Подарок
В среду Нил Льюис бросил червяка мне в тарелку и затолкал меня в мусорный бак — пришлось стучать, пока меня не услышал наш уборщик мистер Потс. Папа рассердился, увидев мою одежду, и сказал, что у него и без этого неприятностей по горло, но я все равно не сказала ему ничего про Нила, потому что не хотела, чтобы папа пошел жаловаться в школу.
Я пошла к себе в комнату и придумала историю про Красу Земель.
В четверг Нил выдернул из-под меня стул и попытался поджечь на школьной площадке мою сумку. Когда папа потом увидел сумку, он сказал: «Проклятье, Джудит, деньги не растут на деревьях», и я поняла, что он очень рассердился — в других случаях он не ругается. Я пошла наверх, поиграла с Красой Земель и придумала историю про зонтик, на котором были нарисованы фламинго, и если бы зонтик раскрыли, все фламинго взлетели бы в небо, но они так и не взлетели, потому что девочка, хозяйка зонтика, очень его любила и не хотела, чтобы он намок.
В пятницу я сидела, не поднимая головы от тетрадки, и ни разу не посмотрела вокруг, потому что если бы я увидела Нила, я не смогла бы скрыть, как я сержусь. И вот интересно: до того, как у меня появился дар, я не помню, чтобы я когда-нибудь сердилась, мне только было страшно, а теперь я сердилась так, как еще не сердилась никогда, мне казалось, что внутри что-то вовсю молотит крыльями, как Роудраннер, который пытается вырваться наружу.
Утром лицо у мистера Дэвиса было цвета оконной замазки. Он поправил очки, и рука его тряслась. На лбу блестел пот. Без десяти одиннадцать он стукнул по столу, порылся в ящике, нащупал бутылку и встал. И сказал:
— Я вернусь через пять минут. Сидите тихо и работайте — и помните: я у всех проверю орфографию и пунктуацию!
Только он вышел, началось буйство. Я склонилась над учебником и положила голову на руку. Мы писали сочинение в новых тетрадках. Вообще-то я люблю сочинения, но на этот раз тема была «Подарки», а об этом мне писать сложно. Братья не празднуют ни Рождество, ни дни рождения, а папа не покупает подарков, потому что в мире, как он говорит, и так культ вещей и нечего этому потворствовать. Наверное, можно было бы описать один из подарков Джози, но мне не хотелось.
Джемма сказала:
— А мне на Рождество подарят пони!
— А мне батут, — сказала Кери.
— А мне ролики, — сказала Рианна.
А потом Джемма сказала:
— А вы не празднуете Рождество, да?
— Нет, — сказала я, — потому что это не день рождения Иисуса. Это день рождения римского бога солнца.
Рианна сказала:
— И дни рождения тоже.
— Нет, потому что это языческие празднества, а в Библии сказано только то, что в дни рождения людям отрубали головы.
Кери сказала:
— И телевизора у вас нет.
— Нет, — сказала я, — потому что когда мама с папой поженились, папа сказал: «Либо телевизор, либо я». Мама сделала неправильный выбор.
Они не поняли шутку. Посмотрели на меня как на чокнутую — это когда одна бровь поднята, подбородок задран, лоб нахмурен. А потом Кери сказала:
— У тебя ведь нет мамы?
Я не ответила.
Джемма сказала:
— А все-таки Иисус родился в Рождество. Об этом все знают.
Она повернулась ко мне спиной, оперлась на руку и вытолкала меня на самый край парты.
Но мне было все равно, потому что я вдруг поняла, о чем напишу: я напишу про снег. Это ведь самый замечательный подарок, какой мне подарили за всю мою жизнь, куда ценнее любого рождественского подарка или подарка на день рождения, а писать об этом совершенно безопасно, потому что ведь папа сказал, что нельзя говорить про чудеса, и только про них, а читать мою тетрадку никто не станет, кроме мистера Дэвиса, который под всем, что бы я ни написала, ставит «отлично», — я однажды написала, что лучше умру, чем пойду в школу, а он и за это мне поставил «отлично».
Я провела по линейке поля. Поставила сегодняшнее число. Закрыла глаза, и шум, стоявший в классе, стих. Я слышала, как поднимается ветер. Я чувствовала, как холодает. Глаза заполнила белизна. Стало темно.
Не знаю, долго ли я писала, но вдруг почувствовала что-то за спиной. Обернулась и увидела, что там стоит Нил Льюис, вид у него довольный, будто он только что нашел что-то неожиданное. Он спросил:
— Чем занята, психичка?
— Ничем, — ответила я.
Открыла ящик, чтобы убрать тетрадку, но он меня опередил.
Я попыталась схватить тетрадку, но Нил поднял ее повыше. Попыталась еще раз, он поднял ее у меня над головой. Тогда я села совсем тихо и стала смотреть на руки.
Нил отыскал страницу, на которой я писала. Начал громко читать:
— «Лучший подарок я получила, когда обнаружила, что у меня есть волшебный дар это случилось в воскресенье я сотворила снег…» — Он нахмурился. Потом рассмеялся и заорал: — Уй! Ни фига себе! Джудит — волшебница!
Раздались вопли. Раздалось улюлюканье. Все сгрудились вокруг.
Нил стал читать дальше:
— «Я сотворила снег я сотворила его у себя в комнате я сотворила его из ваты и сахара…»
Раздались взвизги.
— «Бог показал мне как его создать».
Раздались завывания.
— «Это было зна… знам… знаме… зна… — у меня нет другого об… объя… объяс… — Нил прочистил горло. — Другого объясн… объясне… — Нил нахмурился. — По мере при… прибли… пре… пред… предна… мы узри… узрим… небы… небывалый рост потусто… явл… явле…»
Все таращились на него. Нил сказал:
— Что за хрень?
И бросил тетрадку мне на грудь.
— Спасибо! — сказала я, будто все это было шуткой, но руки тряслись так, что я не смогла открыть ящик.
Лицо Нила потемнело. Он нагнулся прямо ко мне, и я снова увидела, какие у него голубые глаза. Он сказал тихо:
— Значит, ты — волшебница? Из-за тебя пошел снег?
Я попыталась улыбнуться, но улыбка вышла шаткая.
Он нагнулся еще ниже. Голос зазвучал громче:
— А на самом деле ты боишься, да? И сейчас боишься. Того и гляди описаешься от страха. — Он выпятил губу. — Конец света. Надо же! Ой, как страшно.
Раздались смех, крики. Нил распрямился, осклабился. Поскакал прочь. И тут внутри у меня что-то поднялось. Поползло по рукам в кончики пальцев, прокралось по шее к волосам. Я услышала, как голос произнес:
— Еще будет.
Кажется, это был мой голос.
Нил сказал:
— Что?
Кто-то еще сказал:
— Мамочки!
Я сказала:
— Еще будет страшно.
На сей раз это точно была я.
Лицо Нила вспухло, будто он унюхал какую-то гадость, как, например, когда Гарет пукал. Он придвинулся ближе и тихо сказал:
— Ты такое полное чмо.
И слова были очень тяжелыми и медленными, будто такими огромными, что и не произнести.
А в моей голове было так жарко, что мыслей не осталось. И зрения не осталось. Я сказала:
— Я хотя бы читать умею.
На секунду настало полное молчание. Потом кто-то засмеялся. Звук заскакал вокруг, будто отпустили пружинку. Запузырился где-то под лампами дневного света, а потом его нагнало и задушило молчание.
Лицо у Нила было странным. Оно изменилось, потом, пока я смотрела, изменилось еще раз, будто по нему проходили какие-то тени. Он сказал:
— Ты просто вонючая падла.
Я встала, раздался какой-то рев, тело мое наполнилось сотрясающейся кровью. Я сказала:
— Ты сам падла. Самая поганая падла на свете. Не лезь ко мне, Нил Льюис, а то пожалеешь.
— А что ты с ним сделаешь? — проорал кто-то. — Превратишь его в лягушку?
— Может, и в лягушку, — сказала я. — Уж как захочу. — Я посмотрела на Нила и тихо сказала: — Я все могу.
Потом произошли три вещи. Нил рванулся вперед, я отступила назад, и открылась дверь.
Мистер Дэвис сказал:
— Почему вы не на своих местах?
Мы с Нилом уставились друг на друга, а мистер Дэвис сказал:
— А вы двое что, меня не слышали?
Нил пошел к своей парте. Мистер Дэвис сказал:
— Вот спасибо.
Я села, и хорошо, потому что ноги сделались какими-то жидкими.
Джемма сказала:
— Ничего себе!
Кери сказала:
— Он тебя убьет.
Рианна сказала:
— А ты правда волшебница?
Я склонилась над учебником. Попыталась отыскать нужную страницу. Но к спине кто-то привязал две невидимые ниточки. Стоило мне двинуться, они двигались тоже. Я обернулась — Нил не спускал с меня глаз. Пока я смотрела, он взял в одну руку карандаш и, не отводя взгляда, переломил его пополам.
По мне прокатилась жаркая волна, и я начала падать. И при этом ощутила кое-что еще. Я ощутила покалывания повсюду, будто на тело струился яркий свет, как тогда, когда брат Майклс рассказал мне про горчичное зернышко, как когда я увидела снег.
И тогда, снова повернувшись к доске, я подумала про снег, как поначалу он падал тихо-тихо, как снежинки таяли без следа. И как потом он скрыл дома и дороги, и выбелил весь город до чистоты, и заровнял канавы, как исчезла гора и закрылся завод, как отключили электричество, как во всех газетах появились огромные жирные заголовки. Я подумала, как он появился из ниоткуда, пока я спала, и превратил мир из цветного в белый.
