Глава 26

Шеф полиции сказал родителям Макса, что он все еще надеется, что их сын найдется где-нибудь поблизости от школы, но при этом он намерен «сменить вектор поисков».

Это значит, он больше не думает, что Макс просто ушел сам.

Шеф полиции попросил женщину-полицейского проводить родителей Макса в учительскую, где они могли бы ответить на дополнительные вопросы. Потом он сказал полицейскому с коричневой родинкой на шее, чтобы тот позвонил в «Бургер кинг» и в компанию «Этна» и удостоверился в том, что родители Макса были на работе, когда он пропал. Он хочет быть уверен в том, что Макса похитили не его папа и мама. Меня это не удивляет. Полицейские всегда первым делом проверяют родителей.

В телесериалах почти всегда «плохим парнем» оказывается кто-нибудь из родителей.

Полицейский возвращается в кабинет директора и говорит шефу полиции Нортону, что родители Макса весь день были на работе и в течение всего дня были на виду. Это значит, что у них не было возможности доехать до школы, забрать Макса и вернуться так, чтобы никто не заметил их отсутствия.

Кажется, шефу полиции от этой новости стало легче.

Могу предположить, что лучше себя чувствуешь, когда ищешь незнакомца, похитившего ребенка, а не когда обнаруживаешь, что родители украли собственного ребенка. Но еще из телевизора я узнал, что чаще всего детей похищают или причиняют им вред знакомые взрослые. Сегодня именно так и случилось. Макс знает миссис Паттерсон, она никакая не незнакомка, она просто очень хитрая.

Минут за двадцать, перед тем как уйти, шеф Нортон отменил локдаун. Детям разрешили надеть куртки и пальто и выстроиться в очередь на школьный автобус. Но очередь сегодня короткая. Большинство детей забрали родители, которые вели себя так, будто похититель детей прячется за деревьями перед школой и ждет, кого бы еще похитить. Они грызли ногти, вертели на пальце обручальное кольцо, ходили быстрее, чем обычно.

Я хотел поговорить с Паппи, пока они с Пайпер не уехали, но их автобус подошел через две минуты, так что времени у меня почти не было.

— Макса украла миссис Паттерсон, — сказал я ему.

Мы стояли в классе Пайпер и смотрели, как она убирает бумажки из своего «домика» в свой рюкзак. Вообще-то, это Паппи стоял, я, когда с ним разговариваю, обычно сажусь на пол. Он же щенок.

— Она украла Макса? — переспрашивает Паппи.

Всегда очень странно видеть, как он говорит. Собаки не разговаривают, а Паппи выглядит как самый настоящий щенок. Когда Паппи говорит, у него язык высовывается изо рта, и он поэтому шепелявит. А еще он часто чешется, хотя, насколько я знаю, воображаемых блох не бывает.

— Да, — говорю я. — Макс вышел из школы, сел в ее машину, а потом она куда-то уехала.

— Значит, она его не украла. Они, наверное, поехали покататься.

— Может, Макс так и подумал. Наверное, миссис Паттерсон его обманула.

— Зачем? — спросил меня Паппи. — Зачем учительнице обманывать мальчика?

Это еще одна причина, по которой я не люблю разговаривать с Паппи. Он все понимает не так, как я. Пайпер еще только в первом классе, и Паппи почти никогда от нее не отходит, так что у него нет возможности заглянуть в мир взрослых. Он не ходит по ночам на автозаправку или в больницу, и он не смотрит телевизор вместе с родителями Пайпер. Он очень похож на Пайпер. Ему трудно понять, почему учитель может украсть ребенка.

— Я не знаю, зачем это миссис Паттерсон, — говорю я Паппи, потому что мне не хочется рассказывать ему о «плохих парнях». — По-моему, ей не нравятся родители Макса. Может быть, она думает, что его мама и папа плохие люди.

— Как они могут быть плохими? Они же родители.

Теперь понимаете меня?

Хотел бы я, чтобы сейчас здесь была Грэм. Мне очень ее не хватает. Кажется, только я один по ней и скучаю. Если бы Меган скучала по Грэм, Грэм была бы здесь. Интересно, а помнит ли Меган о Грэм?

Как бы то ни было, обо мне-то никто не вспомнит, когда я исчезну. Получится, что меня вроде как никогда и не было. Грэм, когда исчезала, сказала, что единственное, о чем она жалеет, — это то, что она не увидит, как растет Меган. Если бы я исчезал, я бы тоже жалел из-за того, что не увижу, как растет Макс.

Но как можно о чем-то жалеть, когда исчезнешь. Если тебя нет, тебе никого и не жаль.

О том, кто исчез, или помнят, или забывают.

Я помню Грэм, потому мне и хочется, чтобы она была здесь. Я ее не забыл. Но у меня не будет Грэм, которая вспомнит обо мне.

Полицейские заказали для родителей Макса еду из китайского ресторанчика, и шеф Нортон только что им ее принес.

— У нас к вам есть еще вопросы, но мы скоро закончим. Вы ведь сможете задержаться еще примерно на час? А потом вас проводят домой.

— Мы пробудем здесь столько, сколько потребуется, — говорит мама Макса.

Она говорит так, будто хочет остаться в школе до утра. Я ее понимаю. Пока мама Макса в школе, она будет надеяться, что его найдут в любую минуту. Если она поедет домой, для нее это будет означать, что сегодня Макса не найдут.

Вот если бы они поехали домой к миссис Паттерсон, может, они бы его и нашли.

Полицейский с коричневой родинкой на шее уходит вместе с шефом Нортоном. Шеф Нортон говорит, что хочет дать родителям Макса возможность поесть спокойно, чтобы никто не мешал.

Я не ухожу. После Макса у меня, кроме его родителей, никого нет.

Едва дверь закрывается, мама Макса начинает плакать. Она не так плачет, как дети, которые в первый день остаются в детском саду. Она плачет тихо. Она хлюпает носом, у нее текут слезы, но все потихоньку. Папа Макса кладет руку ей на плечо. Он ничего не говорит, но я не понимаю почему. Они просто сидят вместе, и все. Может быть, им так больно, что для них лучше всего сейчас молчать?

Мне тоже сейчас очень даже больно, но, если бы я мог говорить, я бы говорил.

Я бы рассказал им, каким дураком себя чувствую, потому что позволил миссис Паттерсон уехать. Что чувствую себя виноватым, тупицей и вообще отвратительно. Я сказал бы, что меня очень беспокоит, что сегодня пятница и до понедельника у меня не будет возможности забраться в машину миссис Паттерсон. Сказал бы, что очень боюсь, что миссис Паттерсон не приедет в школу в понедельник и тогда я не сумею найти Макса.

Если бы я мог поговорить с родителями Макса, я сказал бы им, что это миссис Паттерсон обманула и украла Макса, а теперь она все врет. Если бы я мог все это им рассказать, мы вернули бы его. Если бы я мог прикоснуться к их миру и дать им знак.

Потому я не перестаю думать об Освальде, мужчине из госпиталя. Это воображаемый друг, очень злой, и я ни за что не хотел бы снова с ним встретиться.

Но теперь, кажется, придется.