10. Возвращение в Сад
Я не был первым странником в измерениях времени и пространства, но тогда об этом не знал. Уже потом стал разыскивать сведения о случаях, подобных моему, и мне попалась любопытная книга Феликса Пита Родригеса «Забытые страницы», с рассказом «Людовико Амаро — путешественник во времени». Там даны даты жизни Людовико Амаро: 1600–1648 годы, но если верить рассказу автора, последняя цифра сомнительна. В книге приводится отрывок из сочинения Амаро «Исследования по поводу Рудольфовых таблиц» (тех, что были составлены Кеплером и Тихо Браге).
«Можно было бы сказать (ибо это так и есть), что надо сделать один только шаг, только один, и порог останется позади. Но где надо находиться, чтобы сделать этот шаг, в какой именно момент надо его сделать… и как должно быть произведено начальное движение этого шага, в котором всё и заключается, — это неизвестно. Место, момент, и в какой форме это делается, судя по всему, определяются со столь жёсткой точностью, что даже невозможно предположить никакого допуска. Однако совершенно очевидно, что столь чудовищная точность невообразима без какого-либо руководящего закона. Мне кажется, что если однажды будет найден утерянный секрет (а может быть, он никогда и не был известен), этот секрет будет обладать свойствами математической теоремы. И её жуткой красотой. Но секрет неизвестен. И думаю, каким-то образом, по какому-то решению, природу и происхождение которого нам не суждено познать, этот секрет навсегда останется нераскрытым. Возможно, что он был построен в таком измерении мышления, которое несовместимо с возможными измерениями человеческого интеллекта…».
Похоже, однако, что Людовико Амаро сумел-таки вычислить это место и этот момент. Проходя мимо таверны «Солнце» в Сиене 19 июля 1648 года, он лёгким взмахом руки приветствовал двух знакомых и, не останавливаясь, исчез…
Возможно, эта история вымышлена Питом Родригесом, но вымысел иногда срывает покровы с таинственных глубин реальности.
Я не обладаю гением Людовико Амаро, мне помогли. Но со стороны это, наверное, выглядело точно так же — я просто исчез со склона сопки.
Я думал, что откроется некая дверь — то ли в скалах, то ли на фоне угрюмой глади залива, но всё оказалось иначе. Свет стал меркнуть. Странно — скалы и кустарник вокруг быстро высветлялись, а небо, напротив, наливалось тьмой. Я оказался в странном, будто вывернутом наизнанку мире. Затем от почвы стал подниматься туман. Он затопил мои лодыжки, поднялся до пояса, и вот я уже стоял по грудь в серых волнах.
Волны тумана, налитое темнотой небо… от мира осталась лишь серая щель. Вот туман холодно и невесомо коснулся моего лица. Всё исчезло — не стало тусклого света, не стало даже тьмы. Только мысли ползли с трудом.
Наверное, это и есть ничто…
И ещё остался холод. От него онемели ноги, а потом заломило пальцы рук. Я с ужасом понял, что когда холод доберётся до сердца, я умру. Или смерти здесь тоже нет? Только пустота, адский холод и бесконечность времён?
Зелёный луч рассёк эту бездну небытия. Он засиял в бесконечной дали, словно воздетый меч. Стремительно приблизился, и вдруг распахнулся зелёным простором с обеих сторон. Я почувствовал стеснение в груди, и закружилась голова. А в следующий миг всё стало, как прежде.
И по-другому.
Я неуверенно огляделся: такой же склон, только даль закрыли невесть откуда взявшиеся берёзы. Небо не сумрачно-тёмное, а глубоко-синее, трава изумрудно-зелёная. В ноздри проник пряный аромат каких-то цветов. В одно мгновение робкая северная весна сменилась разгаром лета.
Снова другой мир…
Но раньше я был гостем в астральных мирах — а скорее миражах с постоянно меняющимися странными пейзажами, быть может, в разных местах одного и того же мира. Здесь же я был в физическом теле (из-под мышек уже начинал стекать пот), и этот мир очень походил на наш.
Просто сдвинут во времени, как сказала Владычица.
Я глубоко вдохнул воздух, он был буквально напоен (иначе не скажешь) ароматами цветов, запахом берёзовой листвы и свежей травы — а потом сделал первый шаг. Где-то позади остался Китеж-град, но моя дорога лежала в другую сторону, в направлении солнца.
Хотя дороги, собственно, не было — мурава полян, белая колоннада берёз, пышная листва не колышется в знойном воздухе.
Вскоре я почувствовал, что по спине текут струйки пота, снял куртку и перекинул через руку. Бросать не стоило: был предупреждён, что путешествие может продлиться долго. Наверное, и другие идут через эти леса, но вряд ли кто встретится. Хотя кто знает?..
«Тебя ждёт не тихий Китеж, — напомнил я себе. — Впереди опасная дорога, и на ней можно всё выиграть — или всё потерять. Почему ты согласился?».
Известно, почему. Иначе не увижу Киру.
Я усмехнулся: отсюда возврата не было. Да возвращаться, судя по всему, было и некуда… Поглядел вверх: непривычно золотое солнце сияло на синем небе. Я расстегнул воротник рубашки и зашагал дальше. Куртка с пистолетом в кармане оттягивала руку, мягкая трава путалась под ногами, мешая идти.
Я не старался особо выдерживать направление, просто шёл в сторону солнца, выбирая прогалины между берёз. Постепенно деревья становились выше и сумрачнее, несколько раз будто паутина липла к лицу.
Я приостановился, выбирая путь.
И холодная струйка пота протекла меж лопаток, несмотря на жару.
Вокруг был уже не берёзовый лес. Какие-то джунгли: красноватые и жёлтые растения переплетаются в жутком хаосе, а в просветах виднеются красные скалы, похожие на изваяния то ли людей, то ли фантастических птиц…
Я уже видел такое. И надеялся не увидеть больше.
Я стиснул зубы — ох, непрост этот Мир между мирами. Продрался сквозь цепкие лианы и остановился вновь.
Площадь, как чёрное зеркало. Хаос из багровых и бурых башен, словно застыли исполинские сгустки крови. Жёлто-зелёные цветы вскидываются на красные террасы, кишат под чёрно-синими лентами стекла. Исейон!
И солнце как воспалённый глаз, прямо над тёмно-зеркальной дверью. А это значит, что мне снова туда.
Помнится, проводник по снам говорил, что Исейон отбрасывает тень на много миров…
Ох, как не хочется идти — с трудом волочу ноги…
Опять порог из чёрного мрамора, опять толпы моих отражений роятся в тёмной глубине. Снова что-то невесомое холодно касается лица. Но теперь нет каскадов льющегося света, и ничей речитатив не приветствует меня.
Сумрачный обширный зал. Только одно светлое пятно впереди, и я с трудом тащусь туда, куртка оттягивает руку.
Светлое пятно оказывается экраном, и я на миг испытываю облегчение: вдруг мне хотят показать какой-нибудь учебный фильм, например, о выживании в многомерных мирах?.. Но меня подташнивает, и я с горечью понимаю, что просто в панике цепляюсь за привычные образы.
Забудь про привычное. И про безопасное тоже.
В кресле перед экраном — едва различимая в сумраке фигура, она встаёт и слегка кланяется мне. Только это не Александр. Белое узкое лицо, словно маска, и зелёные искры брызгают с пояса.
Опять будто ледяной обруч стягивает голову. Удирать поздно, да и некуда. Я неуклюже отвечаю на поклон и хрипло выговариваю:
— Приветствую тебя, Тёмный Воин!
Надеюсь, получилось хоть отчасти в китайском духе. Или японском?
Свет с экрана становится ярче, и я могу разглядеть нового хозяина Исейона.
Я встречаюсь с ним в третий раз, если не считать видения в марсианской пустыне. На мужчине восточное одеяние: чёрный халат, перехваченный золотым поясом с зелёными пластинками. Похоже на нефрит… Чёрные волосы падают на плечи, ноги босы, в руке откуда-то взялся обнажённый меч. Черты лица изысканны и тонки, без следа измождённости, что когда-то поразила меня, а выражение спокойное и надменное…
Я ловлю себя на том, что не могу отвести взгляд от меча, и с трудом перевожу взгляд на экран.
Вот так сюрприз. Похоже на большой монитор, а на нём изображены два круга — это же полушария Земли! Зелень лесов и желтизна пустынь, голубая океанская гладь… Но что-то не так.
Какие-то чёрные полосы пересекают полушария, и по мере того, как гляжу, мне кажется, что они медленно удлиняются…
— Ну как, Андрей? — от издёвки в холодном голосе у меня начинают ныть зубы. — Поздравляю. Куда мне с моим мечом.
— Что это? — сипло выговариваю я.
— Чёрный свет, — небрежно говорит собеседник. — Пришлось взять управление спутниками на себя. А то выключили бы установки слишком рано.
Перед монитором я различаю пульт — почти как в лаборатории Романа. Дичь какая-то. Хотя… Исейон ведь способен меняться, подстраиваясь к мыслям.
— Зачем вам это? — я всё ещё ничего не понимаю.
— Ну как же, — губы собеседника раздвигаются в улыбке, и зубы сверкают подобно лезвию ножа. — «И солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь». Вы долго ждали обещанного Армагеддона, вот он и наступил. Правда, это только преддверие… Но и так неплохо. Начнётся война, потом воцарится хаос. Тёмные зоны разделят Землю на множество карликовых государств. Ваш сумасшедший прогресс приостановится, и вы не успеете дойти до источников силы. Вполне приемлемо, пока…
— Чёрный свет? — тупо выговариваю я…
Но вдруг понимаю и делаю рывок в сторону пульта. Так значит, убийственное излучение всё же вышло из-под контроля?..
Останавливает меня холодок у горла. Я скашиваю глаза — лезвие меча коснулось моей кожи. Нажим усиливается, и я поспешно делаю шаг обратно. Так как владелец меча следует за мной, приходится сделать ещё несколько шагов в том же направлении. К моему облегчению (очень недолгому) мужчина тоже останавливается. Приподнимает меч и светски замечает:
— Неплохое место для поединка.
— Какого поединка? — хмуро осведомляюсь я. Хотя мог и не спрашивать, меня явно собирались изрубить на куски посреди этого сумрачного зала.
Мой неприятель качает головой:
— Я был предупреждён, что мне попытаются помешать. Но не ожидал такого жалкого противника. Ты не готов, а значит, уже проиграл.
Голос звучный, таким бы стихи читать. И тут я вспомнил Александра — тоже любитель китайской поэзии и тоже не расстаётся с мечом.
— Может быть, разойдёмся мирно, — предлагаю я. — Мы вроде не ссорились.
Мой противник усмехается, опять показав крепкие белые зубы.
— Покой превращает мужчин в рухлядь. Я недаром выбрал этот облик, японцы лучше других понимают истину. Вот послушай: «Самурай должен прежде всего постоянно помнить — помнить днём и ночью, с того утра, когда он берёт в руки палочки, чтобы вкусить новогоднюю трапезу, до последней ночи старого года, когда он платит свои долги — что он должен умереть. Вот его главное дело».
— Я не самурай, — тоскливо возражаю я, одновременно прикидывая: успею ли выхватить пистолет из кармана куртки? Ну и жизнь наступила, ни шагу не сделать без оружия…
Нет, вряд ли успею. Пока дотянусь до кармана, пока вытащу пистолет. Хоть бы догадался снять с предохранителя, входя в Исейон: ведь ясно было, что ничего хорошего тут не ждёт. Хотя… всё равно не помогло бы: десять раз зарубят, пока достану. Этот явно мастерски владеет мечом — вон, даже самурайским духом проникнулся.
— Ну и зря, — пожимает плечами мой супостат. — Ты вступил на путь служения и беспрестанного боя, а это путь самурая.
Холодный пот стекает по спине. Я лихорадочно соображаю, как выиграть время.
— Послушай! Я не знаю точно, но вроде бы меня нельзя так просто убить… по крайней мере, одному из вас.
Собеседник презрительно кривит губы:
— Не думал, что встречусь с такими жалкими увёртками. И это говорит один из Избранных? На Земле это действительно так, там вы сойдётесь друг с другом. Если доживёшь до того дня, что очень сомнительно. Но здесь другой мир, и тамошние правила не действуют. Тут может появиться, кто хочет, и всё дозволено. Разве тебя не предупредили?
Вообще-то да. И даже предостерегли, что здесь легко погибнуть. Только я как-то не вник.
В общем, надо срочно избавляться от этого хренова самурая, пока не изрубил меня в капусту. Даже если он окажется таким великодушным, что предложит для поединка меч — проку мне от этой железки будет, как от палки. Надо что-то придумать. К чёрту самурайскую этику: лучше оставаться живой собакой, чем стать мёртвым львом.
Собакой!..
«Вам стоит только позвать, и он окажется рядом…».
На раздумья не остаётся времени, самурай ленивым движением приподнял меч.
— Рок! — громко зову я. И содрогаюсь: пока пёсик соизволит явиться, мою голову успеют снести с плеч…
Но на этот раз собачка обошлась без обычного моциона. Меня толкает в лицо жарким воздухом, даже колени подгибаются от рыка, и я в третий раз вижу этого пса, только теперь чёрная морда нависла над макушкой моего противника. Янтарно-жёлтые блюдца глаз, красный язык почти касается завязанных узлом чёрных волос…
Мой враг даже не поворачивает головы — я замечаю, что смотрит на зеркальное лезвие меча.
— Неплохо придумано, — одобряет он. — Значит, тебе дали охрану. Эта зверюга действительно способна отхватить мне голову. Но это только пёс и, хотя он достойный противник, не чета мне. Так что просто придётся зарубить сначала его. А ты подожди своей очереди.
Он красиво разворачивается, уходя от страшных челюстей. Те клацают, словно стальные засовы. Я замечаю туманную полосу меча, но пёс тоже начеку и отпрыгивает, пол даже вздрогнул.
Зрелище великолепное: чёрный воин и чёрный пёс кружатся в смертельном танце на тёмном полу, а экран бросает на них холодные отсветы. Только заглядываться особо не стоит: и пёсика жалко, вдруг зарубят, да и о собственной голове следует позаботиться.
Так что я немного жду, пока мой ворог в развевающемся чёрном халате не окажется в стороне от собаки, сую правую руку в карман куртки, которая так и продолжала висеть на сгибе левой, неудачно цепляю ногтем за шов, но всё равно быстро выдёргиваю пистолет.
Пистолет ИЖ-71, гражданский вариант пистолета Макарова, очень просто снять с предохранителя: большой палец сам ложится на флажок и опускает его. Я не принимаю ни одну из стоек, которым учил Марат — из опасения, что мой противник успеет среагировать и переключится с собаки на меня. Для экономии времени не поднимаю оружие, а только плотно прижимаю локоть к поясу.
Действительно, Тёмный воин замечает появившийся в моей руке пистолет и разворачивается… Опасаясь, что он может метнуть меч, я нажимаю спуск, ещё продолжая поднимать ствол. Нажимать приходится сильно, я стреляю самовзводом. Оглушительно хлопает, и первая пуля выбивает плитку из пола рядом с босой ступнёй противника. К счастью, сила отдачи подкидывает ствол вверх. Я, не переставая, давлю на спуск, едва не глохну от грохота и не задыхаюсь от пороховой гари, так что едва ли все пули поразили цель.
Но несколько попали наверняка. На такой дистанции трудно промазать шестью выстрелами, если хоть сколько-нибудь тренировался.
Меч в руках моего противника замирает. Лицо становится белым, как снег, а открывшийся рот кажется чёрной дырой. Потом губы судорожно двигаются:
— Неплохие у вас… погремушки. Недооценил.
Меч выпадает. Прижимая руки к животу, Тёмный воин падает боком на пол, но, полежав немного, приподнимает голову. Струйка крови стекает изо рта.
— А ваши тела… слишком хлипкие. Только не думай, что убил меня.
Он сказал это и умер. Голова упала, тело уродливым цветком распласталось по чёрно-зеркальному полу, лезвие меча как стальной лепесток.
Я вытер заливавший глаза пот и сунул пистолет в карман. Хотя какая от него теперь польза, патронов не осталось? Было муторно, я снова убил человека… Или не совсем человека?
По чёрному халату пошла рябь, и меня бросило в жар: а вдруг Тёмный воин очнётся? Но рябь перешла в мерцание, а потом поверженная фигура вдруг рассыпалась — словно пепел полетел на ветру. Как в компьютерной игре! То же произошло и с мечом.
Я перевёл дух. Хотя плясать от радости было рано. Скорее всего, тело состояло не из плоти и крови, а чего-то другого. Тёмный воин, похоже, мог менять тела, а вот я нет. Так что надо скорее сматываться из Исейона.
Я поглядел на огромного пса: тот сидел, свесив язык и тяжело дыша. Я подошёл на цыпочках и погладил по грубой шерсти. Пёсик с вздохом положил огромную голову мне на плечо.
Хорошо, что сразу поднял: мои ноги подогнулись от тяжести.
— Молодец, Рок, — сипло сказал я. — Можешь возвращаться домой.
Жаль, что нечем угостить. Но пёс и не выпрашивал, ещё раз вздохнул и просто исчез. Меня качнуло порывом ветра, и я ошалело попытался ухватиться за пустоту.
Да, привыкать придётся ко многому. И узнавать тоже. Где, например, водятся такие собачки?
Я немного пришёл в себя. Слабый ток холодного воздуха, словно в глубине Исейона работают вентиляторы. Голубоватое мерцание дисплея…
Ах да!..
Я подошёл к пульту (ноги пару раз подкосились) и поглядел на дисплей. Чёрные полосы впились в полушария, будто пиявки. К счастью, их было не так много. Я перевёл взгляд на пульт. Обычная мешанина кнопок и индикаторов. Разбираться долго, но я был в Исейоне раньше и помню, что здесь всё подчиняется силе мысли. Вот они, две красные кнопки. То ли уже были, то ли появились в ответ на мой мысленный призыв. Два нажатия. Две бесшумные вспышки в чёрной пустоте над Землёй…
Помню, я гордо подумал: не сыграл ли роль Удерживающего?
Скорее идиота! Спутников-то было три, а не два — мне ловко отвели глаза. И третий ещё долго делал своё чёрное дело.
Я беспрепятственно вышел из Исейона и будто перешёл на другой уровень компьютерной игры. Ни леса, ни фантастического здания: передо мной расстилался обширный луг с крупными жёлтыми цветами, а вдали сверкала серебряная полоса — возможно, тот самый морской залив, что я видел с сопки на покинутой Земле. Густой пряный аромат наполнял воздух, я глубоко вдохнул, и сладостная дрожь пробежала по телу, словно в предвкушении чего-то.
Я снова пошёл по направлению к солнцу.
Трава шелковисто обтекала ноги, и мне захотелось пойти босиком, но пришлось бы нести ботинки в свободной руке. А кто знает, что мне ещё может встретиться?
Но вскоре льдистое мерцание возникло над серебряной гладью залива, и я стал догадываться, кто будет следующим. Этот мир и в самом деле был перекрёстком, любой мог заглянуть сюда.
Конечно, если умел открыть дверь.
Постепенно цветов стало так много, что от аромата начала кружиться голова. Всё яснее вырисовывался льдистый замок, но на этот раз от него не веяло холодом. Хрустально сияли шпили башен, голубой свет стекал по витым лестницам, золотые огоньки дрожали в окнах.
Луг перешёл в песчаный пляж, и я вновь увидел голубую лестницу с химерами по сторонам. Та, кто носила много имён — Аннабель, Лилит, Афродита Пандемос… — сходила навстречу мне. На этот раз она была в серебристо-мерцающем одеянии, которое почти не скрывало блистательной наготы. Облик слегка изменился: волосы чёрной волной спадали на плечи, таинственно мерцали изумруды глаз, а в белой руке покачивалась та же бордово-красная роза…
Мужчины мечтают обладать такой женщиной, и многие женщины хотели бы стать такой — способной менять наряды и облики, сохраняя вечную молодость. И быть совершенно свободной…
Только почему химеры — с львиным телом, головой дракона и змеиным хвостом — сторожат её замок?
Аннабель не сказала ни слова, лишь слегка разошлись розовые губы, и между ними скользнул красный кончик языка.
Я слегка поклонился:
— Здравствуй, Аннабель. Так это и есть твой замок у моря?
Черноволосая женщина слегка наклонила голову набок, всматриваясь:
— Ты изменился, — тихо прозвучал грудной голос. — Не могу понять, в чём дело.
— Я только что повстречался с Тёмным воином, — не без гордости объявил я.
Смех Аннабель прозвучал вкрадчивым колокольчиком:
— И победил его. Теперь он будет уважать тебя, что весьма опасно.
Я замялся:
— Как я понял, ваши тела состоят не из обычной плоти и крови. Сколько времени ему понадобится?..
— Чтобы обрести новое тело? — подхватила Аннабель, всё ещё вглядываясь в меня. Зелёные глаза колдовски мерцали. — Не беспокойся: чтобы соткать новое тело из уплотнённого эфира, нужно несколько дней. Даже если отыскать место, где поток времени течёт быстрее.
Аннабель слегка улыбнулась, и снова красный язычок промелькнул между губ:
— Так что пока у тебя есть время. Побудь моим гостем. А потом сможешь продолжить путь.
Не ожидая ответа, она повернулась к лестнице. У меня перехватило дыхание, сзади Аннабель оказалась совершенно нагой: словно выточенная из слоновой кости спина красиво изгибалась под водопадом чёрных волос, ягодицы слегка колыхались, а бёдра томно двигались, намекая на то наслаждение, что испытаешь, утонув между ними.
Захочешь ли выбраться из той бездны?..
Будто околдованный, я пошёл следом и опомнился, лишь ступив ногой на первую ступень. Она показалась холодной даже сквозь подошву ботинка. Я тяжело дышал, не в силах был сказать ни слова, во рту пересохло.
Аннабель сразу остановилась, и словно чёрное крыло взмахнуло в воздухе — она повернулась ко мне. Вдруг оказалась совсем близко, и меня словно пронизал электрический ток — это её волосы упали мне на лицо.
— Ты принадлежишь мне! — холодно и торжественно прозвучал её голос. — Мои волосы коснулись тебя! Я поцеловала тебя! Я овладела тобой!
Её губы приникли к моим, и холод в моём теле обратился в жгучий огонь желания, а мысли исчезли, словно растворились в пронизанной багровыми сполохами темноте.
Хотя нет… Что-то было иначе, чем тогда, в занесённой снегом хижине. Пусть руки Аннабель огненным кольцом охватили меня, пусть раздвоенное пламя её бёдер обжигало, а от аромата волос всё сильнее кружилась голова…
Что-то мешало мне окончательно потерять голову. Словно невидимая рука удерживала на краю той бездны, которой была Аннабель.
Меня раздирали противоречивые желания: то ли упасть в объятия Аннабель и без остатка раствориться в сладостно жгучем пламени, то ли вырваться на свободу… как вдруг я расслышал смех. И понял, что он раздавался всё это время, только на грани слышимости. Сначала он показался мне презрительным, но нет, был скорее грустен и тих. Будто серебряный колокольчик с тёмного моря…
Меня словно обдало ледяной волной. Лёд и огонь!.. Но огонь стал быстро гаснуть, и я рванулся прочь от Аннабель. Разрывая оковы её рук. Обрывая путы её волос. Размыкая стальной захват её бёдер…
Аннабель пошатнулась, как от удара, и с трудом устояла на голубой лестнице. Теперь я понял, что она и в самом деле сделана изо льда. Глаза вспыхнули гневными изумрудами, а язык мелькнул как красная молния. В руке чёрной змеёй взметнулся хлыст, и я понял, что это её волосы…
Но хлыст опять рассыпался на пряди, а губы сомкнулись — печальным розовым бутоном.
Понимание, а затем сожаление появились в глазах.
— Мои волосы не удержат тебя, — грустно произнесла она. — Мои губы не удержат тебя. И даже моё тело не удержит тебя. Но ты не свободен. Ты надел другое ярмо.
Я всё ещё тяжело дышал, а вдобавок был задет. Немного подумав, сказал:
— Ницше написал: «Немало и таких, что утратили свою последнюю ценность, когда сбросили с себя ярмо своё».
Аннабель обидно рассмеялась:
— Ты упустил наслаждение, которое редко даруется мужчине. И ради чего? Я способна видеть будущее, и вот то, которое ты выбрал. Твой иссохший труп будет лежать в горящем лесу, и это случится очень скоро. Прощай!
Порыв холодного ветра поколебал её фигуру и замок. А следом случилось то, что я уже видел. Фигура Аннабель, а следом и замок подёрнулись рябью, та перешла в мерцание, а потом всё рассыпалось — словно пепел полетел по ветру.
Залив остался, но заблестел сталью, словно лезвие ножа, а берег приуныл — песок и кустарник.
Я вздохнул и вяло наклонился, чтобы подобрать куртку. Один раз Аннабель уже предсказала мне будущее, но ошиблась: мне всё же не перерезали горло на чёрном полу. Будем надеяться, что ошиблась и в этот раз… Я стряхнул с куртки песок и пошёл дальше. Ноги вязли в песке, солнце тусклой монетой висело в сером небе. Я шёл и глуповато улыбался: надо же, разговаривал с Аннабель, как равный!..
Только слишком рано я стал улыбаться. И слишком самодовольно.
Справа тянулись унылые кусты, слева поблёскивало море. Вскоре к серому мельканию кустарника добавился другой цвет, как будто желтоватый… Я нахмурился, но продолжал идти — мало ли какие сюрпризы ещё встретятся на пути.
Когда мелькание стало слишком настойчивым, я пригляделся…
А потом с удовольствием кинулся бы наутёк, но было некуда — слева море.
Огромный тигр — жёлтый, с чёрными полосами, — мягко скользил среди кустарников. Не приближаясь и не удаляясь, просто двигался в том же направлении, что и я.
Я облизал пересохшие губы, ничего себе попутчик! Вот уж не думал, что здесь есть какая-то фауна. А моё оружие бесполезно! Не позвать ли опять на помощь собачку по имени Рок?..
Хотя как-то неловко снова расписываться в собственной беспомощности.
Но тут тигр повернул прямо ко мне, оскалив при этом огромную красную пасть, и я в панике уже открыл рот…
И, по-моему, забыл закрыть.
Ко мне приближался уже не тигр, а высокий юноша — с обнажённым мускулистым торсом и дочерна загорелым лицом. Ниже пояса на нём было что-то вроде синих шаровар.
Когда он подошёл близко, по моей спине протёк холодок — глаза у юноши были жёлтые, тигриные, с вертикальным зрачком. И не юношеские это были глаза, щели зрачков пылали тёмным огнём — словно горечь и ярость столетий, если не тысячелетий, скопились в них.
Снова я видел Рароха — и совершенно не знал, чего от него ждать. Тёмный воин и Лилит были как-то понятнее.
— Простите, если напугал вас, — голос Рароха оказался вполне доброжелателен. — Я люблю бродить в таком обличье, и упустил из виду, что могу испугать вас.
Что же, довольно вежливо. Только как-то не верится.
— Ничего, — бодро отозвался я. — Назвался груздем, полезай в кузов. Мне придётся мне ко многому привыкать.
— Я видел, как вы избавились от моих… родственников. — Рарох приноровил шаг к моему и пошёл рядом, небрежно отшвыривая песок босыми ногами. — Ловко. Сестричка никак не придёт в себя от разочарования. А другому так вообще пришлось взять отгул.
Я искоса поглядел на попутчика — слишком легкомысленно тот выражался для сверхъестественного существа.
— Вы родственники? — Надо же было что-то сказать.
— В некотором роде, — поморщился Рарох. Вертикальная черта на миг прорезала надменный высокий лоб. — Точнее можно было бы объяснить, используя термины квантовой физики или философии неоплатонизма, но это как-нибудь в другой раз.
Я вздохнул и поглядел на солнце, не понадобилось даже щуриться. Мир вокруг словно поблек.
— Похоже, вы все пытаетесь задержать меня. Каждый старается по мере своих возможностей. Но как я могу помешать? — Мне вспомнилась сумрачная ирреальная Москва и видение шахматной доски на тёмной воде… — У меня нет ваших способностей, я всего лишь начинающий игрок. И не понимаю даже сути игры.
Рарох глянул на меня, и уголки чувственных губ презрительно опустились.
— Вы вступили в игру. И подписали контракт. А тем самым заставили принимать себя всерьёз.
Слова упали как тяжёлые камни, и по моему телу пробежала холодная дрожь. Тем временем в море выдвинулся унылый песчаный мыс, и мы стали уходить от залива, выбирая свободные промежутки между кустов. Солнце по-прежнему светило впереди, так что беспокоиться было не о чём.
— По сути дела, у меня не было выбора, — почти что пожаловался я. — Я хотел увидеть Киру и боялся, что иначе мы не встретимся.
— Выбор есть всегда! — Глаза Рароха вспыхнули как чёрные молнии. — А вы не думали о своих шансах выжить? Ведь речь идёт об Армагеддоне, последней и самой страшной битве всех времён. Она неоднократно откладывалась, но неизбежно наступит. Нам запрещено участвовать в сражении, ибо наша мощь столь велика, что в этом случае планета разлетится на атомы или частицы, ещё более мелкие. Поэтому исход сражения решат двенадцать человек с одной стороны и двенадцать с другой. Похоже на древние гладиаторские бои. Каждый пройдёт подготовку в течение десятилетий, а то и столетий, и станет непревзойдённым бойцом. Возможно, выживет лишь один, и даже он, скорее всего, погибнет от ран. Кира должна будет сражаться тоже, таков закон. Равное количество мужчин и женщин. Она наверняка погибнет одной из первых, и вам придётся смотреть, как она умирает. Вам не говорили об этом, когда кровью подписывали контракт?
— Нет, — прошептал я. Кусты расплывались в серое марево, и тоска стиснула сердце. — Но что я теперь могу сделать?
— Да что угодно! — надменно прозвучал голос Рароха. — Например, просто выйти из игры. По сути дела, вам навязали выбор — и вы сделали его из страха, что больше не увидите Киру. Но теперь можете сделать подлинно свободный выбор — скажем, остаться здесь. Этот мир обширен, и для всех тут найдётся место. Он пластичнее земного, им можно управлять силой мысли, и вы легко научитесь создавать всё необходимое. Только представьте, что у вас будет прекрасный собственный дом в приятном уголке морского побережья. Можно будет не обливаться потом и кровью, а целые дни проводить в блаженном безделье. И рядом с вами будет Кира! Ведь ей тоже предстоит пройти через этот мир. Я могу сделать так, что вы встретитесь всего через несколько часов…
Кто-то уже говорил, что у меня будет дом на берегу моря. Только ничего не говорил о безделье. Тот, кто всю жизнь провёл в трудах и сражениях и, похоже, продолжает вести такую же жизнь на других уровнях бытия…
И всё же слова Рароха звучали заманчиво. Почему меня всё время втягивают в какие-то истории? Не хочу я быть чьим-то избранником и сражаться в каком-то Армагеддоне, вообще думал, что это библейская сказка.
Кусты стали гуще, я уже с трудом пробирался между колючими ветвями. Мой спутник скользил рядом непринуждённо, словно едва касаясь земли. Смерклось, и небо приобрело розовый оттенок, будто где-то вдали полыхал лесной пожар. Солнце едва виднелось, как воспалённый глаз.
Я вздохнул:
— Звучит заманчиво. Но не наскучит ли скоро такая жизнь? Вот вы — живёте столетия, а может быть, и тысячелетия. Наверное, всё изведали. Не бывает порой скучно?
Кошачья грация изменила Рароху, он слегка споткнулся и метнул на меня пронзительно-жёлтый взгляд.
— Бывает, — голос прозвучал вкрадчиво и осторожно. — Вы видели меня на Луне, хотя это и не ваша Луна. Это лунный ад. Там было скучно, но на свободе другое дело. Вы не знаете собственной природы, Андрей, да и большинство людей не знает. Люди — не представители вида Homo Sapiens, как они гордо себя называют. Во Вселенной много рас, куда более разумных. Природа людей другая. Высший Дух — не стану отрицать, что Он существует, — действительно создал людей по собственному образу и подобию, но это означает совсем другое, чем думают ваши богословы. Человек создан как Homo Ludens — человек играющий, именно в свободной игре он полнее всего выражает своего создателя. Как Высший Дух устанавливает законы для Вселенной, так и вы можете устанавливать законы для себя. Но вы вечно связываете себя понятиями о каком-то долге. Оставьте это! Примите дар свободы, Андрей! Скоро вы научитесь менять тела и странствовать из мира в мир, как и мы. Обретёте мощь и испытаете несказанные наслаждения. Зачем связывать себя только с одной женщиной, с одной идеей или страной?..
— Достаточно! — прервал я. На сердце будто лежал тяжёлый камень, и слова выходили с трудом. — Возможно, вы правы. Возможно, Бог полностью поглощён своей игрой и нам остаётся только брать с Него пример. Но в игре бывают правила. Я принял их, пускай это было неосмотрительно. Теперь я пойду по дороге, которую выбрал. Пока не дойду до конца, а там посмотрим…
Рарох рассмеялся — тихо, но зловеще. Пошёл медленнее и неожиданно повернулся ко мне. Лицо его совершенно изменилось: щели зрачков пылали неистовым жёлтым огнём, а улыбка походила на тигриный оскал.
— Ты глупец, — прошипел он как разъярённая кошка. — И вдобавок упрямый глупец. Эта игра идёт уже слишком давно, и новички в ней, как правило, не задерживаются. Посмотри вокруг!
Я оглянулся. Мы забрели в какой-то сумрачный лес — вместо кустарников кругом стояли чёрные, без просвета между стволов деревья, они казались окаменевшими, и лишь над головой сквозь ветви виднелось багровое небо…
Солнца не было видно!
Сердце словно стиснули ледяные когти — мне было сказано идти по направлению к солнцу, а я сбился с дороги.
— Рарох!.. — я в бешенстве повернулся.
Тот стоял поодаль, на тёмной груди и лице трепетали красные отсветы, а зрачки казались щелями, ведущими в красновато-жёлтую бездну.
— Да? — спокойно сказал он.
— Куда ты завёл меня? — в ярости я тоже стал обращаться к нему на «ты».
— Ты плохой игрок, — Рарох повёл плечами, словно чёрными глыбами. — Я ведь дал подсказку, упомянув, что этот мир подчиняется силе мысли, и в нём можно делать, что угодно. Так что я просто создал дверь, через которую прошёл в тот мир, где ты когда-то видел меня. В лунный ад.
— Прихватив меня? — горько спросил я.
— А почему бы и нет? — насмешливо осведомился Рарох. — Ты можешь воспользоваться своими талантами и выбраться отсюда, ведь это всего лишь игра. Всё в мире — игра. Только поспеши, твоё время ограничено. В отличие от вашей Луны, здесь есть воздух, но нет ни капли воды.
На тёмном лице Рароха играли красные отсветы, и я разглядел, что между стволами деревьев всё-таки есть промежутки. В них горел угрюмый красный огонь.
И такой же красный огонь ярости застлал мои глаза. Я схватился за карман куртки, где был пистолет, но вспомнил, что патроны кончились. Тогда изо всех сил крикнул:
— Рок! — И прислушался, не раздастся ли в ответ громовой лай?
Но ничего не произошло. Так же багровело небо, так же трепетали красные отсветы на стволах окаменелых деревьев, так же насмешливо улыбался Рарох.
— Это мой мир, — тяжко молвил он. — Твоей собачке не найти дорогу сюда. И дороги отсюда тоже нет!
Он сделал шаг назад и исчез среди тёмных стволов. Словно его и не было, словно меня сопровождал лишь призрак, порождённый моим воспалённым умом. Я попытался сглотнуть, но слюна едва смочила пересохшее горло. Я вдруг осознал, что здесь очень жарко. Багрянец просвечивал отовсюду, и создавалось впечатление, что со всех сторон надвигается лесной пожар. Не об этом ли горящем лесе говорила Аннабель? Неужели и в самом деле здесь останется лежать мой иссохший труп?
Под ногами было мягко, землю покрывал пепел. Мне уже сильно хотелось пить, а вскоре жажда сделается нестерпимой. Где же выход из этого леса? Как вернуться на дорогу, ведущую к солнцу?..
Я бросил куртку возле дерева, обхватил руками чёрный ствол и стал подтягиваться вверх. Ладони стало жечь, и вначале приходилось сжимать ствол коленями, чтобы удержаться, но потом я дотянулся до первой ветки. Она оказалась хрупкой, хрустнула у меня в руке и сломалась, но я успел схватиться за торчащий сучок. С трудом продолжил карабкаться вверх, то и дело чихая из-за попадавшего в ноздри пепла. Вокруг стоял запах гари, горький смрад давней смерти.
Наконец я добрался почти до самого верха, но не рискнул ступить на тонкие последние ветви. Горизонт и так стал виден из-за бесчисленных чёрных стволов — и я едва не выпустил из рук обгоревшую ветку. Сплошная полоса багрового огня — и мгла над нею. Подёрнутое пологом пепла небо — и ни следа солнца.
Даже дуновение ветерка не коснулось моего потного, обсыпанного пеплом лица…
«Иди по направлению к солнцу». Она даже повторила это. А здесь нет солнца! Наверное, это в самом деле ад — окаменелые леса, тянущиеся к мутному огненному горизонту, и ни капли воды. Хотя нет — скорее преддверие ада. В нём самом я окажусь, когда умру от жажды, и моё тело будет лежать на испепелённой земле. Интересно, как выглядит настоящий ад?
Похоже, что скоро узнаю.
Перехватывая ветви саднящими ладонями, я кое-как спустился и сел, привалившись спиной к дереву. Земля тоже была горячей, ладони погрузились в мягкий пепел, а губы совсем запеклись. Перед глазами маячили чёрные обгорелые кусты, местами из-под пепла выглядывали багряные камни.
Мне вспомнилось:
«…Тут лишь
Тень этой багровой скалы
(Встань в тень этой багровой скалы),
Я покажу тебе нечто иное,
Нежели тень твоя утром, что за тобою шагает,
Или тень твоя вечером, что встаёт пред тобою;
Я покажу тебе страх в горсти праха».
Похоже, что и этот поэт побывал здесь. Ну что же, наверное, скоро смогу спросить у него самого. Мне захотелось плакать, но из воспалённых глаз не выдавилось ни слезинки, глазные яблоки будто царапал раскалённый песок. Прощай, Кира. Даже Владычица не поможет мне здесь.
Всё безжалостнее раскалённые пальцы стискивали мне горло, и вдруг что-то запорхало перед глазами, будто тёмная бабочка…
Я с трудом поморгал: бабочка, откуда ты в этом мёртвом мире?
И вовсе она не тёмная — наверное, темнота только в моих глазах, а тут прозрачно трепещут голубые крылышки, и на них словно мигают, тревожно глядя на меня, серые глаза…
Совсем как глаза Киры! Словно она сама в облике бабочки ищет меня в этом испепелённом мире!
И тут я понял нечто столь важное, что у меня замерло сердце, а мир перед глазами пошёл трещинами, как красное стекло, готовое вот-вот разбиться вдребезги.
Мои запёкшиеся губы раздвинулись в улыбке, хотя их пронзила боль, и я ощутил солоноватый привкус.
Есть Сила превыше силы. Превыше коварства и безмерной власти, потому что сама есть Власть.
Мир снова вернулся в фокус — угольно-чёрные деревья на багряном фоне, — но это уже ничего не значило. Я с трудом встал. Меня качнуло, а грудь словно перехватило огненным обручем. Но я сделал шаг в сторону бабочки, а потом другой…
Она словно ждала этого, легко и неспешно запорхала прочь.
Уже сделав несколько шагов, я вспомнил, что забыл куртку с пистолетом.
Но возвращаться не стал, боясь потерять свой единственный ориентир, да и зачем мне теперь пистолет?
Я спотыкался об упавшие обгорелые стволы, увязал в зыбучем пепле. Ветви мёртвых, возможно, миллионы лет деревьев цеплялись за пропотевшую рубашку и рвали её в клочья. Этот мир не хотел меня отпускать — наверное, он никогда и никого ещё не отпускал. Но бабочка тихо порхала впереди, и я из последних сил тащился следом.
И внезапно потянуло прохладой, будто наконец и пальцы Киры дотронулись до моего пылающего лба. Я ощутил, что под ногами сухая, ломкая, но всё же трава. А потом услышал звук падающих капель и остановился.
Бабочка кружилась у дерева над лужицей голубой воды. Капля за каплей падали туда из-под корней, словно слёзы по тем, кто ещё, кроме меня, скитался в этих мёртвых лесах. Но когда я бросился ничком и приник к воде, она оказалась чистой и сладкой.
Огонь нехотя затухал в моей груди и животе. Когда я наконец смог оторваться от воды и встать, меня переполняла блаженная лёгкость. Я огляделся.
И уже не увидел чудесной бабочки. Но не увидел и мёртвого леса, не ощутил запаха гари. Вокруг стояли хмурые величавые ели, меж стволов мерцал таинственный полусвет, а воздух был чист и смолист. Чем-то смутно знакомым повеяло в воздухе. Я облегчённо вздохнул и пошёл наугад.
И понемногу стало смеркаться в лесу. Увеличилось расстояние между елями, появились заросшие травой лужайки, а под ногами обозначилась тропка. Становилось всё теплее. Постепенно истончился запах смолы, и какие-то другие ароматы наполнили воздух, снова затронув что-то в памяти. Ели стали выше, их ветви закрывали небо…
Хотя нет — уже не ели, а совсем другие деревья, с тёмными пышными кронами, обступили тропинку.
А потом на лужайке я увидел цветы. Не смог различить их цвета — сумерки быстро сгущались, и всё становилось одинаково серым: раскинувшиеся как драконы ветви деревьев, гладкие лужайки, обложенные камнями дорожки. Другие цветы неярко забелели у берега пруда, и гладь воды красиво замерцала в свете внезапно высыпавших на небо звёзд.
Впереди забелело ярче. Тропка ушла в тень и вынырнула на открытое пространство. Сердце у меня забилось отчаянно и глухо.
Залитая лунным светом лестница спадала к тёмному морю. Чёрные кипарисы сторожили её, и мраморные львы лежали и стояли с обеих сторон.
И я понял — луна здесь и вправду вечно льёт свет на белый каскад ступеней, и мраморные львы никогда не видели иного света, и я уже за пределами земного времени и пространства…
Рядом с одним изо львов сидела женщина, прислонив голову к оскаленной пасти. Завидев меня, встала.
Я вздрогнул — слишком красивым и стремительным было её движение, а волосы будто взмыли жемчужной волной. Вспомнилась прекрасная и жутковатая гостья, пришедшая ко мне с вечернего моря…
Но потом я вздохнул с облегчением.
— С возвращением, Андрей! — сказала Кира.
notes
