Гастрономический экскурс гурмана — спортсмена

О Режи мы узнали от знакомых. Они как-то пригласили его к обеду, и утром назначенного дня он позвонил, чтобы полюбопытствовать, что будет подано на стол. Даже во Франции такое повышенное внимание к меню показалось хозяйке несколько неестественным, и она поинтересовалась причиной. Почему он спрашивает? Будут холодные фаршированные moules, свинина в трюфельном соусе, сыры, домашние сорбеты. Какая-нибудь проблема? Аллергия на что-нибудь? В вегетарианцы записался? Упаси боже, сел на диету?

— Нет-нет, — ответил Режи. — Все превосходно. Хотя небольшое неудобство все-таки имеется. Видите ли, у меня обострение геморроя, так что высидеть весь обед я не в состоянии, выдержу только одно блюдо. Вот и хочу выбрать. Извините, конечно.

Естественно, хозяйка вошла в его положение. Ради Режи можно многим поступиться. С редкой самоотверженностью всю жизнь свою этот человек посвятил столу, еде и питью. И ни в коем случае нельзя назвать его обжорой. Нет, Режи — гурман с хорошим, возможно, несколько гипертрофированным аппетитом. В нем много занятного, а если послушать его воззрения на отношение англичан к пище… В общем, нам следовало бы с ним как-нибудь встретиться, как только он оправится от своего crise postérieure.

И однажды вечером, по прошествии нескольких недель, мы встретились с Режи.

Прибыл он в спешке, запыхавшись, нянчась с бутылкой шампанского «Крюг», недостаточно, по его мнению, холодного. Первые пять минут он провел в возне с бутылкой и ведерком льда, дабы довести вино до «питьевой» температуры между двадцатью и двадцатью пятью градусами. Нежно поворачивая бутылку во льду, он рассказал нам о недавнем обеде, крайне неудачном, настоящем гастрономическом провале, если не считать одного из моментов прощания, когда одна из покидающих дом дам улыбнулась хозяйке и промолвила:

— В высшей степени необычный вечер. Все было холодным, за исключением шампанского.

Режи заколыхался от смеха и настолько аккуратно извлек пробку, что бутылка издала лишь еле слышный вздох.

Режи почтенных размеров, весьма плотен, с темными кожей и волосами, с неожиданно голубыми глазами, которые здесь, в Провансе, вовсе не редкость. В отличие от всех нас, он оказался одетым в спортивный костюм, бледно-серый с красным и с вышивкой на груди: «Ле Кок Спортиф». Обувь тоже спортивная — разноцветные кроссовки бегуна на длинные дистанции с многослойной подошвой. Режи заметил мой интерес к его обуви и пояснил:

— Мне необходимо удобство, когда я ем. А удобнее спортивного костюма ничего, пожалуй, не придумаешь. Кроме того… — он оттянул резинку пояса, — всегда найдется место для добавки. Очень существенно. — Он улыбнулся и поднял бокал. — За Англию и англичан… С условием, что они оставят свою кухню для себя.

Большинство французов недолюбливает английскую кухню, не имея о ней представления. Режи не таков. Он изучал англичан и их систему питания, так что смог объяснить нам наши национальные заблуждения.

Он начал обзор с раннего детства. Английского младенца пичкают чем-то невразумительным, не имеющим вкуса, что можно было бы скормить цыплятам. К его сверстнику французу, еще даже не отрастившему зубов, уже относятся как к существу, имеющему свои вкусовые предпочтения. Режи сослался на ассортимент фирмы «Галлия», одного из крупнейших производителей детского питания во Франции. Мозг, рыбное филе, poulet au riz, баранина, печень, говядина, сыры, супы, фрукты, овощи, ягоды, пудинги, crème… Все это еще до того, как ребенку исполнится полтора года. Развивается вкус! Режи сделал паузу, поправил салфетку на воротнике своего спортивного костюма и занялся только что поданной курицей в эстрагоне.

Затем он перешел к периоду более позднего детства, когда будущий гурман поступает в школу. Он спросил меня, помню ли я, чем питался в школе. Такой ужас действительно забыть невозможно, я вспомнил и содрогнулся. Он сочувственно кивнул. Английская школьная пища знаменита на весь мир. Серая, печальная, таинственная какая-то. Не знаешь, что тебя заставляют в себя впихивать. А в деревенской школе, куда ходит его пятилетняя дочь, меню на неделю вывешивается, чтобы родители не дублировали блюд дома. И каждый день ланч из трех блюд. Вчера, к примеру, Матильда ела салат из сельдерея с ветчиной, сырный quiche, riz aux saucisses и печеные бананы. Voilà! Продолжается воспитание вкуса! Конечно же, став взрослым, француз лучше оценивает пищу, лучше в ней разбирается и ожидает от нее большего, чем англичанин.

Режи разрезал грушу, чтобы съесть ее с сыром, указал на меня ножом, как будто обвиняя в задержке развития английского вкуса, и предложил перейти к ресторанам. Он печально покачал головой и широко развел руки, положив их на край стола по обе стороны от себя, ладонями кверху. Вот вам le pub — он приподнял на несколько дюймов левую руку. Живописно, но пища в нем — лишь губка для пива. А здесь — он приподнял правую руку — дорогие рестораны для hommes d'affaires, за которых платят их фирмы.

А между ними? Режи разочарованно обозрел пространство между двумя руками. Между ними пустыня. Rien. Где ваши бистро? Где добрые буржуазные рестораны? Где дорожные закусочные? Кто, кроме богача, может позволить себе в Англии нормально питаться?

Я с удовольствием бы с ним поспорил, но крыть было нечем. Вопросы, которые он мне задавал, мы с женой задавали себе, путешествуя по сельской Англии, где выбор ограничивался пабами или много мнящими о себе ресторанами с раздутыми под стать лондонским счетами. В конце концов мы сдались и обратились к микроволновкам и столовым винам в церемониальных корзинах, комплектуемых очаровательными, но не слишком компетентными Джастинами и Эммами.

Режи помешивал кофе и колебался между кальвадосом и высокой запотевшей бутылкой eau-de-vie de poires от Мангена из Авиньона. Я спросил о его любимых ресторанах.

— Конечно, «Лебо», — сказал он. — Но счет у них внушительный. — Он потряс кистью, как будто обжег пальцы. — Не на каждый день. В любом случае я предпочитаю места более скромные, не столь интернациональные.

— Иначе говоря, более французские, — уточнил я.

— Вот-вот. Более французские, где можно найти rapport qualité — prix, справедливое соотношение между качеством и ценой. И такие места здесь все еще можно найти. Я изучил вопрос.

В этом я не сомневался, но он еще не назвал ничего, кроме «Лебо», для которого нам сначала надо было выиграть в лотерею. Хотелось услышать о чем-то менее шикарном.

— Если пожелаете, я мог бы предложить ланч в двух ресторанах такого рода, очень разных, но одинаково высокого уровня. — Он долил себе кальвадоса. — Это для пищеварения. — Откинулся на спинку стула. — Пусть это станет моим вкладом в образование les Anglais. Вы, безусловно, с супругой придете.

Разумеется. Так же бесспорно и то, что жена Режи останется дома, хлопотать у плиты.

Готовясь разоблачить первый из двух ресторанов, Режи назначил нам встречу в Авиньоне, в одном из кафе на пляс д'Орлож. Шумно поцеловав в трубку кончики пальцев, посоветовал на вечер планов не строить. После намеченного ланча ничего более энергоемкого, чем digestifs, себе не позволишь.

Под нашими внимательными взглядами он быстро и удивительно легко для его габаритов пересек площадь. На нем черная баскетбольная обувка и самый парадный из его тренировочных костюмов, тоже черный, с розовой аббревиатурой UCLA на объемистом бедре. В руке у Режи плетеная корзина и сумка на молнии вроде тех, в которых во Франции деловые люди носят бутылки одеколона «на всякий случай».

Он заказал бокал шампанского и продемонстрировал нам несколько мелких дынек-детенышей, не больше яблока каждая. Режи только что купил их на рынке. Он собирался выпотрошить их, залить смесью виноградного сока и бренди и оставить в холодильнике на сутки. После этого, по заверению Режи, они приобретут вкус губ юной девы. В столь оригинальном контексте я эти плоды ранее не воспринимал, но отнес на счет недостатков моего английского образования, гастрономического и общего.

Погладив будущих юных дев, Режи вернул их в корзину и обратился к злобе дня.

— Мы отправимся к Иели. Тут рядом, на рю де ля Репюблик. Пьер Иели — король в своем ремесле. Он у плиты лет двадцать, а то и двадцать пять, но никогда еще не разочаровал клиента. Jamais! Он чудо, Пьер Иели!

Кроме небольшого меню в рамочке, вывешенного снаружи, Иели ничем не заманивает клиента. Узкая дверь открывается в неширокий коридор, лестница ведет вверх, в зал довольно большого размера. Паркет выложен елочкой, декор скромный, лаконичный, столы расставлены на удобном расстоянии один от другого. Как и в большинстве французских ресторанов, одиночный клиент здесь не в загоне, обслуживается наравне с компаниями. Столы для одиночек не задвинуты в дальний угол, а находятся в альковах вдоль окон, с видом на улицу. Эти столы почти все заняты людьми в костюмах, предположительно местными бизнесменами. Время на ланч у этих людей ограничено жалкими двумя часами, по истечении которых им предстоит вернуться в свои конторы. Остальные клиенты, кроме нас двоих, сплошь французы, все одеты менее формально, чем деловые одиночки.

По случаю вспомнилось, как меня в Сомерсете не пустили в ресторан без галстука. Во Франции со мной такого не случалось. Режи в своем спортивном наряде вообще напоминал лентяя, сбежавшего из тренажерного зала, но мадам приветствовала его как нефтяного шейха. Он сдал ей корзину со своими рыночными трофеями и спросил, в форме ли мсье Иели, на что мадам позволила себе улыбнуться.

Усаживаясь, Режи сиял и потирал руки, принюхивался, стараясь угадать, что происходит на кухне. В одном из его любимых ресторанов шеф пускает его на кухню, и он выбирает себе блюда по запаху, с закрытыми глазами.

Режи заткнул салфетку под подбородок и пробормотал что-то официанту.

— Un grand? — спросил официант.

— Un grand, — кивнул Режи.

Через минуту на столике перед нами появился большой кувшин, запотевший от холода. Режи посерьезнел, начиная урок.

— В серьезных ресторанах винам всегда можно доверять. Это «Кот-дю-Рон». Santé.

Он перелил в рот разом полбокала, пожевал вино секунды три, проглотил и шумным вздохом выразил полную удовлетворенность.

— Bon. Теперь позвольте сопроводить вас по меню. Что мы видим? Dégustation. Прелестно, но для простого ланча долговато. Не следует забывать, ради чего мы сюда пришли. — Он веско глянул на нас поверх бокала. — Вы должны испытать rapport qualité — prix. За пятьсот франков с носа вас накормит любой опытный шеф. А наша цель — проверить, насколько хорошо нас могут накормить за сумму, в два раза меньшую. Так что предлагаю сокращенное меню. D'accord?

Конечно согласны. Сокращенное меню вызовет повышенное слюноотделение у инспектора «Мишлен», не говоря уж о паре англичан-любителей вроде нас. С некоторыми затруднениями мы определились, в то время как Режи бубнил что-то над картой вин. Он подозвал официанта для консультаций.

— Нарушаю собственные правила, — обратился к нам Режи. — Красные вина дома, конечно, безупречны. Но есть тут, — он хлопнул по листку, — маленькое сокровище, неразбрительное, из Треваллона, к северу от Экса. Не слишком тяжелое, но с характером большого вина. Увидите.

Один официант удалился в погреб, другой, чтобы занять нас в ожидании первого блюда, доставил легкую закуску: нежная brandade в горшочках, накрытых сверху оптимально зажаренными перепелиными яйцами и черными оливками. Режи сосредоточенно молчал, и мы различили приглушенные переговоры официантов, смачный скрип вытягиваемых из бутылок пробок да звон ножей и вилок о тонкий столовый фарфор.

Режи протер опустошенный горшочек кусочком хлеба — хлеб при еде он обычно использовал для направления пищи на вилку — и снова наполнил бокалы.

И ланч продолжился, как начался, bien. За фланом из foie gras в густом, но нежном спаржевом соусе с лесными грибами последовала домашняя колбаса из систеронских ягнят, шалфей с конфитюром из сладкого красного лука и корочка из картофельного пюре не толще салфетки, похрустывающий налет на тарелке, мгновенно тающий на языке.

Слегка утолив голод, Режи смог вернуться к прерванной беседе и рассказал нам о задуманном им литературном проекте. Он прочитал в какой-то газете, что к Авиньонскому фестивалю искусств приурочено открытие Международного исследовательского центра наследия маркиза де Сада. В программу фестиваля включили оперу, посвященную le divin marquis, «божественному маркизу», на рынок выкинули названное в его честь шампанское. События отражали проснувшийся интерес публики к чудовищу прошедших веков, и Режи резонно заметил, что садисты тоже что-то едят. Его идея предусматривала изобретение специфического садистского меню.

— Я назову это «Cuisine Sadique», «Кухня маркиза де Сада». Все ингредиенты подвергнутся всевозможным издевательствам, их будут отбивать, взбивать, крошить, резать, жечь, томить… В описаниях и наименованиях надо будет использовать кучу жестоких и душераздирающих слов. У немцев этому меню совершенно точно обеспечен бешеный успех. А вот насчет Англии я хотел бы с вами проконсультироваться. — Он доверительно наклонился ко мне и понизил голос: — Правда ли, что все мужчины, посещавшие английские «скулз публик», склонны к… je vous le dirais… телесным наказаниям? — Он пригубил из бокала и выжидательно поднял брови. — К «spanking», разве нет?

Я посоветовал ему выйти на издателя, посещавшего Итон, и разработать рецепт, включавший flogging.

Я постарался объяснить, что представляет собой порка, и Режи кивнул.

— Ah, oui. Пожалуй, к куриной грудке можно применить flogging под острым лимонным соусом. Très bien. — Бисерным почерком он набросал несколько слов на обороте своей чековой книжки. — Un bestseller, c'est certain.

Тему бестселлера отодвинул в сторону кухонный возок с сырами, содержимое которого Режи принялся оживленно обсуждать с официантом, заботясь о соблюдении баланса между твердыми и мягкими, piquant и doux, свежими и вызревшими. Режи отобрал пять из двух десятков предлагавшихся и поздравил себя с верным прогнозом о необходимости второй бутылки «Домен де Треваллон».

Я вонзил зубы в перченый козий сыр и ощутил влагу на переносице, под дужкой очков. Вино само собой проскальзывало в горло. Чудесная еда, прекрасное обслуживание мастерами своего дела. Я выразил Режи свое полное удовлетворение, и он удивленно поднял брови.

— Но мы еще не закончили! — Действительно, на столе появилось блюдо с крошечными меренгами. — О, прекрасная прелюдия к десерту. Маленькие облачка с неба. — Режи подхватил два маленьких облачка с неба, небрежно швырнул себе в рот и огляделся, как будто опасаясь, что официант с десертом о нас забудет.

Подкатило еще одно четырехколесное транспортное средство, большего размера, чем тележка с сырами. Десертный набор представлял явную опасность для персон, следящих за своим весом. Свежие сливки, fromage blanc, трюфельный шоколадный торт, пирожные, vacherins, ромовые бабы, тартинки, сорбеты, fraises des bois, фрукты в сиропе… Режи не смог охватить всего изобилия со своего места, он вскочил и обогнул тележку, как будто опасаясь чего-то недоглядеть за малиной и земляникой.

Моя жена выбрала мороженое с местным медом. Официант, вынув ложку из сосуда с горячей водой, изящным поворотом запястья извлек ей порцию из вазы и замер, ожидая дальнейших указаний по оформлению мороженого сиропами и иными добавками.

— Avec ça? — спросил он, не дождавшись.

Режи с лихвой компенсировал воздержанность моей супруги своей, как он ее назвал, «текстурной подборкой» шоколада, мучнисто-кондитерских фруктов и сливок. В порыве гастрономического энтузиазма он закатал рукава. Видно было, что темп застольной гонки начинает сказываться и на нем.

Я попросил кофе. Официант и Режи одновременно уставились на меня с видом несколько тревожным, озабоченным.

— Pas de dessert? — удивился официант.

— Десерт входит в меню, — напомнил Режи.

Оба выглядели обеспокоенными, как будто опасались, не заболел ли я. Но я признал свое поражение. Иели выиграл нокаутом.

Счет составил двести тридцать франков со рта, плюс вино. Удивительно, если учесть объем и состав меню. За двести восемьдесят франков на едока нам предоставили полное menu dégustation.

— Что ж, в следующий раз, — сказал Режи.

Да, пожалуй, в следующий раз, но только после трехдневного поста и десятимильной пешей прогулки.

Вторую часть гастрономического экскурса пришлось несколько отсрочить по причине прохождения профессором Режи ежегодного восстановительного курса. Две недели он воздерживался от излишеств, ограничивался трапезой из трех блюд вместо обычных пяти и промывал печень минеральной водой. Обновлял свои системы функционирования организма.

Отметить окончание курса он предложил ланчем в дорожном ресторане под названием «Ле бек Фин» и приказал мне прибыть туда без четверти двенадцать, не позже, иначе есть риск остаться без столика. Найти кабачок несложно, двигайтесь по RN7 на Оргон, увидите неимоверное скопление всякого большегрузного транспорта — туда и сворачивайте. Фрак-пиджак не обязателен. Жена моя, однако, проявила благоразумие и осталась караулить уровень воды в бассейне.

Когда я прибыл, на стоянке у ресторана действительно скопилось множество фургонов и фур, уткнувшихся носами в стволы деревьев, чтобы изловить крышами кабин хоть какое-то подобие тени. Полдюжины тягачей, груженных легковыми авто, уткнулись нос в хвост, образовав длинную колбасу. Опоздавший свернул с дороги, протиснулся к самому входу и замер, облегченно зашипев пневматикой. Водитель вылез из-за баранки, с удовольствием прогнулся, повторяя изгибом позвоночника роскошную выпуклость живота.

У стойки бара многолюдно, шумно. Крупные мужчины, густые усы, большие животы, громкие голоса. Режи уже здесь, в углу, на фоне столь солидной публики он чуть ли не тростиночка. Одет Режи по-июльски, в беговых шортах и жилетке, на запястье болтается сумка.

— Salut! — Он дососал свой пастис и потребовал добавки. — Здесь все иначе, так ведь? Не как у Иели.

Разумеется, иначе. Над стойкой, влажной от тряпки, которой мадам постоянно ее протирает, висит объявление: DANGER! RISQUE D'ENGUEULADE! — берегись бранных словечек. За открытой дверью, ведущей к туалетам, виднеется другое: DOUCHE, 8 FRANCS. Кухни не видно, но она объявляет о себе бряканьем сковородок и запахом томящегося на жару чеснока.

Я справился, как Режи себя чувствует после периода воздержания, и он гордо продемонстрировал мне линию предполагаемой талии. Мадам, смахивая деревянной лопаточкой пену с пива, бросила на нас инспектирующий взгляд, оценила округлости Режи и кратко справилась:

— Когда рожать?

Мы прошли через зал и у самой стены обнаружили пустой столик. Невысокая брюнетка с милой улыбкой и недисциплинированной, не желавшей прятаться бретелькой от бюстгальтера подошла к нам с вводным инструктажем. Первое блюдо мы присматриваем самостоятельно в буфете, а затем выбираем: говядина, кальмары, poulet fermier. Карта вин предельно лаконична: красное или розовое в литровых бутылках с пластиковыми пробками и миска льда. Официантка пожелала нам bon appétit, кивнула чуть ли не с реверансом и ускользнула с нашим заказом, привычно поправив непослушную бретельку.

Режи откупорил вино, с шутливой церемонностью понюхал пробку.

— Из Вара. Без претензий, но честное. — Пригубил, протянул сквозь сжатые передние зубы. — Доброе винцо.

Мы пристроились к буфетной очереди. Водители подражали цирковым эквилибристам, балансируя тарелками. Обилие закусок позволяло набрать полный обед уже в буфете: двух видов колбаса, яйца вкрутую с майонезом, влажная неразбериха celeri rémoulade — салат из тертого сельдерея под кислым соусом; шафранового оттенка рис с красным перцем, крохотный зеленый горошек с мелко нарезанной морковью, свиное terrine в тесте, паштет из гусятины, холодные моллюски, дольки свежей дыни… Режи удовлетворенно хрюкнул размерам тарелок и прихватил две, с официантской ловкостью пристроив вторую на предплечье, щедро наделяя себя из буфетных кастрюль.

По возвращении к столу возникла маленькая заминка. Как можно есть без хлеба? Режи поймал взгляд официантки, выразительным жестом поднес руку ко рту и клацнул зубами. Официантка тут же выудила из коричневого бумажного мешка батон и сунула его в гильотину. Все произошло с неимоверной быстротой, я даже вздрогнул, когда все еще вздымающаяся, стремящаяся принять прежнюю форму нарезка свежего белого батона оказалась на столе.

Я указал Режи на гильотину-хлеборезку и предложил ему включить этот прибор в свою «садическую» кулинарную книгу. Он замер с куском колбасы у рта.

— Peut-être. Не так все просто, особенно с американцами. Не слыхал о трениях с шампанским?

Оказалось, что, согласно какой-то прочитанной Режи газетной статье, оформление шампанского «Маркиз де Сад» вызвало нарекания на просторах, раскинувшихся за спиной статуи Свободы. Представленное на этикетке поясное изображение фигуристой молодой дамы привлекло внимание блюстителей заокеанской морали. Хотя на изображении этого и не видно, но поза красотки может навести на подозрение, что руки ее, вероятно, связаны или иным способом насильственно удерживаются за спиной.

Oh là là. Представьте себе, какое развращающее воздействие может произвести такая этикетка на моральные устои молодых, да и некоторых взрослых членов общества! Страна отринет незыблемые ценности и с головой окунется в шампанско-садистские оргии от Санта-Барбары до Бостона. А Коннектикут… Бог знает, что может стрястись в Коннектикуте!

Режи с торчавшей из-под подбородка бумажной салфеткой вернулся к еде. За соседним столом клиент, трудившийся над вторым блюдом, расстегнул рубаху, дабы улучшить циркуляцию воздуха, и тем самым выставил на обозрение темные заросли, в которых между объемистых грудей затерялся золотой крестик. Мало кто из присутствующих относился к еде спустя рукава, и я подивился, как они долгие часы напролет выдерживают за штурвалом пятидесятитонных громадин.

Мы тщательно протерли хлебом тарелки, затем ножи и вилки. Приблизилась официантка, сверкая тремя овальными посудинами из нержавеющий стали, от которых поднимался парок. На первой оказались две половинки цыпленка в подливке… увесистого цыпленка. Вторая содержала томаты, фаршированные чесноком и петрушкой. На третьей возвышалась горка мелкого молодого картофеля, обжаренного с травками. Режи, прежде чем мне положить, тщательно все обнюхал — проинспектировал.

— Чем питаются routiers в Англии?

Чем… Яичница из двух яиц с беконом, разумеется, сосиски, колбаска, тушеная фасоль со свининкой, жаркое какое-нибудь… Пинта чаю…

— А вино? А сыры? А десерт?

Насчет этого я усомнился, хотя изучением диеты британских дальнобойщиков специально не занимался. Я сказал, что они могут остановиться у паба, но закон насчет алкоголя за рулем высказывается однозначно.

Режи добавил нам вина.

— Говорят, что у нас, во Франции, нам разрешают аперитив, полбутылки вина и digestif.

Я парировал тем, что, как говорят, Франция — чемпион Европы по дорожно-транспортным происшествиям, а США обогнала вдвое.

— Но алкоголь здесь ни при чем, — возразил не раздумывая Режи. — Все дело в темпераменте, в национальном esprit. Мы вспыльчивы, нетерпеливы, да и какой же француз не любит быстрой езды! Увы, malheureusement, не все мы слишком хорошо водим машину.

Он вздохнул и сменил тему на более приятную.

— Отличный цыпленок, как полагаешь? — Режи подобрал с тарелки куриную косточку и проверил ее на зуб. — Хорошие кости, крепкие кости. Его правильно воспитывали, этого цыпленка. На свежем воздухе, на травке. У цыплят с птицефабрики кости как из papier-mâché.

Цыпленок и вправду оказался хоть куда. Крепыш, но нежный, а главное — прекрасно приготовленный. Как и картофель, как и томаты. Я сообщил свое мнение Режи и подивился заодно размерам порций. Что счет не будет кусаться, я уже понимал.

Режи, очищая хлебом нож и вилку, дал официантке сигнал к сырам.

— Все очень просто объясняется. Routier — хороший клиент, выгодный, не прижимистый и верный. Он может сделать крюк в три десятка километров, чтобы хорошо поесть по умеренной цене, и посоветует другим посетить тот же ресторан. Пока они держат марку, у них всегда будет клиент. — Он махнул вилкой с бри в сторону зала. — Tu vois? Видал?

Я оглядел зал, попробовал считать, сбился. Но уж никак не меньше сотни человек активно работали челюстями за столами плюс человек тридцать у стойки бара.

— У них дело поставлено отлично. Но если вдруг шеф задурит, начнет жульничать, обслуга заленится, то клиент отхлынет. В течение месяца здесь станет пусто, случайный турист, и все.

Снаружи заурчал двигатель, фура откатила от окон, и зал затопило солнце. Наш сосед с золотым крестиком в зарослях, не отрываясь от десерта — мороженое трех сортов, — надвинул на нос солнечные очки.

— Glaces, crème caramele ou flan? — Черная бретелька промелькнула у столика, собрав использованную посуду.

Режи быстро умял свои crème caramele и придвинул к себе заказанную для меня порцию. Нет, не получится из меня routier. Желудок маловат.

Времени еще около двух, зал постепенно пустеет. Народ расплачивается, здоровенными лапами вынимает крохотные кошельки, разворачивает сложенные банкноты. Официантка кивает, улыбается, желает bonne route.

Кофе убойной крепости, горячий, как и положено, укрыт коричневой пенной пеленой, кальвадос в маленьких круглых бокальчиках. Режи наклоняет свой, пока его выпуклый бок не ложится на стол. Кальвадос как раз достигает края наклоненного сосуда — старая традиционная мера заполнения.

Счет на двоих — сто сорок франков. Отличное соотношение между качеством и ценой, как и у Иели, и когда мы вышли под палящее солнце, я сожалел лишь о том, что не захватил с собой полотенце. С удовольствием бы влез под душ.

— Что ж, до вечера продержусь, — сказал Режи, пожимая мне руку, и пригрозил скорой bouillabaisse в Марселе в качестве следующего урока.

Я вернулся в бар повторить кофе и справиться, не снабжают ли они клиентов прокатными полотенцами.