В пятницу Нил Льюис снова пришел в школу. Я почувствовала, что он входит в класс, еще до того, как увидела, хотя вошел он не так, как обычно. Тихо сел на свое место. А потом сделал странную вещь. Он посмотрел на меня через плечо, будто чтобы убедиться, что я там есть, и в этот момент я все поняла. Я поняла, что это он устроил пожар, вместе с братом и приятелями, и меня замутило. Трудно сказать, почему — от злости или от страха, но я поняла, что не должна больше думать про Нила Льюиса, ни одной секундочки, потому что если подумаю, случится что-нибудь плохое.

В понедельник меня разбудил странный звук: хлопок и рев. Рев раздался через полсекунды после хлопка. Я посмотрела вниз и увидела, что папа стоит на тротуаре. В одной руке у него банка коричневой краски, в другой — кисть. Он окунал кисть в банку и стряхивал ее на забор. Стряхивал и ревел. Лицо у него было перекошено, как будто он плакал.

Я никогда не видела у папы такого лица, от этого мне стало так плохо, как еще никогда не было в жизни. Я минутку посидела на кровати. Потом пошла вниз. Когда я вышла в калитку, папа заорал: «Марш в дом! Одежду испортишь!» Но я успела разглядеть, что там, на заборе, слова, написанные большими круглыми буквами, я успела разобрать каждую букву.

Я поднялась к себе, свернулась клубочком и закрыла глаза. Заткнула пальцами уши, надавила, надавила еще сильнее. Заскрипела зубами. Но я все равно слышала рев и видела папино лицо.

Тут мне пришло в голову, что мне очень хочется сделать Нилу что-нибудь очень плохое.

На первом уроке в голове было жарко и тесно, как в тот день, когда я сотворила первое чудо. В школе мы делали снежинки — складывали бумажные кружки, вырезали в них узор, потом снова разворачивали. Обычно я люблю делать такие вещи, люблю смотреть, как узоры вдруг оживают, когда развернешь снежинку, но тут взгляд мой все время переползал на Нила.

Он сидел с Кевином и Люком, подперев щеку рукой. Вид у него был скучающий, сонный. Солнце било ему в волосы, ресницы казались даже белее обычного. Я подумала: глядя на него, и не догадаешься, какой он на самом деле. И не догадаешься, что он пишет на чужих заборах и что вытворяет в чужих палисадниках. Я стала дальше вырезать снежинку, но в глазах все поплыло и ножницы попадали не туда, куда мне было нужно. Я снова подняла глаза. Нил как раз засовывал большой палец в ноздрю. Он увидел, что я смотрю на него. А увидев, улыбнулся, глаза его превратились в щелочки, а губа выпятилась.

Я опустила глаза и закусила губу, давила зубами, пока не почувствовала железный вкус. Я подумала про папу, про то, что он говорил о прощении. Стала думать про все хорошее, все правильное, все светлое, но ничего не получилось, я продолжала вырезать. Что-то поднималось внутри, миллионы мелких вещей, они бежали врассыпную по рукам к кончикам пальцев, ползали по волосам и позвоночнику.

Перед глазами возникли точки. Раздался рев. В классе стало темнеть.

Не знаю, что заставило меня поднять взгляд, но, подняв, я увидела, что за спиной у Нила Льюиса кто-то стоит. Лица было не видно, оно как бы скрылось в дымке. А кроме этого, в классе было пусто. Этот кто-то взял голову Нила в свои руки, дернул ее назад, потом резко опустил на парту. Я подскочила. Голова упала с глухим стуком, парта закачалась.

Рев делался все громче. Руки снова завели голову Нила назад. Кожа его была натянута, глаза выпучены. Рот округлился в букву «о». Руки опустили голову на парту, Нил закричал. В этот раз, когда он поднял голову, из носа у него текла кровь.

Он попытался встать, но не удержал равновесия. Руки снова опустили его голову на парту. В этот раз он ударился о край, и я услышала звук помягче, будто раскололся капустный кочан.

Я открыла рот, но из него не донеслось ни звука. Меня вдавило в стул. Глаза закрывались, я падала. Руки снова опустили голову на парту. Лицо уже не было похоже на лицо Нила. Руки опустили голову еще раз. Нил перестал кричать. На месте рта у него была дыра, на месте глаз — два комочка мяса, нос распластался по щеке.

И тут раздался голос:

— Джудит! Ты меня слышишь?

Только рев не прекращался, и руки продолжали опускать голову на парту.

— Джудит!

Меня кто-то тряс. Рев прекратился, вернулся свет, в классе опять оказались люди.

На плечах у меня лежали руки миссис Пирс, лицо ее было белым. Анна, Мэтью и Люк таращились на меня. Остальные тоже. Я посмотрела вокруг. И Нил таращился. Он выглядел как обычно. С ним ничего не случилось.

Тело мое было мокрым. Мне показалось, что меня сейчас вырвет. Миссис Пирс разжала мне пальцы и вынула из них ножницы. Пальцы были в порезах, от снежинки остались одни лохмотья.