Вероятно, это было также следствием усталости, пришлось выехать еще до рассвета, а эта евреечка совершенно его истощила… Хотя, Господь свидетель, евреев он не любил – д’Олнэ-Прадели еще со времен Средневековья были антисемитами, – но дочери этого народа какие божественные шлюхи, когда трудятся как следует!
Он нервным жестом поплотнее запахнул пальто и посмотрел на Дюпре, стучавшегося в двери префектуры.
Швейцар в спешке одевался. Дюпре объяснял, указывая на машину, швейцар наклонился, приставив руку к козырьку, будто светило яркое солнце. Он был в курсе дела. Информация с военного кладбища до префектуры доходила меньше чем за час.
В окнах кабинетов зажигался свет, двери снова отворились, Прадель наконец вышел из «испано-сюизы», быстро добрался до крыльца, обогнул швейцара, который пытался указать ему, куда идти, решительно отстранил его, знаю-знаю, я здесь как дома.
Однако префект так не думал. Гастон Плерзек. Сорок лет он был вынужден всем отвечать, что нет, он не бретонец. Ночью он так и не заснул. На протяжении нескольких часов ему мерещилось, что трупы солдат смешиваются с китайцами, гробы перемещаются сами по себе, а некоторые из них даже демонстрируют сардоническую улыбку. Плерзек принял позу, которая, как ему казалось, наиболее выгодно подчеркивала значимость его должности: встал перед камином, одна рука на каминной доске, другая – в кармане пиджака, подбородок вздернут, префекту важно держать подбородок.
Прадель чихать хотел и на префекта, и на его подбородок, и на камин, он вошел, даже не поздоровавшись, сел с размаху на предназначенный для посетителей стул и тотчас выпалил:
– Так, это еще что за идиотизм?!
Плерзек был сбит с толку этим вопросом.
Они встречались дважды: на техническом совещании при развертывании правительственной программы, и потом, на торжественном запуске работ, речь мэра, минута молчания… Анри переминался с ноги на ногу, можно подумать, ему больше делать нечего! Префект знал – а кто не знал-то?! – что г-н д’Олнэ-Прадель – это зять Марселя Перикура, одноклассника и друга министра внутренних дел. Президент Республики собственной персоной почтил свадьбу дочери Перикура. Префект даже не смел представить весь ореол дружеских и общественных связей вокруг этой истории.
Вот что мешало ему заснуть – толпа важных персон, которые, должно быть, стояли за этими неприятностями, сила давления, которую они олицетворяли, его карьера казалась соломинкой, к которой медленно подбирается искра. Гробы со всего региона начали стекаться к некрополю в Дампьере лишь несколько недель назад, но, увидев, как проводятся перезахоронения, префект Плерзек сразу забеспокоился. Когда обозначились первые проблемы, он решил защитить себя – бессознательный рефлекс; ныне что-то подсказывало ему, что он, быть может, поддался панике.
Ехали в молчании.
Прадель, со своей стороны, спрашивал себя, не слишком ли он пожадничал. Вот задолбали!
Префект кашлянул, машина угодила в выбоину, он стукнулся головой, никто ему не посочувствовал. Сидевший сзади Дюпре, которому уже неоднократно досталось, теперь понял, как следует держаться: надо развести колени, одна рука здесь, другая там. Патрон водит авто чертовски быстро.
Мэр, предупрежденный швейцаром префектуры по телефону, ждал их, зажав книгу записей под мышкой, возле решетки будущего Дампьерского военного кладбища. Это будет не слишком большой некрополь, девятьсот могил. Ни за что не поймешь, как именно в министерстве определяют места захоронений!..
Прадель издалека взглянул на мэра, похож на нотариуса, отошедшего от дел, или на школьного учителя, эти хуже некуда. Они слишком серьезно принимают свой пост, прерогативы, мелочно-придирчивы. Прадель решил, что, скорее, нотариус, – школьные учителя более тощие.
Он заглушил мотор, вышел из машины, префект держался рядом, пожали руки, молча, дело было серьезное.
Вошли через временную калитку. Перед ними раскинулось громадное выровненное поле, каменистое и голое, на котором с помощью бечевки разметили идеально ровные прямые перпендикулярные линии. Военный строй. Закончены были только самые дальние аллеи, кладбище медленно, будто застилаемая постель, заполнялось могилами и крестами. Временные бараки возле входа занимала администрация, десятки белых крестов были сложены на поддонах. Дальше, в ангаре, громоздились гробы, дополнительно укрытые брезентом, около сотни штук. Обычно изделия поступали по мере того, как совершались захоронения.
И если здесь скопилось столько гробов, то, значит, наметилось отставание. Прадель оглянулся назад, на Дюпре, тот подтвердил, что действительно мы не поспеваем. Еще одна причина ускорить процесс, подумал Анри. Он ускорил шаг.
Уже почти рассвело. В окру́ге на пять километров не осталось ни деревца. Кладбище напоминало поле битвы. Продвижение группы возглавлял мэр, который бормотал: Е13, смотрим Е13… Он отлично знал местонахождение этой чертовой могилы Е13, накануне провел там битый час, но отправиться туда напрямую, минуя поиск, для него, с его скрупулезным подходом, было оскорбительно.
Они остановились перед недавно развороченной могилой. На гробе под легким слоем земли можно было прочесть надпись: «Эрнест Бланше, бригадир 133-го полка. Погиб за Францию 4 сентября 1917 года».
– Ну и что? – спросил Прадель.
Префект указал на книгу записей, которую мэр держал перед ним открытой, как книгу магических заклинаний или Библию.
– «Место Е13: Симон Перлатт – рядовой второго класса – Шестая армия – Погиб за Францию 16 июня 1917 года».
Он с резким хлопком закрыл книгу. Прадель нахмурил брови. Он намеревался повторить свой вопрос. Ну и что? Но не стал ускорять естественный ход событий. Так что слово вновь взял префект; согласно разделению власти между городом и департаментом, сделать следующий выпад должен был он.
– Ваши подчиненные неверно разместили гробы.
Прадель в недоумении повернулся к нему.
– Работы проводили ваши китайцы, – уточнил префект. – Но они не отыскивают отведенное заранее место… Просто опускают гроб в первую попавшуюся яму.
На сей раз Анри повернулся к Дюпре:
– А почему эти идиоты-китайцы так поступают?
Ответ дал префект:
– Господин д’Олнэ-Прадель, они не умеют читать… Вы наняли на эту работу людей, которые не умеют читать.
На миг Анри был выбит из колеи. Потом последовала реакция:
– Ну и какая разница? Чертов бордель! Что, когда родители прибывают почтить память погибшего, то раскапывают могилу, чтобы убедиться, что это в самом деле их покойник?!
Застыли в изумлении все. Кроме Дюпре, который хорошо знал патрона: вот уже четыре месяца, с тех пор как все заварилось, он видел, как тот закрывает бреши, притом огромные! В этом предприятии масса особых случаев, поспеть всюду невозможно, нужно нанимать людей, а нанимать патрон отказывался; и так сойдет, говорил он, работников уже предостаточно, и потом, Дюпре, у нас есть вы, не так ли?! Могу я рассчитывать на вас или как? Так что теперешний случай – один труп, захороненный вместо другого, – Праделя вряд ли мог поразить.
Мэр и префект, напротив, были возмущены.
– Погодите-погодите!.. – забормотал мэр. – Господин Прадель, мы несем ответственность. Речь идет о священном долге!
Ну вот, тотчас громкие слова. Сразу понятно, с кем имеешь дело!
– Да, разумеется. – Прадель заговорил примирительным тоном. – Священный долг, конечно. Но вам известно, как это бывает…
– Да, господин Прадель! Представьте себе, я-то как раз знаю, как это называется! Оскорбление павших, вот как! И следовательно, я приказываю остановить работы.
Префект был доволен, что предупредил министра телеграммой. Подстраховался. Уфф.
Прадель глубоко задумался.
– Ладно… – выговорил он наконец.
Мэр вздохнул, он не верил, что победа далась так легко.
– Я велю вскрыть все могилы, – уверенно и безапелляционно произнес он. – Для проверки.
– Согласен, – сказал Прадель.
Префект Плерзек предпочел, чтобы маневрировал мэр, потому что д’Олнэ-Прадель в роли уступчивого человека выглядел довольно подозрительно. Во время их первых двух встреч он нашел, что тот скор, высокомерен и совершенно не склонен идти на уступки.
– Хорошо, – повторил Прадель, запахивая поплотнее пальто. С позицией мэра он согласился явно с большим скрипом. – Разумеется, велите вскрыть могилы.
Он отступил, готовый проследовать к выходу, потом, казалось, решил уточнить последнюю деталь:
– Вы, конечно, предупредите нас, когда мы сможем возобновить работы, не так ли? А вы, Дюпре, перебросьте-ка китайцев в Шазьер-Мальмон, там наметилось отставание. В конце концов, эта история нам даже на руку.
– Эй, стойте! – возопил мэр. – Это ведь ваши рабочие должны вскрывать могилы!
– Ну нет! – ответил Прадель. – Мои китайцы должны их закапывать. Им платят только за это. Я, разумеется, только за, чтобы они их снова откопали, заметьте: я выставляю правительству счет за каждую единицу. Но в таком случае я буду вынужден выставить счет в тройном размере. Один раз за то, что их закопали, второй раз – за то, что выкопали, и, когда вы составите список соответствия могил и гробов, в третий раз за то, чтобы их снова закопали.
– Ну нет! – воскликнул префект.
Это он подписывал протоколы, отвечал за расходы, распоряжался средствами из госбюджета, и в случае превышения по шее получит он. Его и так перевели сюда вследствие административного прокола – история с любовницей министра, которая бросила ему наглое замечание, заварилась каша, – итог: через неделю его перевели в Дампьер, – но на этот раз, спасибо, не надо, у него нет ни малейшего желания завершить карьеру в колониях, он астматик!
– Мы не можем утроить счет, об этом не может быть и речи!
– Вот и разбирайтесь сами, – бросил Прадель. – Лично я должен понять, что делать моим китайцам. Или они работают, или уходят!
Лицо мэра исказилось.
– Но, господа…
Он взмахнул рукой, обводя широким жестом кладбище, над которым занимался день. Выглядело оно зловеще – громадное пространство под белесым небом – ни травы, ни деревьев, ни ограды, леденящий холод и холмики земли, оседающие под дождем, разбросанные там и сям лопаты, тележки… Печальное зрелище.
Мэр вновь открыл реестр.
– Но, господа, – повторил он, – мы уже захоронили сто пятнадцать солдат… – Он поднял голову, ужасаясь итогу. – И на этой стадии мы понятия не имеем, кто есть кто!
Префект подумал, уж не собирается ли мэр пустить слезу, только этого не хватало.
– Эти молодые люди отдали жизнь за Францию, – добавил мэр, – и мы должны чтить их подвиг!
– Вот как? – спросил Анри. – Вы должны чтить их подвиг?
– Всенепременно, и…
– Тогда объясните мне, почему вы вот уже два месяца допускаете, чтобы на кладбище вашей коммуны безграмотные люди хоронили их как попало?
– Но ведь это не я хороню их в беспорядке! Это ваши кит… ваши служащие!
– Но ведь это вас военные власти уполномочили вести учет, так или нет?
– Служащий мэрии бывает здесь дважды в день! Но он не может проводить здесь все дни напролет!
Он с видом утопающего бросил взгляд на префекта.
Молчание.
Каждый был готов сдать другого. Мэр, префект, военные власти, государственный представитель, Пенсионный фонд – посредников в этой истории было немало…
Было очевидно, что, когда решат сыскать виновных, достанется каждому. Кроме китайцев. Те не умеют читать.
– Послушайте, – предложил Прадель, – впредь мы будем внимательнее. Так, Дюпре?
Дюпре кивнул. Мэр сдался. Ему придется закрыть глаза, умышленно оставив на могилах имена, не имеющие отношения к похороненным в этих могилах солдатам, и в одиночку хранить этот секрет. Кладбище станет его вечным кошмаром. Прадель перевел взгляд с мэра на префекта.
– Предлагаю, – сказал он заговорщически, – не поднимать шум вокруг этих мелких инцидентов…
Префект сглотнул слюну. Его телеграмма, скорее всего, уже дошла до министра и, вероятно, будет истолкована как прошение о переводе в колонии…
Прадель вытянул руку и приобнял сбитого с толку мэра.
– Что важно для родственников, – добавил он, – это иметь место, куда можно прийти помянуть близких, не так ли? Во всяком случае, их сын ведь находится именно здесь, ведь так? Вот это самое важное, уж поверьте мне!
Дело было улажено. Прадель вернулся в машину, раздраженно захлопнул дверцу, против обыкновения он не разгневался. Автомобиль тронулся с места достаточно спокойно.
Дюпре долго разглядывал проносившийся за окном пейзаж, не произнося ни слова.
На этот раз они выпутались, но их, каждого по-своему, терзали сомнения, инциденты возникали все чаще, то здесь, то там.
Прадель наконец заговорил:
– Затянем гайки, а, Дюпре? Рассчитываю на вас.
