~~~
Эндрю Нокс сидит напротив Маккинли и курит трубку. Пламя из очага окрашивает их лица в теплые оранжевые тона, даже бледная физиономия Маккинли лишилась своего землистого оттенка. Нокс не разделяет всеобщего воодушевления. Они больше часа допрашивали арестованного и не выяснили ничего конкретного, кроме имени, Уильям Паркер, и того, что он траппер, торговавший прежде с Жаме. Он утверждает, что не знал о смерти Жаме и решил по пути зайти к нему, но обнаружил хижину опустевшей. Он осматривал дом в поисках следов, указывающих на то, что здесь произошло.
— Вы говорите, что убийца не стал бы возвращаться на место преступления, — нарушает тишину Маккинли. — Но если ему были нужны оружие и прочее добро, а в первый раз он их не нашел, то вполне мог дождаться, пока не улягутся страсти, и вернуться для дальнейших поисков.
Нокс признает, что могло быть именно так.
— Или он мог решить, что забыл там какую-то вещь, и вернуться за ней.
— Мы не нашли ничего постороннего.
— Могли что-то и пропустить.
Нокс стискивает зубами мундштук; приятное ощущение — зубы плотно ложатся в протертый за долгие годы желобок. Маккинли слишком горяч и готов приговорить охотника, ибо всегда стремится подогнать факты под заключение, а не наоборот. Нокс хотел бы на это указать, но как-то помягче, не уязвляя его гордости, — в конце концов, именно Маккинли официально руководит следствием.
— Возможно, он действительно тот, за кого себя выдает, — траппер, когда-то торговавший с Жаме и не знавший, что тот умер.
— А кто обшаривал пустой дом?
— Это не преступление — что здесь такого?
— Это не преступление, но это подозрительно. Из того, что мы имеем, следует выбрать наиболее вероятное.
— А мы ничего и не имеем. Я не уверен, что у нас вообще есть какие-то основания держать его под арестом.
Нокс настаивает на том, что этот человек не заключенный и заслуживает хорошего обращения. Он распоряжается, чтобы Адам отнес поднос с едой на склад, где содержится задержанный, и зажег там огонь. Ему очень не хочется просить Скотта об одолжении, но позволить держать этого человека в доме, где находятся его дочь и жена, пусть даже в запертой комнате, он тоже не может. Что бы он ни говорил, в лице незнакомца есть нечто, навевающее темные и страшные мысли. Оно напоминает ему лица с гравюр, изображающих сцены индейских войн: лица раскрашенные, искривленные яростью, нечестивые, чужие.
Они снова отпирают дверь склада и поднимают фонари, чтобы разглядеть пленника, застывшего у огня. Он не поворачивает головы на скрип открываемой двери.
— Мистер Паркер, — окликает его Нокс. — Мы бы хотели продолжить разговор.
Они садятся на стулья, принесенные ранее для этой цели. Паркер молчит и не смотрит на них. Только бледные облачка выдыхаемого пара указывают на то, что перед ними живой человек.
— Откуда у вас имя Паркер? — интересуется Маккинли. Он говорит таким оскорбительным тоном, словно заранее обвиняет человека во лжи.
— Мой отец был англичанином. Сэмюэль Паркер. Его отец приехал из Англии.
— Ваш отец был из Компании?
— Он всю свою жизнь работал на Компанию.
— А вы нет.
— Нет.
Маккинли подается вперед; упоминание о Компании его словно магнитом тянет.
— Вы работали на них прежде?
— Проходил обучение. Сейчас я траппер.
— Вы торговали с Жаме?
— Да.
— Как долго?
— Много лет.
— Почему вы ушли из Компании?
— Чтобы не быть никому обязанным.
— Вам известно, что Лоран Жаме был членом Североамериканской компании?
Паркер смотрит на него слегка озадаченно. Нокс бросает взгляд на Маккинли — узнал ли он это от другого француза?
— Я не торговал с компанией, я торговал с ним.
— Вы являетесь членом Североамериканской компании?
На этот раз Паркер издает резкий смешок.
— Я не являюсь членом никакой компании. Я ставлю капканы и продаю меха, вот и все.
— Но сейчас у тебя нет шкур.
— Сейчас осень.
Нокс предостерегающе кладет руку на плечо Маккинли. Он старается придать своему голосу как можно больше дружелюбия и рассудительности.
— Вы понимаете, почему мы вынуждены задавать эта вопросы: мистер Жаме принял ужасную смерть. Нам необходимо узнать о нем как можно больше, чтобы отдать злодея в руки правосудия.
— Он был моим другом.
Нокс вздыхает. Прежде чем он успевает продолжить, вновь заговаривает Маккинли:
— Где ты был днем и ночью четырнадцатого ноября — шесть дней назад?
— Я вам говорил, я направлялся на юг из Сидни-хауса.
— Кто-нибудь тебя видел?
— Я был один.
— Когда ты покинул Сидни-хаус?
Мужчина впервые заколебался:
— Я не был в самом Сидни-хаусе, просто в том направлении.
— Но ты сказал, что пришел из Сидни-хауса.
— Я назвал Сидни-хаус, чтобы вы поняли, где я был. Я пришел с той стороны. Я был в лесу.
— И что же ты там делал?
— Охотился.
— Но ты же сказал, что сейчас не сезон для меха.
— Но не для мяса.
Глядя на Нокса, Маккинли поднимает брови:
— Нормально для этого времени года?
Паркер пожимает плечами:
— Нормально для любого времени года.
Нокс кашляет:
— Благодарю вас, мистер Паркер. Что ж… пока это все.
Он смущен собственным голосом, стариковским и по-бабьи суетливым. Они встают, чтобы уйти, но тут Маккинли вновь поворачивается к человеку у очага. Он берет с подноса кружку с водой и заливает огонь.
— Дай мне твое огниво.
Паркер смотрит на Маккинли, и тот не отводит взгляд. Глаза Паркера мутны в свете лампы. Он смотрит так, как будто хочет прямо здесь прикончить Маккинли; медленно снимает с шеи кожаный мешочек и протягивает его. Маккинли хватает мешочек, но Паркер не отпускает.
— Откуда мне знать, получу ли я его обратно?
К ним подходит Нокс, желая разрядить повисшее в воздухе напряжение:
— Вам вернут эту вещь. Я лично прослежу.
Паркер отпускает мешочек, и Маккинли с Ноксом выходят, прихватив единственный фонарь и оставив узника в темноте и холоде. Закрывая дверь, Нокс вглядывается и видит — или ему это только кажется? — метиса как сгусток черноты в окружающем мраке.
— Зачем вы сделали это? — спрашивает Нокс, когда они возвращаются по притихшему городку.
— Вы хотите, чтобы он поджег склад и сбежал? Знаю я этот народец — ничего не стесняются. Видели, как он смотрел на меня? Словно хочет прямо на месте снять с меня скальп.
Он подносит мешочек к фонарю — кожаный кисет, украшенный искусной вышивкой. Внутри — все необходимое человеку для выживания: кремни, трут, табак и несколько высушенных и неаппетитных полосок мяса неизвестного происхождения. Без всего этого в лесной глуши можно погибнуть.
Маккинли торжествует:
— Ну, как вам это понравилось? Он изменил свои показания так, чтобы мы не смогли проверить, где он находился. Он вполне мог быть в Дав-Ривер неделю назад, и никаких свидетелей.
На это Ноксу ответить нечего. Он тоже уловил дрожь сомнения, когда Паркер заколебался, словно не зная, что сказать, хотя прежде вел себя уверенно.
— Это не доказательство, — наконец произносит он.
— Косвенное. Неужто вы думаете, что это сделал мальчишка?
Нокс вздыхает, чувствуя, как устал, однако устал недостаточно, чтобы огрызаться.
— А что за разговоры о Североамериканской компании? Никогда о такой не слышал.
— Это не официальная компания, но вполне может стать такой. Андре мне рассказал, что Жаме с ними сотрудничал. Он тоже. Франкоканадские комиссионеры поговаривали о том, что надо учредить компанию в противовес нашей. У них есть поддержка из Штатов, и даже некоторые здешние британцы заинтересованы.
Маккинли стискивает зубы. Он фанатично предан Компании, ему ненавистна сама мысль о том, чтобы любой канадец британского происхождения выступил против нее. Нокса это не удивляет. Компанией всегда управляли толстосумы в Лондоне, посылая своих представителей (которых они называют служащими) в колонию, чтобы высосать ее богатства. Для тех, кто здесь родился, это иностранцы, которые лишают землю самого ценного, взамен разбрасывая крошки.
Он тщательно выбирает слова:
— То есть Жаме мог рассматриваться как враг Компании Гудзонова залива?
— Если вы намекаете, будто кто-то из Компании мог с ним такое сделать… Уверяю вас, это просто немыслимо.
— Я ни на что не намекаю. Но если факты таковы, мы не можем их игнорировать. Насколько тесно он сотрудничал с этой Североамериканской компанией?
— Тот человек не знал. Лишь то, что Жаме ее когда-то упоминал.
— А точно ли тот Андре был в Солте, когда убили Жаме?
— Валялся без чувств в баре, если верить хозяину заведения. Он никак не мог в то же самое время убивать Жаме в Дав-Ривер.
Нокса захлестывает раздражение — событиями этого вечера, бесцеремонностью и самоуверенностью Маккинли, грубым и могучим обликом арестанта, даже несчастным Жаме и его чудовищной смертью. Всю свою недолгую жизнь Колфилд был мирным городком, в котором и тюрьмы-то за ненадобностью не было. А последние дни, куда ни посмотри, везде злоба и насилие.
Когда он поднялся в спальню, жена еще не спала. Даже когда не видишь этого Паркера, он все равно перед глазами. Возможно, у них в городке убийца, отделенный от жителей лишь тонкими деревянными стенками. Есть что-то в этом человеке, позволяющее с легкостью поверить в его виновность. Конечно, лицо себе человек не выбирает, и нельзя судить его по внешности. А не так ли поступает он сам?
— Иным непросто вызвать сколь-либо теплые чувства, — замечает он, раздеваясь.
— Ты об арестанте или о мистере Маккинли?
Нокс позволяет себе сдержанную улыбку. Он смотрит на жену и находит, что она выглядит усталой.
— Как ты себя чувствуешь?
Ему нравится, когда она распускает волосы и они колышутся, такие же коричневые и блестящие, как в день их свадьбы. Она ими гордится и расчесывает перед сном не меньше пяти минут, пока они не начинают потрескивать и цепляться за щетку.
— Я собиралась задать тебе тот же вопрос.
— Со мной все в порядке. С нетерпением жду, когда все это кончится. Предпочитаю, чтобы в Колфилде царили покой и скука.
Она склоняется над ним, когда он забирается под одеяло.
— Слышал новость?
Судя по ее голосу, новость нехорошая.
— Новость? Какая?
— Стеррок здесь, — вздыхает она.
— Стеррок-следопыт? В Колфилде?
— Да. Его встретил мистер Муди. Он, видимо, знал Жаме.
— Боже мой.
Он не устает удивляться, каким образом его жена подхватывает все циркулирующие в округе слухи.
— Боже мой, — почти беззвучно повторяет он и ложится, обуреваемый сомнениями.
Кто бы мог подумать, что у Жаме было столько никому не ведомых знакомств? Пустая хижина излучает какую-то странную энергию, привлекая в Колфилд самых невероятных и нежелательных личностей, бог знает какие цели преследующих. Нокс десять лет не видел Томаса Стеррока, последний раз они встречались незадолго до смерти Чарльза. Нокс постарался забыть ту встречу. Теперь, как ни старайся, не представить себе невинной причины для появления Стеррока.
— Думаешь, это он сделал?
— Кто? — Он не может сразу вспомнить, о чем она говорила.
— Кто! Задержанный, разумеется. Думаешь, он это сделал?
— Давай спать, — говорит Нокс и целует ее.