Сy-Сент-Мари совершенно не похож на Колфилд. Многие пути сходятся здесь, на слиянии двух озер: одно протискивается в другое сквозь неподатливые скалы; здесь встречаются дороги с северо-запада и с востока, и здесь же проходит граница между двумя странами. Сюда плывут корабли с севера, с востока и из Штатов, из Чикаго и Милуоки — мест еще более чуждых и развращенных, чем самые отдаленные поселения. Но основной причиной приезда сюда стал Большой западный оперный театр, который Ноксы посетили вчера вечером, чтобы увидеть постановку «Женитьбы Фигаро», о которой столько говорили. Главная приманка заключалась в том, что партию Керубино исполняла Далила Хаммер, а поющую Моцарта индианку газетные колумнисты склоняли на все лады вот уже несколько месяцев. Увидеть ее надо было обязательно. Вот почему миссис Нокс купила билеты на пароход, и они бросили вызов зимним водам.

Марии, лишенной музыкального слуха, певица показалась очаровательной и довольно взбалмошной, особенно в костюме мальчика и с волосами, убранными под мягкую шапочку. У нее было озорное лицо с огромными темными глазами, подчеркнутыми гримом, и большой рот с белоснежными зубами. Она производила несколько большее впечатление, нежели другие певицы, весьма склонные к полноте, так что Мария гадала не предпочла бы мисс Хаммер спеть одну из женских партий. Публика — смесь любителей оперы, соответственно разодетых, и одиночек, просто решивших поразвлечься, — выражала восторг оглушительным ревом; впрочем, в подобных местах сорвать овации было, видимо, не очень сложно. Ее отец ворчал, что певица не годится для этой роли (имея в виду ее голос, а не расу), и они поспорили с матерью насчет дирижера. На какое-то время отец стал как прежний.

Миссис Нокс очень беспокоилась за мужа. Мало того что он может быть опозорен — или вынужден уйти в отставку, все это пока неизвестно, — но хуже всего, что он час за часом просиживает в своем кабинете, явно ничего не делая; его тонкий ум бездействует и, она уверена, просто атрофируется. Когда они спорили, она почувствовала, что напряжение чуть ослабло. В общем, не зря затеяли эту поездку.

Впрочем, к утру он снова впал в молчаливую отрешенность. А Мария опять задумалась о шифре.

Посетив Стеррока, Мария заперлась в своей комнате с копией значков и постаралась забыть о семейных неурядицах, ломая голову над загадкой. Сначала она попробовала разбить штрихи на группы, как они были расставлены на рисунке, — предполагая, что Стеррок скопировал их достаточно аккуратно. Исходя из статьи в «Эдинбера ревью», а также собственного здравого смысла, она с самого начала была уверена, что каждый значок или группа значков соответствует не букве латинского алфавита, но какому-нибудь слову или звуку. Расставляя и перетасовывая группы значков и заменяя их всевозможными звуками и буквами, она каждый раз получала форменную бессмыслицу (да-йа-но-йи-те! ба-ло-ре-йа-но?), так что в конце концов отложила это занятие с куда меньшей надеждой на успех, нежели вначале. Не было никаких оснований ожидать, что Мария Нокс способна разгадать их тайну, — необразованная деревенская девчонка, подписавшаяся на несколько журналов и взявшая в качестве отправной точки одну-единственную статью о расшифровке Розеттского камня. Но маленькие угловатые значки кружились у нее в голове, вторгались в сны, насмехались над ней и дразнили своим недосягаемым смыслом. Ее терзало нездоровое желание увидеть табличку в оригинале, и она обратилась мыслями на север, к Фрэнсису, а также к мистеру Муди.

Она размазывает остатки завтрака по краю тарелки. Застывшее яйцо и подливка бифштекса образуют желтоватую абстракцию на синем узоре китайского стиля.

— Если вы не возражаете… — Она скрипит стулом, вставая. — Я бы немного погуляла.

Миссис Нокс хмурится, глядя на старшую дочь:

— Хорошо. Ты ведь будешь осторожна, правда?

— Да, мама. — Мария уже на полпути к двери.

Просто смешно, как ее мать думает, будто любое место за пределами Колфилда — это логово порока, кишащее торговцами живым товаром. Ей придется свыкнуться с этой мыслью, если Мария переедет в Торонто, что она определенно решила сделать следующим летом.

Выйдя из гостиницы, Мария поворачивает направо, к озеру. Беспорядочно разбросанные вдоль берега причалы и склады, места сбора товаров со всего севера. Это захватывает, такое бренчанье коммерции, деловой суеты, вульгарное, громкое и в каком-то смысле реальное, в отличие от Колфилда и лавки Джона Скотта. Ей наказали держаться подальше как раз от этой части города, никак не менее оттого привлекательной. Мимо нее снуют люди, спешащие на встречи с пароходами, биржевыми курсами, рабочими собраниями. Обеспеченной деревенской девушке кажется, будто она проникла в самую суть вещей.

На этом краю города тоже есть несколько отелей и пансионов — не столь благоприятных для здоровья, как «Виктория и Альберт», и подальше от оперного театра. Она видит мужчину и женщину, выходящих из одного из них, и лениво за ними наблюдает, прежде чем вздрагивает от изумления, поняв, что мужчина этот — Ангус Росс, фермер из Дав-Ривер. Отец Фрэнсиса. Когда он поворачивает голову, она ясно видит его лицо: грубоватый профиль, рыжеватые волосы. Поражена она, потому что женщина рядом с ним вовсе не миссис Росс. Миссис Росс уже несколько недель не видно. Мария покрывается стыдливым румянцем. Здесь что-то очень неправильное, хотя мистер Росс и эта женщина просто переходят через дорогу. Марию он не заметил, так что она инстинктивно подается назад и, отвернувшись, изучает витрину ближайшего магазина. Выставленные там вещи, в нынешнем замешательстве Марии, кажутся лишенными всякого смысла.

Она ждет, пока пара окончательно не скроется из виду. Прежде ей никогда не доводилось встречаться с неподобающим поведением, но почему-то она совершенно уверена, что здесь именно тот случай. И где все-таки миссис Росс? О том, что она отправилась за сыном, известно только со слов ее мужа. Марии, наряду с более серьезной литературой прочитавшей несколько скандальных романов, вдруг приходит в голову, что мистер Росс мог просто расправиться со своей женой. А как насчет Фрэнсиса? Мистер Муди и его друг отправились за ним, но, возможно, так и не нашли. Возможно, поэтому они до сих пор не вернулись. Возможно, мистер Росс и мистера Жаме убил…

Мария одергивает себя, не желая поддаваться диким фантазиям, но все же не может избавиться от дрожи. Наверное, нужно было нормально позавтракать. Наверное — она озирается по сторонам, дабы убедиться, что никто не наблюдает за ней, — наверное, в связи с исключительными обстоятельствами она пойдет и что-нибудь выпьет.

Вдохновленная собственной отвагой, Мария выбирает бар потише, в стороне от гавани, и заходит внутрь. Она делает глубокий вдох, но здесь нет никого, кроме бармена и мужчины, который что-то ест, сидя за столом спиной к двери.

Она заказывает бокал хереса и кусок пирога с морошкой и садится за стол подальше от входа, просто на случай, если мимо пройдет кто-нибудь из знакомых. Вроде мистера Росса. Ее сердце бьется чаще при этой мысли. Прежде у нее не было особых оснований любить или не любить миссис Росс — женщину довольно-таки неприветливую, — но теперь ей жаль ее. Ей приходит в голову, что у них с миссис Росс может быть что-то общее.

Ей приносят заказ, и, чтобы занять чем-то глаза, она достает бумаги с попытками разгадать шифр. Она понимает, что другой клиент обратил на нее внимание, и опасается, как бы он не попытался составить ей компанию. Только сейчас Мария замечает, что это индеец, и весьма с виду потрепанный, так что решает больше в его сторону не глядеть. Она вынимает карандаш и принимается делать пометки на полях своих криптографических изысканий, выстраивающиеся в длинную череду бессмысленных слогов. Она настолько поглощена этим процессом, что не замечает подошедшего бармена, пока тот не откашливается.

— Прошу прощения, мэм. Желаете повторить?

В руках у него бутылка хереса.

— О, благодарю вас, да. Пирог очень вкусный.

Как ни странно, так оно и есть.

— Благодарю вас. Головоломку разгадываете?

— В каком-то смысле. — (У этого бармена славные глаза, очень длинные обвислые каштановые усы и неожиданно умное лицо.) — Я пытаюсь разгадать шифр. Но это, похоже, дело безнадежное, так как я понятия не имею, на каком языке он написан.

— Вы хотите сказать, французский там или итальянский?

— Да… хотя мне кажется, что это индейский язык, а их так много.

— A-а. Тогда вам нужна помощь.

— Да. Кого-то, говорящего на них всех. — Она пожимает плечами и улыбается, словно показывая, насколько это маловероятно.

— Мэм, позволите дать вам совет? Видите сидящего там джентльмена? Он знает много индейских языков. Если желаете, я могу вас познакомить.

Он замечает сомнение в ее взгляде, направленном на сгорбленные плечи и засаленные волосы, вьющиеся над воротником.

— Он вполне… славный. — Бармен улыбается так, будто никак не мог подобрать верное слово, но решил, что это будет наиболее подходящим.

Мария чувствует, что вот-вот покраснеет. Вот к чему приводят посещения сомнительных заведений: она попала в капкан собственной отваги. Опустив глаза на свои бумаги, она чувствует себя глупой школьницей.

— О, я вижу, вы бы предпочли отказаться. Забудьте мои слова. Это было неуместно.

Мария заставляет себя выпрямиться. Раз уж она решила быть ученым, мыслителем, то не свернет с тропы познания из-за какого-то засаленного воротника.

— Нет, это будет очень… мило. Благодарю вас. Если, конечно, мы его не слишком обеспокоим…

Бармен отходит к столу индейца и о чем-то с ним говорит. Мария ловит беглый взгляд налитых кровью глаз и успевает пожалеть о своем решении. Но он уже встает и со стаканом в руке направляется к ее столу. Она мельком ему улыбается деловой, как она надеется, улыбкой.

— Здравствуйте. Я мисс Нокс. А вы мистер?..

Он садится.

— Джо.

— Ах. Да. Спасибо за…

— Фредо говорит, вам нужен кто-то, знающий индейские языки.

— Да, у меня здесь часть шифра, и, гм, один мой знакомый полагает, что это может оказаться каким-то из индейских языков. Я пыталась расшифровать, но, поскольку не знаю, какой здесь язык…

Она слишком уж улыбается и слегка пожимает плечами, еще больше напуганная, когда он совсем рядом. Мужчина старше, чем на первый взгляд, с сединой в волосах. У него мешки под глазами, щеки обвисли. Белки глаз испещрены красными прожилками. От него пахнет ромом.

Но лицо при этом сообразительное или было таким когда-то.

— Но ведь не существует письменных местных языков, так с чего бы так решил этот ваш знакомый?

— Я знаю, но… он исследовал знаки. И эти маленькие фигурки — видите ли, это всего лишь копия, но они так похожи на индейские рисунки, которые мне случалось видеть.

Почему-то она придвигает к нему листок, какое бы отвращение ни вызывал этот мужчина. Пусть хотя бы серьезно к ней относится.

Он долго изучает листок, но не говорит при этом ни слова. Марии очень хочется вновь оказаться в гостинице.

— С чего снята копия?

— С костяной пластинки.

Он берет другие бумаги с ее предварительными набросками.

— Что это за имена?

— О, это не имена, я, знаете, пробовала здесь определенные буквы и звуки, подставляя вместо значков…

Он изучает листки, держа их на свету, чтобы лучше видеть. Его пальцы впиваются в бумагу.

— Деганавида. Очинавэй. Думаете, тут написано именно это?

Его манеры становятся более агрессивными. Мария вызывающе вздергивает подбородок. Сам по себе, ее метод расшифровки совершенно правильный. Она освоила его по «Эдинбера ревью».

— Ну, я пыталась угадать. Нужно делать некоторые допущения, какие звуки могут изображаться какими значками, и пробовать различные комбинации. Я перепробовала целую кучу. И это сложилось в результате одной… одной из комбинаций…

Мужчина откидывается в кресле и смотрит на нее, насмешливо и враждебно.

— Леди, это шутка такая? Кто вам сказал, что я здесь?

— Никто, конечно. Я понятия не имела… Я не знаю, кто вы такой!

Она нервно оборачивается к Фредо, но он обслуживает новых клиентов.

— Кто он? Этот жирный ублюдок Макги? А? Или Энди Йенсен? Это был Энди?

— Я не знаю, о чем вы говорите. Я не знаю, что вы себе думаете, но это весьма неуместно!

Тут до Фредо все-таки доносятся истерические нотки в ее голосе; он бросает на нее взгляд… и наконец-то подходит.

— Как зовут вашего приятеля, леди? — настаивает Джо.

— Мэм, я очень сожалею. Джо, ты должен уйти.

— Я просто хочу знать его имя.

— Мистер… Джо, кажется, считает, что я хочу сыграть с ним какую-то шутку.

— Джо, извинись перед леди. Давай же.

Джо закрывает глаза и склоняет голову со странной отстраненной изысканностью, возвращающей его лицу утонченность, размытую временем и спиртным.

— Извините меня. Я просто хотел бы узнать имя вашего приятеля, который все это… как бы вы это ни называли.

Рядом с Фредо Мария чувствует себя посмелее. И когда этот человек закрыл глаза, в лице его проявились такая боль и бесконечное страдание, что ей захотелось ответить.

— Ладно, его зовут мистер Стеррок, если вам так интересно. И никакая это не шутка. Я вас не разыгрываю.

— Стеррок? — Лицо Джо совершенно серьезно. И весь он как-то собирается, будто встряхнулся и взял себя в руки. — Том Стеррок? Следопыт?

— Да… это он. Вы его знаете?

— Знал когда-то. Что ж, желаю вам удачи, леди, и передайте вашему знакомому привет от Каонвеса.

Мария хмурится, пытаясь повторить имя:

— Га-у-вэйс?

Мужчина, как бы там его ни звали, встает и выходит из бара. Мария смотрит на Фредо в ожидании объяснений. Но он и сам удивлен не меньше.

— Прошу прощения, мэм, я не ожидал от него такого. Обычно он очень спокойный, просто приходит и пьет, но всегда все в порядке. Позвольте предложить вам еще один херес или кусочек…

— Нет, благодарю вас. Мне действительно нужно идти. Меня ждет отец. Сколько я вам?..

— Нет-нет, вы ничего не должны.

После нескольких минут взаимных препирательств Мария одерживает победу, чувствуя, что будет плохим прецедентом остаться в долгу у незнакомца. Она уходит в шуршании бумаг и благодарностей и твердо глядит вперед, торопливо удаляясь от берега.

Утро оказалось богаче на приключения, чем она рассчитывала, а тропа познания — каменистой и полной тревог. Но ей хотя бы есть о чем рассказать мистеру Стерроку и, возможно, хоть чем-то пробудить от спячки отца. С облегчением оставив за спиной доки, Мария замедляет шаг, чтобы обдумать свой рассказ, и, переделывая свое приключение в напряженное повествование с неустрашимой героиней, почти умудряется себя убедить, что вовсе и не боялась.