Служитель муз
— К вам можно?
Не дожидаясь ответа, ко мне в кабинет боком протиснулся высокий парень с тупым взглядом исподлобья и порывистыми, без всякой логики, движениями.
— Это вы самый и есть редактор?
— Не скрою… Я, действительно, немного замешан в этом деле.
— Так. Странно только, что лицо у вас не редакторское. Такое, какое-то… недалекое.
— Послушайте…
— Да вы не обижайтесь… Ведь я не ставлю вам этого в вину.
— Что вам нужно?
— Принес стихи!
— Хорошо… Оставьте! Ответ через две недели…
— Э, нет! Мы зги штуки знаем… Я хочу, чтобы вы их сейчас прочли.
Будучи втайне зол на посетителя за его отзыв о моем лице, я решил затянуть ответ еще больше, чем на две недели.
— Зайдите как-нибудь зимою. Тогда я… Впрочем, можно прочесть их и сейчас!
Последняя фраза была произнесена мной невольно, после того как я поднял глаза на посетителя и увидел направленное на меня дуло револьвера.
Съежившись, я небрежно спросил:
— Вы хотите показать мне систему вашего револьвера?
— Нет, я хочу показать свою систему беседы с людьми вашего пошиба. Скажите, хотели бы вы получить кусок свинца в лоб?
Я категорически отказался от этого.
— Во-первых, мне сейчас некогда! Затем, ваше предложение так неожиданно… Я подумаю. Зайдите на днях.
— Да ты стихи прочтешь или нет?! — заревел посетитель, потрясая револьвером.
— Конечно, конечно… Я уверен, что стихи ваши превосходного сорта.
— Еще бы! Эй! Убери от звонка лапу, а то я ее перешибу!!
— Вы думаете, я хотел позвонить? Глубоко ошибаетесь… Какой у вас красивый почерк!
— Нужно быть упадочником и дегенератом, чтобы, держа такое произведение в руках, восхищаться только почерком. Читай, — только с чувством!
Я исполнил его приказание лишь наполовину, потому, что стал читать рукопись с чувством глубокого отвращения. Она начиналась так:
Что вы жирные? Что серые?
Дьявол вас на свет призвал…
Думы — мыши… вас без меры я
Ненавидел. Целовал.
Ваш овал.
Как шаман, я дик, я страшен
Не хочу в подвал,
Одинок, я в зубьях башен
Черепа овал
Целовал!..
Закрывши глаза и приложив в рассеянности револьвер к животу, поэт наслаждался музыкой своих стихов. Я хотел потихоньку дернуть его за руку, палец которой был на курке, но поэт открыл один глаз и вопросительно посмотрел на меня.
— Читали вы что-нибудь подобное?
Совершенно искренно я ответил:
— Ничего подобного я не читал.
— То-то же… Вы третью строку поняли?
— Ах, это где мыши?.. Очень, очень мило.
— Вы поняли, что такое мыши?
— Как же! Это такие серые животные из породы грызунов, которые…
— Боже! И такой человек — редактор! Ну, где у вас мозги? Я спрашиваю, где ваши мозги?
Боясь, чтобы он в поисках моих мозгов не вспомнил о револьвере, я поспешил замять этот щекотливый вопрос.
— А эта строка у вас — чудо, что такое!
Как шаман, я дик, я страшен…
Не хочу в подвал!
— Ты догадался, почему он не хочет в подвал?
— Гм… Конечно! Надеюсь, у него были основательные причины для этого.
— У тебя в разговоре ужасно пошлая проза… Я уверен, что тебе не понятна даже такая элементарная строка:
Одинок, я в зубьях башен…
— Испытал ли ты такое одиночество?
— Откровенно говоря, такое одиночество мне не перепадало. Так, вообще, кое-что… было.
— Тебе, вероятно, незнакомо и это переживание:
Черепа овал
Целовал…
— Переживал ты это?
— Погодите… Дайте вспомнить! Вы говорите: овал черепа? Нет!.. Насколько память мне не изменяет — не приходилось.
Я скорбно вздохнул:
— Да и где мне! Так, живешь себе без всякого удовольствия…
— Потому что ты не поэт, а червь.
— Совершенно верно. Это вы тонко подметили.
— Ну так вот… Оставляю тебе это стихотворение… Не благодари! Терпеть не могу, когда мне руки лижут. Заплатить можешь сейчас. Постой — сколько тут строк? Десять? Ну, будем считать для ровного счета — пятнадцать… я беру по три рубля строка (это ты заруби себе на носу), значит, сорок пять… ну, для ровного счета — пятьдесят рублей!
Искоса взглянув на револьвер, я вынул из бумажника деньги и робко положил на стол.
Взявши их, он сказал:
— Только слово «серые» напечатайте серой краской…
— Виноват, но типографские условия…
Стуча револьвером по столу, он отчетливо отчеканил:
— Знайте, что для меня типографских условий не существует! Я хочу, чтобы мои стихотворения производили на публику впечатление…
— Бреда, сумасшедшего, — хотел докончить я вслух, но промолчал.
Когда он встал и спрятал опасное оружие, собираясь прощаться, я предложил ему, втайне дрожа от радости, что он уходит:
— Можно там, где вы говорите о жирных мышах…
— Ну…
— Напечатать слово «жирные» жирным шрифтом. Это произведет впечатление…
— Идиот!..
Он презрительно пожал плечами и вышел, пропуская ко мне в кабинет нашего сотрудника.
— Скажите, — угрюмо спросил я, — что это за сумасшедший?
Сотрудник удивленно посмотрел на меня.
— Сумасшедший?.. Это известный поэт-модернист. Его везде охотно печатают.
Я уткнулся в бумаги и проворчал:
— Охотно вам верю.
