26
— Мишел, — обратился я к сыну, которому не терпелось поскорей уехать. — Мишел, тебе следует стереть эти фильмы. Тебе давно стоило это сделать.
Он остановился и снова зашаркал белой кроссовкой по гравию.
— Папа… — Он хотел продолжить, но лишь покачал головой.
В обоих роликах я слышал и видел, как он муштрует своего двоюродного брата и как командир покрикивает на него. Именно на это и намекал Серж, утверждая, что Мишел оказывает на Рика плохое влияние. Я всегда это отрицал, считая, что мой брат нашел легкий способ снять с себя ответственность за поведение своего сына.
Но несколько часов назад (а на самом деле уже гораздо раньше) я убедился в правдивости его слов. Мишел был лидером, он отдавал приказы, а Рик их выполнял. Откровенно говоря, я одобрял такое распределение ролей. Лучше так, чем наоборот, утешал себя я. Мишела никогда не дразнили в школе, вокруг него всегда вились покорные дружки, дорожившие его покровительством. Из собственного опыта я знал, как страдают родители тех детей, которых травят одноклассники. Я никогда не страдал.
— Знаешь, что еще лучше? — сказал я. — Выбросить мобильник. Туда, где его не смогут найти. Сюда, например. — Я махнул рукой в сторону мостика, откуда он только что приехал. — В воду. Если хочешь, в понедельник купим тебе новый. Сколько этому лет? Скажем, что его украли, восстановим сим-карту, и тогда в понедельник ты станешь обладателем новейшего «Samsung» или «Nokia», на твой вкус…
Я протянул ему руку ладонью кверху.
— Хочешь, я сам его выброшу? — предложил я.
Он не сводил с меня глаз. Глаз, выражение которых я так хорошо знал. Однако сейчас они выражали лишь раздражение по поводу того, что я завожусь по пустякам, что веду себя как надоедливый папаша, донимающий сына вопросами типа «в котором часу ты вернешься с вечеринки?».
— Мишел, речь идет не о какой-нибудь там вечеринке, — выпалил я быстрее и громче, чем собирался. — Речь идет о твоем будущем.
«Будущее» — абстрактное понятие, я тут же пожалел, что использовал это слово.
— Зачем, черт возьми, вы выложили этот фильм в Интернете?
Только не ругаться, наставлял я сам себя. Иначе получится дешевая комедия, чего я терпеть не могу. Я сейчас повысил голос до крика, который могли услышать при входе в ресторан, в гардеробе или у пюпитра.
— Это что, круто? Или смело? Или это тоже не важно? «Люди в черном 3»! Чем, черт возьми, вы занимаетесь?
Он сунул руки в карманы куртки и опустил голову в черной шапочке, так что я почти не видел его глаз.
— Это не мы, — ответил он.
Дверь ресторана распахнулась, раздался смех, какие-то люди вышли на улицу. Двое одетых с иголочки мужчин и женщина в серебристом платье с глубоким вырезом на спине, с такой же серебристой сумочкой на плече.
— Ты так ему и сказал? — спросила женщина, слегка пошатываясь на серебристых шпильках. — Эрнсту?
Один из мужчин вынул из кармана связку ключей от машины и подбросил ее в воздух.
— Не веришь? — спросил он, вытянув руку и пытаясь поймать ключи.
— Ты с ума сошел! — захихикала женщина.
Хрустя гравием, они прошли мимо нас.
— Кто в состоянии сесть за руль? — спросил другой мужчина, после чего все трое снова расхохотались.
— Так, подожди-ка, — сказал я, после того как троица дошла до конца гравийной дорожки и свернула влево в направлении мостика. — Вы поджигаете бездомную женщину и записываете все это на мобильник. На твой мобильник. Потом снимаете того алкоголика на станции метро.
Мужчина, избитый моим сыном и племянником на станции метро, в моем монологе вдруг сам собой превратился в алкоголика. Возможно, алкоголик больше заслуживал побоев.
— А потом это появляется в Интернете. Ведь вы этого и добивались? Вы искали аудиторию?
Выложено на YouTube видео про алкоголика? Я засомневался.
— Алкоголик уже тоже в Сети?
Мишел вздохнул.
— Пап! Ты не слушаешь!
— Я слушаю. Внимательно, даже слишком внимательно. Я…
Дверь ресторана вновь отворилась, мужчина в строгом костюме огляделся по сторонам, затем на несколько шагов удалился от выхода и, скрывшись в темноте, закурил.
— Черт! — выругался я.
Мишел развернулся и зашагал к велосипеду.
— Ты куда? Мы еще не договорили.
Но Мишел не остановился, он вынул из кармана ключ и вставил в велосипедный замок. Я взглянул на курящего мужчину у входа в ресторан.
— Мишел, — сказал я тихо, но настойчиво, — ты не можешь вот так просто уехать. Как мы поступим? Есть ли еще какие-то фильмы, которые я не видел? Мне нужно просмотреть весь YouTube или ты все-таки мне расскажешь?..
— Папа! — Мишел резко обернулся и схватил меня за руку. — Ты когда-нибудь заткнешься?
Я ошалело уставился на своего сына. Его честные глаза выражали сейчас — не буду ходить вокруг да около — исключительно ненависть. Я поймал себя на том, что даже отвел взгляд — в сторону курящего мужчины.
Я ухмыльнулся — несомненно, то была глупая ухмылка.
— Уже затыкаюсь, — сказал я.
Мишел отпустил мою руку; закусив губу, он покачал головой.
— Господи! Ты вообще умеешь общаться по-человечески?!
Я ощутил колющую боль в груди. Любой другой отец тут же возмутился бы: «Это кто здесь, интересно, ведет себя не по-человечески? А? Кто?» Но я был не таким отцом, как все. Я знал, к чему клонит мой сын. Как бы я сейчас хотел обнять его и прижать к себе. Но, скорее всего, он с отвращением меня бы оттолкнул. Я знал, что подобное физическое отречение подействовало бы на меня слишком сильно, я бы расплакался и не смог остановиться.
— Дорогой мой мальчик, — сказал я.
Только без нервов, уговаривал я сам себя. Мне следует его выслушать. Я вспомнил слова Мишела о том, что я его не слушаю.
— Я весь внимание, — сказал я.
Он снова покачал головой и решительно вывел свой велосипед с парковки.
— Подожди! — сказал я, пытаясь сдержаться. Я даже отступил на шаг, словно не желая его задерживать. Но непроизвольно дотронулся до его руки.
Мишел посмотрел на мою руку как на экзотическое насекомое, а потом перевел взгляд на меня.
Мы близки к чему-то, отметил я про себя. К чему-то, что потом уже не вернешь. Я убрал руку.
— Мишел, есть кое-что еще, — сказал я.
— Папа, пожалуйста.
— Тебе звонили.
Он вытаращил на меня глаза. Меня бы не удивило, если бы в следующую секунду я почувствовал его кулак у себя на лице: костяшки его пальцев на моей скуле, из носа потекла бы кровь, зато некоторые вещи бы прояснились.
Но ничего не случилось.
— Когда? — хладнокровно поинтересовался он.
— Мишел, прости меня. Я не должен был этого делать… все из-за этих фильмов… я хотел тебе… я пытался…
— Когда? — Мой сын снял ногу с педали и снова поставил на гравийную дорожку.
— Недавно, это было сообщение. Я его прослушал.
— От кого?
— От Б… от Фасо. — Я пожал плечами и усмехнулся. — Вы ведь так его называете? Фасо?
Я отчетливо видел, как лицо моего сына окаменело. Было слишком темно, но я бы дал голову на отсечение, что оно побелело.
— Что ему было нужно? — спросил он спокойно. Нет, не спокойно. Он старался говорить бесстрастно, почти равнодушно: подумаешь, звонил сводный кузен.
Но он выдал себя. Для него важно было другое: то, что отец прослушивает оставленные ему сообщения. Что я переступил черту. Любой другой отец трижды подумал бы, прежде чем прослушать голосовую почту своего сына. Я тоже трижды подумал. Я предполагал, что Мишел придет в ярость и разорется. Это было бы в порядке вещей.
— Ничего, — сказал я. — Он попросил тебя перезвонить.
«Своим бодрым голосочком», — хотел добавить я.
— О’кей, — кивнул Мишел. — О’кей.
И тут я вдруг кое о чем вспомнил. Когда Мишел, позвонив на собственный мобильник, наткнулся на меня, он сказал, что ищет какой-то номер. Именно за этим он и приехал в ресторан — ему понадобился конкретный номер. Теперь-то я догадывался, чей именно.
— Ты сказал, что я тебя не слушаю, — начал я. — Но я слушал. Когда мы говорили о видео на YouTube.
— Ну и?
— Ты сказал, что это не вы разместили фильмы на YouTube.
— Нет.
— Тогда кто это сделал? Кто?
Иногда ответ содержится в самом вопросе.
Я посмотрел на своего сына. Наши взгляды встретились.
— Фасо? — спросил я.
— Да, — ответил он.
