Сборы не были долгими. Несколько пар нижнего белья, три лонгьи, четыре рубашки и пуловер — вот и вся одежда Тина Вина. Да и то Су Кьи решила, что пуловер в Рангуне не понадобится. В столице круглый год стоит влажная жара. Все вещи Су Кьи сложила в старый холщовый мешок, который давным-давно подобрала возле английского клуба. В дорогу она приготовила Тину рис и его любимое карри из сушеной рыбы. Еду Су Кьи сложила в жестяную банку с плотной крышкой, которую запихнула между лонгьи. На дно мешка уложила тигровую кость, когда-то найденную отцом Тина, а также раковину улитки и перышко, подаренные ему Ми Ми.

Закончив сборы, Су Кьи выглянула в окно. Похоже, время приближалось к шести. Тьма еще не рассеялась, но птичье щебетание предвещало неспешный рассвет. Тин вернулся всего несколько минут назад и теперь сидел на дворе, возле кухни.

Всю ночь Су Кьи не могла заснуть, ворочаясь с боку на бок. Давно уже она так не волновалась за воспитанника. Встреча с Ми Ми изменила его до неузнаваемости. Утром, когда они завтракали, ей часто казалось, что она сидит с ребенком, переполненным радостью и восторгом. Тин словно наверстывал все напрасно растраченные годы. Су Кьи боялась даже подумать, как он будет один в громадном чужом городе, без помощи и поддержки Ми Ми. Для нее они давно превратились в одно целое. Глядя на них, Су Кьи начинала сомневаться в своих убеждениях. Возможно, не каждый человек одинок. Два — более счастливое число, нежели единица. Потом мысли Су Кьи возвращались к разлуке Тина с Ми Ми. Почему судьбе понадобилось разводить их именно сейчас? Су Кьи пыталась себя успокоить, повторяя, что богатый родственник Тина действовал из лучших побуждений. Кто знает, вдруг английские врачи сумеют вернуть Тину зрение? Может, она вообще напрасно тревожится и через несколько месяцев ее подопечный вернется?

Су Кьи вышла на двор. Ей доводилось видеть умирающих. Она видела лица родных, потемневшие от сознания невосполнимой потери. Но лицо Тина заставило ее оцепенеть — столько горя, боли и сомнений на нем отпечаталось. Она взяла воспитанника за руку. Тин плакал. Беззвучно и безутешно. Рыдал, пока возле садовой калитки не появились люди У Со. Су Кьи спешно вытерла ему слезы и спросила, можно ли ей проводить Тина до поезда. «Конечно», — ответил посланец. Его коллега молча взял мешок Тина.

Весь путь до станции они молчали. Су Кьи вела Тина за руку. Его походка неузнаваемо изменилась. Трудно поверить, что минувшей ночью он бежал по горной тропе. Сейчас Тин Вин спотыкался на каждом шагу, совсем как много лет назад, когда только что ослеп. А ноги самой Су Кьи с каждым шагом тяжелели. Она находилась в каком-то ступоре, и ее сознание отмечало лишь отдельные моменты происходящего. Состав уже был подан. Су Кьи слышала шипение паровоза, из черной трубы которого поднимались белые облачка. Потом на нее обрушилось целое море звуков. Где-то надсадно плакал ребенок. Какая-то женщина зацепилась и упала, уронив корзинку с помидорами, и те покатились на рельсы. Еще через мгновение рука Су Кьи перестала ощущать пальцы Тина. Провожатые увели его в вагон.

Через минуту Су Кьи вновь увидела Тина, но слезы мешали как следует его рассмотреть. Он сидел возле открытого окна, обхватив голову руками. Су Кьи окликнула его, но он даже не шевельнулся. Раздался свисток. Паровоз пронзительно загудел, и состав медленно тронулся. Су Кьи пошла рядом с окошком. Поезд набирал скорость. Тогда Су Кьи побежала. Она очень давно не бегала и едва не опрокинула чью-то корзину с фруктами. И вдруг платформа оборвалась. Поезд удалялся в утренний сумрак, и хвостовые огни последнего вагона блестели, словно глаза тигра. Вскоре исчезли и они. Поезд скрылся за поворотом. Су Кьи побрела по опустевшему вокзалу.