Глава 24

Эрнест с Франсуазой угощали кофе и рогаликами помятых, невыспавшихся обитателей вестибюля. Группа гостей, одетая соответственно предстоящему жаркому дню, с любопытством разглядывала телохранителей Паркера и детективов, удивляясь, почему отель вдруг наводнили одетые по-городскому люди.

Склонившись над кофе, никто из них не заметил проковылявшую мимо окна и остановившуюся в дверях фигуру.

— Эй, Эрни. Пиво есть?

Эрнест, стремительно обернувшись на звук знакомого голоса, помчался через вестибюль. Обнял расплывшегося в улыбке дурно пахнущего парня, похлопывая руками, будто желая убедиться, что тот цел и невредим. Франсуаза залилась слезами, телохранители и детективы поспешно поставили чашки, Николь побежала за Саймоном и Хэмптоном Паркером. Из кабинета выскочила миссис Гиббонс и, приветливо помахивая хвостом, обнюхала босую грязную ногу Буна.

— Вот это да! — воскликнул Эрнест. — Ну и видик у тебя, юный Бун! По-моему, душ и что-нибудь поесть…

Старший детектив строго поднял руку с недоеденным рогаликом.

— У нас к молодому человеку много вопросов.

— Уверен, что это так, дорогой, — нахмурился Эрнест, — но дайте же бедняге прийти в себя. Сначала душ, ключи к разгадке потом.

Старший детектив щелкнул пальцами напарнику.

— Звони в Авиньон. Скажи, что он у нас. Могут начинать.

В сопровождении Николь и Саймона по лестнице взбежал Хэмптон Паркер. Улыбаясь во весь рот, положил руки Буну на плечи.

— Рад тебя видеть, сын. — Проглотил застрявший в горле комок. — Заставил нас немного поволноваться. Теперь о’кей?

— Как огурчик, — ухмыляясь, кивнул Бун.

— А теперь, — вмешался Эрнест, — не привести ли нам Буна в порядок и дать что-нибудь поесть?

— Само собой. — Хлопнув сына по спине, Паркер повернулся к Саймону. — Знаете, я ведь ничего не говорил матери. Напереживался за двоих. Думаю, надо ей позвонить, с вашего позволения. О, и еще хорошо бы позвонить Бобу Зиглеру. Кажется, он ночью беспокоился.

Саймон посмотрел на часы. В Нью-Йорке четыре утра.

— Позвольте мне, — улыбнулся он.

Следующие часы прошли в нудной беседе Буна с детективами. Саймон переводил. Детективы, видно, считали, что, если они как можно чаще будут задавать одни и те же вопросы, Бун в конце концов сообщит фамилии и адреса похитителей. Убежденные, что напали на сенсацию национальных масштабов, вновь появились репортеры из «Провансаль», фотографируя всех желающих им позировать. Находившиеся в вестибюле два недоумевающих американских гостя и деревенский почтальон любезно согласились предстать перед фотографом. Зиглер, к неудовольствию Саймона бодрствовавший, собирался обнародовать сообщение для печати, освещавшее его важную роль в благополучном возвращении жертвы похищения. Эрнест настаивал на организации праздничного ужина. Дядюшка Уильям, не упускавший возможности снискать расположение миллиардера, вызвался разукрасить меню. Саймону смертельно хотелось спать, и, когда Николь, вызволив его из рук детективов, отвела домой, он еле добрался до кровати и не раздеваясь уснул.

Спустя шесть часов, приняв душ и побрившись, он был удивительно бодр и даже весел, будто сон снял с него тяжелое бремя. Вытирая насухо волосы, он смотрел, как Николь надевает короткое черное платье, которое он раньше не видел. Застегивая молнию, поцеловал ее в загорелую спину.

— Означает ли это, что мне надо надеть галстук?

Николь подушила шею и запястья.

— Эрнест просил одеться получше. Он так мил. Хочет устроить Буну особенный вечер.

— Ладно, надену пиджак. Но никаких галстуков и определенно никаких носков.

— Разгильдяй.

Саймон не особенно возражал, когда Николь выбрала ему рубашку и легкий полотняный костюм и почистила ботинки, которые он последний раз надевал в Лондоне.

Она, оглядывая его, отошла назад. Голова склонена набок, лицо обрамляют светлые волосы, матовый шелк платья оттеняет загорелые обнаженные руки и ноги. Саймон в жизни не встречал женщины красивее. Может быть, я и разгильдяй, думал он, но везучий разгильдяй.

— Подходяще, — улыбнулся он.

Рука об руку они не спеша направились в отель, разговаривая о завтрашнем дне.

Увидев их из окна, мадам Бонетто подозвала мужа.

— Гляди-ка, англичанин-то в костюме.

Бонетто хмыкнул, удовлетворенно глядя на свои синие вылинявшие шорты.

— Приятно посмотреть на хорошо одетого мужчину.

На террасе накрыт отдельный стол на десятерых, украшенный низкими вазами с любимыми розами Эрнеста — белыми, с розовым оттенком. Свет свечей выхватывает из темноты блеск серебра и стекла, длинные зеленые горлышки бутылок с шампанским в ведерках между цветами. Нестройный лягушачий хор вокруг фонтана. Теплое небо над Любероном усеяно звездами.

Николь с Саймоном направили шаги к бару у бассейна, откуда раздавались взрывы смеха. Услышав перекрывавший другие голоса знакомый громкий голос, Саймон переложил сигары во внутренний карман пиджака. В баре главенствовал дядюшка Уильям.

— Я вижу, — изрекал он любезно улыбающемуся Хэмптону Паркеру, — широкие просторы Техаса, устремленные ввысь каньоны Нью-Йорка и деревенскую простоту этого прелестного уголка Прованса — потрясающий триптих. — Осушив стакан, протянул его бармену. — Когда ваш сынок высказал эту идею, я был моментально заинтригован, нет, глубоко увлечен. А теперь, увидев вашу голову…

— Мою голову? — удивленно переспросил Паркер.

— Неужели никто вам не говорил? Разительное сходство с одним из римских императоров. С Августом, если не ошибаюсь.

Проходивший мимо Эрнест поднял брови и закатил глаза. На нем был собственный вариант традиционного провансальского костюма — белая рубашка, черные брюки и жилет — с изысканным добавлением в виде широкого кушака в красную и зеленую полоску. Со стаканами в обеих руках он поспешил к лестнице и одобрительно оглядел Николь.

— Как приятно, — произнес он, — видеть приличное платье. Вы образец элегантности, мадам.

Саймон наклонился, чтобы разглядеть кушак.

— Не знал, что ты член «Гаррик-клуба», Эрн.

— Нет, дорогой, но обожаю эти цвета. Пошли. Все в сборе.

Телохранители Паркера, в костюмах и тяжелых башмаках, с несколько ошалелым выражением лиц слушали рассуждения дядюшки Уильяма об импрессионистах. Бун, отмытый и жизнерадостный, украдкой, но с огромным интересом заглядывал в вырез нового платья, которое наконец смогла продемонстрировать ему уже порозовевшая от выпитого шампанского Франсуаза. Хэмптон Паркер, бегло, но с сильным акцентом говоривший по-французски, был увлечен разговором с мадам Понс. Доверив последние приготовления помощнику, она явилась в своем самом великолепном ниспадающем широкими складками темно-синем платье и на головокружительно высоких каблуках. Миссис Гиббонс выискивала упавшие орехи и спящих ящериц. Эрнест украсил ее ошейник красно-бело-синей лентой, делавшей собаку позорно похожей на полкового козла.

Николь взяла Саймона под руку.

— Теперь лучше?

Он кивнул. Все было так, как он представлял несколько месяцев назад: великолепная погода, веселые довольные люди, ужин под звездами, отель, о котором можно мечтать. Тогда он не знал, что, кроме денег, для этого нужно так много: физическая выносливость, терпение, такт, бесконечное внимание к мелочам, врожденное гостеприимство. Все эти качества продемонстрировал Эрнест.

— Интересное дело, — сказал он. — Когда я сегодня проснулся, то наконец кое в чем признался самому себе. Я в жизни гость. Потрясающе хороший гость. Но боюсь, что хозяин из меня никогда не получится.

— Знаю, — сжала его руку Николь. — Но ты старался.

Эрнест постучал ножом по стакану. Разговоры прекратились. Оглядев присутствующих, он поднял стакан.

— Прежде чем мы умрем от наслаждения за приготовленным для нас славной мадам Понс ужином, я хотел бы предложить тост за нашего почетного гостя.

Дядюшка Уильям изобразил на лице, как он надеялся, подобающую случаю сдержанную улыбку и посмотрел вниз, в порядке ли ширинка.

— За нашего юного Буна. Приветствуем тебя в добром здравии. Нам тебя не хватало.

Бун, кивая головой и переступая с ноги на ногу, благодарно поднял банку с пивом. Хэмптон Паркер подал руку мадам Понс, и они, возглавив процессию (телохранители в трех шагах позади), стали подниматься по лестнице.

Ужин, по единодушному мнению, изложенному мадам Понс по-французски, по-английски и по-техасски, был вершиной кулинарного искусства. Салат из свежих овощей, где яркая мозаика из горошка, моркови, артишоков и тонких, со спичку, стручков фасоли контрастировала с матовым фаршем из ветчины и яичного белка; нашпигованная зубчиками чеснока баклажанная икра, обернутая розовыми ломтиками лососины; шербет из розмарина, чтобы подготовить вкус для красного вина и мяса; и, наконец, нежный ароматный барашек с пряными травами, жареным чесноком и так любимым Буном картофельным пирогом; дюжина сыров, от козьего до коровьего и овечьего и снова козьего; охлажденные прозрачные персики в малиновом сиропе с базиликом; виноградная водка «Шатонеф», что греет, но не жжет, и вьющийся в свете свечей голубовато-сизый дымок сигар.

Даже дядюшка Уильям умолк и, забыв о своих творческих планах, довольно попыхивал взятой у Саймона последней «гаваной». Пресытившись обильной пищей и добрым вином, сидящие за столом лениво перебрасывались словами. Официанты подали кофе. Бун с Франсуазой, извинившись, скрылись в темноте. Эрнест с мадам Понс, не выпускавшей из рук стакана, пошли закрывать кухню. Хэмптон Паркер, поглядев на начавшего похрапывать дядюшку Уильяма, улыбнулся Саймону и Николь.

— Думаю, с моими ребятами он будет в порядке, а мы немножко пройдемся.

Оставив откинувшегося на спинку стула художника с телохранителями, они прошли через сад к бассейну. Хэмптон Паркер говорил, как бы размышляя вслух, но уверенным тоном человека, привыкшего, что его слушают. Вызванное похищением Буна потрясение заставило его задуматься о собственной жизни — большая часть ее прошла в самолетах и кабинетах, в погоне за сделками и деньгами, с которыми он не знал, что делать. Когда выпадало время, он ради собственного удовольствия разнообразил инвестиции — ничего крупного: островок в Карибском море, старый известный ресторан в Париже, несколько миль участка ловли лосося в Шотландии. Смолк, глядя на темнеющие за долиной горы.

— Буну понравились эти места, — заметил он. — Мы говорили с ним днем. Много говорили. И знаете что? Он пока не хочет возвращаться в Штаты. Говорит, что хочет поработать у мадам Понс, чтобы стать настоящим шеф-поваром.

— Он ей нравится, — сказал Саймон. — Никаких проблем.

Паркер сухо усмехнулся.

— Кажется, тут еще дело в девчушке. Откуда она?

— Живет здесь рядом. Дочка хозяина кафе.

— Похоже, милая крошка, — вздохнул Паркер. Загорелое лицо снова стало серьезным. — Вы уж меня извините. Я слишком стар, чтобы ходить вокруг да около. У меня к вам деловое предложение.

Они вошли в павильон и расположились в глубоких плетеных креслах, глядя на подсвеченную воду. Немного помолчав, Паркер улыбнулся Саймону.

— Можете в любой момент сказать, чтобы я заткнулся, — начал он, — но вот что у меня на уме. — Прикурив сигарету от видавшей виды серебряной «Зиппо», громко щелкнул крышкой. — Мне хочется пожить для себя, уделить больше внимания семье, иметь больше таких вечеров, как этот. — Глубоко затянувшись, наклонился вперед. — Хватаюсь за массу дел. Кажется, это относится к большинству из тех, кто начинал с нуля. Все мы считаем себя незаменимыми и всюду суем свой нос. Глупо, но такова уж человеческая натура. Наверное, сами не раз замечали.

Саймон кивнул, вспомнив некоторых своих старых клиентов — выбившихся из низов одаренных людей, не умеющих устоять перед мелочами.

— Диктаторы не любят передоверять дела другим, — заметил он.

— Верно. На этом и ломаются. — Паркер ухмыльнулся. — Так вот, перед вами диктатор, который под старость поумнел. — Он перешел на деловой тон. — О’кей. Одна из моих крупных проблем — это реклама. Как сказал один малый, половина денег, что я трачу на рекламу, вероятно, выбрасывается на ветер; беда в том, что я не знаю, какая половина.

— Это сказал лорд Леверхалм, — вставил Саймон.

Паркер кивнул.

— Он попал в самую точку. Короче, в будущем году намечаем бюджет где-то около полумиллиарда долларов. Изрядная куча монет, и у меня просто не хватает времени удержаться наверху.

— А как ваши люди, отвечающие за маркетинг?

— Хорошие, знающие ребята. Но ни у одного нет такого послужного списка, как у вас. — Паркер начал считать по пальцам. — Вы знаете рекламное дело вдоль и поперек, раз. Многого в нем, черт побери, добились, два. Достаточно своих личных денег, чтобы не бояться, что выгонят с работы, потому можете позволить себе подлинно независимое суждение, три. А в-четвертых… просто чувствую, что мы поладим, — снова заулыбался Паркер. — Теперь можете говорить, чтобы я заткнулся.

Польщенный и, надо признать, заинтересованный неожиданным предложением, Саймон поглядел на следившую за ним улыбавшуюся Николь.

— Право, не знаю, что и сказать. Ради интереса, где придется работать?

— Там, где скажете пилоту. Вместе с работой получаете самолет. И подчиняетесь только мне, никому больше.

— Как насчет того, кому давать работу, кому не давать? Имею в виду рекламные агентства.

— Решаете вы.

Глядя на бассейн, Саймон почесал в затылке. Стоит взяться за работу из-за одного того, чтобы увидеть физиономию Зиглера, когда тот встретится с новым клиентом. Полмиллиарда, приятель, так что веди себя как подобает. Весьма заманчиво, особенно если представить, что можно сделать, имея такой бюджет. Если с такими деньгами не добиться от агентств впечатляющих результатов, то уж…

Внезапно охватившее Саймона чувство вины заставило его оглянуться на огни отеля, где Эрнест, должно быть, готовился к следующему дню.

— Господи, не знаю. Я же притащил сюда Эрнеста. Он любит это дело.

— Хороший человек Эрнест. Я наблюдал, как он работает, — поддержал Паркер, разглядывая кончик сигары. — Я и о нем подумал. Предположим, еще одну сделку, еще одну небольшую инвестицию.

— Что вы имеете в виду?

— Предположим, я покупаю отель и ставлю во главе Эрнеста. Иначе был бы дураком, — ухмыльнулся Паркер. — Ну как?

— Довольно дорогой способ брать на работу.

— Я очень богатый человек, Саймон, — сказал он, вставая и глядя на Николь. — Обдумайте, посоветуйтесь. Надеюсь, о чем-нибудь договоримся.

Они глядели ему вслед. Телохранители, встав из-за стола, пристроились сзади. Над спящим дядюшкой Уильямом вились ночные бабочки.

Николь подошла к Саймону и села на колени.

— Тебе интересно, правда? Что-то новое и масштабное?

Саймон погладил ее по руке.

— А как ты?

Она укоризненно покачала головой.

— Неужели ты думаешь, что я оставлю тебя одного с чемоданом грязного белья? — Встала и потянула его за руку. — Пойдем поговорим с Эрнестом.

Спустя полчаса все трое сидели на кухне. Вымытый со шваброй пол еще не высох, поблескивали стальные и мраморные поверхности, на доске у двери приколоты наметки мадам Понс к завтрашнему меню.

Рассказав Эрнесту о предложении Паркера, Саймон неожиданно для себя стал размышлять вслух — признался, что идея его заинтересовала, тут же стал заверять, что не может не беспокоиться относительно Эрнеста, Николь, отеля, приводить другие мотивы и, вконец запутавшись, замолчал.

— Думаю, что нужно прикончить остатки шампанского, — подойдя к холодильнику, заявил Эрнест. — Такой уж вечер. — Наполнил три бокала. — Довольно забавно, всякий раз, когда приходится принимать решение, мы оказываемся на кухне. — Он поглядел на Николь. — Знаешь, все началось на кухне, когда я уломал его взять отпуск.

— Santé, Эрн, — поднял бокал Саймон. — Ты оказался хорошим другом.

— Будем надеяться, что впереди у нас не один год, дорогой. А теперь прости меня за откровенность — знаю, она угробила не одну дружбу, но что поделаешь. — Пригубив шампанского, Эрнест угрюмо опустил глаза. — Говоря по правде, управление отелем — это главным образом будничная хозяйственная работа, а это не для тебя. Знаю, какой ты ужасный непоседа. Если что-то сделано, тебе хочется двигаться дальше, а коль не можешь, начинаешь хандрить. — Он исподлобья взглянул на Саймона. — Не думай, что я этого не заметил.

— Неужели так плохо?

— Просто ужасно. Не знаю, как ладит с тобой Николь, когда ты принимаешься вздыхать и трясти кудрями. А если уж зашла речь о Николь, — улыбнулся он ей, — простите меня, но я скажу, что за свою жизнь я повидал у него не одну, но — такой, как ты, он больше не найдет. — Эрнест помолчал, смакуя шампанское. — И если благодаря вздору, что у него в голове, расстанется с тобой, то он безнадежный дурак, — фыркнул он. — Так что, дорогой, если спросишь меня, отвечу — принимай предложение.

— А как насчет тебя?

Задумчиво глядя на поднимающиеся со дна бокала пузырьки, Эрнест тихо продолжал:

— Думаю, здесь есть все, о чем я всегда мечтал. В душе я всего лишь старый капрал. Люблю организовывать людей и создавать вокруг себя порядок. Останусь вести дела здесь. — Подмигнув Николь, долил себе шампанского. — Можешь представить, с каким облегчением вздохну, когда он перестанет целыми днями путаться под ногами.

Потянувшись через стол, Саймон взял Николь за руку.

— Кажется, он меня увольняет.

Молча глядя на него из-под ресниц, она согласно кивнула.

— И я очень надеюсь, — добавил Эрнест, — что вы немного отдохнете. А то выглядите как дохлые мыши.

Саймон потер глаза.

— Мы говорили об отпуске. Без похитителей, без детективов, где-нибудь в приятном спокойном местечке вроде Нью-Йорка. Николь там никогда не была.

Эрнест, улыбаясь, закивал головой и поднял бокал.

— Смею надеяться, что вы еще вернетесь.

— Да, Эрн. Вернемся.

Самолет развернулся над Средиземным морем, прежде чем взять курс на Париж. Саймон зарезервировал ужин в «Л’Ами Луи» и номер в «Рафаэле» с ванной размером с плавательный бассейн. Утренним рейсом полетят в Нью-Йорк.

Нащупав в кармане конверт, который Эрнест вручил ему при прощании, передал его Николь.

— Он сказал, чтобы его открыла ты.

Она достала ключ с медной биркой. На одной стороне выгравировано «Отель „Пастис“», на другой — цифра 1 — верхняя комната с самым лучшим видом на Гран-Люберон. К ключу приложена карточка. Почерком Эрнеста написано: