Мнемоника в обиходе
Я отхлебнул глоток ликера из тонкой хрупкой рюмочки и, разнеженный, утомленный плотным завтраком, спросил со сладкой истомой:
— Значить, завтра утром вы мне позвоните по телефону?
— Да, да, конечно, — ответил мне приятель. — А, кстати, — какой номер вашего телефона?
— Хорошо, что вспомнили — в книжке он не значится. Запишите: пятьдесят четыре — двадцать шесть.
Приятель пожал плечами с выражением заправского лентяя:
— Зачем же записывать? Я и так запомню. Как вы говорите?
— Пятьдесят четыре — двадцать шесть. Он вслушался внимательно в эту цифру и медленно повторил:
— Пять-де-сят че-ты-ре двад-цать шесть. Для одного человека немного.
— Не забудете? — спросить я недоверчиво.
— Ну, чего ж тут забывать. Дело простое: шестьдесят четыре — двадцать шесть.
— Не шестьдесят четыре, а пятьдесят четыре.
— Ага! Пятьдесят четыре… Значит, так: первая половина пятьдесят четыре, вторая двадцать шесть; значит, первая половина вдвое больше второй.
— Что вы! Вторая половина, умноженная на два, дает не пятьдесят четыре, а только пятьдесят два.
— Ага! — согласился приятель глубокомысленно. — Тогда это просто: значить, вторая половина множится на два и к произведению прибавляется два. Видите, как просто.
— В этой простоте есть недостаток, — критически заявил я. — По вашей системе вы можете звонить по номеру двадцать шесть — двенадцать.
— Ну, что вы! Почему?
— То же самое выйдет: вторая половина множится на два и к произведению прибавляется два.
— Ах, черт возьми, действительно… Какой вы говорите, ваш номер?
— Пятьдесят четыре — двадцать шесть.
— Ну, вот. Значить, первым долгом нужно укрепить в памяти вторую половину номера и отсюда уже исходить. Вторая половина — какая?
— Двадцать шесть.
— Прекрасно. Цифра двадцать шесть. Как же ее запомнить? Предположим, у меня на руках и на ногах двадцать пальцев … Затем — шесть. Как же запомнить шесть?
— Запомните, — посоветовал я, — что шесть это перевернутое девять.
— Вы думаете? — спросил приятель сосредоточенно. — Нет, это не годится: если шесть суть перевернутое кверху ногами девять, то и девять суть перевернутое кверху ногами шесть.
Я, как мне показалось, нашел выход.
— Знаете что? Возьмите карандаш, клочок бумажки и запишите.
— Нет, зачем же. Можно и так запомнить. Вы видите, как просто: для того, чтобы найти первую половину цифры, нужно вторую половину помножить на два и прибавить двойку же. Теперь весь вопрос, как запомнить вторую половину… Гм! Предположим, двадцатипятирублевая бумажка и серебряный рубль… Итого двадцать шесть…
— Сложно, — забраковал я. — Сколько вам лет?
— Тридцать два.
— Тридцать два? Так, так… Значить, если вычтем из тридцати двух двадцать шесть, у нас получится … шесть! Видите? Значить, вычитая из цифры ваших лет цифру шесть, вы получите искомую вторую половину.
— Это, конечно, хорошо, но как я запомню цифру шесть?
— Ну, вот… такого пустяка не запомните!
— Конечно. Почему шесть, а не восемь, не пять?.
— Ну, можно запомнить так: у вас на руке пять пальцев и… ну, и еще серебряный рубль.
— Нет, этак, пожалуй, запутаешься: тридцать два го да, пять пальцев и один рубль. Как это так возможно: из моего возраста вычитать пять пальцев? Абсурд!
— Тогда запоминайте сами, — обиженно возразил я.
— И запомню.
— Человек! Дайте вместо этой сладкой дряни какого-нибудь другого ликера. Бенедиктину, что ли.
— Вот и запомнил, — обрадовался приятель. — Вторая половина вашего телефона — равняется количеству букв в слов «бенедиктин».
— Что вы! Там нужно тринадцать, а в слов «бенедиктин» всего одиннадцать букв.
— Ну, значить, прибавить к количеству букв в слове «бенедиктин» еще цифру два и помножить на два.
— Ой-ой, как сложно! Вы потом так запутаетесь, что с ума сойдете. Я вам советую запомнить не «бенедиктин», а «бенедиктинчик». Во-первых, оно звучит ласковее, а, во-вторых, оно имеет ровно тринадцать букв.
Он сосредоточенно нахмурился.
— Как вы говорите? Бенедиктинчик … Черт знает, какое глупое слово. Значить, два бенедиктинчика, помноженные на два, плюс цифра два… Нет, эту систему придется бросить. Подойдем с другой стороны. Какой номер вашего телефона?
— Пятьдесят четыре — двадцать шесть.
— Мой отец умер пятидесяти семи лет, а старшая сестра двадцати одного года. Пятьдесят семь — двадцать один … Значит, отец умер на три года позже телефона, а сестра не дотянула до второй половины вашего телефона на пять лет.
— Зачем вы трогаете покойников! — кротко упрекнул я. — И как сестра ваша могла «не дотянуть до второй половины моего телефона на пять лет». Нет, это можно сделать гораздо проще: сумма цифр пятидесяти четырех равняется девяти, и сумма цифр двадцати шести равняется восьми.
— Ну? — скептически протянул приятель.
— А сумма цифр восьми и девяти равняется семнадцати.
— Ну-с? — ледяным тоном поощрял приятель.
— А сумма цифр семнадцати равняется… восьми.
— Что же из этого следует?
Я растерялся под его холодным взглядом …
— Ну, значит, восемь … Запомните цифру восемь. Пять и три … или четыре и четыре…
— Ну-сссс?…
— Я не могу так, когда вы на меня смотрите иронически. Вы меня нервируете!.. Тогда считайте сами.
— Сделайте одолжение! Я уже знаю; это очень просто. Крымская война была в котором году?
— В Пятьдесят четвертом.
— Ну, вот вам! Если теперь мы из Тридцатилетней войны вычтем цифру четыре… Гм … Только как бы мне запомнить цифру четыре?
Он стал раздражать меня.
— Очень просто, — усмехнулся я. — Вычтите из пяти пальцев серебряный рубль. Он холодно возразил:
— Эту систему мы уже забраковали.
— Так запишите в книжку просто цифру четыре. — Действительно… — обрадовался он, но тотчас же, заметив мою ядовитую улыбку, спохватился; — нет, зачем же записывать… я и так запомню… Гм … Четыре … Нашел! Четыре страны света! Итак: Крымская война, а затем Тридцатилетняя, минус четыре страны света. Вот видите, как просто!
Встретился я с ним через три дня в фойе театра.
— Что ж это вы, — с упреком сказал я. — Обещали позвонить, я сидел, ждал, как дурак, а вы и думать забыли?
В его голосе прозвучало плохо скрытое раздражение.
— А вы-то тоже хороши … Я не знал, что вы даете номера телефонов ваших возлюбленных!!
— Вы… в уме?
— Вот вам и в уме. Позвонил я, спрашиваю: «это номер пятьдесят четыре — два?» — «Да», — говорить мужской голос. Я, конечно, прошу вас: «Позовите, говорю, Илью Ивановича Брандукова». — Вдруг мужской голос как заорет: «Убирайтесь к черту с вашим Брандуковым. Я и так догадывался о его шашнях с моей женой, а тут еще и по телефону сюда к нему, как домой, звонят. Скажите, что я его отколочу при первой же встрече!!». Я разозлился не на шутку.
— А кой черт просил вас звонить по телефону пятьдесят четыре — два, когда мой телефон пятьдесят четыре — двадцать шесть.
— Ну-у?… — Да позвольте … Ведь я запоминал: Крымская война. Так?
— Так.
— Потом Семилетняя.
— Тридцатилетняя, черт вас подери, Тридцатилетняя.
— Что вы говорите?! То-то, когда я вычел пять частей света…
— Вот идиотство!! Не пять частей света, а четыре страны света. Если память куриная, нужно было не тянуть жилы, а просто вынуть карандаш, да и записать номер телефона!! Записать, а не ссорить меня с номером пятьдесят четыре — два!!
Разозлился и он.
— И вы-то тоже хороши! Позвонил я по первому попавшемуся номеру и сразу наткнулся на вашу любовную историю. Значить, по теории вероятности, если в Петербурге шестьдесят тысяч телефонов…
— О, — скромно возразил я. — Вы забываете торговые учреждения, банки и департаменты …
Но он и тут меня срезал.
— Э, милый мой! Теперь и в департаментах женщины служат!
Против этого ничего нельзя было возразить.
