Дональд быстро выяснил кое-что о Колфилде. Прежде всего, когда стучишь в дверь, жители приходят в замешательство — здесь стучаться не принято. Выяснив, что никто из их ближайших родственников не умер, не ранен и не арестован, они тащат тебя в дом, чтобы накачать чаем и выкачать информацию. Его заметки — сплошной хаос перекрестных ссылок: в первой семье ничего не видели, но послали за кузеном, который оказался мужем другой женщины и которого он ждал битый час, прежде чем сообразил, что уже с ним встречался. Люди сновали из дома в дом, обмениваясь историями, теориями и роковыми пророчествами о положении страны. Разбираться в этом — все равно что пытаться удержать в руках речку.

Уже стемнело, когда он завершил свой опрос. Он ждет в гостиной дома Ноксов и пытается сделать выводы из всего услышанного. Судя по его записям, никто из опрошенных не заметил ничего необычного — если не принимать в расчет странное поведение белки этим утром у дома Джорджа Аддамона. Дональд надеется, что не подвел остальных, пропустив нечто очевидное. Он устал и выпил чертову уйму чая, а под конец и виски; несколько хозяйств он пообещал навестить еще раз, но совершенно уверен, что убийцу не встретил.

Он обдумывает, как бы вызнать, где здесь уборная, когда в дверь заглядывает дочка Ноксов, та, которая попроще. Дональд немедленно вскакивает и роняет несколько листов бумаги, которые Мария подает ему с застенчивой улыбкой. Дональд краснеет, но благодарен хотя бы тому, что свидетелем его неуклюжести стала Мария, а не Сюзанна.

— Так отец все же заставил вас играть в сыщиков?

Дональду сразу становится ясно, что она чувствует его неуверенность в плодах сегодняшней работы и насмехается над ним.

— Разве не должен кто-то попытаться найти злодея?

— Ну конечно, я вовсе не имела в виду… — Раздосадованная, она умолкает.

Она всего лишь пыталась завязать светскую беседу, слишком поздно понимает Дональд. Надо было спокойно соглашаться или как-нибудь сострить.

— Не знаете, когда вернется ваш отец?

— Нет. — Она оценивающе разглядывает его. — Откуда ж мне это знать. — После чего улыбается, но как-то нелюбезно. — Спросить Сюзанну? Может, она знает. Пойду поищу ее.

Дональд остается недоумевать, чем заслужил такую резкость. Он представляет себе, как сестры хихикают над его неумением вести себя в обществе, и ему хочется вернуться в форт, к своим гроссбухам, полным аккуратных цифр, которые при минимальных усилиях всегда можно привести в порядок. Он гордится своей способностью рассчитывать столь расплывчатые позиции, как работа туземной уборщицы или доставленные охотниками припасы, так, чтобы они уравновешивали «гостеприимство» Компании по отношению к семьям перевозчиков. Если бы с людьми можно было так же просто…

Вежливое покашливанье предупредило его о появлении Сюзанны еще прежде, чем она отворила дверь.

— Мистер Муди? О, вас тут все покинули; позвольте, я пошлю за чаем?

Ее улыбка просто обворожительна, не то что у сестры, однако вскакивает он точно так же, разве что удерживает свои бумаги.

— Нет, благодарю вас, я уже… Ну да. Наверное, это было бы очень… Благодарю вас.

Он старается не думать о выпитых им галлонах чая.

Когда приносят чай, Сюзанна садится, чтобы составить ему компанию.

— Какое страшное дело привело меня к вам, мисс Нокс. Жаль, что для нашей встречи не нашлось более благоприятного повода.

— Я знаю. Это ужасно. Но в тот раз тоже было ужасно — на вас… напали. Вполне ли вы поправились? Рана казалась чудовищной.

— Благодарю вас, я совершенно здоров. — Дональд улыбается, желая порадовать девушку, хотя на самом деле рубец еще мягкий и часто болит.

— Того человека наказали?

Дональд даже не думал о наказании для Джейкоба.

— Нет, он очень переживает и стал теперь моим верным защитником. Мне кажется, это индейский способ загладить свою вину. Более практичный, чем наказание, вы не находите?

Сюзанна удивленно таращит глаза, и Дональд впервые замечает, как хороши ее карие глаза с золотыми искрами.

— И вы ему доверяете?

— Да! — смеется Дональд. — Мне кажется, он вполне искренен. Он и сейчас здесь.

— Боже мой! Он казался таким страшным.

— Мне кажется, что истинным виновником было спиртное, а он навсегда зарекся пить ром. Он и вправду очень добрый — у него есть две крошечные дочурки, которых он обожает. Знаете, я учу его читать, и он сказал мне, что чтение и письмо кажутся ему столь же увлекательными, как охота на оленей.

— Правда?

Она тоже смеется, а затем воцаряется тишина.

— Думаете, вам удастся найти убийцу? — наконец спрашивает девушка.

Дональд бросает взгляд на свои заметки, от которых, разумеется, никакого толку. Но каким-то образом у Сюзанны получается смотреть на него с такой теплотой и доверием, что ему хочется не только раскрыть это убийство, но также искоренить все мировое зло.

— Я думаю, в таком месте кто-то обязательно должен был заметить незнакомца — похоже, люди здесь обычно знают, чем заняты окружающие.

— Да уж, — кривится девушка.

— Столь гнусное преступление… мы не успокоимся, пока не призовем виновника к ответу. Вам не придется жить в страхе.

— О, я не боюсь. — Сюзанна вызывающе вскидывает голову, чуть наклоняется к нему и понижает голос: — Знаете, мы уже пережили одну трагедию.

Столь экстраординарным заявлением Дональд поражен до глубины души, что от него и требовалось.

— О, я не знал… Я ужасно сожалею…

Сюзанна выглядит довольной. Она в семье младшая, так что ей редко выпадает удача рассказать Великую Историю — в Колфилде все и так в курсе, а посторонних, как правило, на Сюзаннину милость не оставляют. Смакуя момент, она переводит дыхание.

— Это случилось довольно давно, и мы были совсем маленькие, так что я не помню, но речь идет о маминой сестре…

Дверь открывается так внезапно, что у Дональда нет сомнений: Мария подслушивала.

— Сюзанна! Не нужно ему это рассказывать!

Побелевшее и напрягшееся лицо выдает ее душевное волнение, хотя трудно сказать, что ее больше беспокоит: Сюзанна как рассказчица или Дональд как слушатель. Она обращается к Дональду:

— Вам лучше пройти; мой отец вернулся.

Нокс и Маккинли расположились в столовой, на столе груда заметок. К ужасу Дональда, они, похоже, написали куда больше, чем он. Дональд оглядывается в поисках Джейкоба.

— Где Джейкоб? Он будет с нами обедать?

— С Джейкобом все в порядке. Он должен позаботиться о… э-э… теле.

— Что он думает о ранах?

Маккинли смотрит на него с некоторым возмущением:

— Не сомневаюсь, что его мнение ничем не отличается от нашего.

Нокс покашливает, возвращая их к существу вопроса, но Дональд замечает, что он как-то сник, а на первый план выдвинулся Маккинли. Он здесь главный. Теперь это дело Компании.

Каждый из них суммирует свои выводы, сводящиеся к тому, что по большому счету никто ничего не заметил. Комиссионера по имени Гро Андре видели несколько дней назад. А всем тут известный коробейник Дэниел Суон был в Колфилде накануне и проследовал в сторону Сен-Пьера. Нокс послал сообщение тамошнему судье. Маккинли обнаружил паренька, который однажды вечером — он не помнил, в какой именно день — видел Фрэнсиса Росса, идущего к хижине Жаме, а теперь Фрэнсиса нигде нет.

— Мать говорит, будто не знает, когда он вернется. Я говорил о нем с соседями, и они считают его странным типом. Держится сам по себе.

— Что вовсе не означает, будто он виноват, — вставляет Нокс.

— Мы должны рассматривать любую возможность. Мы не знаем, посещал ли хижину Жаме кто-то из тех двух.

— Комиссионер-то всяко должен был? Он же явно француз. Не вы ли настаивали, что всему виной могли быть торговые разногласия?

Маккинли переводит взгляд на Дональда:

— Полагаю, надо догнать его и выяснить.

— Так что, мне ехать за этим Суоном?

— В этом нет необходимости, — качает головой Нокс. — Я отправил посыльного, так что в Сен-Пьере парня задержат. Мне самому туда надо, и я его допрошу. Мы предполагали, что вы и Джейкоб останетесь здесь и допросите мальчишку Россов, когда он вернется.

На мгновение Дональд чувствует разочарование, но тут же, поняв, какие это дает возможности, не может поверить своему счастью.

Маккинли хмурит брови:

— Возможно, им было бы лучше отправиться следом за парнем. Если он сбежал, нет смысла ждать, пока остынет след.

— Но где им искать? Может, он вовсе не пошел к Ласточкиному озеру. У нас на этот счет только показания матери. А он всего лишь юнец. И никакого мотива, насколько нам известно. Как раз напротив: они казались друзьями.

— Мы должны быть беспристрастны, — вспыхивает Маккинли.

— Разумеется. Но мне кажется, мистер Муди только время потеряет, если двинется к этому озеру. — Он поворачивается к Дональду: — Наверное, вам следует переждать день-другой, а если он не вернется, отправляйтесь за ним. Днем больше, днем меньше, для Джейкоба разницы никакой; мальчишка ведь не индеец, так что проследить его будет нетрудно.

Джейкоб — христианин, но он так и не избавился от глубочайшего беспокойства при мысли о прикосновении к мертвому телу, а столь безжалостно убитый особенно нечист. Джейкоба с двумя наемными добровольцами, включая акушерку, занимающуюся подготовкой тел к погребению, отправили доставить труп в Колфилд, и она оказалась единственной, кто не замер как вкопанный, почуяв запах разлагающейся плоти. Акушерка лишь проворчала прощальную молитву и принялась вытирать засохшую кровь. Тело обмякло, так что они выпрямили его, закрыли глаза и положили в рот монету. Акушерка подвязала тряпкой рот и прикрыла раны, после чего они завернули тело в простыни; не удалось скрыть только запах. На ухабистой дороге в Колфилд Джейкобу приходилось придерживать тело, чтобы оно не скатилось с телеги.

Теперь оно лежит на столе за наспех развешанными занавесками на складе Скотта, окруженное ящиками с тканями и гвоздями. Они трое и работник Скотта молча постояли вокруг стола и вышли на улицу. Каждый высказался о погоде: какая, дескать, удача, что на дворе холодно.

Запах табака приводит Дональда в конюшни, где, уютно устроившись в соломенном гнезде, Джейкоб потягивает трубку. Дональд молча садится рядом с индейцем. Тот приминает табак. Чувствует, что сейчас не время говорить об убитом, но знает, что именно этого хочет Дональд.

— Расскажи, о чем думаешь.

Джейкоб привык к странным вопросам Дональда. Тот постоянно спрашивает, что ты думаешь о том, что ты думаешь о сем. Конечно, вполне нормально осведомиться, что ты думаешь о погоде, или, скажем, о планах на охоту, или о том, насколько затянется поездка, но Дональд предпочитает разговоры о вещах смутных и незначительных, вроде только что прочитанного рассказа или того, что кто-то сделал два дня назад. Джейкоб изо всех сил пытается понять, о чем это хочет разузнать Дональд.

— Он был скальпирован. Ему перерезали горло, когда он лежал; возможно, спал.

— Мог белый совершить такое?

Джейкоб ухмыляется, так что зубы сверкают в свете лампы.

— Любой сможет, если захочет.

— Как ты считаешь, кто или почему это сделал? Ты же был там.

— Кто это сделал? Я не знаю. Кто-то, кому его жизнь была безразлична. Почему его убили? Возможно, он давным-давно чем-нибудь провинился. Возможно, кому-то навредил… — Джейкоб замолкает, провожая взглядом поднимающийся к стропилам дымок. — Нет, будь так, тот бы захотел, чтобы жертва проснулась и узнала, что он победил.

Дональд кивает, поощряя его к дальнейшему разговору.

— Возможно, его убили, желая остановить то, что он только собирался совершить. Я не знаю. Но мне кажется, тот, кто это совершил, делал то же и раньше.

Дональд рассказывает ему о мальчишке Россов и о том, что, возможно, придется отправиться за ним. Маккинли собирается за комиссионером, явно самым подозрительным из всех, в надежде на то, что вся слава достанется ему.

— Может, не стоит ему действовать в одиночку, раз тот так опасен, — ухмыляется Джейкоб. — Может, он и его…

И он проводит пальцем по шее. Дональд с трудом сдерживает улыбку. Только подружившись с Джейкобом, он постиг всю меру общей нелюбви к Маккинли.

— Тебе не кажется странным, что в последние дни никто не заметил никаких… э-э… индейцев? То есть если его убил индеец.

— Если индеец не хочет, чтобы его видели, его не увидят. По крайней мере, для нашего народа это так. Для других… — Он пренебрежительно сопит. — Про чиппева не знаю, может, они плохие охотники. — Он улыбается, показывая, что шутит.

Подчас Дональд чувствует себя ребенком рядом с этим человеком, который едва ли старше его самого. Чуть оправившись после ранения, он стал помогать Джейкобу с чтением и письмом, но у них не возникло отношений учителя и ученика. Дональд подозревает, что книжные знания, которые он передает Джейкобу, на самом деле вовсе ему не принадлежат; он просто знает, как их извлечь, в то время как Джейкоб рассказывает нечто, принадлежащее ему целиком. Но может, Джейкоб чувствует то же самое, ведь окружающий его мир — просто последовательность знаков, которые он понимает точно так же, как Дональд, не задумываясь, понимает значение слов на бумаге. Дональд хотел бы знать, что об этом думает Джейкоб, но понятия не имеет, как начать такой разговор.