Блестящая, великолепная полная луна была похожа на огромную жемчужину на черном небе. Я встал с постели и выглянул в окно, которое выходило на двор, залитый лунным светом. Но даже это прекрасное зрелище не успокоило стук моего сердца и дрожь в руках.

— Эфенди, вы бледны. Опять тот же сон? — шепотом спросила у меня жена. — Принести вам воды?

Я попытался успокоить ее. Пусть спит, все равно она ничем не может мне помочь. Сны — часть нашей жизни, и они являются по велению Бога. Кроме того, должна же быть причина, полагал я, почему последние сорок дней мне снится один и тот же сон.

Начало этого сна не всегда бывало одинаковым, хотя, возможно, это я входил в него каждый раз не с той стороны. То я видел себя читающим Кур’ан в комнате с коврами, которая казалась мне знакомой, но которую я никогда прежде не видел. Напротив меня сидел дервиш — высокий, худой, с прямой спиной и закрытым лицом. В руках он держал канделябр с пятью горящими свечами, которые давали достаточно света, чтобы я мог читать.

Немного погодя я поднимал голову, желая показать дервишу то, что читаю, и лишь тогда понимал, к своему ужасу, что канделябр — вовсе не канделябр, а человеческая рука. Он держал передо мной свою правую руку, и все пальцы на ней горели огнем.

В панике я оглядывался в поисках воды. Я сбрасывал одежду и накрывал ею дервиша, чтобы погасить пламя. Когда же я поднимал ее, то дервиш исчезал, оставив вместо себя горящую свечу.

Потом я искал дервиша по всему дому, заглядывая в каждый уголок, бежал во двор, где цвели ярко-желтые розы. Я звал и звал его, однако дервиша нигде не было видно.

— Вернись, любимый. Куда ты скрылся? Наконец, как будто меня вела интуиция, я шел к колодцу и глядел на черную воду внизу. Поначалу я ничего не видел, но потом снова выходила луна, и тогда я видел, что со дна колодца на меня с неизбывной печалью смотрят два черных глаза.

— Они убили его! — кричал кто-то, оказавшийся поблизости. Возможно, это был я. Возможно, это я сам кричал в порыве мучительной боли.

Я кричал и кричал, пока жена не обнимала меня и не прижимала крепко к себе, тихонько спрашивая:

— Эфенди, опять вам приснился тот же сон?

Когда Керра заснула, я вышел во двор. У меня было такое ощущение, что сон никуда не делся, что он, пугающе реальный, все еще со мной. Ночь стояла тихая; при виде колодца по спине у меня побежали мурашки, но я все равно сел возле него и стал слушать, как ночной ветер нежно шелестит в кронах деревьев.

В подобные моменты на меня всегда нисходит печаль. Ее причины мне непонятны: ведь моя жизнь полна дел, и я благословлен тем, что мне дороже всего: знанием, добродетелью и способностью помочь людям обрести Бога.

В свои тридцать восемь лет я получил от Бога больше, чем когда-либо просил. Я учился на проповедника и юриста и был посвящен в Науку святой интуиции — то есть мне дано было знание, которым обладают пророки, святые и ученые. Ведомый покойным отцом, обученный лучшими учителями нашего времени, я много работал, веря, что Бог возложил на меня определенную обязанность.

Мой старый учитель Сеид Бурханеддин обычно говорил, что я возлюблен Богом, так как на мне лежит почетная задача распространять Его послание среди Его народа и помогать Его народу отделять правильное от неправильного.

Много лет я преподаю в медресе, дискутирую с другими учеными мужами, помогаю своим ученикам, сам изучаю закон и хадисы и каждую пятницу провожу службу в самой большой мечети города. Я уже давно утратил счет своим ученикам. Лестно слышать, как люди прославляют мое проповедническое искусство и рассказывают, что мои слова изменили их жизнь как раз в то время, когда они больше всего нуждались в помощи.

Благословлен я также любящей семьей и хорошими друзьями. Никогда в жизни я не страдал от нищеты. Потеря первой жены была для меня ужасным ударом, и я думал, что никогда больше не женюсь. Но все-таки женился и благодаря Керре вновь испытал любовь и радость жизни. Оба моих сына уже выросли, и я не устаю удивляться, насколько они разные по натуре. Они словно два зернышка, посаженные рядом в одну почву, одинаково обогретые солнцем, но оказавшиеся совершенно непохожими друг на друга. Я горжусь ими точно так же, как горжусь нашей приемной дочерью, которая невероятно талантлива. Короче говоря, я счастливый человек, и счастлив как в частной, так и в общественной жизни.

Так почему же я ощущаю внутри пустоту, которая с каждым днем становится все тягостнее? Она разъедает мне душу, как болезнь, и не отпускает меня, где бы я ни был. Она похожа на тихую прожорливую мышь.