9
Лионский вокзал — единственный в Париже, где на платформах растут настоящие пальмы. Они покрыты пылью и не очень высоки — сказывается недостаток солнца. Тем не менее они робкие предвестники юга. Потому что с Лионского вокзала поезда отправляются в южном направлении, к Средиземному морю. Кроме того, на первом этаже здания расположен прекраснейший в мире вокзальный ресторан — «Голубой экспресс».
Он назван в честь легендарного «Голубого экспресса», курсировавшего вплоть до шестидесятых годов двадцатого века между Парижем и Французской Ривьерой. Его огромные залы высотой двенадцать метров покрыты роскошными живописными картинами, отражающими разные этапы этого маршрута. Золоченые люстры, орнаменты, статуи и круглые арочные окна — все здесь пронизано духом той великой эпохи, когда мир казался бесконечным, а туристы назывались путешественниками и не спеша двигались к цели, любуясь сменяющими друг друга ландшафтами. Преодоление пространства требовало времени. Нынешняя победа над тем и другим мнима. Можно смотаться на выходные из одной столицы мира в другую, но тело и душа не сразу привыкают к внешним переменам.
Я заходил сюда нечасто. Разве с каким-нибудь с гостем, жаждавшим побывать в знаменитом «Голубом экспрессе». Тогда я приводил его и угощал своим любимым «Шатобриан с соусом беарнез» — блюдом, которое едва ли можно найти в парижских ресторанах эпохи постмодерна. Тем более что здесь его на удивление хорошо готовят.
Каждый раз, вступая под эти своды, я снова и снова поражался красоте и изяществу здешних интерьеров. Я любовался фресками с изображениями египетских пирамид, старого марсельского порта, римского театра в Араузионе или Монблана и с сожалением думал о времени роскошных вояжей, ни в какое сравнение не идущих с нашими отпускными турами.
Tempi passati! Большие круглые часы на задней стене показывали четверть двенадцатого. Я вошел в зал, оглушенный царившим в нем шумом.
Большая группа туристов расположилась в темно-коричневых кожаных креслах за накрытыми белыми скатертями столиками и поглощала блюда из обеденного меню. Это были добродушные, упитанные голландцы. Шумные и отчаянно размахивающие вилками, они являли собой контраст благородному спокойствию зала. Щелкали фотокамеры, кто-то опрокинул бокал вина, пьяные разговоры сопровождались громовым хохотом.
Как зачарованный глазел я на жующую, жестикулирующую, галдящую публику. Она казалась мне одной гигантской молекулой, атомы которой колебались вокруг фиксированных точек. В одежде преобладал общепризнанный туристский стиль: футболки без рукавов, шорты и спортивная обувь из гортекса на толстой подошве. В поездке нужно развлекаться, элегантность путешественнику ни к чему.
Сезанн повизгивал от радостного возбуждения. Он высунул язык, и я подтянул поводок, прежде чем он успел добраться до ноги какого-то голландца. Мой пес любит лизать человеческое тело.
Я шел из одного зала в другой по красной ковровой дорожке, протянувшейся через весь ресторан. Оглядывал столики справа и слева, высматривая в публике знакомое лицо. По-видимому, я пришел слишком рано. Ни один уважающий себя француз не обедает в двенадцать часов дня.
В дальней части ресторана шум поутих. Здесь еще оставались незанятые столики. Я повернул обратно и дошел до бара, прилегавшего к главному залу. Там я занял место и попросил мартини для себя и миску с водой для Сезанна. Я ждал появления Принчипессы.
За соседним столиком завтракали двое мужчин. Нервно глотнув из бокала, я почувствовал легкий голод, хотя по утрам мне обычно хватало чашки кофе.
Я пытался представить себе встречу с Принчипессой и продумывал, что ей скажу. Это оказалось сложно, поскольку я понятия не имел, как она выглядит.
Потом в голову вновь пришли слова Бруно. Я вспомнил, каким многозначительным взглядом провожала меня Солей и ее слова о том, что заклинание подействовало. Я прикусил нижнюю губу. Мысленно я снова и снова возвращался к сцене, которую наблюдал ночью в ее спальне, и мне становилось немного не по себе.
Разве Принчипесса не писала, что думала обо мне как-то ночью и видела стоящим у ее постели? Я откинулся на спинку кожаного кресла и уставился в пустоту. Что, если Бруно прав и сейчас передо мной предстанет Солей? Возможно ли такое? Я чувствовал, что теряю способность здраво соображать. Но кто бы она ни была: мадам Вернье или кассирша из продуктового отдела магазина «Моноприкс», даже если она и не бог весть что, — любой вариант был бы для меня сейчас предпочтительнее неопределенности. В конце концов, у каждой женщины свой шарм.
Я встал, кивнул Сезанну и, выложив на стол мелочь, снова отправился бродить по залам. Голландцы уже ушли. Теперь лишь несколько столиков оставались занятыми. Приглушенный шум в зале действовал скорее успокаивающе.
У входной двери, возле пульта с открытой регистрационной книгой, целое семейство ожидало указаний администратора.
— Могу ли я чем-нибудь вам помочь?
На меня вопросительно глядел официант, балансируя подносом в одной руке. На подносе стоял графин и два стакана.
Я отрицательно покачал головой:
— Нет, я ищу даму, с которой мы договорились встретиться.
Потом отошел на несколько шагов, однако усердный служитель не отставал:
— Месье, вы зарезервировали столик?
Я снова покачал головой, всем своим видом выражая просьбу оставить меня в покое.
— Месье, вы не желаете сдать плащ в гардероб?
Я резко остановился, так что он налетел на меня. Графин потерял равновесие, и я почувствовал, что у меня намокла спина.
— О боже, месье, простите!
Мгновенно в руке официанта вместо подноса появилась салфетка, которой он принялся вытирать мой плащ.
— Слава богу, это всего лишь вода. Боже мой, боже мой… Как вы, месье? Может, вам будет лучше все-таки снять плащ?
Я повернулся, остановив на нем полный ненависти взгляд. Еще одно слово — и я свернул бы ему шею.
— Плащ останется при мне, — зарычал я, решительно вцепившись в рукав своего тренчкота. — Прошу простить, но у меня здесь дело!
Я сделал еще несколько шагов. Быстро оглянувшись, я с облегчением заметил, что официант наконец оставил меня в покое. Но теперь он смотрел на меня подозрительно. Быть может, он считал меня частным детективом, который выслеживает в ресторане чью-то неверную жену. По крайней мере, я от него оторвался.
На часах было пять минут второго. Где же эта чертова Принчипесса?
Снова и снова высматривал я в зале знакомое женское лицо. И вдруг застыл как вкопанный, не веря своим глазам.
За одним из столиков под часами сидели две женщины. Одна была почти девочка, в джинсах и с темно-русыми волосами, собранными на затылке в хвост, забавно болтающийся из стороны в сторону сейчас, когда она листала меню. В ушах второй, рослой, с огненно-рыжими кудрями, блестели креольские серьги.
Завидев меня, Джейн Хэстман приветливо помахала рукой.
Я редко молился. Разве в крайнем случае, когда грозила большая опасность, я обращался к Богу, который якобы может ее отвести, если его хорошенько об этом попросить.
И вот сейчас, при виде улыбающейся Джейн Хэстман, я снова вспомнил об Отце Небесном.
«Прошу Тебя, Господи, пусть это будет не Джейн, — мысленно сказал я. — Сделай так, чтобы эти письма написала не Джейн. Ведь это невозможно! Этого просто не может быть, потому что, если это так, тогда…»
Что «тогда»? Тогда рухнет прекрасный замок, воздвигнутый моей фантазией для Принчипессы, моей обольстительной Цирцеи, моей особенной женщины, самой остроумной и эротичной, к тому же влюбленной в меня по уши.
Тем не менее это Джейн появилась в «Голубом экспрессе» с подругой, которая годилась ей в дочери. Я не мог в это поверить! Мое сердце сжалось от разочарования, словно надувной мяч, из которого выпустили воздух.
— Жан Люк, Жан Люк! — кричала Джейн, сияя улыбкой. — Как дела?
Я сдержанно кивнул и направился к ее столику.
— Привет, Джейн. — Я почувствовал судороги в желудке и вымученно улыбнулся. — Какая неожиданность! Не знал, что вы в Париже.
— Да вот, решила приехать, — вновь улыбнулась Джейн. — Совершенно спонтанная идея, иначе обязательно позвонила бы вам. — Она встала и звонко чмокнула меня в щеку. — Друг, рада вас видеть!
Я содрогнулся, но она этого не заметила.
— Пожалуйста, присаживайтесь к нам. Вчера вечером я звонила в «Дюк де Сен-Симон» и спрашивала вас, потому что не застала в галерее. У меня сломался мобильник — все номера стерлись из памяти. Тем не менее мы с вами встретились. Вот что я называю телепатией! — Она весело взглянула на меня. — Что вы здесь делаете?
Мне показалось или она действительно подмигнула мне?
— Я… я… здесь кое-кого ищу…
— Прекращайте свои поиски, теперь вы наш. — Джейн рассмеялась своей шутке.
Так это была всего лишь шутка?
— Собственно, это Джанет, моя племянница. Она учится на искусствоведа, — представила Джейн свою спутницу. — Джанет, это Жан Люк, о котором я тебе столько рассказывала. Ты обязательно должна увидеть его галерею. Она просто великолепна! Тебе понравятся его картины.
Джанет с улыбкой протянула мне руку.
— Уверена, что ты права, — задорно ответила она. — Во всяком случае, галерист мне нравится.
Я смущенно улыбался, все еще пребывая в своих раздумьях.
— Джанет, не смущай Жана Люка, — заметила Джейн. — Моя племянница всегда такая прямолинейная! — Джейн снова повернулась ко мне.
— Ваша… племянница? — переспросил я как полоумный.
Джейн гордо кивнула:
— Да, моя племянница Джанет. В Европе она в первый раз. Мы приехали несколько дней назад и сняли восхитительные апартаменты в квартале Марэ. Сейчас я показываю ей достопримечательности Парижа.
— То есть вы не провожаете ее на поезд в Ниццу? — продолжал допытываться я.
Джейн уставилась на меня с изумлением.
— Нет же, Жан Люк! С чего вы взяли? — Она затрясла своими рыжими локонами. — Мы просто зашли сюда перекусить и полюбоваться интерьерами. Мы никуда не уезжаем!
— Что ж… это прекрасно! — воскликнул я с облегчением.
Наконец и я улыбнулся Джейн. Замечательной Джейн! Я всей душой любил ее!
— Великолепная идея!
Должно быть, я производил впечатление сумасшедшего. Потому что Джейн многозначительно взглянула на племянницу, как бы убеждая ее взглядом: «Все в порядке. Для него это нормально». Потом она протянула мне меню:
— Жан Люк, вы здоровы?
Я кивнул и поблагодарил Господа за то, что он меня услышал. Потом еще раз глубоко вздохнул, улыбнулся и оглядел своих спутниц.
Передо мной сидела Джейн. Всего лишь Джейн, и никто другой. И рядом с ней — ее племянница, а не подруга, которая к тому же никуда не собиралась уезжать. Порядок во Вселенной был восстановлен. Принчипесса оставалась загадкой, и я вдруг почувствовал, что голоден как волк.
— Почему бы вам с племянницей не прийти восьмого июня на открытие нашей выставки? — Я отрезал кусочек от стейка с перцем и подцепил на вилку несколько ломтиков картофеля фри.
— Да, Джейн, пойдем, конечно! — с воодушевлением закричала Джанет. — Мы ведь еще будем в Париже?
Джейн усмехнулась несдержанности племянницы.
— Думаю, это можно устроить. А чьи работы?
— Очень интересная художница, выросла в Вест-Индии. Солей Шабон. Пару лет назад она уже у меня выставлялась. Но на этот раз задумано нечто особенное: маленький вернисаж в апартаментах отеля «Дюк де Сен-Симон». Мы арендуем там помещение.
— Звучит заманчиво, — ответила Джейн. — Отель «Дюк» — великолепное место!
На мгновение наши взгляды встретились, и я вдруг подумал, что Джейн намекает на тот случай. Я снова представил себе разъяренную Джун у ее постели. Джейн улыбнулась и глотнула белого вина.
— Мне там всегда было уютно, — продолжала она. — Как будто перемещаешься в другое столетие. — Она повернулась к Джанет. — И тебе там тоже понравится.
В другое столетие… Пока тетя описывала племяннице отель, я размышлял о своем. Моя подруга по переписке так и не появилась здесь, или я ее пропустил. Я задумчиво посмотрел вниз, на вокзал. На третьем пути поезд ждал отправления. Последние пассажиры входили в вагоны с чемоданами. Вот мужчина обнял женщину, а потом помахал ей рукой — трогательный момент прощания.
Сколько таких щемящих душу сцен можно наблюдать на железнодорожном вокзале? В аэропорту все не так. Незадолго до сигнала отбытия я заметил возле одного из последних вагонов двух женщин с дорожными сумками. У одной были темные волосы до плеч. Ветер трепал ее легкое красное платье, обвивая его вокруг стройных ног. Вторая повернулась ко мне спиной. На ней был светлый костюм из мягкой ткани. Волосы серебристого цвета доставали почти до талии. Она повернулась к подруге. На секунду ее девичья фигура показалась мне пронизанной светом. Солнечные лучи будто запутались в ее волосах, и у меня перехватило дыхание.
Время остановилось. Нет, оно потекло назад. Туда, к голубому морю, через годы, месяцы, дни, в то ослепительное мгновение, когда пятнадцатилетний мальчик влюбился в самую красивую девочку в классе.
Я смотрел на платформу, мое сердце билось как сумасшедшее. Потом сцена распалась, и я тряхнул головой.
Перед подругами появился кондуктор, который помогал пожилому мужчине втащить багаж в вагон. Провожающие прильнули к окнам. Раздался прощальный свисток. Двери захлопнулись, и поезд тронулся с места.
Дамы исчезли, как будто их и не было.
Однако я не сомневался, что только что видел Люсиль.
— Жан Люк, вы согласны со мной?.. Жан Люк, Жан Люк! Что там, привидение? — Джейн вопросительно смотрела на меня.
Сколько же я глядел в окно? Ах, все равно.
— Прошу прощения. — Я бросил салфетку на тарелку и быстро встал. — Вы позволите? Я мигом вернусь. Тут… увидел кое-кого на платформе… Я мигом!
Теперь мне и самому казалось, что я немного спятил.
Провожаемый изумленными взглядами Джейн и Джанет, я побежал к выходу. Сезанн, который все время терпеливо ждал под столом, вдруг вскочил и с лаем устремился за мной, путаясь под ногами.
Я подхватил волочившийся по полу поводок и выскочил на лестницу. У ее подножия мой пес на несколько секунд задержался возле карликовых пальм в терракотовых кадках, прикованных к плитам стальными цепями.
— За мной, Сезанн! — скомандовал я, нетерпеливо дергая поводок.
Четвероногий друг подпрыгнул и завизжал. Глупое животное запуталось в цепи, и теперь я мог дергать сколько угодно. Мне ничего не оставалось, как бросить его здесь.
— Сидеть, Сезанн, сидеть! — приказал я. — Ты слышишь?
Пес взвизгнул и улегся под пальму.
— Сейчас вернусь, сидеть! — повторял я, пробираясь сквозь толпу людей, которые волочили за собой чемоданы и, похоже, никуда особенно не торопились. Это я спешил. Я охотился за своей Принчипессой.
Выйдя к третьему пути, я огляделся. Женщины с серебристыми волосами, которая напомнила мне Люсиль, нигде не было. Я прошел вдоль всего перрона, смотрел направо, налево, на соседние платформы, пока наконец в расстроенных чувствах не повернул назад. Пожилая дама без вещей подняла на меня жалостливые голубые глаза.
— Вы опоздали, молодой человек, поезд на Ниццу уже ушел, — покачала она головой. — Я только что проводила свою дочь.
Я кивнул ей, сжав губы.
И в самом деле я опоздал и снова остался с пустыми руками и со всеми своими вопросами.
Неужели я действительно видел Люсиль? Возможно ли, чтобы девушка тридцать лет спустя влюбилась в одноклассника, которого презирала? Неужели под именем Принчипессы скрывалась Люсиль?
Легче поверить в лягушку, говорящую по-французски.
Однако факт оставался фактом: поезд до Ниццы отошел от третьего пути в обеденное время. Неоспоримым было и то, что ваш Эркюль Пуаро не намного продвинулся в расследовании дела Принчипессы. В этот момент от его внимания ускользнула молодая женщина в летнем платье, которая с улыбкой разглядывала его с другого конца платформы. Затем она скрылась в здании вокзала.
А потом еще исчез Сезанн!
Беспомощно опустив руки, стоял я возле пальмы, на которой висела пустая цепь. Напрасно я высматривал пса. «Неужели весь день мне суждено провести в бесплодных поисках?» — в отчаянии думал я.
— Сезанн! — кричал я, бегая по вокзалу. — Сезанн!
Что, если он убежал в город и уже попал под колеса автомобиля?
— Сезанн! Сезанн! Сезанн!
Я не обращал внимания на людей, с интересом наблюдающих за моими метаниями. Кое-кто даже посмеивался. Быть может, они принимали меня за восторженного почитателя великого художника.
— Ищите его в Музее Орсэ, — посоветовал мужчина, только что купивший в киоске бутылку водки.
На меня изумленно уставились две девушки в джинсах и с рюкзачками.
— Чего смотрите? Сезанн — это моя собака, — раздраженно объяснил им я.
Подняв глаза, я увидел, что Джанет и Джейн стоят у окна ресторана и стучат мне в стекло.
Через час я сидел в метро. У моих ног, кроткий как овечка, лежал Сезанн с прицепленным к ошейнику поводком. Сначала мой четвероногий друг странствовал по вокзалу, где, по свидетельству очевидцев, не осталось ни одной не помеченной им пальмы. Затем подошел к выходу, откуда принялся облаивать таксистов. Один из них привел дежурного полицейского, у которого потом мне и пришлось выкупать своего пса.
Увидев со своего наблюдательного пункта служителя закона в сопровождении далматинца, Джейн и Джанет немало удивились. А через несколько минут под окнами ресторана появился и я, в сильном волнении. Дамы принялись барабанить мне в окно, и я посмешил сначала к ним, а потом в участок.
— Это ваша собака? — строго спросил дежурный.
Завидев меня, Сезанн радостно завилял хвостом.
Я кивнул.
— Что ты здесь вытворял? — накинулся я на пса. — Я же велел тебе ждать!
— Нужно лучше следить за своей собакой, месье, — сказал полицейский. — Вы повели себя безответственно. В здании вокзала животных нельзя отпускать с поводка. Ваше счастье, что ничего серьезного не случилось.
Мне было нечего ему возразить, и я молча кивнул. Стоило ли объяснять стражу порядка, какие обстоятельства могут заставить человека оставить на минутку свою собаку без присмотра под пальмой? Думаю, нет. Ни слова не говоря, я расписался в квитанции, заплатил штраф и освободил Сезанна.
