— Я умею плавать? — Спросил меня брат.

Я не знала, что его заботило — физическая возможность или безопасность, но на всякий случай остановилась и бросила якорь, воткнувшийся в песчаное дно на глубине футов двадцати, не больше.

До Рождества оставалось всего три недели, но день выдался неожиданно теплым и солнечным, и о том, что сейчас не лето, напоминало только отсутствие пчел да голые ветки деревьев. И мурашки на коже у брата, когда он снял с себя последнюю одежду.

— Присоединишься?

— Ну уж нет, — покачала я головой.

— А ты? — спросил он у Чарли, подстрекая его взглядом.

— Может быть.

Он нырнул с кормы, и мы видели, как он скользит под водой, похожий на одинокого тюленя; они часто играли здесь у берега. Скоро он вынырнул, смеясь и отплевываясь, и для него это был еще один первый раз. Он не чувствовал холода — только радость возвращения к жизни и новых ощущений, и эта радость заразила и нас. Я торопливо разделась и успела нырнуть раньше Чарли, и дыхание у меня на секунду перехватило от холода. Я плыла под водой, вглядываясь в зеленую и песчаную глубину внизу, и глаза постепенно привыкали и начинали видеть. Я вспомнила, как впервые увидела этот тихий подводный мир: мне было лет десять или одиннадцать, и я напихала в мокрый купальник камни, чтобы их тяжесть удерживала меня внизу. А сейчас я опустилась на волнистое песчаное дно, подняла глаза и увидела, как их ноги переплелись в толще воды надо мной. А может, это мне только показалось; вода любила шутить шутки: искажать и увеличивать все, даже надежду. Легкие уже требовали воздуха, и, оттолкнувшись ногами, я помыла наверх, к светящейся у меня над головой границе. Там я опять увидела их: они держались за якорный канат, и брат положил руку на руку Чарли, а потом приблизил к нему лицо и поцеловал в губы. И я наконец смогла разглядеть их будущее.

В тот день каждый из нас занимался своим делом, до которого только теперь дошли руки. Родители в доме придумывали новую рекламу для своего отеля, потому что теперь они опять были готовы принимать гостей. Нэнси поставила на газоне шезлонг рядом со мной и Нельсоном и дочитывала новый сценарий о двойном агенте-бисекеуале времен Второй мировой войны, который она сама называю «Игра на обе стороны» (фильм действительно начали снимать в следующем году, но, к счастью, под другим названием). Чарли и Джо у самой кромки воды играли в мяч, но только не с мячом. Они высоко подбрасывали его в воздух и очень старались не уронить и не разбить. Я вообще не понимала, зачем его купили: вроде бы этим вечером они собирались приготовить настоящее гайское карри, и он был необходим им для правильного аромата, поэтому они с трудом отыскали его в нашей деревне, купили, а теперь перебрасывали его, как мяч. Последним бросал Джо, и он зашвырнул ею слишком высоко, и Чарли уже понимал, что не поймает, но все-таки побежал за ним, и как раз в этот момент из своего коттеджа вышел Артур. Все обошлось бы, остановись он на секунду у дверей, чтобы заправить рубашку, как он делал обычно, или выйди он на мгновение позже, или пройди вперед чуть быстрее, но ничего этого он не сделал. Вместо этого он замер, почуяв, как что-то зависло у него над головой, по привычке поднял лицо к небу, улыбнулся и рухнул на землю, потому что кокос угодил ему прямо в голову.

Мы с Нэнси первыми подбежали к нему и крикнули остальным, что он не дышит. Я видела, как Чарли сунул руку в карман и, не найдя там телефона, бросился в дом. Мы пытались нащупать пульс. Бесполезно.

— Попробуйте еще! — кричал Джо, бегом поднимаясь к нам.

— Он мертвый, — шепнула мне Нэнси.

— Не может быть. Этого не может быть. Это должно было случиться давным-давно.

— О чем ты?

— Это неправильно!

— О чем ты говоришь?

— О йоге.

— Каком йоге?

Подбежавший Джо оттолкнул нас.

— Считайте, — сказал он. — Скажите мне, когда будет тридцать.

Мы считали нажатия и не отрываясь смотрели, как он пытается силой вернуть жизнь в сухое, бесчувственное тело. После тридцати нажатий он наклонился к лицу Артура и сделал два вдоха тому в рот. Потом еще массаж, опять тридцать. Два вдоха. Все безрезультатно.

— Давай же, Артур, давай! — крикнула я. — Не подводи нас так.

— Возвращайся, Артур, — взмолилась Нанси. — Наплюй на этого йога.

Чарли выскочил из дома вместе с родителями и сменил обессиленного Джо. Теперь я считала для Чарли. Тридцать нажатий, два вдоха, безрезультатно. Вой подъезжающей машины «скорой помощи». Семнадцать, восемнадцать, девятнадцать, двадцать.

— Давай, Артур, — просила мать. — Давай. Ты же можешь.

— Давай, дорогой, — подхватила Нэнси. — Дыши, черт тебя побери!

И вдруг на счете двадцать семь он закашлялся, а потом начал жадно хватать ртом воздух. Он потянулся ко мне, взял за руку и сжал ее; очень слабо, но все-таки сжал. Врачи «скорой помощи» уже бежали к нам по газону, когда, повернувшись к Джо, он сказал:

— Вытри слезы, мой мальчик. Я ведь еще не умер.

— А как ты узнал, что он плачет, Артур? — спросила я.

— Потому что я снова вижу, — ответил он.