Глава 16
Эффект, как он и рассчитывал, был потрясающим. Когда он включил свет, Элен вскрикнула и аж подпрыгнула на месте. Даже Мечеру понадобилось секунды две, чтобы его глаза и нижняя челюсть вернулись на место. Потом он ухмыльнулся и сказал:
– Вы очень умны, мистер Мичелдекан. Определенно у вас прекрасная память на некоторые вещи. Никак не думал, что вы обратите внимание на слова Строда, что я могу воспользоваться этой квартирой.
– О, я всегда все внимательно слушаю, – ответил Роджер самым спокойным голосом, на какой был способен.
Последние несколько часов он то и дело задавался вопросом, а что, собственно, он предпримет, когда настанет его момент. Теперь он это знал, по крайней мере знал, как будет разворачиваться первый акт этой драмы. Но спешить не следовало. – Теперь я, кажется, знаю, какова будет моя роль в твоей жизни. По счастью, это можно наглядно продемонстрировать, так что мне не придется утруждать себя нудными объяснениями. – Он двинулся на Мечера, который застыл на месте. – Посмотрим, каков ты, когда нужно применить силу, чтобы защитить того, кто тебе нравится или кого ты любишь.
Роджер не сделал и трех шагов, как Элен выступила вперед. Ее тонкие губы стали еще тоньше.
– Учтите, – сказала она ровным, решительным голосом. – Если кто из вас ударит другого, если хотя бы тронет его пальцем, я выйду в эту вот дверь и никогда больше ни слова не скажу ни одному из вас. Ясно? Роджер, тебе ясно?
Он не знал, что ответить. Для него чрезвычайно важно было объяснить, что Мечер скорее заслуживает, чем не заслуживает хорошей трепки, но, как он ни старайся, сомнительно, чтобы она поняла его или хотя бы попыталась понять. Он моргнул и медленно покачал головой.
– Но я не собирался бить его… по-настоящему, – сказал он. – Только кулаками. Ни ногами, ни коленом, ничего такого. И только выше пояса. Никаких недозволенных приемов, все по-честному, правда.
– Только попробуй тронуть его, и между нами все будет кончено. Имей это в виду.
Роджер никак не мог обрести обычное свое красноречие. Наконец, презрительно фыркнув, он повернулся к Мечеру.
– Ну и как вы себя чувствуете, – спросил он, – видя, как ваша дама сердца умоляет сохранить вам жизнь? Настоящий мужчина не смог бы…
– Я чувствую себя просто прекрасно. Не предполагал, что она способна быть столь убедительным защитником. И я не настоящий мужчина. Я очень ненастоящий мужчина. Единственный настоящий мужчина здесь – это вы.
– Ты ребенок, а не мужчина! – заорал Роджер. – Мужчины должны уметь играть по правилам, черт подери, но ты не умеешь. Нет. Если тебе чего-то хочется, ты просто берешь это. Ты представления не имеешь о том, что значит заслужить право иметь что-то. Просто вламываешься и все сокрушаешь… Как все твои чертовы соотечественники. Это было бы забавно, когда бы не было так ужасно.
– Не возражаете, если я сяду? – спросил Мечер, присаживаясь на край кушетки и не спуская с Роджера опасливого взгляда. – Конечно, я понимаю, что довольно несправедливо лишать вас удовольствия ударить меня. Думаю, человек…
– Лучше подумай, как чертовски тебе повезло, что нашелся такой защитник. Да я из тебя за две минуты отбивную бы сделал. Даже меньше чем за две минуты – за десять секунд. Да вот беда, у тебя и так уже полные штаны. Разок ударить, и ты будешь готов. Станешь ползать на коленях и молить, чтобы я тебя больше не…
– Конечно стану, конечно стану, – согласно кивнул Мечер. – Меня не били с тех пор, как мне исполнилось двенадцать лет. Тогда мне это не нравилось, и с тех пор не произошло ничего, что заставило бы меня изменить свое отношение к этому.
– Ты просто жалкий, болтливый, храбрящийся трус.
– Ну да, конечно, я трус. Но что вы, мистер Мичелдекан, похоже, не понимаете, так это то, что меня это вполне устраивает. А еще я лжец, вор, слишком привержен мирскому успеху – поскольку не так возвышенно духовен, как вы, – можно найти у меня и другие пороки, о которых в данный момент нет нужды распространяться. Но дело в том, что я осознаю это и это меня не заботит. Будь вы настроены менее решительно, то могли бы узнать, что меня заботит, и подумать над этим. Хотя время уже довольно позднее, чтобы открывать что-то новое для себя, так вы, наверно, считаете?
– Мечер, пока тебе не стало совсем худо, серьезно советую спрятать гордость подальше и обратиться за помощью к тому, кто занимается такими, как ты.
– Виноват – но это еще одна отравленная стрела в мой адрес. Если вы считаете, что я веду себя сейчас как невротик – а так оно, наверно, и есть, – пускай. Так или иначе – перед грубой силой я могу не устоять, но мы условились не прибегать к грубой силе, а слова на меня не подействуют, во всяком случае те, которые вы можете мне сказать, поэтому что вы собираетесь делать?
– Что я собираюсь делать?
– Совершенно верно. Что вы собираетесь делать? Каковы ваши личные планы на следующие несколько часов, если конкретней – на ближайший час?
Все это время Элен стояла в стороне, не вмешиваясь в разговор и гневно глядя на Роджера. Теперь она присоединилась к Мечеру:
– Почему бы тебе просто не уйти, Роджер? Тебе здесь нечего делать. Драться ты не собираешься, нам нечего сказать тебе, а тебе – нам. Так что иди домой.
– У меня есть много чего сказать и тебе, женщина, не сомневайся на этот счет, и ты…
– О боже! – Элен закрыла лицо руками. – Ничего не желаю слышать. Если б ты только знал, как мне все это надоело. Я просто хочу забраться в постель.
– Еще бы, уверен, что хочешь.
Она отняла руки от лица.
– Убирайся с глаз долой, жирный болван. Не понимаю, как только я позволяла тебе дотронуться до себя…
– Нет, Элен, – остановил ее Мечер, – не так. Это ему нипочем. Надо по-другому. Вот, смотри, я тебе покажу. – Он, дразня, высунул язык и запел: – Британцы идут, британцы идут. Стреляй британцев, стреляй британцев. Роджер – второгодник, ля-ля, ля-ля, ля-ля. – Он помахал руками, касаясь большими пальцами ушей, и снова запел: – Роджер писать не умеет, Роджер считать не умеет, о-е-ей, о-е-ей.
– Парень… парень совершенно… Как ты только могла… с этим… Замужем за таким прекрасным человеком, как Эрнст, и… нате вам… с этим…
– Давай оставим Эрнста в покое, не будем вмешивать его сюда, ладно? – сказала Элен и поджала губы.
При слове «оставим» мысли Роджера приняли другое направление.
– Значит, ты все-таки оставила его? Такого замечательного человека. Как ты смогла? Нет, это выше моего разумения. Он там совсем с ума сошел от беспокойства, ты это понимаешь? Я был у него сегодня вечером и долго сидел с ним. Бедняга просто не в себе. От беспокойства. Как ты могла…
– Чепуха, он знает, что я вернусь. Я все предусмотрела, обо всем позаботилась, так что ему не нужно ни о чем…
– Ты думаешь, что можно все предусмотреть, а я знаю совершенно другое. В то, теперь уже далекое, время, когда ты собиралась уехать со мной на выходные, прежде чем, как у вас, женщин, водится, передумать и решить, что предпочитаешь этого жуткого молодого говнюка… Что же ты не поехала к тетке в Цинциннати, ведь ты собиралась? Артур думает, что ты там, но у Эрнста нет иллюзий по этому поводу…
– Просто я поняла, что не смогу солгать ему. – Впервые за время разговора в Элен появилась неуверенность. – Я уже хотела, но поняла, что не смогу. Но он знает, что я вернусь.
Печальным, прямо-таки элегическим тоном Роджер спросил:
– Почему ты сделала это, дорогая? Ах, зачем это было нужно? Почему надо было так злиться на меня? Ведь ты разозлилась, скажи?
– Конечно разозлилась. Но теперь это не имеет значения.
Роджер мгновенно представил себе субботний вечер.
– У тебя не было причин злиться. Ничего такого не было. Все, что она сделала, так только укусила меня. Вот сюда, можешь посмотреть, если хочешь убедиться.
– Не желаю я смотреть. Да и на что смотреть? Что все это значит, Ирвин, ты чего-нибудь понимаешь?
Ирвин засмеялся, на сей раз медленно и спокойно.
– Кажется, кое-что понимаю. Он ухаживал за Сюзан, там, на острове, во время пикника, и она укусила его, и после этого он больше за ней не ухаживал. Да, кстати, извините меня, мистер Мичелдекан. Наверно, тут я отчасти виноват. Не в том, что она вас укусила, это была собственная идея Сюзан, и меня это даже шокировало. Слишком уж грубо. Я думал, у нее больше воображения. Кое в чем она удивительно неразвита. Нет, она неплохая девчонка, только слишком буквально воспринимает все, что я ни скажу. Самостоятельности в суждениях ей не хватает. Слишком молода еще.
– Как тебе могло взбрести такое в голову? – спросила Элен Мечера.
– Мы с Сюзан решили, что забавно будет посмотреть, как мистер Мичелдекан поведет себя, если сделать вид, что она может уступить ему. Такая, кажется, поначалу была идея. Но потом у меня появился особый интерес. Я уже знал, что у меня есть какой-то шанс соблазнить тебя, насколько верный – сложно сказать. Невооруженным глазом видно было, что наш английский друг очень увлечен тобой. Мне захотелось понять, до такой ли степени он увлечен, чтобы устоять перед соблазном. Ответ я получил. Нет, не до такой.
Элен устало кивнула.
– Хочешь сказать, что ты ничего не знала об истории с Сюзан? – спросил Роджер.
Она отрицательно покачала головой.
– Откуда я могла узнать?
– Я думал, ты нас заметила. Мне казалось, что я видел, как кто-то наблюдает за нами, кто-то в таком же светлом платье, как у тебя.
– О, чтобы я подглядывала за обнимающейся парочкой! Я?
– Я не то имел в виду…
– Ты напрасно беспокоился. В тот вечер на мне было другое платье, не светлое.
– Ах, вот как, другое? Тогда за что же ты сердишься на меня? Что я такого сделал?
– Ты вел себя, как обычно себя ведешь.
– В каком смысле?
– Ты действительно хочешь, чтобы я сказала?
– Извините меня, – вмешался в разговор Мечер, – вы тут объясняйтесь, а я пойду приму ванну. Или, может быть, обойдусь душем. Решу на месте.
Когда Мечер ушел, Элен сказала:
– Ладно, Роджер, скажу. Раз уж ты просишь. Мне вообще не надо было обещать поехать с тобой в Нью-Йорк на выходные. Просто ты был очень милым, каким иногда умеешь быть, причем специально не старался, а вел себя естественно, ничего не требовал от меня. А потом я еще подумала, что если смогу поехать с тобой, то, может, наконец-то перестану чувствовать себя виноватой перед тобой, поэтому…
– Виноватой? Почему ты чувствуешь себя виноватой передо мной? Что это значит?
– Когда я уступаю тебе, то меньше переживаю за тебя, ты меньше меня раздражаешь, я перестаю чувствовать себя ответственной за твое поведение, и когда ты опять становишься ужасным, я могу просто негодовать или злиться на тебя со спокойной совестью, как на любого другого, поэтому, когда в тот день ты отмахнулся от меня и продолжал дозваниваться до Мейнарда Пэрркша вместо того, чтобы еще немного побыть со мной, я только расстроилась, не… возмутилась, вовсе нет, но…
– Так ты ложилась со мной в постель только потому, что чувствовала себя?… Ты хоть получала удовольствие? Хоть когда-нибудь?
– Ты, конечно, не задумывался об этом, да? Ты думал только о себе, так? Ты стремился к этому, добивался. Как большинство мужчин. Знаешь, когда я начала спать с мужчинами, то первые несколько лет мне казалось, что все это они делают ради меня. Если тебе посчастливилось испытать наслаждение и ты показала это, тогда все в порядке, тогда все прекрасно, потому что они убеждаются, какие они молодцы, но трудно испытывать настоящее наслаждение, зная, что ты тут ни при чем, тебя там как бы нет. Потом я встретила мужчину, который, обладая мной, иногда смотрел на меня, а не делал все с закрытыми глазами, как другие. Он знал, что с ним – я. От начала и до конца. Поэтому я вышла за него замуж.
Роджер с удивлением заметил, что на ближней полке появилась бутылка виски. Должно быть, решил он, Мечер и Элен принесли с собой. Он откупорил ее, сделал два таких больших глотка, что поперхнулся.
– Ты не любишь меня, – сказал он, откашлявшись. – Я правильно говорю?
– Нет. Это ты не любишь меня.
– Элен, я люблю тебя. Я люблю тебя и хочу на тебе жениться.
– Может быть, хочешь, но любить ты меня не любишь. Знаешь, когда я решила, что не поеду с тобой? В субботу вечером, когда везла тебя в город к тому священнику. Как ты тогда со мной разговаривал!
– Но я был пьян. Не соображал, что говорил. И что я такого сказал? Уверен, ты тоже ничего не помнишь. Ну, так что я сказал?
– Не знаю, я не слушала. Изо всех сил старалась не замечать, что ты говоришь. Но я не могла не заметить, как ты говорил. Ты говорил со мной так, как говорят с человеком, которого не любят. Когда я это поняла, мне стало совсем плохо, хуже, чем когда ты бываешь просто невыносимым.
– Если я так мало значу для тебя, – сказал Роджер, еще раз приложившись к бутылке и поставив ее обратно на полку, – зачем ты вообще сказала, что подумаешь и даже, может быть, уедешь со мной навсегда?
– Ты не представляешь, как я из-за этого переживала. Я боялась, что не смогу прямо сказать тебе, что об этом не может быть и речи. С моей стороны это было малодушно и глупо, я сразу это поняла, как только пообещала тебе подумать. Прости, мне не стоило тебя обнадеживать.
– Пустяки, вряд ли я по-настоящему верил, что такое может случиться.
Элен больно стиснула зубами костяшку пальца.
– Теперь ты уйдешь, Роджер?
– И все-таки я тебя люблю. Жаль, что все так вышло.
– Господи, да уйдешь ты, наконец? Пожалуйста!
Вернулся из ванной Мечер, вокруг бедер – полотенце, одежда – в руках. Теперь он вел себя совсем иначе. С раздражением он сказал Роджеру:
– Вы все еще болтаетесь здесь? Чего вам тут нужно? Элен, почему ты его не прогнала? Обычно я очень терпелив, но, ей-богу, мое терпение уже на исходе. Уходите, мистер Мичелдекан. Вас не хотят здесь видеть. Даже если некуда идти, все равно уходите.
– Минутку, Ирвин, послушай-ка меня, – сказала Элен.
– В чем дело?
– А ты не для того здесь, чтобы… показать, что ты лучше него? Ты случайно не для того затащил меня сюда, чтобы поквитаться с ним?
Мечер улыбнулся. Переложил туфли в одну руку и другой обнял Элен за талию.
– Нет, я здесь не для того. Наверно, я все-таки лучше него. Возможно, на самом деле все наоборот, но я считаю, что я лучше. И мог бы доказать это, когда пожелаешь. То есть когда пожелаешь, но только не сейчас. Нет, я здесь не из-за него. Это ты оказалась здесь из-за него. О, давай не будем разбираться – конечно, это не единственная причина, по которой ты здесь, и может быть, даже не главная. Не знаю. Но это можно обсудить чуть позже. Что мы должны сделать немедленно – так это довести до конца разрыв англо-американских отношений. – Продолжая обнимать Элен, он обернулся к Роджеру. – Я же сказал, чтобы вы убирались. Убирайтесь!
– Пожалуйста, Роджер, – присоединилась Элен.
– Но это так далеко, – сказал Роджер. – На другом конце города. И уже очень поздно.
– Можно поймать такси.
– Могу и не найти. И к тому же там, в моей квартире, невыносимо холодно.
– Если там холодно, значит, это единственная такая квартира южнее Мэна, – ответствовал Мечер. – Одно могу посоветовать: ложитесь спать в одежде.
– Можно мне остаться здесь, в той маленькой комнатке? Обещаю, что утром вы меня не увидите. Пожалуйста.
– Пожалуйста, не рассчитывайте переночевать под этой крышей. Давайте… уходите.
– Позволь ему остаться, Ирвин. Ну какая тебе разница?
– Ты попала в точку. – Он посмотрел на Элен, потом на потолок, потом на Роджера. – Хорошо. Но только чтобы была абсолютная тишина. И чтобы не прибегать в пять утра с новыми аргументами. Договорились?
– Да, – сказал Роджер. – Тогда… покойной ночи. Он вешал брюки на спинку стула возле кровати, когда в комнату вошел Мечер.
– Насколько я понимаю, вы на днях возвращаетесь в Англию, – начал он. – Поэтому скажу вам все, что еще не сказал. Не знаю, собирались ли вы предлагать вашему издательству «Небо мигунов», но можете не беспокоиться. Строд Эткинс сказал, что пристроит книгу на более выгодных условиях, и я ему верю. Теперь другое. Как мне кажется, вы считаете, что люди в этой стране не любят вас потому, что вы британец. Это не так. Мы давно уже живем не в эпоху «красных мундиров», когда англичане управляли своей американской колонией, даже если вы еще живете в том времени. И у нас уже иной образ мысли. Нам не свойственны коллективные симпатии и антипатии. Не ваша национальность нам не нравится, а вы сами.
