2

Ничего себе – живём!

В начищенном до блеска песочком и зубной пастой самоваре, найденном на чердаке, чай выходил несравненно душистей и крепче прежнего, на электричестве.

Мне нравилось уютное ворчание самовара, щекастого и самодовольного, похожего на подвыпившего удачливого купца в красной шёлковой косоворотке с серебряной опояской. А как только самовар начнёт «деньги ковать», то есть пощёлкивать перед закипанием – вообще восторг!

Обед готовить приходилось дровами, заготовленными ещё бабой Верой впрок, на далёкое будущее. До него она не дожила, но память оставила. Топим печурку, вспоминаем бабу Веру. Печурка маленькая, дрова сухие потрескивают, горят споро. С борщами и кашами проблем тоже нет. Аппетит на воздухе хороший, без разносолов обойдёмся!

Как-то пригласила соседка Маруся нас с женой к себе в гости на день рождения. Не пойти – обидишь хорошего человека, а пойти – надо чем-то одарить. А что подарить женщине выше средних лет? Ума не приложишь! До ближайшего сельмага более десяти километров. Платочек ситцевый? Разве это подарок? Деньги? Обидеть можно.

Жена перебрала все свои новые вещи, но ничего такого не нашла. Покрутила в руках маленькие серёжки с красными рубинчиками, которые она, перед самым отъездом в деревню, купила в дешёвом ларьке с чешской бижутерией. Посмотрела в зеркало. Серёжки под золото, красивые, ладные.

– Давай отдадим Марусе!

– Давай! – сказала, вздохнув, жена.

И вот мы уже за столом у соседки.

Стол добротный, какой бывает в русских избах, с обилием закуски и с ещё более обильной выпивкой. Из гостей – только мы одни. Пить особенно некому, но я, приободрившись, на правах мужика разлил по маленьким гранёным стаканчикам водку, с удивлением верчу в руках бутылку. Бутылка ещё та, старинная, советская, с зеленоватой наклейкой «Московская».

– На талоны брала, – смутилась хозяйка. – Вон у меня на погребце ящик целый. Храню на всякий случай. Вы уж не говорите никому, а то наши, не смотри что старики, а дверь высадят в два счёта.

Я дурашливо приложил палец к губам, мол, ни-ни! Что ты? Никому!

Сразу лезть с подарками неудобно. Поздравили Марусю. Пожелали, как водится, счастья.

– Какое счастье? – слабо улыбнулась Маруся. – Здоровье бы не подкачало.

– Ну, тогда за здоровье!

Выпили. Отварная картошка со свининой хороша! Огурчики в рассоле – тоже ничего себе. Грибки местные из лесозащитной полосы, маринованные, разве плохие? Селёдочка под луком. Бутылка оказалась убориста. Маруся достаёт вторую. Жена меня толкает в бок:

– Подарок доставай…

Мне, конечно, хоть и не часто, приходилось делать женщинам подарки. А тут я стушевался.

– Маруся, – говорю я, протягивая овальную коробочку, где на чёрном бархате красными звёздочками горели два камушка, две песчинки, – здоровья тебе, Маруся, и счастья…

– Ой, ой! – всплеснула хозяйка, привстав из-за стола. – Как же… Они дорогие! Нет, нет! – на сухих стеблях ранних морщин распустились бледные маки. – Разве можно?

– Маруся, – успокоил я её, – это так, пустяки. Бижутерия. Возьми от нас на память. Не обижай!

Маруся, помолодев, подошла к зеркалу. Отвыкшими руками стала примерять серёжки. Замочки никак не защёлкиваются.

Я подошёл помочь. Ещё не состарившееся женское тело, почувствовав мужскую руку, напружинилось, окаменело. Да и мне стало как-то неловко. Мои руки тоже давно отвыкли от таких дел.

– Дай-ка я сама! – подошла жена, и замочки тут же защёлкнулись. – Маруся, носи, не снимай! Смотри, как они тебе к лицу!

– Ну, я вас тоже чем-нибудь одарю! – сказала Маруся, молодо поворачиваясь у зеркала.