8
Вечером я допоздна гулял с Сезанном.
Мы бродили по песчаным дорожкам парка Тюильри под высокими деревьями, и я сам не заметил, как постепенно успокоился. Стемнело. Я вдыхал запах цветущих каштанов и любовался радостно семенившей впереди собакой. На мгновение я почувствовал себя персонажем картины какого-нибудь пейзажиста, такая тишина стояла кругом.
Внезапно Сезанн развернулся и, не в силах сдержать чувств, прыгнул на меня. Я благодарно рассмеялся. Мне нравится в собаках, что они умеют прощать и никогда не держат зла. В отличие от кошек и женщин.
С четверга я погрузился в свои дела и весь день провел в бегах. Только около шести вечера я позвонил в дверь соседской квартиры и сразу услышал радостный лай. Завидев меня, Сезанн был счастлив почти так же, как и мадам Вернье. Та заботливо осведомилась о моем самочувствии и поинтересовалась, что может для меня сделать. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что она имеет в виду, после чего, потрогав свою шишку, я махнул рукой с великодушием супергероя.
В свете всего произошедшего с тех пор, как мадам Вернье столь неосторожно опустила мне на голову резиновую гантель, эта травма казалась мне не более чем незначительной неприятностью.
В кафе «Марли», расположенном рядом с Лувром, уже загорались огни, однако снаружи, на террасе, обращенной к парку, еще сидели посетители. Легкий ветерок трепал красное полотнище, висевшее вдоль стены из похожего на песчаник камня. На нем изогнутыми в виде китайских иероглифов буквами было написано название заведения.
Раньше я часто захаживал сюда. Особенно по вечерам, когда темнело и от освещенных скульптур во внутреннем дворе Лувра веяло каким-то волшебством.
Но магии нужна тишина, иначе она теряет силу. А в «Марли» обычно слишком громкая музыка и гости разговаривают на повышенных тонах. Ко всему прочему настораживало меню — странная мешанина из французской, итальянской, тайской и американской кухни. Возглавлял ее гамбургер, который я предпочел бы купить в одной из известных ресторанных сетей и по куда более демократичной цене, даже если там он изготовлен по традиционному рецепту, а не собран из химических элементов по технологии «молекулярной кухни». Что это, последствие глобализации? Или проверенный способ втереться в доверие к туристам со всего мира?
Но, как бы то ни было, Лувр есть Лувр. И здание кафе смотрится просто восхитительно. Редкий появившийся здесь прохожий не почувствует соблазна войти и занять столик.
Я взял Сезанна на поводок. Такси, направляющиеся на другой берег Сены, прыгали по булыжникам мимо Лувра, чтобы потом через освещенную арку выехать на мост Пон-дю-Каруссель. Я тоже выбрал этот путь. Сегодня я собирался лечь рано. Однако перед сном мне не терпелось заглянуть в почту и проверить, нет ли там привета от занятой Принчипессы.
С той самой минуты, как я взял на подозрение Джун, на душе у меня стало на удивление спокойно. Во всяком случае, никаких ночных акций больше не ожидалось, что само по себе было хорошим знаком.
После роскошного обеда с Биттнером, который, во-первых, собирался выпустить календарь с фотографиями работ Жюльена и, во-вторых, все уши прожужжал своей «малышкой с ресепшена», я поехал на метро до Марсова поля, чтобы заскочить к Солей Шабон. К моему удивлению, она отворила дверь с первого раза и встретила меня во всем своем блеске: в длинном красном халате до пят и с лучистой улыбкой на лице. Мы прошли на крохотную кухню, где Солей исполненными грации движениями приготовила нам чай, попутно объясняя, что кризис миновал и теперь она, как и раньше, встает с постели рано утром и сразу же принимается за работу.
— Бедняжка! — пожалела она меня. — Я тебя чуть с ума не свела. Но я действительно думала, что больше не могу.
Она разлила чай по чашкам и села на огромный серый диван, где уже устроилась Луковка.
— Моя сладкая Луковка, — повторяла Солей, гладя кошку тонкими смуглыми пальцами. Луковка мурлыкала. — Очень рада тебя видеть, — продолжала она, будто по-прежнему обращаясь к кошке. — Ты так хорошо меня поддерживаешь!
— Ты меня тоже, — ответил я. — На то мы и друзья.
Через несколько минут мы сидели на диване втроем: я, Солей и Луковка, и я спрашивал себя, чем любовь, собственно говоря, отличается от дружбы и какое значение имеет здесь секс?
— Значит, ты теперь в порядке? — спросил я Солей, не желая углубляться в подробности ее личной жизни.
Солей повернула ко мне лицо.
— Да, — ответила она и несколько раз кивнула. — Я в полном, полном порядке. — Она спрыгнула с дивана и улыбнулась. — Пойдем, я тебе кое-что покажу!
Она повела меня в ателье, мимо неубранной постели, возле которой я вчера стоял, как сомнамбула, и остановилась перед мольбертом:
— Ну, что скажешь?
Я затаил дыхание. Передо мной был потрет светлокожей женщины в бордовом платье. Она стояла в профиль на фоне темно-красного занавеса и внимательно смотрела на стену, увешанную множеством записок. В левой руке женщина держала бокал вина, который подносила к губам, пока еще сомкнутым. Правой рукой, обращенной к зрителю, женщина поправляла собранные на затылке волосы — локоны в стиле прерафаэлитов. В этом движении чувствовалось что-то детское, неуверенное. В остальном ее облик был исполнен решимости, как будто она собиралась сделать что-то важное или только что сделала. Великолепная картина!
— Солей, ты чудо! — воскликнул я. — Кто она?
— Женщина, которая чего-то хочет, но не знает, как это получить, — ответила Солей. — Как я.
Я кивнул. Мне вдруг вспомнилась Принчипесса, Джун и не только. Дама на картине как будто хотела мне что-то сказать. Но что?
Когда через полчаса Солей провожала меня к выходу, уверяя, что она рада предстоящей выставке и творческая сила к ней вернулась, я заметил на комоде предмет, который поначалу принял за высохший круассан. Я взял его, пошутив что-то насчет голодных художников, которым не на что купить хлеба, но тут заметил, что это был вылепленный из теста человечек, и из его туловища торчала игла.
— Что за черт? — удивился я.
— Хлебный человечек, — загадочно улыбнулась Солей.
— Хлебный человечек? — рассмеялся я.
— Да, вуду.
Сейчас в своем красном халате Солей напоминала мне африканскую жрицу.
Она осторожно взяла у меня фигурку и снова положила ее на комод.
— Ты знаешь, что мне было тяжело, очень тяжело… И вот я вспомнила заклинание с Хлебным человечком. Не смейся! Ты видишь? Я проткнула ему сердце иглой, чтобы влюбить в себя.
— Господи, Солей, да ты просто маленькая ведьма, я боюсь тебя! — засмеялся я. — Может, тебе стоит подыскать мужчину, который полюбит тебя без заклинаний? Оно же не сработает, тем более здесь, в Париже!
Ее темные глаза засверкали.
— Думаю, оно уже подействовало, — серьезно ответила Солей, наматывая на палец прядь черных волос.
Боже, до чего странной она иногда бывала!
— А, ну тогда все в порядке. Жду приглашения на свадьбу.
Я открыл дверь, качая головой. Хлебный человечек! Поверить, что проткнутый иголкой багет может воздействовать на человеческое сердце! До чего наивны бывают влюбленные!
Разумеется, у каждого свои ритуалы. Один посылает запросы в космос, другой выбирает приворотное зелье. Я скорее отношусь к скептикам.
И все-таки, возвращаясь домой в переполненном метро, я радовался тому, что это не я лежу у Солей на комоде с пронзенным сердцем. Кто знает, куда прекрасная жрица вуду захочет воткнуть свою иголку в следующий раз, если ее избранник воспротивится?
Так думал я о любви и слегка помешанной Солей, наивный, довольный и ничего не подозревающий о том, какими серебряными сетями уже оплела мое сердце коварная Цирцея.
От Принчипессы ничего не было.
Собственно, другого я и не ожидал, тем не менее слегка разочаровался. Кроме того, автоответчик передал мне приглашение Аристида на ужин в «теплой компании друзей». Меня не удивило, что он просил взять с собой Жюльена и Солей, если они того пожелают. Встречи по четвергам у Аристида обычно не затягивались и проходили в непринужденной обстановке. Компания собиралась самая пестрая. Когда прибывал очередной гость, ему просто давали нож, стакан вина и сажали за большой стол на кухне, где разгорались бурные дискуссии. Предметом шуток могло стать что угодно: от спаржи, картофеля или другого поданного на ужин продукта до «месье Блинг-блинга», как прозвали здесь Николя Саркози за его пристрастие к дорогим аксессуарам.
Вместе готовили, вместе ели. Аристид одну за другой выдавал рецензии на только что вышедшие книги и по ходу дела соображал свой знаменитый яблочный торт. Он тушил на сковородке резаные яблоки со сливочным маслом и сахаром, потом заворачивал готовую начинку в тесто и выпекал в духовке. Под конец такого вечера у гостей возникало приятное чувство, что они не только набили желудки, но и обогатились духовно.
Я намазал кусок багета паштетом фуа-гра, который нашел в холодильнике, и налил себе красного вина. Жизнь постепенно налаживалась.
Усаживаясь за ноутбук, я подумал о том, каково было бы сейчас возобновить отношения с Джун. Прекрасная идея! Я уже представлял себе горящие глаза дикой кошки и слышал ее голос: «Кто эта Солей? И что ты делал у нее в спальне? Я чувствую, у тебя с ней что-то есть…»
Я улыбнулся. В любовных отношениях ревность — вроде соли, и ее не должно быть слишком много. Однако, прежде чем предаваться фантазиям насчет возобновления старого знакомства, мне следовало убедиться, что Принчипесса — это Джун, решившая вернуться в мою жизнь и избравшая для этого столь необычный способ. Некоторое время я размышлял над тем, что ей написать, а потом выбрал тему, игравшую роль кодового слова.
Тема: Ла саббиа роса
Кончается день, полный самых неожиданных событий и воспоминаний, и Дюк снова возвращается к Вам, чтобы пожелать доброй ночи. Вашу маленькую загадку я так и не разгадал, однако нашел довольно неожиданный путь ее решения. Боюсь, теперь Вам не остается ничего другого, как раскрыть карты, потому что я напал на верный след.
Вы пишете, что хотели бы задать мне много вопросов. Я, со своей стороны, имею к Вам всего лишь три, однако уверен, что на каждый из них Вы должны ответить словом «да».
Итак:
Не ошибусь ли я, если замечу, что «печальная история», о которой Вы как-то упомянули, произошла в одном старомодном парижском отеле?
Не обманывает ли меня память, подсказывая, что в тот день Вы, несмотря на свое северное происхождение, проявили поистине южный темперамент, выразившийся в диком приступе ревности? (Здесь я вспоминаю, как прекрасны Вы в гневе, каким бы несправедливым он ни был.)
Хранится ли еще у Вас в комоде ночная сорочка из магазина «Ла саббиа роса»? Эта вещь связана для меня с одной досадной ошибкой, за которую я сейчас прошу у Вас прощения.
Другими словами: завтра воскресенье, и у меня выходной. А потому, если ты Джун, то доставишь мне ужасную радость, согласившись отобедать со мной в своем любимом ресторане «Маленькая стойка». Думаю, нам есть о чем поговорить.
Прошу тебя, скажи: «Да!»
Твой Жан Люк.
Внезапно я перешел с ней на «ты», испортил игру «Принчипесса — Дюк» и оставил восемнадцатый век ради двадцать первого. Теперь мое нетерпение было больше, чем простое любопытство.
Несколько минут я не спускал глаз с экрана, наивно полагая, что Принчипесса отреагирует немедленно. Естественно, я ничего не дождался. Ей требовалось время.
Поэтому я выключил компьютер. Сезанн в ответ на мое пожелание спокойной ночи пару раз лениво махнул хвостом, и я отправился в постель.
Мне снилась Джун. Она сидела в своем любимом ресторане «Маленькая стойка» на фоне светло-зеленой колонны в стиле модерн и за что-то поднимала бокал.
Однако через два часа я снова включил лампу на журнальном столике. О полноценном ночном отдыхе не могло быть и речи.
Не то чтобы меня что-то беспокоило или мешало спать. Просто за последние несколько дней привычный жизненный ритм нарушился. Я сделал сто пятьдесят три оборота вокруг своей оси в попытке найти удобное для сна положение. Пробуя метод самовнушения, я мирно посапывал в подушку и широко зевал. Даже проговорил слово «Чехословакия» задом наперед, как советовал делать в таких случаях герой старого фильма «Восьмая жена Синей бороды» в одной очень смешной сцене, но ничего не помогало.
Конечно, бессонные ночи бывали у меня и раньше. В лучшем случае мешали спать женщины. Однако скоро я наверстывал упущенное и просыпался полным новой энергии. Но бодрствовать в постели до утра одному — такого не пожелает себе ни один мужчина.
Я смертельно устал, но мозг продолжал работать. Какой-то гиперактивный нейромедиатор, передавая импульс от синапса к синапсу, будил в моем воображении все новые образы.
Это были женщины. Те, которых я знал и с которыми хотел бы завести знакомство. Они всплывали из темноты одна за другой и кружили у меня под носом. Даже Солей со своим Хлебным человечком.
Я встал. Раз уж все равно сон не идет, загляну в компьютер. Может, пришел ответ от Принчипессы. Но ящик оказался пуст. В начале второго ночи все нормальные люди спят.
Выглянул в коридор. Сезанн лежал в своей корзине, урча и вздрагивая задними лапами. Быть может, он гонял во сне кошку. Я пошел на кухню, налил стакан красного вина и сделал себе еще один бутерброд с фуа-гра. Еда успокаивает.
Кое-кто из моих друзей советует перекусить, когда не можешь заснуть. Аристид, например, встает каждую ночь, чтобы отрезать себе кусок козьего сыра, запас которого на этот случай всегда имеется у него в холодильнике. Я решил, что паштет фуа-гра ничуть не хуже. Дожевав багет и сделав последний глоток, я вернулся в постель. Наконец-то смогу уснуть спокойно!
Но через пять минут я снова поднялся. На этот раз причиной стал мой мочевой пузырь, угрожавший лопнуть. Для проблем с простатой я еще недостаточно стар. Однако бледного мужчину с пепельно-русыми волосами, который смотрел на меня из зеркала, никак нельзя было назвать молодым.
Итак, я снова вернулся в спальню. Все когда-нибудь закончится: и моя жизнь, и я сам, но и эта проклятая ночь тоже.
Я упал на кровать и решил попробовать новую тактику. Ну хорошо, пусть я так и не засну. Можно просто полежать с закрытыми глазами. Я слышал, что этот отдых не хуже. «Только не нервничать. Спокойствие, Жан Люк. Расслабься».
Расслабься, расслабься, расслабься… Я глубоко дышал животом.
В конце концов я погрузился в сон.
Я видел, как Солей в красном халате опустилась на колени перед моей кроватью. В руке она держала огромную иголку, которую собиралась вонзить мне в грудь.
— Никуда ты от меня не денешься, мой Хлебный человечек, — повторяла она.
Растрепанные черные кудри придавали ей сходство с горгоной Медузой.
Я выл, как граф Дракула в финальной сцене:
— Солей, только не это! Что ты делаешь?!
— Ну что, понял, кто такая Принчипесса? — шептала Солей, растягивая кроваво-красные губы в широкой улыбке. — Теперь-то я знаю, как заполучить тебя…
Она клацала крупными белыми зубами в каком-нибудь сантиметре от моей шеи, навалившись на меня всем своим телом, которое казалось тяжелым, как свинцовая глыба.
— Нет, Солей, нет!
Меня охватил ужас.
С нечеловеческим усилием я оттолкнул ее и сел, ощупывая грудь. Сердце билось как сумасшедшее, однако иголки не было. Слава богу!
Все еще не в себе, я шарил по столу в поисках выключателя лампы. Приснится же такое! Я поклялся никогда больше не есть жирного паштета среди ночи, что бы там ни говорил Аристид.
Было шесть утра. За окном щебетала какая-то птичка. Решив, что это жаворонок, а не соловей, я пошел в гостиную и сел за письменный стол. Затаив дыхание, словно отпирал дверь в сокровищницу, я включил ноутбук. Три новых письма. Одно — от Принчипессы.
Полный радостных предчувствий, я открыл его. Однако уже слово, написанное в поле «Тема», ошеломило меня. Я понял, что ничего хорошего оно не предвещает. В том смысле, что загадку Принчипессы я не разгадал. При этом до меня дошло, что корреспондентка допустила в письме ошибку, которая в дальнейшем может навести меня на верный след.
В теме стояло: «Гном».
Итак, в первый момент я почувствовал разочарование. Впоследствии я осознал, что и в хороших детективах сыщику приходится много плутать, прежде чем он выйдет на преступника. Но ведь я подошел к цели так близко! А теперь нужно все начинать сначала…
Итак, Джун придется вычеркнуть из списка подозреваемых. Уже после первого предложения это стало ясно как божий день.
Дорогой Дюк!
Рада, что Вы предприняли попытку разгадать тайну Принчипессы, однако, боюсь, она неудачна. И теперь я вынуждена не без удовольствия повторить Вам то, что некогда кричал гном королевской дочке: «Нет, нет, нет, меня зовут не так!»
Очень может быть, что я немного ревнива, — мужчины вроде Вас дают к этому повод, согласитесь, — и не исключено, что у меня есть симпатичное нижнее белье, купленное в магазине «Ла саббиа роса». Но Вы, дорогой шевалье, мне его не дарили. И никогда не видели на мне ночной сорочки, которая больше открывает, чем скрывает. К Вашему прискорбию, разумеется. Однако на этом мое сходство с упомянутой Вами особой заканчивается. Я не Джун. Поэтому пока будем держаться Принчипессы, ладно?
Я хорошо знаю маленькую, уютную «Стойку», хотя это и не мой любимый ресторан. Но на Вашу настойчивую просьбу — а она очень мне польстила, несмотря на то что адресовалась не мне, а той даме, за которую Вы меня ошибочно приняли, — я все же вынуждена ответить словом «нет».
Предложение отобедать вместе кажется преждевременным. И даже если бы оно не казалось таковым, я не могла бы его принять, поскольку завтра провожаю любимую подругу на поезд. Она отправляется в Ниццу. Накануне отъезда мы перекусим в «Голубом экспрессе», согласно доброй традиции.
Теперь о том, что касается нашего с Вами физического здоровья.
Я сегодня прекрасно выспалась, встала рано и только что — в чем Вы без труда можете убедиться — обнаружила в ящике Ваше письмо.
Засим желаю приятного воскресенья.
Ваша Принчипесса.
P.S. Надеюсь, Вы не слишком разочарованы тем, что я не Джун? Мне очень нравится наша переписка, и я хочу одного: чтобы она продолжалась и продолжалась.
Я еще раз перечитал постскриптум.
Был ли я разочарован? Разумеется. Однако, прислушиваясь к своим чувствам, я приходил к выводу, что удручен скорее тем, что допустил промах. Признаюсь, мне очень понравилось бы видеть Принчипессу поверженной, заставить ее капитулировать перед моей догадливостью. Меня злил ее тон, было не по себе оттого, что эта девушка обращается со мной так высокомерно. Почему бы ей не признаться во всем, в конце концов? Чего она хочет? Теперь и у меня возникло желание немного помучить ее, уцепившись за ее последний вопрос.
Тем не менее ее постскриптум меня тронул. В нем слышалась неуверенность, почти страх. Ведь она не написала просто: «Надеюсь, Вы не слишком разочарованы тем, что я не Джун». Или: «Надеюсь, Вы в состоянии пережить это разочарование». Ее вопрос прозвучал откровенно. И в нем не было той пренебрежительной иронии, которой принизаны все ее письма.
«…и я хочу одного: чтобы она продолжалась и продолжалась».
Такое признание невозможно оставить без ответа.
Я приготовился писать.
Тема: Разочарован
Разумеется, я разочарован.
Я ужасно разочарован тем, что вот уже второй раз Вы отвергаете мое приглашение в ресторан.
А когда я думаю о Вашем нижнем белье, то просто теряю над собой контроль. Более того, я с ума схожу от ревности при мысли о мужчине, который подарил Вам эту, с позволения сказать, одежду и видел Вас в ней.
В отличие от Вас, я провел бессонную ночь, и в этом есть и Ваша вина, милая дама.
В качестве вознаграждения за причиненные страдания я прошу Вас немедленно открыть мне название Вашего любимого ресторана, потому что в недалеком будущем мы с Вами туда отправимся, вот увидите.
Как бы Вы ни хотели продолжения нашей переписки, вечно она длиться не может. Я же, со своей стороны, желал бы, чтобы наши отношения стали чем-то большим, чем письма и намеки, загадки, красивые слова и фантазии. Много-много большим.
Засим мне не остается ничего другого, как мысленно проводить Вас на рандеву с подругой, пожелать приятного аппетита и ждать от Вас следующей весточки.
(Вы видите, я приучаю себя к терпению, даже если это мне дается нелегко.)
Берегите себя,
Ваш Дюк.
P.S. Вам не следует понапрасну беспокоиться о Джун. Вспомните гнома и королевскую дочь. Или Вы забыли конец этой сказки? Я надеюсь, Вы не лопнете от гнева, когда я разгадаю Ваше имя. Обещайте мне это!
Я отправлял ответ в приподнятом настроении: пока я его писал, у меня созрел план. Я решил понаблюдать за встречей Принчипессы с подругой не мысленно, а наяву. Сейчас отправлюсь на Лионский вокзал и буду ждать ее в «Голубом экспрессе». И если я, как она утверждает, немного знаком с ней, я узнаю ее. Другими словами, если в ресторане появится женщина, которую я видел раньше, в сопровождении другой, то я выясню, кто такая Принчипесса.
Гениально! Я даже захлопал в ладоши от радости. Любой инкогнито рано или поздно выдаст себя, надо лишь иметь терпение и не ослаблять внимания.
Когда мы с Сезанном уже бежали по бульвару Сен-Жермен в направлении метро, зазвонил мобильник. Приняв вызов, я услышал на заднем плане детское пение, а затем голос Бруно:
— Ну, как дела?
— Прекрасно, — ответил я. — Удалось немного поспать. Впервые за несколько ночей.
— Отлично, — порадовался за меня Бруно. — Ну а что с той загадочной незнакомкой?
— Ты не поверишь, что сейчас я как раз на пути в ресторан «Голубой экспресс».
— «Голубой экспресс»? Это заведение для туристов? Что ты там забыл?
— Хочу увидеть там загадочную незнакомку.
— Мои поздравления, друг, — присвистнул Бруно. — Быстро. Ну и кто она?
Я оттащил Сезанна от рекламного столба, на который он собирался помочиться.
— Ну… в общем, пока не знаю.
— О… — протянул Бруно. Он, казалось, немного смутился, но быстро взял себя в руки. — Так это… свидание вслепую?
— Не совсем. Я решил поиграть в Эркюля Пуаро.
Вкратце рассказывая Бруно о том, что произошло со дня нашей встречи в «Ла Палетт», я понял, что это были очень насыщенные событиями дни. Приключение возле мусорного бака и знакомство с гантелью мадам Вернье, ночная поездка к Солей и загадочная дама, которая спрашивала меня в отеле «Дюк де Сен-Симон», подозрения в отношении Джун и переписка с Принчипессой, Хлебный человечек и мой сон и, наконец, грандиозная идея встретить незнакомку на вокзале.
— Радуйся, что это не Джун, — сухо заметил Бруно. — Ничем хорошим это не кончилось бы. Только представь себе, скольких скандалов ты избежал.
— Да ладно, — возразил я. — Она уже успокоилась.
— Она как вулкан, — ответил Бруно. — Всегда готова взорваться.
— Бруно, — усмехнулся я, — Джун не такая страшная. Я захожу в метро. Созвонимся позже.
Я хотел завершить разговор, как вдруг Бруно опять что-то закричал в трубку.
— Что? — переспросил я уже на эскалаторе.
— Ставлю бутылку шампанского, что это та самая художница! — повторил он.
— Кто? Солей? Ни в коем случае! Она влюблена в какого-то придурка, который ее не стоит.
— А что, если этот придурок — ты?
— Что ты такое болтаешь? Солей для меня как сестра, — нетерпеливо объяснил я. — Кроме того, это не ее стиль. Солей не будет писать в такой старомодной манере! Она лепит хлебных человечков и занимается магией вуду.
— Ты зашел в ее спальню среди ночи, и на ней ничего не было. Однако она нисколько не смутилась, а на следующий день кризис прошел, и она сообщила тебе, что магия подействовала, — напомнил Бруно.
— Тебе опять мерещатся призраки, — подытожил я.
— Значит, пари? — Бруно не хотел сдаваться.
— Ну хорошо, если тебе так не терпится угостить меня шампанским.
Бруно засмеялся. Я тоже.
— Вот увидишь, — пообещал он.
