С момента своего появления Виктор Фабрикант сразу попал в заботливые объятия Ивана. Сформировался антикризисный триумвират: хозяин фирмы, финансовый директор и Иван Смагин. Что они там мудрили, я в подробностях не знаю. Все было окутано тайной, трио действовало с соблюдением строгой конспирации. Могу лишь по отдельным телефонным звонкам, репликам, отпущенным при личных встречах, а также с привлечением собственных догадок и, не скрою, некоторой доли фантазии сложить приблизительную картину происходящего.

В тот злополучный день, когда почта доставила третий пакет, Виктор, ознакомившись с его содержимым, подошёл к книжной полке. Где он? Нашёл. Схватил изрядно потрёпанный справочник. Полистал: есть, нет, не то, алфавит, чёрт побери, забыл, ага, вот, так и есть. На страничке, естественно, рядом красовались два фигуранта: Смагин И.Ю., Смагин А.А. Второй – не интересен. А вот первый… Именно эти данные были изящно напечатаны крупными чёрными буквами на единственном листке, выпавшем из пакета. Виктор понял, что от него требуется. От него требуется совсем немного – найти и убить человека, как и тех двух, могилы которых он уже посетил. И за это ему дадут денег, наверное, намного больше, чем в два предыдущих раза. Вот и все, проще не бывает. Если я не помню, это вовсе не означает, что этого не было, подумал он и осознал всю темноту, весь безысходный мрак того угла, в который его загоняют.

Надо звонить, надо, подумал Виктор, не хочется, нельзя быть убийцей – вольным или невольным. Виктор позвонил. Насколько смог, предупредил. Надо было подробнее? Как? Объяснить, как идут дела в фирме, рассказать о пакетах, о свидетельствах о смерти, о странных записках, о могилах, об убийствах… Забавный бы получился звонок!

Тем не менее, этот звонок означал, что Виктор ещё не упал под давлением обстоятельств. Обозначилось сопротивление. Но лишь обозначилось. Надо было закрепить этот мизерный успех. На следующий день Виктор позвонил второй раз. Волновался он ещё больше, плюс влияние зелёного брата… Он был рад, искреннее рад, что где-то далеко есть человек, который стал ему дорог, которого он пытается спасти – бес корысти, без расчёта, без надежды на благодарность. И этот человек жив.

Прошёл день, второй. На счёт поступили деньги. Формулировка та же. Вот это было и страшно, и непонятно. Ужасная, но казавшаяся ему понятной схема дала сбой. Или дьявольщина форсируется? Виктор понял, чего ожидать. Вечерняя почта доставила пакет. Когда вскрыл, не удивился. На стол порхнуло свидетельство о смерти, перед глазами мелькнула известная фамилия и бумажка с координатами. И главное – благодарность за работу! То есть, работа выполнена. Кем? Виктор попытался восстановить события последних дней. До деталей – не получилось, но и достаточно длительного провала он не обнаружил. Пусть, на какие-то минуты находит умопомрачение, пусть. Но этого времени недостаточно, чтобы совершить преступление. Надо найти человека, подготовиться… Получается – явное раздвоение личности. И этот, «второй», как его вычислить, остановить, обезвредить? Не просматривается он, не подаёт никаких сигналов, затаился – до поры до времени.

Что делать? Выть, биться головой о стену, стреляться? Кладбище то же, номер понятен. Разрыв в номерах большой – Виктор даже не предполагал, что в мир иной уходит так много людей. Былой ужас прошёл. Но накатила новая мощная волна безысходности. Виктор вызвал такси, поехал на кладбище, быстро нашёл свежую могилу. Все совпало.

Нетрудно представить его состояние и, тем более, не трудно понять, что был он недостаточно внимателен. И все же, когда шёл к могиле, Виктор обратил внимание, что справа, ловко и быстро лавировал среди захоронений человек. Ни на типичного посетителя кладбища, ни на праздношатающегося он не был похож – не вписывался. Об этом Виктор подумал вскользь – не до детективных наблюдений. И ещё в деформированный последними событиями мозг закралась мысль, что этого человека он уже видел – в прошлое своё посещение.

Виктор не мог рационально объяснить возникшее предположение. По большому счёт он понимал: воспринимать в таком состоянии обрывки больной фантазии всерьёз – дело неблагодарное и даже опасное…

Но именно этот человек побывал на могиле несколькими минутами раньше Виктора, осмотрелся, поправил венки таким образом, чтобы все имеющиеся надписи с данными покойного предстали глазам невольного посетителя. Этот человек привык действовать наверняка. Так он поступил и на этот раз, не оставив Виктору никаких шансов, кроме шансов на безумие. Обязательное неоднократное посещение Виктором кладбища было неотъемлемой частью его ёмкого плана, нацеленного на стопроцентный результат.

И вот тогда Виктор поплыл. Память подводила, он был готов поверить во что угодно. Хоть в двойственность, хоть в тройственность своего сознания. Идти сдаваться? Тогда все – полная безнадёга. Но оптимист, все ещё сидевший в выживаемом характере Виктора, подсказывал: не спеши, есть надежда, все нелогично, неестественно – это напасть, это наваждение.

Виктор прислушался к неумирающему оптимисту и поступил пусть не очень креативно, но просто и, главное, как он посчитал, непредсказуемо. Он сбежал. Сбежал на озеро, на которое, кстати, имел реальные юридические права. Не так давно его фирма заключила с властями долгосрочный договор аренды этих земельных и водных угодий. Планировалось строительство многопрофильной базы отдыха. Но события последних месяцев показали, что человек предполагает, а кто-то располагает. И этот кто-то реально существовал. В этом были убеждены финансовый директор, Иван Смагин, а теперь и частично оживший Виктор Фабрикант.

Жизнь в шалаше и даже раздумья о реальных опасностях – одичавших собаках, кабанах, наших родных хулиганах – в сравнении с напряжением последних дней показались Виктору раем. Страхи, они тоже бывают разные, и рассматривать их надо в сравнении. Сравнение было в пользу озёрного бегства. Виктор понимал, что и выбранное им отшельничество не может продолжаться не только вечно, но и даже достаточно долго. Ему просто нужна была пауза, надо было ожить. Потому сказать, что он панически скрывался от неведомой опасности, не будет верным. Виктор ходил в деревню, бродил по берегу, открыто сиживал у воды, испытывая рыбацкое счастье. В нём проснулись инстинкт охотника и детское озорство. Местных он не трогал – будут бить сильно и долго. Что касается приезжих, то не гнушался возможностью утянуть что-нибудь лакомое или полезное для быта.

Жертвой его набега стал и Иван. Добыча – кое-что из еды и блокнот с вложенной в него ручкой. Там он, узрев в пометках Ивана оккультный смысл, и своей рукой на последних страницах блокнота сделал некоторые сумбурные записи, отражавшие более поток кипящего сознания, чем суровый реализм раздумий сознательно выбравшего свою участь Робинзона. «Чтобы познать истину, надо все поставить под сомнение», «финдиректор + два «я» получается 3», «револьверный аккредитив», «неандертальцы не болели насморком», «нумерология двадцатичной системы – это интересно!» Вот эти и другие глубокие по смыслу записи увидел Иван, когда мы выехали на пикник. Я не буду приписывать своему другу волшебную прозорливость и добавлю: среди корявых тезисов имелась запись, которая все ему объяснила. Довольно криво и достаточно крупно там было написано: «И. Ю. Смагин, спасти не удалось!!!»

Виктор понемногу прозревал. Этому процессу в значительной степени способствовали пояснения Ивана. Со слов финансового директор он давно понял, что игрок, загоняющий в угол и Фабриканта, и его фирму, личность явно неадекватная, закомплексованная, склонная к позёрству и не обделённая криминальным талантом. Даже с учётом таких предварительных поверхностных характеристик общая картина организации кризиса носила явные маниакальные штрихи. А человека с больной психикой трудно просчитать, он не предсказуем.