19
В мужском туалете никого не было.
Я проверил все три кабинки — они были пусты.
— Вы идите и приступайте к горячему, — сказал я Клэр и Бабетте при входе в ресторан. — Я вас догоню.
Я забрался в самую дальнюю кабинку и запер дверь на замок. Для проформы спустил штаны и сел на стульчак; трусы я снимать не стал.
Вытащив мобильный телефон Мишела из кармана, я сдвинул крышку.
На дисплее высветилось окошко, которого в саду я не заметил:
«2 пропущенных звонка. Фасо».
Фасо? Господи, ну и имечко! Явно не настоящее…
И тут до меня дошло. Естественно! Фасо! Так Рик и Мишел называли своего новоявленного брата и кузена Бо. Соединив имя и название страны.
Бо Фасо. Б. Фасо из Буркина-Фасо.
Они придумали это прозвище пару лет назад. Во всяком случае, я впервые услышал его на дне рождения Клэр.
— Тебе еще, Фасо? — спросил Мишел, протягивая Бо красную пластмассовую миску с попкорном.
Серж, стоявший неподалеку, вмешался.
— Пожалуйста, — сказал он, — прекрати. Его зовут Бо.
Самого Бо его новая кличка, казалось, вовсе не смущала.
— Все о’кей, пап, — сказал он моему брату.
— Нет, не о’кей, — настаивал Серж. — Тебя зовут Бо. Фасо! Это… это мне не нравится.
Наверняка Серж хотел сказать: «Это дискриминация», но вовремя передумал.
— Но, пап, прозвища есть у всех.
У всех. Бо хотел быть как все.
После того случая я редко слышал, чтобы Мишел и Рик употребляли это прозвище прилюдно. Но, судя по всему, оно продолжало жить своей жизнью, проникнув даже в список номеров сотового Мишела.
Зачем Бо/Фасо звонил Мишелу?
Я мог бы прослушать голосовую почту, вдруг Бо оставил сообщение, но тогда бы Мишел сразу понял, что я шарил в его телефоне. Мы оба пользовались услугами «Водафона», я знал наизусть все тексты голосовой почты. Фраза «у вас одно новое сообщение» после первого же прослушивания менялась на «у вас одно прослушанное сообщение».
Я нажал на «меню», затем перешел в «мои папки» и потом на «видео».
Появилось подменю: 1) видео; 2) скаченные видео; 3) любимые видео.
Так же как и несколько часов (вечность) назад в комнате Мишела, я выбрал третий вариант: «любимые видео». То была даже не вечность, а переломный момент, подобно переломному моменту до или после войны.
Первый кадр последнего видео обрамляла синяя рамка; это ролик, который я посмотрел вечность тому назад. Я кликнул на предыдущий ролик.
Станция. Платформа на станции. Наверное, на станции метро. Да, на наземной станции метро, где-то в спальном районе, судя по высоткам на заднем плане. Может, в районе Слотерфаарт или на юго-востоке Амстердама.
Если быть до конца откровенным, я сразу же узнал эту станцию метро и сообразил, на какой она ветке. Вот только трезвонить об этом я не стану, в данный момент это совершенно бесполезно.
Камера была опущена вниз и следила за парой белых кроссовок, поспешно перемещающихся по перрону. Спустя какое-то время камера поползла вверх, и в кадре появился мужчина лет шестидесяти, хотя и не возьмусь утверждать наверняка; в любом случае было ясно, что обладатель белых кроссовок не он. Камера приблизилась к его небритому, в пятнах лицу. Лицу бродяги, бомжа.
Я снова ощутил холодок, как прежде в комнате Мишела, ледяной холод, сковывающий тебя изнутри.
Рядом с головой нищего показалось лицо Рика. Сын моего брата усмехнулся в камеру. «Дубль первый, — сказал он. — Мотор!»
И без предупреждения ударил мужчину в ухо. Удар оказался довольно сильный, голова свесилась набок, мужчина скривился от боли и поднял обе руки к ушам, словно готовясь защититься от следующего удара.
— You’re a piece of shit, motherfucker! — крикнул Рик на далеко не безупречном английском, словно голландский актер в американском кино.
Камера придвинулась так близко, что небритое лицо бомжа заполнило весь дисплей. Он моргал влажными красными глазами, что-то неразборчиво мыча.
— Скажи «Jackass», — раздался другой голос за кадром, в котором я незамедлительно узнал голос собственного сына.
Голова бродяги исчезла, и на экране снова возник Рик. Мой племянник смотрел в камеру и тупо скалился.
— Don’t try this at home, — сказал он и еще раз замахнулся, самого удара видно не было.
— Скажи «Jackass», — услышал я голос Мишела.
И вновь голова бродяги; высотки на заднем плане исчезли, сменившись серым бетоном и рельсами под ним, — судя по всему, мужчина уже лежал на платформе. С закрытыми глазами и дрожащими губами.
— Jack… jack… ass, — произнес он.
На этом фильм кончался. В наступившей тишине слышалось лишь журчание воды по стене-писсуару.
— Нам надо поговорить о наших детях, — сказал Серж.
Когда это было? Час тому назад? Два?
Больше всего мне хотелось остаться здесь до утра, пусть меня найдут уборщики.
Я поднялся.
