Со временем Цыганков с ролью курьера освоился, поднаторел в тонкостях криминального бизнеса, и чувствовал себя в поездках гораздо спокойней. Страх ушёл, уступив место нездоровому азарту. В зоне Лёшка всегда удивлялся сидельцам, которые ни с того, ни с сего вдруг ставили на карту свою жизнь. Теперь он понимал: нет чувства более пьянящего, чем чувство смертельной опасности, а в том, что в случае провала ему головы не сносить, Лёшка не сомневался. Деньги Карась платил большие, и, что немаловажно, всегда в срок. От этих денег Лёшка сначала ошалел: большие деньги как водка или наркота – сразу с ног валят! Однако потом успокоился, прибарахлился, научился костюм носить и галстук завязывать. Трудно теперь было в Лёшке узнать вчерашнего сучкоруба: движения стали неспешными, плавными, разговор спокойный, неторопливый. Даже на людей высокого роста Алексей умудрялся смотреть свысока. В левой руке носил теперь Цыганков настоящий английский кожаный саквояж, а в пальцах правой дымилась ароматная дорогая сигара. Одежду, которую ему Карась выдал, Лёшка давно поменял: теперь он носил лёгкое демисезонное пальто модного покроя, с клетчатым кашне на плечах, и дорогой тёмно-синий костюм. Для полного антуража заказал Лёшка себе очки в тонкой золотой оправе. Зрение у него было отменное, но очки, стёкла у которых были простые, без диоптрий, придавали ему лёгкий налёт интеллигентности. После первой поездки приобрёл он золотой перстень-печатку, размером с хороший болт.

– Ты бы ещё на шею цепуру золотую повесил, как у бандюков! – сказал ему Жорка Карась, когда Лёшка похвастался перед ним покупкой. После этого Лёшка перстень с пальца снял и заменил тоненьким обручальным кольцом.

– Соображаешь! – похвалил его тогда Карась, глядя, как уместно смотрится скромное колечко на холёном Лёшкином пальце. За собой Лёшка теперь следил, как фраер последний: стригся и красился в блондина только в московских салонах, регулярно делал маникюр и загорал в солярии. Нравилась это Цыганкову, почувствовал Лёшка вкус к шикарной жизни. Скажи ему кто-нибудь лет пять назад, что он как пидор будет ногти полировать, не задумываясь, в рыло бы дал! А сейчас он кулаками махать не спешил, всё больше миром решал.

– Хватит, отмахался! – сказал он себе. – Нынче я другой масти.

После каждой удачной сделки садился Лёшка в такси и ехал в загородный ресторан, где его хорошо знали и принимали со всей душой: щедр был Лёшка на чаевые. Заказывал он в ресторане много, но не абы что, а блюда дорогие, с утончённым вкусом, пил не водку, а «Хенесси». После ужина шёл Лёшка в свой номер, где ему паренёк шустрый на выбор девочек предлагал. Знал паренёк вкус Лёшкин и всегда ему угодить старался. Любил Лёшка женщин статных, полногрудых, но не вульгарных, а в любви и других чувственных наслаждениях толк понимающих. Иногда Лёшка позволялся себе небольшое излишество: заказывал двух грудастых, слегка перезрелых жриц продажной любви, и на большой гостиничной кровати, зарываясь между их пышных форм, отогревался душой и телом. После ночи любви покупал Лёшка билет в «СВ» на скорый поезд, и, предварительно позвонивши Карасю, уезжал к себе на малую родину.

И так раз за разом! И с каждым разом всё лощёнее становился Лёшка, всё вальяжней. При очередной встрече даже Шершавый не выдержал.

– Ты бы, сибирячок, попридержал бы гонор свой, а то больно заметный стал, как павлин средь колхозных кур. Того и гляди, «заметёт» тебя «ментовка» для проверки, а на проверку что выйдет? – процедил сквозь зубы Шершавый, морщась от элитного Лёшкиного парфюма.

– Не «заметёт»! – свысока ответил Леха. – Она таких, как ты, «гопников» тормозит, а приличным людям она честь отдаёт.

В тот раз ему повезло: увернулся он от кулака обиженного сотоварища. Второй раз ударить Шершавый не успел, потому как мимо проезжал милицейский патруль, который хотел их с Лёшкой, как нарушителей общественного порядка, в кутузку забрать, но обошлось, договорились на месте. Лёшка тогда не пожадничал, сунул сержанту пятитысячную банкноту, чем и замял дело. Но Шершавый на него обиду затаил.

– Ты теперь, землячок, под ноги смотри хорошенько, а то неровен час, споткнёшься! – злобно процедил партнёр и плюнул Лёшке на лакированные туфли.

Однако на этом неприятности не кончились. По приезду в Медведково схлопотал Лёшка от Жорки хорошего «леща». Хотел Карась сгоряча ещё добавить, но Лёшка увернулся.

– Понимаете, сэр! – как ни в чём не бывало продолжил беседу Жорка. – В нашем бизнесе многое строится исключительно на доверии к партнёру, поэтому «кидать» партнёра, а также хамить ему и бить морду категорически воспрещается. А ты, гнида лагерная, что творишь? Ты знаешь, сколько я бился, пока этот канал сбыта наладил? Ты знаешь, какие в этом бизнесе «бабки» крутятся, какие люди за всем этим стоят? Ты кем себя вообразил? Забыл, кто ты есть на самом деле? Запомни, Цыганок! Какой бы модный клифт ты на себя не нацепил, ты есть и остаёшься «мокрушник» беглый! Ты, падла, на воле ходишь, потому что я этого хочу. Ещё один «прокол» и тогда лучше сам вздёрнись: тебе умирать легче, а мне хлопот меньше!

После этого разговора Лёшку три недели никто не беспокоил. Он даже стал подумывать о поездке на северный берег Чёрного моря, но неожиданно позвонил Жорка и приказал срочно выезжать в Москву. На вокзале, в туалете, передал Жорка ему тюбик из-под крема для бритья.

– Это всё? – удивился Цыганков. – Жорка, ты что, смеёшься? Из-за этой малости я должен через всю страну целую неделю на поезде ишачить?

– Рот закрой! – осадил его Жорка. – Ничего с тобой не будет, прокатишься с комфортом туда и обратно. Это тебе не стволы на лесосеке валить! От этой малости будущее нашего бизнеса зависит. Проба это.

– Чего? – не понял Лёшка.

– Проба говорю. Золотишко с нового прииска. По этой пробе наши химики определят количество примесей в золоте, после чего «большие дяди» решат: иметь с нами дело или нет! Так что вези смело! Оплата по обычному тарифу. Если всё сладится, дам тебе месяц отпуска.

Лёшка на руке тюбик взвесил, и показалось ему, что тюбик подозрительно лёгкий.

– Золотой песочек, поди, потяжелей, будет, – подумал он и потряс тюбик над ухом.

– Осторожней! – зашипел Карась. – Спрячь, не отсвечивай!

Лёшка тюбик в карман пальто спрятал, и о своих сомнениях забыл. Мысли о предстоящем отпуске завладели им. За всю жизнь не было у Лёшки отпуска, даже после того, как из зоны откинулся, не было. Хотел с Карасём попрощаться, но подевался куда-то партнёр, ушёл по-английски, не попрощавшись.

Впервые уезжал Алексей с тяжёлым предчувствием. Страха не было, но был на душе какой-то неприятный осадок, вроде как после «палёной» водки: вроде бы и хмель в голове, и досада в сердце, что опять обманули. В купе ему попался разговорчивый попутчик – владелец крупной фирмы по добыче рыбы и других морепродуктов, которые он, выловив возле родных берегов, продавал в первом японском порту. Денег у фирмача было немеряно, но от самого Владивостока он ехал в купе один, поэтому искренне обрадовался появлению попутчика.

– Ну, теперь другое дело! – радостно гудел фирмач, доставая из саквояжа коньяк и рыбные закуски. – Теперь и выпить и поговорить есть с кем.

Они выпили за знакомство, потом ещё и ещё, но разговор не клеился.

– Ты кто по жизни? – поинтересовался фирмач.

– Я? Я лесом торгую. – вспомнил «легенду» Цыганков.

– А чего грустный такой?

– Да так, с бизнесом кое-какие «непонятки»!

– Так разрули! – посоветовал фирмач, наливая Лёшке полстакана марочного коньяка. – Или тебе впервой?

– Да нет, не впервой! – вздохнул Леха. – Вот вернусь из Москвы и займусь этим. Если, конечно, вернусь!

– Удачи! – пожелал попутчик и одним махом вылил содержимое стакана себе в глотку.

В Москву они прибыли под вечер, когда солнце зацепилось розовым краем за столичный горизонт. Перед выходом из вагона Цыганков переложил тюбик с золотой пробой в задний карман брюк.

– Хоть и не совсем удобно, зато не вытащат! – решил Лёшка, надевая на нос очки в тонкой золотой оправе. Выйдя из вагона, он не спеша осмотрелся и неторопливо пошёл в сторону вокзала. Откуда-то из толпы вынырнул и прилепился к нему малолетний «отморозок».

– Слышь, фраерок! Отстегни червончик на детский панадол, – заступив дорогу, стал наезжать на Лёшку молодой беспредельщик. Цыганков попытался его обойти, не связываться, но паренёк, явно нарываясь на неприятности, вновь преградил ему дорогу. – Отстегни, не жмись. Я же вижу, что ты весь «упакованный»! Отслюнявь, с тебя не убудет!

Лёшка остановился, снял очки и, протирая стёкла ослепительно белым платком, негромко обратился к надежде организованной преступности:

– Видите ли, молодой человек, принимая во внимание обстоятельства нашей нечаянной встречи и Ваши непомерные амбиции, я, конечно, должен был дать Вам в рыло, однако…». Далее последовала отборная лагерная «феня» часть которой малолетка не понял, но, посмотрев на Лёшку с уважением, мгновенно отстал и растворился в толпе приезжих.

Если бы Цыганков был внимательней, то заметил бы, как малолетний преступник, проходя мимо лениво покурившего милицейского наряда, еле заметно кивнул головой. После этого со стражей порядка сонливость как ветром сдуло. Мгновенно подобравшись и напустив на лица официально-нейтральное выражение, патрульные, торопливо расталкивая спешащих на поезд пассажиров, целенаправленно устремились наперерез Цыганкову. Зашли они грамотно: один преградил Цыганкову дорогу спереди, второй остался за спиной, отсекая путь к отступлению.

– Сержант Литвинов, – представился старший патруля. – Предъявите, пожалуйста, документы.

– А что, собственно, происходит, товарищи? – вежливо поинтересовался Алексей, осторожно поправляя двумя пальцами очки.

– Ничего особенного… товарищ. Обычная проверка документов.

Цыганков медленно достал из внутреннего кармана пиджака паспорт на имя Коробейникова Петра Ефимовича и передал сержанту.

– Надолго в Москву? – как вскользь поинтересовался стоящий за спиной милиционер.

– На пару дней, – ответил Лёшка, слегка повернув голову влево.

– В гости приехали?

– Нет, по делам бизнеса. – продолжал беседовать Алексей с патрульным милиционером, догадываясь, что тот специально отвлекает его внимание, пока старший патруля сверяет фотографию в паспорте с Лёшкиной физиономией.

– Дай ориентировку, – распорядился сержант и протянул к патрульному свободную руку. Цыганков слышал, как милиционер зашелестел бумагой и передал сержанту развёрнутый лист с жирным чёрным шрифтом и нечёткой фотографией. Хоть и быстро передавали милиционеры ориентировку из рук в руки, но Лёшка успел прочитать заголовок «Внимание, розыск!» и разглядеть собственную фотографию.

Не так уж часто фотографировали его, чтобы он не смог запомнить, где и по какому случаю это было. Лёшка точно помнил, что за всю его беспутную жизнь фотографировали его три раза: на выпускной, на паспорт, да в оперчасти следственного изолятора. Фотографию, которая красовалась на ориентировке, сделал Шрэк на свой мобильный телефон в машине, во время их первой встречи. Это была последняя, четвёртая фотография.

Фотография была нечёткая, к тому же сфотографирован он был вполоборота, что затрудняло опознание.

– Не похож! Не он, – вполголоса сказал стоящий за спиной милиционер.

– Да, нет, кажется, он! – торжествующим голосом произнёс сержант Литвинов. – Ведь так, гражданин… Коробейников?

– Так! – утвердительно ответил Цыганков и коротко, без замаха врезал сержанту в челюсть. Хоть и сошли у Лёшки с ладоней мозоли, но сила в руках осталась. Сержантское тело было в полёте, когда Лёшка резко присел, ощутив, как вскользь по затылку прошлась резиновая палка. Возьми милиционер чуть пониже, и Лёшка до конца бы дней своих лечился в психоневрологическом диспансере, пытаясь вспомнить собственное имя. Однако спецсредство, именуемое «РП-89», только чиркнуло Лёшке по волосам. В этот момент раздался чмокающий звук – это сержант Литвинов приземлился затылком на асфальтовое покрытие перрона. Отбросив ставшим ненужным кожаный саквояж, Алексей юлой крутнулся вокруг собственной оси, выбросив вперёд правую ногу в щегольской лакированной туфле, и сделал подсечку стоящему у него за спиной «менту». Патрульный милиционер упал на спину. Хоть и смягчили падение надетые на грудь бронежилет и куртка, но дыхание у него сбилось. Это дало Лёшке пару минут форы.

«В толпе стрелять не решатся! Надо делать ноги!» – мелькнула мысль. – Но куда? Справа состав стоит вплотную к перрону, под вагон не сиганёшь, через вагон тоже – там двери в тамбуре только на приём пассажиров открыты. Слева перрон чист.

Метнулся Лёшка к краю платформы, а там – вот незадача – поезд подходит! Поезд хоть скорость и сбавил, но не рекомендуется ему поперёк становиться. А патруль милицейский очухался, за автоматы взялся! Вот уже и затвором лязгнули.

«Значит, будут стрелять: первая пуля в воздух, ну а вторая…! – обречено подумал Цыганков и удивился, что не чувствует страха. – Эх, зачем меня мама родила! Была – не была! Авось успею».

Первый автоматный выстрел Алексей воспринял, как команду «марш»: резко оттолкнувшись от края платформы, прыгнул на рельсы и побежал к противоположному краю. Расчёт был простым: успеть перебежать железнодорожные пути перед близко идущим поездом, взобраться на платформу и затеряться среди прибывших пассажиров. Пути Лёшка перебежал, а вот на платформу взобраться не получилось: оттолкнулся он от гравийной насыпи, подпрыгнул и, ухватившись за край платформы, подтянулся на руках. На этом всё и закончилось, потому как толчок получился слабый, край платформы, как назло, оказался скользким от солидола. Висит Лёшка на руках, ногами судорожно в поиске невидимой опоры дрыгает, и на приближающийся поезд косится. А поезд всё ближе и ближе!

«Амба! – с горечью подумал Алексей. – Сейчас разотрёт меня между вагоном и краем платформы! Надо на рельсы падать, так меньше мучиться буду!» – но рук не разжал, и судорожно пытался подтянуться. Очень уж жить Лёшке хотелось! Оно и понятно: жизнь штука занятная, хоть и щедра она на неприятные сюрпризы, но терять её никому не хочется.

Видимо, на небесах оценили Лёшкино упорство и дали ему приз за волю к победе: в тот момент, когда он, зажмурившись, ожидал страшного удара, чьи-то руки схватили его за воротник и резко втащили на платформу. Поезд промчался мимо, издав напоследок длинный недовольный гудок, заглушивший страстную речь машиниста, который, грозя несостоявшемуся покойнику кулаком, в нецензурной форме помянул его близких родственников, а также Лёшкино умственное развитие и почему-то его сексуальные пристрастия.

Первое, что увидел Алексей, когда понял, что спасён и перестал жмуриться, были зелёные, как молодые трава, глаза.

– Маша! Ты-то как здесь оказалась? – обрадовался Алексей встрече с бывшей попутчицей, пытаясь обтереть от солидола ладони об асфальт, и одновременно косясь на прибывший пассажирский поезд, из-за которого с минуты на минуту должны были появиться рассерженные недружелюбным поведением Алексея «менты».

– Спасателем подрабатываю! По твою душу? – кивнула Мария в сторону бегущих с автоматами наперевес милиционеров.

– Угадала! Я твой должник, девочка, но долг отдам попозже! Извини, мне пора, – выдал скороговоркой Алексей и попытался встать.

– Лежи тихо! Не дёргайся! – сказала спасительница и ткнула Алексею пальцем куда-то в область шеи. Острая боль на мгновенье парализовала Цыганкова и он, как тряпичная кукла, свалился на грязный асфальт.

Мария перевернула его на живот, завела руки за спину и защёлкнула на кистях наручники, которые достала из изящной дамской сумочки.

– Старший лейтенант Карпухина. ФСБ, – представилась Мария злым и запыхавшимся от бега милиционерам, вытянув левую руку с удостоверением вперёд, а правую демонстративно засунув в карман плаща.

– Это наш клиент! – решительно вступил в назревающий спор Литвинов и, не удержавшись, от души пнул тяжёлым берцовым ботинком Алексею по рёбрам.

– Представьтесь, товарищ сержант! Вы разговариваете со старшим по званию.

– Сержант Литвинов, старший патруля. Этот гражданин находится в розыске по нашему ведомству. Вот ориентировка. Мы его забираем.

– Отставить! Где его документы?

– Паспорт у меня, – нехотя признался сержант, но паспорт из кармана так и не достал.

– Покажите! – твёрдым голосом потребовала Мария и вынула правую руку из кармана. Сержант после небольшого раздумья протянул ей бордовую книжицу.

– Коробейников Пётр Ефимович, – нараспев прочитала Маша и возмущённо добавила, – Он такой же Коробейников, как я принцесса Уэльская.

– Знаем! – встрял сержант. – Это Цыганков Алексей Фёдорович, разыскивается за совершение особо тяжкого преступления, – уверенно добавил Литвинов и тряхнул перед лицом Марии ориентировкой.

– Ошибаешься, сержант! Не Цыганков он вовсе. У него столько имён, что настоящее он сам забыл. И «висит» на нём не одно преступление, а несколько, и все не простой мордобой или «гоп-стоп», а преступления против устоев государства и конституционного порядка.

– Это с какого хрена? – возмутился доселе молчавший Алексей.

– Молчать! – прикрикнула Мария и больно ткнула туфелькой по печени. – Операцию по его поимке спланировало и провело моё ведомство. Вас подключили только на заключительном этапе. Кстати, ориентировку дали тоже по нашей инициативе.

Патрульные нерешительно переминались с ноги на ногу.

– Ребята, я вас понимаю! – дружелюбным тоном продолжила Мария. – Премия за поимку опасного преступника греет не только душу, но и нутро. Давайте сделаем так: я забираю задержанного, а вы в рапорте указываете факт его задержания и последующую передачу представителю ФСБ. Можете переписать с удостоверения мои данные. Не кисните! От меня вам тоже премия будет, только помогите дотащить этого бугая до моей машины.

Втроём они впихнули Цыганкова на заднее сиденье тёмно-синего «Форд-фокуса», который был припаркован на стоянке возле железнодорожного вокзала, примерно в пятистах метрах от места задержания Алексея. Пока его тащили под руки, злопамятный Литвинов трижды втихомолку врезал ему по печени и один раз больно пнул каблуком в коленную чашечку.

Лёшка, стиснув зубы, не проронил ни звука, но про себя поклялся при следующей встрече лишить обидчика первичных половых признаков.

Он лежал на сиденье лицом вниз, и слышал, как Мария напоследок достала из «бардачка» бутылку, по-видимому, чего-то очень дорогого, и всучила смущённым патрульным. Милиционеры для приличия упирались, но потом бутылку взяли и продолжили патрулирование.

Мария села за руль и облегчённо вздохнула.

– Да-а, задал ты мне, Петя, хлопот! Или ты не Петя? Говори, не стесняйся.

– Я такой же Петя, как ты психолог! – процедил сквозь зубы Цыганков.

– Ну, положим, психолог я по жизни неплохой! – спокойно возразила Маша. – А вот то, что ты никакой не прапорщик ВДВ, это точно!

– Зато ты целый старший лейтенант ФСБ! За меня, наверное, капитана получишь! Одного не пойму: зачем я ФСБ понадобился, и что ты плела о преступлениях против конституции?

– Об этом мы поговорим позже, а сейчас поедем на «объект».

– Куда? – искренне удивился Алексей, мысленно поместивший себя во внутреннюю тюрьму в знаменитом здании на Лубянке.

– На «объект» – место, где тебе придётся некоторое время пожить.

– А не на «кичу»?

– Нет! – усмехнулась Мария. – Но режим будет соответствующий.

Проснулся Цыганков в незнакомой комнате: на окнах были решётки, на дверях отсутствовали ручки. Мебели в комнате было мало: стол, диван, тяжёлое кожаное кресло и врезанная в стену серая панель дисплея. По углам висели камеры слежения. Про себя Алексей отметил, что комната оборудована так, что никакой предмет интерьера нельзя использовать в качестве оружия: решётку не выломать, стекло небьющееся, кресло неподъёмное, даже графина с водой нет.

Побродив по комнате, Алексей забрался в кресло с ногами и постарался вспомнил вчерашний день. Память услужливо прокрутила калейдоскоп вчерашних событий: прибытие в Москву, встреча с милицейским патрулём, мордобой и бегство от разъярённых представителей закона. Потом он вспомнил зелёные Машины глаза и её голос: «Сейчас поедем на «объект». Где он находится, тебе знать не обязательно, поэтому вдохни глубже». Это последнее, что сохранила память, потому что в следующий момент в лицо Лёшке ударила струя какого-то газа, и он отключился.

Лёшка покосился на видеокамеру и вздохнул: очень хотелось пить, а ещё больше курить. Дальнейшая судьба его волновала мало.

– Если сразу не убили, значит, я им зачем-то нужен, – спокойно рассудил Цыганков. – Интересно, где я? На изолятор непохоже. Наверное, на секретной хате, где «менты» нашего брата по особой программе обрабатывают, а потом вербуют. Слыхал я в зоне про такие квартирки! Хотя Машка сказала, что она из ФСБ. А-а, хрен редьки не слаще! Все они одним миром мазаны!

В это время экран монитора засветился, и на нём всплыли четыре транспаранта жёлтого цвета: «Еда», «Вода», «Туалет» и «Прогулка». Ниже располагались два транспаранта красного цвета: «Вызов дежурного» и «Вызов врача».

– Лучше бы кнопку «Курить» сделали, чем «Вызов врача», – недовольно пробурчал Лёшка и немытым пальцем нажал транспарант «Вода». Через минуту открылась дверь и на пороге комнаты появился молодой парень в маскировочном костюме, с маской на лице. Он молча передал Лёшке пластиковую бутылку с минеральной водой.

– Слышь, командир! Мне бы закурить, а то без табака уши пухнут.

Дежурный достал и кармана куртки запечатанную пачку «Примы» и бросил Лёшке. Алексей поймал пачку в полёте.

– Спасибо! То, что надо! А огоньку?

Не приближаясь, дежурный бросил на диван коробок спичек и молча удалился.

Цыганков скрутил с бутылки пробку и долго пил из горлышка. Потом оторвался от бутылки, шумно выдохнул и с наслаждением закурил. Глубоко затянувшись горьким дымом, он заметно повеселел. За годы, проведённые в заключении, Алексей привык обходиться малым. Правда, последнее время элементы барства стали всё больше и больше занимать место в его повседневной жизни, но он не боялся привыкнуть к хорошему.

– Пережили голод, переживём и изобилие! – сказал он как-то себе, выходя из дорогого салона, где из него сделали натурального блондина, а кожу в солярии покрыли ровным слоем золотистого загара.

Цыганков вновь надолго приложился к горлышку бутылки. Минеральная вода удивительно быстро сняла неприятные остаточные ощущения применения «усыпляющего» газа.

Лёшка подошёл к монитору и решительно нажал транспарант «Вызов дежурного».

– Мне нужно поговорить с человеком, который меня сюда привёз. Это срочно! – совсем другим тоном сказал он появившемуся в дверном проёме дежурному. Теперь это был другой Цыганков – решительный и собранный. Новому Цыганкову было не наплевать на свою дальнейшую судьбу, новый Цыганков жаждал действий. Он решительно загасил окурок, поправил одежду и причесался пятернёй.

Алексей не слышал, как открылась дверь и в комнату вошла Маша. Она была одета по-домашнему: в короткий цветастый халатик, на ногах у неё были смешные розовые шлёпанцы, в виде двух зайчат.

– Судя по «прикиду», ты живёшь где-то рядом! – сказал он гостье вместо приветствия. Она сдержанно улыбнулась и, не дожидаясь приглашения, по-свойски устроилась с ногами в кожаном кресле.

– Мы все живём в одном здании, – пояснила она, безуспешно пытаясь натянуть на колени полы короткого халата.

– Кто это «мы»?

– Все, кто находится на «объекте».

– Слушай, подруга! Давай не будем тянуть кота за яйца! Ты ведь знаешь, что я сейчас начну спрашивать, что за «объект», для чего он, где находится и самое главное: зачем здесь я?

– Меня зовут Марией. Это моё настоящее имя. Так что, Алексей Фёдорович, давайте обойдёмся без фамильярностей и неформальной лексики. Я знаю, что ты можешь быть совершенно другой: в тебе хорошо развиты способности к перевоплощению. Вспомни, как ты мне в купе прапорщика изображал. Ведь хорошо изображал, был момент, когда я тебе почти поверила. На твои вопросы отвечаю по порядку: где расположен «объект» и его истинное предназначение тебе знать не положено, это секретная информация. Ты здесь находишься потому, что тебе повезло: окажись я на железнодорожной платформе на пять минут позже, и ты бы сейчас беседовал со своим ангелом-хранителем, уволенным за профнепригодность, ввиду твоей безвременной кончины. Я ясно выражаюсь? По твоим отпечаткам пальцев в компьютерной базе МВД мы установили твою личность, так что нам не всё, но многое о тебе известно. Учитывая вышесказанное, а также мои положительные рекомендации, как психолога, изучавшего тебя длительное время в непосредственном контакте, наша организация предлагает тебе сотрудничество.

– А имя собственное у вашей организации есть?

– Есть, только тебе знать его необязательно. Для тебя мы силовое подразделение секретной организации, призванной охранять Конституцию и устои государства.

– Сладко поёшь! Неужели я этому должен верить? Где гарантии, что ты и твои приятели с «объекта» не работают на дядю Сэма или на Тель-Авив? Или, на худой конец, на одну из бывших дружеских Закавказских республик?

– А что, советская «малина» врагу сказала нет? – улыбнулась Мария.

– Я стесняюсь спросить, – продолжал ёрничать Цыганков, – зачем вашей секретной организации, работающей на государство, где, как я подозреваю полно специалистов различных уровней и направлений, понадобился убийца Цыганков?

– Ошибаешься Лёша! Ты не убийца. В розыск тебя подали за нанесение тяжких телесных повреждений: нос ты человеку сломал и голову разбил. Хотя голову он сам разбил, когда упал от твоего удара, но ты его не убил. Это, конечно, тоже срок и, учитывая твою прежнюю непогашенную судимость, пару лет изоляции от общества тебе обеспечено, но с пожизненным сроком за убийство не сравнить. Мелочёвка!

– Приятно слышать! – радостно осклабился Алексей. – Но в «стукачи» я не пойду! – Уж лучше пару лет на зоне в «строгаче» лямку тянуть, чем всю жизнь «дятлом» работать на гражданина начальника.

– Позёр ты, Лёша! Это в тебе лагерная закваска гуляет. «Стучать», как ты выражаешься, ни на кого не надо…

– А что надо? – нетерпеливо вклинился Цыганков.

– Надо будет выполнять мои приказы, и при этом рисковать своей головой. Повторяю: не репутацией, и даже не свободой, а головой!

– Ну, это нам не впервой, к этому мы привыкшие. Нам за Родину умереть, как два пальца…!

– Я так понимаю, ты согласен?

– Приходится соглашаться. Мне выбирать особенно не из чего: прошлые мои «кореша» меня «ментам» сдали, сам я в розыске. Так что возвращаться в Медведково мне резону нет. Спасибо хоть ФСБ «под крышу» пустило. Ах, простите, забыл – Вы ведь, мадам, не из ФСБ.

– Лёша, если ты окончательно перешёл на французский, то для тебя я мадмуазель.

– Надо же! Я этим удивлён больше, чем тем, что ты не «федерал». Ну, тогда ответьте мне, старший лейтенант Мадмуазель, как я буду исполнять Ваши приказы, находясь в розыске?

– Розыск будет прекращён, а уголовное дело по факту нанесения гражданину Козаченко тяжких телесных повреждений прекращено, в связи со смертью.

– Чьей смертью?

– Твоей Лёша, твоей! Скоро в ОВД «Медведково» получат справку о том, что гражданин Цыганков, находясь под следствием в одном из ведомственных изоляторов ФСБ, покончил с собой путём самоповешенья на разорванных простынях. Ну, не усмотрела охрана! Бывает.

– Маша, а ты не думала, что я сбегу? Вот выправит мне твоя «контора» новые документы, изменит внешность, а я после этого сбегу. Терять-то мне нечего, да и уголовное дело будет закрыто!

– Не сбежишь. Ты ведь, Лёша, только прикидываешься простачком, а на самом деле парень ты не простой, умеешь просчитывать ситуацию на несколько ходов вперёд. Допустим, что ты сбежал. Что дальше? Всю жизнь, как неприкаянный, бегать из города в город, опасаясь и своих и чужих? Рано или поздно ты совершишь ошибку, такую маленькую ошибочку, которую ты даже не заметишь. После чего тебя найдут, найдут и …! Вряд ли ты этого хочешь!

– А что я буду иметь, став под ваши знамёна?

– Ты всегда будешь при деле. Обещаю, что скучать не придётся. Правда, как и похвастаться кому-либо своими подвигами. Кстати, чем ты занимался после того, как сломал нос Козаченко и сбежал из леспромхоза?

– Пополнял золотой запас Родины: возил в Златоглавую золотой песочек.

– Ты ничего не путаешь? Может вместо золота ты «дурь» возил?

– Маша, я не «беспредельщик», сказал золото, значит золото! С наркотой никогда дел не имел. К тому же москвичи – народ не доверчивый, золотишко при мне перевешивали.

– Последний раз тоже золото вёз?

– Последний раз? Последний раз золото, только не много. Карась сказал, что это проба с нового прииска, и её надо передать московским химикам для проведения анализа.

– Проба в тюбике из-под крема для бритья?

– Да, в тюбике. Мне ещё тюбик показался подозрительно лёгким.

– Не было в тюбике никакого золота. Героин там был. Чистый «герыч». Подставили тебя, Алексей! Свои же и подставили. Ты кого-то назвал Карасём. Это что, кличка?

– Нет, фамилия. Жорка Карась, мой бывший одноклассник, сейчас он леспромхозом «рулит».

– Золото в столицу ты по его указанию возил?

– Ну да! Пояс с песочком я на вокзале от него получал, он же и деньги мне по возвращению платил. Платил хорошо, не жадничал.

– Значит, Карась тебя и подставил. Тюбик с героином ты ведь от него получил. Не подскажешь, зачем он это сделал?

– Даже не знаю! Хотя.… Недавно я с московским «партнёрами» поцапался. Карась разорялся сильно. Грозился меня «списать»! Скорее всего, примелькался я, как курьер. Может, «менты» что-то почуяли. Вот Карась с москвичами и решили подстраховаться. Знали они, что я «ментам» в руки просто так не дамся, а смерть курьера при задержании – чем не вариант! И сами рук не запачкали и золотишко сберегли!

– Убедительно излагаешь! Откуда Карась золото черпал, ты, конечно, не знаешь!

– Угадала. Жорка говорил, что даже ему не всё известно, хотя этот канал сбыта в столицу он сам налаживал. Он ещё говорил, что в этом деле большие люди замешаны, и что его дело товар переправить, ну и получить подтверждение о передачи посылки.

– Фамилии какие-нибудь называл?

– Нет, фамилий я не знаю. Лично я работал с тремя москвичами, знаю их только «погоняло», простите клички – Шрэк, Шершавый и Аптекарь.

– Адреса?

– Может тебе ещё и домовую книгу? Нет никаких адресов. Всё было устроено по уму: каждый мой приезд мы встречались с ними на съёмной квартире, и каждый раз это был другой район и, соответственно, другая квартира. Правда, у меня был «мобильник», в котором было «забито» чисто два номера: один Карася, а другой Шрэка. По приезду в Москву я звонил Шрэку на «трубу» и он назначал встречу, как правило, на привокзальной площади.

– Твой мобильный телефон у нас, только от него толку мало. Судя по твоему рассказу, Шрэк далеко не дурак, и давно сменил телефон. Так что это тупиковый ход.

– Маша, а тебя что, тоже золотишко поманило?

– Лёша, я говорила тебе, что одна из наших задач – защита конституционного строя. Ты что думаешь, твои московские знакомые на эти средства будут детские дома строить? Я не исключаю, что в основе незаконных операций с золотом лежит жажда личного обогащения. Однако рано или поздно золото скупят очень серьёзные дяди, которые захотят употребить его не на шлюх и казино, а, например, на создание новой оппозиционной политической партии фашистского или националистического толка, или на подкуп нужных политиков, или просто на проведение террористического акта.

– Можно подумать, что на Охотном ряду есть не прикормленные депутаты!

– Есть и такие, но даже «прикормленные» слуги народа далеко не все в криминале. Зачастую они элементарно лоббируют интересы той или иной корпорации или финансовой группы. Ладно, я доложу о нашем разговоре начальству, а оно пусть принимает решение. Тебе же предстоит прохождение курса для новичков – этакий «курс молодого бойца». Резидента из тебя никто делать не собирается, но необходимый объём знаний для работы на уровне исполнителя получишь.

– Исполнителя чего?

– Что прикажут, то и исполнишь.

– А если прикажут на «мокрое» идти?

– Вот что, Алексей! Никто тебя на роль киллера не планирует, но ситуация может сложиться так, что ты останешься жить, если первый нажмёшь на курок.

– Понятно! Ну, так, где надо расписаться?

– В смысле?

– В смысле контракта или заявления о добровольном сотрудничестве.

– Контора пишет! Нет никакого контракта, как нет удостоверений, специальных званий, орденов и почётных грамот. Нет ни офисов, ни казарм, ни сослуживцев, ни парадной формы, ни торжественных построений по праздничным дням, ни номера полевой почты. О юридическом адресе я тоже не говорю.

– А что тогда есть?

– Ничего нет. Даже этот «объект» формально не существует. По имени меня больше не зови: с сегодняшнего дня я для тебя Линза, твой начальник.

– А как же я?

– Тебя тоже нет. Запомни, Алексей Фёдорович Цыганков умер. С этого момента ты должен забыть своё настоящее имя! Отныне у тебя нет ни имени, ни фамилии, ни места жительства: ты будешь жить, учиться, выполнять различные задания только под псевдонимом Бодрый.

– Спасибо, что не Борзый!

– Не за что, курсант! – улыбнулась Линза и скрылась за дверью.

– Такие вот дела! – задумчиво пробормотал Бодрый. – Оказывается, для того чтобы родится заново, сначала надо умереть!