Заметки о моде и спорте с собачьей выставки в Менербе

Стадион Менерба, плоское поле, зажатое виноградниками, обычно служит шумным полем боя для деревенской футбольной команды. Под соснами на время матча замирает с дюжину автомобилей, болельщики делят внимание между ходом игры и провизией, добываемой из огромных корзин. Но раз в году, обычно во второе воскресенье июня, стадион преображается. Флажки и гирлянды исконно прованских красного и желтого цветов натягиваются между деревьями; чтобы расширить автостоянку, вырубают сухостой и валят переросших дуплистых ветеранов. Вдоль дороги воздвигается забор из бамбукоподобного canisse, чтобы не подглядывали желающие сэкономить пятнадцать франков на билете. Потому что событие это масштабное, что-то вроде дог-шоу Крафта или скачек в Аскоте, Foire aux Chiens de Ménerbes — собачья ярмарка в Менербе.

В этом году она началась рано и шумно. Семь часов утра, мы открываем ставни и двери, наслаждаясь единственным утром в неделю, когда не грохочет соседский трактор. Распевают птицы, сияет солнце, долина нежится в лучах солнца. Мир и покой. Как вдруг в полумиле от нашего дома, сразу за холмом, chef d'animation начал проверку своего усилителя, разбудившего половину Люберона.

— Allo, allo, un, deux, trois, bonjour Ménerbes! — Кашлевая интерлюдия. Кашель администратора, как раскаты лавины, отражается от дальних гор. — Bon. Ça marche? — Он чуть убавил громкость и переключил усилитель на «Радио Монте-Карло». Тихое утро полетело ко всем чертям.

Мы решили сходить на выставку ближе к вечеру. Тогда первые этапы отбора останутся позади, сомнительные дворняги и дворовые энтузиасты отсеются, лучшие носы округи примут участие в полевых соревнованиях.

Точно в полдень громкоговоритель смолк, фоновый собачий хор убавил интенсивность до отдельных плаксивых серенад обиженных или тоскующих хвостатых индивидов. Долина снова затихла. На два часа собаки и все остальное уступили место желудку.

— Tout le monde a bien mangé? — снова загавкал громкоговоритель. Микрофон уловил подавленную отрыжку. — Bon. Alors, on recommence.

Мы двинулись по ведущей к стадиону тропе.

Тенистая просека за автостоянкой приютила группу специалистов, продающих своих элитных друзей гибридных пород, отличающихся теми или иными талантами. Собаки, натасканные на кабана, на кролика, на перепелок или вальдшнепов. Живой товар преимущественно спал под деревьями, к которым и был прикреплен при помощи цепочек и ошейников. Собаки вздрагивали во сне, сучили ногами. Владельцы все похожи на цыган — стройные, смуглые, с золотыми коронками, сверкающими из-под густых усов.

Один из них заметил интерес моей жены к морщинистому черно-коричневому псу, лениво скребущему ухо здоровенной задней лапой.

— Il est beau, eh? — обратился к ней владелец, сверкнув золотозубой улыбкой. Он наклонился к псу и сгреб в кулак кожу собачьего загривка. — Он живет в sac à main. Можно его носить.

Пес тоскливо поднял глаза и перестал чесаться. Жена покачала головой.

— У нас уже и так три.

Продавец пожал плечами и отпустил кожу, выросшую на три размера больше собаки.

— Три, четыре… Велика ли разница?

Чуть подальше товар представляли с большими ухищрениями. Над фанерно-проволочной будкой торчал плакатик с печатным текстом: Fox-terrier, imbattable aux lapins et aux truffes. Un vrai champion. Настоящий чемпион, гроза кроликов и трюфелей, толстый коричнево-белый фокстерьер сопел, завалившись на спину и задрав все четыре ноги. Мы едва замедлили шаг, но владелец тут же отреагировал.

— Il est beau, eh? — Он разбудил собаку, взял на руки. — Regardez! — Опустив собаку наземь, он вынул из металлической коробки, стоявшей рядом с пустой винной бутылкой на капоте его автомобиля, кусок колбасы. — Chose extraordinaire. Когда такие собаки охотятся, их ничто не может отвлечь. Они сосредоточиваются на своей задаче. Нажмите на его затылок, и он взбрыкнет задними ногами.

Хозяин положил колбасу наземь, засыпал ее листьями и пустил собаку на поиски. Затем он наступил ногой на ее затылок и надавил. Она зарычала и тяпнула его за лодыжку. Мы продолжили обход.

Стадион просыпался после ланча, складные столики под деревьями усеивали объедки, валяющиеся между пустыми стаканами. Какой-то спаниель вскочил на стол и заснул, положив морду на тарелку. Посетители двигались как во сне, отягощенные пищей и жарой, ковыряли в зубах зубочистками, глазели по сторонам — на собак, на ружья, выставленные местным оружейником.

На длинном столе-козлах аккуратным рядком лежали от тридцати до сорока ружей. Сенсацией экспозиции, гвоздем сезона стало матово-черное помповое. Если в лесу вдруг вспыхнет мятеж кровожадных кроликов, это оружие как нельзя лучше подойдет для их усмирения. Но некоторые другие предметы вызвали у меня недоумение. Для чего, к примеру, охотнику латунный кастет или остро заточенная звезда для метания — оружие японских ниндзя, как утверждала поясняющая надпись. Подбор товаров резко отличался от обычных для английских дог-шоу специальных костей и резиновых игрушек-пищалок.

Когда собаки и хозяева собираются вместе в большом количестве, всегда можно найти подтверждение мнению, что сходство между ними с течением времени становится поразительным. В иных частях света это сходство может сводиться к физическим характеристикам: дамы и бассет-хаунды с одинаковыми челюстями, усатые господа с кустистыми бровями и скотти, изможденные бывшие жокеи и их гончие… Но во Франции предпринимаются усилия, чтобы подчеркнуть сходство при помощи моды, подбирая средства, объединяющие человека и собаку в единое целое.

В менербском конкурсе элегантности выделились два явных взаимодополняющих победителя, весьма довольных повышенным вниманием всех остальных участников и зрителей. Среди женщин явным чемпионом следовало признать блондинку в белой блузке, белых шортах, белых ковбойских сапогах с белым миниатюрным пудельком на белом поводке, надменно прошествовавшую по пыльной площадке к бару, чтобы, оттопырив мизинец, испить оранжада. Дамы нашего села, в подавляющем большинстве в скромных юбках и в туфлях без каблуков, взирали на чемпионку с критическим интересом, обычно уделяемым вырезкам на мясном прилавке.

Среди мужчин с отрывом победил необъятный толстяк с датским догом ростом с теленка. Красавец дог, чисто черный, без пятнышка. И хозяин черный: в обтягивающей черной футболке, еще более тугих черных джинсах, в черных ковбойских сапожищах. На доге жесткий ошейник, у хозяина на шее что-то вроде корабельного троса с медальоном — гирей, лупящей его по груди с каждым шагом, на запястье столь же декоративный браслет. На дога он почему-то браслет надеть забыл, но тем не менее впечатление они произвели потрясающее. Мужчина старался выглядеть крутым парнем, управляющим собакой при помощи грубой силы и звериного рыка. Дог, спокойный, как и все датские доги, к сожалению, не смог войти в роль свирепого монстра и, вместо того чтобы сожрать какую-нибудь шавку из тершейся под ногами собачьей мелочи, разглядывал все вокруг с вежливым интересом.

Мы как раз рассматривали этого дога, когда на нас напал мсье Матье со своими лотерейными билетами. За жалкие десять франков он предлагал нам шанс выиграть одно из спортивных или гастрономических сокровищ, предоставленных местными торговцами, — горный велосипед, микроволновую печь, охотничье ружье, maxi saucisson, суперколбасу. Я обрадовался, что среди призов нет щенков, на что мсье Матье рассмеялся:

— Откуда вы знаете, из чего сделана колбаса? — Увидев ужас в глазах моей жены, он засмеялся: — Non, non, je rigole.

Колбасы из представленных на выставке щенков можно было бы наделать горы. Щенки валялись и ползали чуть ли не возле каждого дерева, на одеялах, в картонных коробках, в самодельных конурах, на старых свитерах. Столько соблазнов! Мы переходили от одной пушистой многоногой кучи к другой, жена моя, в высшей степени чуткая ко всему, что обладает четырьмя лапами и влажным носом, подвергалась бессовестной обработке ушлых продавцов. Видя в ее глазах интерес, хозяин просто-напросто совал ей щенка, тот сразу же засыпал на ее руках под комментарий хозяина:

— Voilà! Comme il est content! Я видел, что она слабеет с каждой минутой. На выручку пришел громкоговоритель, представляющий эксперта-комментатора полевых испытаний. Эксперт, tenue de chassé — фуражка, рубаха и штаны цвета хаки, — с низким прокуренным басом, к микрофону не привык, к тому же, будучи провансальцем, не мог разговаривать без помощи рук. По этой причине его объяснения прорывались в микрофон непредсказуемыми, плохо стыкующимися между собой отрывками. Он то и дело указывал сжимающей микрофон рукой в поле, и голос его сдувал и глушил свежий ветер.

Участники соревнования выстроились в торце футбольного поля. К финальным состязаниям допустили полдюжины пойнтеров и двух собак неопределенного цвета и происхождения. На поле в произвольном порядке разместились небольшие кучи веток, так называемые боскеты, в которых надлежало спрятать дичь — живую перепелку, продемонстрированную публике одним из членов жюри.

Chasseur освоился с микрофоном, и мы услышали, что обездвиженную перепелку поместят для каждого участника в другой боскет, что птица останется невредимой (если не скончается со страху). Собаки просто должны найти ее как можно скорее, и время выявит победителя.

Перепелку спрятали, первого участника спустили с поводка. Он миновал две кучи, едва удостоив их вниманием, а перед третьей замер, не добегая до нее нескольких ярдов.

— Aha! Il est fort, ce chien, — прогремел chasseur.

Пес, отвлеченный шумом, дернулся, затем решительно направился к куче. Шел он медленно, осторожно, бережено ставя лапы на землю, вытянув вперед голову, не обращая внимания на одобрительные замечания комментатора.

За три фута от окаменевшей от ужаса птицы пес снова замер в классической охотничьей позиции, подняв одну лапу, причем голова его, шея, спина и хвост образовали прямую линию.

— Tiens! Bravo! — закричал chasseur и принялся аплодировать, забыв, что в руке у него микрофон.

Хозяин забрал собаку, они рысью вернулись к стартовой позиции, оба вполне довольные. Дама на высоких каблуках и в сложном черно-белом туалете свободного покроя — официальный хронометрист — записала время на доске. Ответственный за перепелку переместил ее в другую кучу, второго участника спустили с поводка.

Тот без всяких колебаний подбежал к боскету, из которого вынули перепелку, и остановился.

— Beh oui, — прокомментировал chasseur, — запах еще силен. Подождем.

Мы подождали. Пес тоже ждал. Но ему ожидание скоро наскучило. Вероятно, он обиделся на дурацкие шутки двуногих. Он задрал у боскета ногу и потрусил обратно к хозяину. Несчастную перепелку засунули в следующий боскет, но, возможно, запах птицы на месте ее первого обнаружения перебивал все остальные, ибо все собаки, одна за другой, останавливались у той же кучи хвороста, недоуменно ее обследовали и отбывали. Стоявший рядом с нами старожил высказал мнение, что перепелку следовало вести на поводке от боскета к боскету, а не переносить. Чтобы она оставляла след. Собаки же не ясновидцы! Старик покачал головой, неодобрительно цокая языком.

Последний участник, пес грязно-рыжего цвета, беспокоился, видя, что остальные покидают позицию, а он остается. Он подвывал и нервно дергал поводок. Когда очередь дошла до него, стало ясно, что ему правила объяснили неверно. Не обращая внимания на боскеты, он совершил круг почета по беговой дорожке стадиона и понесся в виноградники. За ним побежал, размахивая руками и что-то крича, его хозяин.

— Oh là là… Une locomotive. Tant pis, — сокрушенно комментировал chasseur.

Когда солнце уже склонялось, а тени вытянулись, мсье Дюфур, президент охотничьего клуба «Философ», распределил призы и вместе с коллегами принялся за гигантскую паэлью. Уже затемно придя домой, мы все еще слышали в отдалении смех и звон бокалов, а где-то в виноградниках хозяин безуспешно окликал свою собаку.