Спустя час торопливого спуска Гордиан Рэкс добрался до центральных городских ворот. В течение всего времени, пока Фехтовальщик ехал по предгорьям, торопясь вернуться в Харторикс, он мимоходом с идущей поверху дороги видел, как из этих ворот выбегали и выезжали толпы обезумевшего народа – беженцы, не успевшие покинуть город до начала резни, или беженцы слишком поздно осознавшие последствия вступления в город королевской армии. Причем поток прорывающихся сквозь ворота людей был значительным, хоть и каким-то рваным, неровным. К моменту, например, когда Гор в последний раз бросал быстрый взгляд на врата с очередного скалистого плато, по которому петляла тропа, через откинутые створки стремились пройти еще сотни людей, и еще сотни спешили от врат в спасительные виноградники и рощи, стремясь умчаться от ужасов родного города как можно дальше. Тем более удивительно, что сейчас, когда Гор наконец-то спрыгнул с лошади и стоял одиноким столбом прямо напротив вратной башни, вокруг не было ни души. Его окружали только трупы, которые, как известно, душ начисто лишены, а полны только быстро разлагающегося дерьма.

Гор прошел в пустующие ворота, где никто его не остановил. Посмотрел на длинную улицу, протянувшуюся от крепостной стены и башен вперед до некоего предела, обозначенного очередным поворотом. Вся улица была завалена трупами. Он даже не стал считать. Одежда на всех была сугубо гражданской – ни габеларов, ни стражников порта, ни тем более консидориев тут не валялось. Только жители. Бывшие сервы. Бывшие освобожденные им граждане Республики. А ныне – просто куски гниющей органической массы. Бездыханные, с холодными пальцами и остановленными сердцами. Так уж нужна была им эта свобода? Гордиан покачал головой. Плохие мысли. Как там говорил ему Крисс? Нужно не думать, а действовать.

Чуть дальше в глубине портовых строений, ближе к гавани грохотали выстрелы, преимущественно мушкетные, но с редкими вкраплениями одиноко ухающих полукулеврин и мортир – за время войны Гор научился их различать. Ну что ж, похоже, действительно настало время для действия.

Фехтовальщик раскрыл сумку, достал шлем, нахлобучил на голову, прикрепил к стальному воротнику нательной части скафандра, нажал на кнопку герметизации на рукаве возле запястья. Гулко хлюпнув, скафандр втянул сквозь фильтры воздух из спинных запасников и превратился в абсолютно изолированную систему. Тогда Гор опустил на лицо светоотражающий бронированный щиток, полностью скрывший его лицо, и бодрым шагом потрусил в направлении выстрелов.

Тридцать минут спустя Гор шел по кривой улочке вертлявым спортивным шагом, дрыгая задом и смешно размахивая локтями. Он старался беречь дыхание и при этом двигаться с максимальной скоростью. Оставалось еще немного. Только сейчас, после почти часового подъема, он по-настоящему оценил все преимущества скафандра.

Солнце пекло беспощадно, но внутри космического доспеха поддерживались стабильная температура и необходимый уровень влажности воздуха. От долгой и быстрой ходьбы, преимущественно в гору, тело покрылось только легкой испариной, а не ручьями горького пота, поскольку абсорбирующий материал подкладки костюма тут же впитывал все выделения. Дыхательная смесь внутри системы жизнеобеспечения насыщалась кислородом, а значит – дышалось значительно легче, чем на открытом воздухе.

И все же он устал – сам по себе доспех был достаточно тяжел, два автомата оттягивали плечи, а идти пришлось долго. Улица же петляла между домами, как змея, поднимаясь все выше и выше.

Примерно еще через полчаса после очередного поворота Гор добрался до места, откуда был хорошо виден весь подъем до вершины, где стояла крепость порта. Улочка, ведущая к ней, была очень узкая и извилистая, поэтому оперативный лагерь осаждающих растянулся вдоль нее почти на километр.

Атакующая партия на самой вершине числом около пяти—шести тысяч человек штурмовала крепость – там гремели мушкеты, воздух заволакивал пороховой дым, и долетали истошные крики людей.

Силы поддержки примерно таким же числом растянулись ниже вдоль улицы. Еще ниже и ближе к месту, где остановился Гордиан, расположился импровизированный госпиталь – раненые лежали в тени прямо на уличной брусчатке, – а также оперативный армейский обоз с боеприпасами и продовольствием.

Тут же вдоль домов сидели отдыхающие канониры в форме морской артиллерии и скучал небольшой арьергард прикрытия, призванный охранять тылы атакующих колонн.

Штаб всей этой змееподобно вытянутой армии располагался, судя по всему, почти на передовой – флаги короля и кардинала развевались где-то между атакующей колонной и колонной поддержки.

Увидев Гордиана, бойцы арьергарда дружно встрепенулись, а те, кто сидел на земле, повскакивали с мест. Впрочем, лицо Фехтовальщика было скрыто тонированным забралом шлема, и при виде незнакомца в странном доспехе стрелки растерялись.

Человек «в белом и серебряном» мог оказаться как врагом, так и очередным чудесным бойцом церкви, специально присланным храмами Хепри им на помощь. Тем не менее сказалась военная выучка: морпехи дружно подняли заряженные мушкеты и окружили Гордиана плотным полукольцом, полагая, что столь открыто и явно вышедший к ним одинокий боец вряд ли представляет серьезную опасность сразу для полусотни солдат.

Гор постоял в расслабленной позе, не отвечая на вопросы и подождав, пока почти все стрелки арьегарда подтянутся почти вплотную. Затем он вскинул оба автомата и аккуратно прошил полукруг длинными параллельными очередями.

Пули разрезали воздух и плоть, пробивая навылет по нескольку тел сразу. Люди в ужасе отпрянули. Кто-то из наиболее бравых вскинул мушкет и даже успел выстрелить, кто-то из самых решительных бросился вперед, чтобы достать Гордиана своей саблей, но все оказалось напрасно.

Пули отлетали от белого нагрудника и тонированного шлема словно горошины от бетонной стены, не оставляя никаких следов, а ноги не успевали доносить своих хозяев на расстояние сабельного удара – бешеный свинец из стволов автоматов был слишком быстр для неспешной пехоты этого мира.

За несколько секунд полусотня рухнула к ногам павшего полубога. Пара человек, из тех, кто стоял дальше остальных и каким-то чудом умудрился уклониться от смертоносных автоматных трасс, спрятались за ближайшими домами. Впрочем, мушкеты их были уже разряжены бесполезными выстрелами, и больше эти люди Гора не интересовали.

Пинком откинув оказавшийся на его пути труп, демиург Корпорации Гордиан Оливиан Рэкс неспешным шагом двинулся дальше.

«Вперед и вверх, а там…»

А там его ждала кровавая свистопляска покруче всех, что он видел в жизни.

Услышав странные звуки, кардинал Амир оторвался от созерцания штурма крепости и посмотрел вниз на тыловые части и арьергард.

Там происходило нечто странное – по королевской армии, вытянутой в одну длинную ленту, прошла волна непонятных перемещений, как судорога, сбивающая колонны по всей линии протяженности в плотную массу, сдвигающуюся к вершине горы. Такой эффект, вероятно, могла бы вызвать внезапная кавалерийская атака, направленная вдоль дороги снизу вверх, однако ни один из спутников-наблюдателей не сообщал о приближении сколько-нибудь существенных сил, которые могли бы настолько решительно поразить его десантный корпус. Он поднял бинокль – за толпами собственных бойцов не было видно ничего кроме столба пыли, поднимаемой тысячами ног.

«Непонятно», – подумал кардинал. Если бы атаковали серьезные вражеские силы, он бы в любом случае увидел хвост атакующей колонны за одним из поворотов. Тут подбежал вестовой.

– Что за дерьмо? – набросился на него Амир, хмуря брови и всем своим видом выражая недовольство. – Почему колонны сбиваются в кучи? Команды никто не давал, пусть стоят на месте!

Вестовой глядел ошалело, округлившимися, словно в шоке, глазами.

– Это Господь Хепри, сир! – сдавленно выкрикнул он. – На нем Священный доспех из Бургоса и священное оружие. Он убивает нас сотнями, сир. Войска отступают!

Кардинал злобно выругался и отпихнул офицера в сторону, а затем взобрался на один из ближайших валунов. Увидеть он все равно ничего не увидел, но сквозь крики людей и шум бегущих солдатских рядов услышал то, к чему уже был готов: на фоне криков и мушкетной пальбы четко выделялся вполне знакомый ему клекот «трещоток» – короткоствольных автоматов клерикального спецназа.

Королевские войска отхлынули от крепости. Оставшиеся в живых консидории и немногочисленные габелары из гарнизона Харторикса втянулись внутрь пролома и залегли. Они смотрели вперед, на спины врагов. Там, за пустошью, сбившись необычайно плотной кучей, толпились тысячи морских пехотинцев, а за ними, на улице, усыпанной трупами, возвышалась одинокая фигура в белом.

Гор прошел сюда, на вершину горы, как «сквозь тернии к звездам». Он прогрыз себе путь не через сотни, а через тысячи вражеских бойцов. Он сделал это один. Его четыре дисковых магазина были на исходе. Три первых – совершенно пусты, а в последнем – лишь несколько пуль. Вообще было чудом, что, имея четыре сотни патронов, он прошел сквозь пятитысячную колонну и продолжает сжимать в когтях ужаса еще почти десять тысяч человек, столпившихся сейчас на вершине.

Технология чуда была проста. Горная улочка слишком узка, чтобы атакованные Гором морпехи могли рассеяться и избегнуть автоматных пуль, а ужас, пробуждаемый в их душах неуязвимым бойцом, – слишком велик, чтобы они решились броситься на него скопом.

Не прикрытые латами пехотинцы короля стояли слишком плотно, и каждая пуля, выпущенная Гордианом, пронзала иной раз по десятку человек. Четыреста, помноженные на десять, – серьезное число, если подумать.

Сейчас Гор стоял чуть согнувшись, под тяжестью амуниции, которую не снимал уже слишком давно, и пытался передохнуть. Как бы ни была совершенна система жизнеобеспечения космического скафандра, снять тяжесть с позвоночника и усталость с натруженных ног она не могла. Столпившиеся на вершине люди, зажатые между ним и обороняющимися бойцами Бранда и Манзания, так же замерли в напряженном молчании, взирая на него с нескрываемым ужасом.

Гор не стал испытывать терпение вражеских командиров дальше. Он выпустил один автомат, который повис на ремне, и поднял пустую правую руку вверх, приглашая к переговорам. Через несколько минут по плотным рядам морпехов прошла волна и из-за спин рядовых показался старший офицер с нашивками полковника и золоченым мечом на боку. Он протолкался вперед и размеренным, осторожным шагом, придерживая свое оружие, направился к бывшему демиургу.

Когда расстояние между ними составило метров пять, Гор снова поднял руку раскрытой ладонью вперед.

«Стоп, – говорил его жест, – поговорим так, ближе не надо». Вражеский переговорщик подчинился и застыл на месте, приставив одну ногу к другой, как на параде.

– Как зовут? – спросил Гордиан, стараясь говорить как можно более властно и вместе с тем небрежно.

Звук его голоса передавался изнутри скафандра нашлемным динамиком.

– Полковник Ратан мое имя. Генеральный штаб Его величества, – последовал ответ. – Представитель королевской армии при дворе Его высокопреосвященства кардинала Амира.

– Отлично, – кивнул Гордиан. – Я желал бы увидеть обоих – и короля, и кардинала. Они здесь?

– Его величество находится на борту своего флагмана «Пронзитель» в гавани порта. Здесь только Его высокопреосвященство, но он желает вести беседу через меня. Во избежание м-м… во избежание осложнений.

Гор захохотал, а полковник Ратан нервно дернул усом, но в целом виду не подал и стоял, почти не шелохнувшись.

– Его высокопреосвященство боится получить пулю в лоб, не так ли?

– Его высокопреосвященство бессмертен. В случае убийства он будет возрожден внутри храма. Он переживает, что насильственная смерть кардинала на глазах у тысяч солдат королевской армии может негативно сказаться на боевом духе солдат. Особенно, если убийство совершит некто, в доспехе Его Божественности Господа Хепри. «Сгорающий Дракон» у вас на груди, сударь, «Сгорающий Дракон»!

Гор хмыкнул:

– Разумно.

– Разумеется. Но я послан не обсуждать с вами, сударь, разумность решений Его высокопреосвященства, а услышать требования относительно вашего неожиданного визита. Мне также велено увидеть ваше лицо. Во-первых, в этом случае переговоры будут честнее, вы-то мое видите, а во-вторых – я должен убедиться, что вы действительно Гордиан Фехтовальщик.

– А у вас есть сомнения?

– В общем нет, но приказ кардинала – это приказ кардинала.

Гордиан пожал плечами и спокойно поднял тонированный экран забрала, так как светлое пуленепробиваемое стекло в любом случае защищало его от выстрелов.

Полковник кивнул, узнавая эшвенскую знаменитость.

После процедуры опознания Гор демонстративно отстегнул пустой магазин от левого автомата и с видом скучающего снайпера на стрельбище пристегнул к нему другой, сохранившийся в сумке такой же пустой магазин. Правый и единственной автомат, где оставалось немного патронов, он оставил нетронутым.

– Теперь так, – сказал он, – коль скоро вы меня опознали и имеете представление о том, с кем ведете беседу, я оглашу свои условия.

Гор секунду смотрел на полковника, выжидая, не скажет ли тот что-нибудь, но офицер молчал – и тогда он продолжил:

– Первое! Вы немедленно предоставите возможность бойцам гарнизона и моим консидориям, что заперты в крепости порта, спокойно покинуть город. Второе! Вы сдадите нам свое оружие и останетесь ждать, пока мы не отойдем от Харторикса, по крайней мере, до горного перевала. Это все. Кровавых жертвоприношений и выдачи головы Его преосвященства мне пока не надобно.

Ратан сдержанно, хотя и несколько нервно, улыбнулся. Поправил волосы на виске, как бы невзначай демонстрируя Гору шунт.

– А, вы тоже бессмертны, как я погляжу! – воскликнул тот.

– Бессмертен, но вы понимаете, умирать пока не приходилось и пробовать как-то не хочется.

– Тогда к чему этот жест непричесанного педика, я не пойму? – вскипел Гор. – И эта улыбка? Вы находите мои требования смешными, сударь?

– В некотором смысле, да, сударь. А шунт я вам показал, чтобы вы также имели представление, с кем ведете дело, и не пытались оказывать на меня давление, угрожая физической расправой. Сколько у вас патронов?

Гор внутренне сжался.

– Достаточно, как вы видите, – твердо сказал он, показывая на левый, только что пристегнутый пустой магазин. Блефовать так блефовать!

Ратан снова улыбнулся.

– Достаточно для чего, сударь? Я служу уже много лет, и мне приходилось сталкиваться с оружием клерикального спецназа, в отличие от большинства моих подчиненных. Это магазин на сто патронов. Допускаю, что в сумке у вас, судя по ее объемам, имеется еще штук пять-шесть от силы. Вы только что прошли почти пятьсот метров, непрерывно поливая огнем все, что движется и складывая в сумку пустые диски. На склонах лежит почти три тысячи трупов, так что я сомневаюсь, что у вас остался боезапас достаточный, чтобы угрожать еще десяти тысячам солдат.

Гор поднял оба автомата и упер тупоносые рыла прямо в грудь Ратану.

– А хотите узнать точно, сколько у меня патронов? – зло спросил он. – Есть простой способ выяснить это. Попробуем?

– Ну-ну, сударь, не стоит так горячиться, – забеспокоился парламентер. – Его величество, а значит, и Его высокопреосвященство дорожат мушкетерами морской пехоты. Никто не хочет бессмысленных смертей. Однако вы должны понимать, что требование полной капитуляции в ваших условиях – это бред и чрезмерные амбиции! Предлагаю обмен. Мы выпускаем ваших бойцов из Крепости Порта, а вы – то есть вы лично, мастер Гордиан, – складываете оружие и сдаетесь. Его высокопреосвященство гарантирует вам при сдаче достойное содержание и полную физическую безопасность. Он поражен вашими талантами и желает обсудить с вами варианты сотрудничества, не более того. Если согласитесь – отлично. А нет, так мы просто запрем вас в удаленном поместье до конца войны и только-то. В любом случае сервом вам уже не быть!

Гор поджал губы. В каком-то смысле, если допустить, что кардинал с королем его не обманут, это был, конечно, шанс. Открыто войти в храм, найти общий язык с иерархами местной церкви. Возможно – получить доступ в ГИС, связаться с Корпорацией…

Да, в некотором смысле это был шанс. А еще это было – предательством.

– Вы сошли с ума, – процедил он сквозь зубы, – это не условия. Я не изменю делу сервов Эшвена никогда. Будет или по-моему, или вообще никак. Единственное, что могу предложить – сохраните свое оружие, когда выпустите моих людей из крепости. Подумайте хорошо – в конце концов, зачем вам сдались эти несколько рот, запертые там? Если мы не договоримся, вы потеряете в живой силе значительно больше этих жалких сотен. Давайте просто разойдемся – и все.

– Помилуйте, сударь, но если эти «несколько жалких сотен» так не важны, то зачем, вы, советник Равных, Апостол и полковник Армии Свободы рискуете ради них своей жизнью, выйдя один против тысяч?

Гордиан скривился:

– Вам, возможно, этого не понять, сударь, но среди этих нескольких сотен есть мои друзья! Друзья – это такое слово. Я удовлетворил ваше любопытство?

Ратан покачал головой.

– О молодость, романтика, вера, – задумчиво произнес он. – Но любопытство мое удовлетворено не вполне. Насколько много среди осажденных ваших друзей, и готовы ли вы ради одних жертвовать больше, чем ради других?

Ответа полковник Ратан дожидаться не стал. Развернувшись, он резко махнул рукой, и из плотных рядов морпехов, еле помещающихся на узком отрезке улицы, четверо бойцов волоком вытащили огромную тушу. Сначала Гор даже не понял, что это. Но уже через несколько мгновений осознание коснулось его разума – под слоем пыли и запекшейся на солнце крови просматривалось лицо великана Бранда, искаженное мукой и болью. Грудь Бранда покрывала грубая тряпичная повязка, хоть немного, но сдерживающая кровотечение, а руки скованы за спиной. Четыре человека поддерживали массивное тело за локти, а пятый, отделившись от толпы, приставил к горлу консидория острие сабли.

Ратан вновь повернулся к Фехтовальщику.

– Этот раб ведь знаком вам, не так ли? Его сразили пистолетной пулей, которая прошла сквозь доспех навылет чуть выше сердца на несколько сантиметров. Кстати, именно стальной панцирь спас ему жизнь: тяжело раненный, этот медведь был не в силах пошевелиться, и, если бы не доспехи и шлем, его затоптали бы в горячке боя. Он ведь знаком вам, не так ли?

Гор тихо вздохнул под шлемом – ломаться далее не имело смысла. Бранд должен жить и двадцать консидориев, которых он привел сюда на смерть, должны вернуться домой. Что же до сдачи в плен…

– Я согласен, – произнес он, глядя на коленопреклоненного Бранда, в беспамятстве опустившего голову и глухо мычащего от боли.

Да уж, уникальное зрелище, Бранд – на коленях. Даже в этом положении великан был немногим ниже вцепившихся в него стражников.

– Нам нужны гарантии, – сказал Ратан, – поэтому снимите доспехи. Пусть останутся только автоматы. Мы должны иметь возможность быстро убить вас, если вы измените своему слову и откроете автоматный огонь по войскам.

Гордиан мотнул головой.

– Я сниму шлем, – сказал он, – тогда вы сможете убить меня, если постараетесь. А в качестве гарантии я сдам вам сумку и один автомат с полным барабаном. – С этими словами он откинул в сторону левый, пустой. – Выпускайте осажденных!

Когда молчаливая колонна из пятисот оставшихся в живых габеларов и консидориев прошла мимо, Гор настоял, чтобы королевские морпехи прождали еще пять часов, дабы измотанные боем и имеющие большое количество раненых защитники города смогли убраться на безопасное расстояние.

Все это время Гордиан сидел на камне рядом с дорогой и не давал никому из морпехов спуститься вниз. Со своим «священным» автоматом он запер их на вершине, надежней, чем на засов, перекрыв единственную дорогу в город. Руководил отступлением Манзаний, комендант Харторикса, чудом оставшийся в живых, но имеющий, как и почти все отступающие, ранение.

Именно неуклюжий, сам истекающий кровью, пухлый вилик Манзаний распорядился соорудить из пик и алебард скороспелые носилки, на которые погрузили великанскую тушу Бранда и вынесли из рядов злобно зыркающих на сервов морпехов. Кроме того, Манзаний лично сменил на Бранде повязку и обработал рану, остановив кровотечение, и тем самым, как думалось Гору, практически спас великану жизнь.

Колонна сервов удалилась, а время шло. Кровавый день подходил к концу, в свои права вступал поздний вечер. Полковник Ратан снова отделился от плотных рядов подчиненных и подошел к Фехтовальщику.

– Ваше время настало, сударь, – сказал он, – пять часов истекли.

– Еще десять минут, – кивнул Гор, – хочу полюбоваться закатом.

– Но это нарушает нашу договоренность.

– И что вы сделаете? – Гор покачал автоматом. – Оштрафуете меня за нечестность?

Ратан заткнулся и отошел.

Гордиан посмотрел на великолепный Медиас Кордис, медленно гаснущий в центре небосвода. То было удивительное зрелище! Конечно, его не сравнить с обычными закатами на планетах, которые вращались вокруг звезд, а не имели таковые внутри себя, и все же, все же…

Не каждый день приходится видеть, как гаснет солнце – неописуемо и прекрасно. Не так ли вспыхивает жизнь человеческая, возгораясь поутру, ярко сверкая в полдень и угасая, когда наступает ночь?

Да, именно так. Различие только в длительности «дня». У некоторых – это семьдесят лет, у некоторых – тысяча, у некоторых – неделя. А у других вот ровно триста шестьдесят два года. Хороший возраст. Его!

Вновь подошел Ратан.

– Это бесчестно, сударь, – возмущенно заявил он, – уже темнеет. У наших людей затекли ноги. Напомню, если вы не выполните договор, то, скорее всего, Его высокопреосвященство не сможет гарантировать вашу безопасность после сдачи в плен. Бросайте же оружие!

Гор выплюнул травинку, которую жевал, и тяжело вздохнул. Вставать с камня, к которому он уже привык за пять часов, ужасно не хотелось.

– Извините, сударь, но вам, пожалуй, придется считать меня бесчестным человеком, – нехотя выговорил он.

– Да что вы говорите, сударь? – опешил полковник.

– Да то, что вы, сударь, слышите. Я считаю вашего кардинала подлецом, не стоящим даже дерьма тех людей, которые пять часов назад прошли мимо. И я лучше сдохну, чем сдамся ему на милость.

Ратан молчал ровно секунду, затем открыл рот, чтобы закричать.

При свете почти погаснувшего светила суть их беседы, мимику и жесты было уже трудно уловить, поэтому Гордиан, прикрывшись Ратаном как естественным щитом, молча нацепил на голову шлем, опуская забрало. Ноктовизор, вмонтированный в стекло, сработал автоматически, ночь раскрасилась оттенками зеленого, и он смог отчетливо видеть стоящие на расстоянии сотни метров молчаливые ряды морских мушкетеров.

– Измена-аааа! – закричал Ратан, надрывая глотку.

– Отнюдь, сударь, – молвил Гор и разрядил оставшиеся в магазине патроны прямо в голову королевскому полковнику.

Выстрелов оказалось ровно четыре, и они ровненько вошли в затылок развернувшегося офицера, разорвав его лицо на тысячи осколков. Так, с половиной головы, «без лица», тот и повалился на землю.

– Счастливого Хеб-седа, мастер Ратан, – сказал Фехтовальщик и вырвал меч из ножен на поясе мертвеца.

Недоступный ни пулям, ни саблям доспех, ноктовизор, позволяющий ему видеть в темноте, и мастерство консидория – не плохой зачин для ночной драки с бездоспешными морпехами. Гордиан прокрутил клинком пару восьмерок, разминая тело и привыкая к весу незнакомого оружия.

Десять тысяч бойцов бежали к нему!

Король и герцог смотрели на пылающий город и на схватку, пылающую в нем. Перед ними танцевал Господь Гор, с обнаженным мечом, отрубающий руки и рассекающий черепа. Король и герцог смотрели через небольшой экран монитора, который держал перед их лицами склонившийся в полупоклоне викарий.

За прошедшие два месяца викарий осунулся и побледнел, спина его покрылась множеством глубоких рубцов. Амир, раздраженный результатами сделки, спасшей его бессмертную кардинальскую жизнь, собственноручно забил бедолагу кнутом почти до смерти, а затем согнал с должности и отправил к Его величеству в качестве обычного техника-связиста.

Решение было взвешенным. С одной стороны, викарий отлично разбирался в оборудовании церкви, а с другой – Амиру требовалось приглядывать за королем. Его величество прекрасно осознавал двойной смысл назначения, однако не слишком беспокоился по этому поводу, ведь средств наблюдения за тем же Амиром хватало и у него. Что же касалось кнута и ободранной спины бывшего клерикального чиновника, то эшвенский монарх, безусловно, считал подобное наказание слишком мягкой мерой, но вмешиваться опять же пока не стал. В конце концов, рабы церкви – это ее рабы, а посадить бывшего викария на кол за мелкие погрешности, неизбежные при работе с таким сумасбродным правителем, как он, всегда успеется.

Его величество при этой мысли ухмыльнулся, хотя в данный момент его более занимал совсем другой человек. Неизмеримо более важный для мирового расклада, нежели несчастный церковный раб, пусть совсем недавно пребывавший на должности кардинальского секретаря. Мысль о коле, любимом хобби в дни покоя и скуки, просто слегка позабавила его усталые нервы.

Однако в следующую секунду улыбка сошла с лица короля. Сдвинув брови, Его величество отвернулся от экрана с пляшущим на нем Гором и обратил напряженное лицо к лорду Хавьеру. Ему нужно было сказать кое-что, и он начал издалека.

– Пламя! – воскликнул он, указывая рукой на панораму пожарищ, что раскинулась за спинами умирающих под мечом Гордиана морпехов; маленький экран был потрясающе четок и передавал картинку во всем многоцветии мельчайших деталей. – Во вселенной, сударь, нет почти ничего, что могло бы сравниться с пламенем по силе гипнотического эффекта. Рядом с огнем пожарищ я смог бы поставить лишь ужимки изувеченного под пыткой или крики истребительной битвы, когда армии сходятся в рукопашной. Очень скоро, надеюсь, я смогу насладиться всем этим!

– Вы о битвах или о боли? – переспросил Хавьер, также глядя сквозь морпехов и Гора на пылающий на заднем плане портовый город. – Рабов для превращения в инвалидов вам хватает и сейчас, разве нет?

С этими словами Хавьер ослепительно сверкнул белозубым оскалом и пнул викария, склонившегося перед ними.

– Взять хоть этого, например! Какая серьезная морда для рабского отродья! – Он вытащил нож и легонько ткнул лезвием в щеку викарию. – Я бы сделал ему раскрой от уха до уха, чтобы всегда улыбался. Впрочем, сейчас ночь, порез может выйти криво, пожалуй, сделаю это утром… Ты как насчет вечной улыбки, а, братец?

Из маленькой ранки, образовавшейся в месте укола, тонкой струйкой потекла кровь, но викарий даже не шевельнулся. Молча и неподвижно он стоял в полусогнутой позе, словно статуя, удерживая перед господами цветной экран. Бледные щеки, казалось, стали еще белей.

Боринос прищурился. Смысл сказанного Хавьером нравился королю, однако не нравился сам говорящий. Кроме того, Юсуф был приставлен лично к Его величеству, и какому-то герцогу не пристало тыкать в него ножом.

Впрочем, герцог как раз был не «какой-то».

– Я имел в виду все три предмета, – уточнил король, возвращаясь к прерванному выходкой разговору, – и боль, и битву, и горящие города. Как только город будет зачищен, наш флот отплывет на север, в направлении моей недостроенной столицы. В Харториксе я не оставлю даже гарнизона, здесь мы просто вырежем все население. Никаких пыток, ни одной минуты лишнего времени. И лишь там, в КароБерге и Бургосе, я утолю свою жажду. Вверх взметнутся миллионы колов, тысячи виселиц и сотни плах с топорами. Там разольются океаны из крови!

Герцог протяжно моргнул.

– Ого! – восхитился он. – Вы, Ваше величество, всегда казались мне увлеченной натурой. Но миллионы колов – не слишком ли вычурно? До встречи с Его Божественностью осталось всего два месяца. Шестьдесят дней по нашему времени и примерно четыре часа – по Его. Как утверждает Амир, так живо наш Бог еще ни разу не реагировал на сообщения. Видимо, ситуация с апостолом-экстрасенсом возбудила его обычно вялый интерес к нашему миру. Так не проще ли дождаться Хепри и сжечь бунтовщиков бластерами? Отчего нет?

Боринос фыркнул.

– Оттого, сударь, – пояснил он, – что я монарх и судьбы этого мира доверены мне! Я хочу покончить с бунтом доступными мне средствами до того, как явится наш Господь. Иначе какой я король, черт возьми, его наместник? Пусть дело решат мушкеты и пушки, а не небесный огонь!

– Вы так уверены в своих силах?

– А вы не уверены? Посмотрите – тут миллион человек и тысячи кораблей! И кроме того, у меня есть и иные козыри. Этот придурок Амир наконец-то согласился предоставить мне необходимые техсредства, а это значит, я буду видеть рабского маршала, а он меня нет, буду координировать действия своих полков с помощью радиосвязи, а он – гонять вестовых. Кроме того, клерикалам доступны порталы, а он… Впрочем, вы ведь сами слышали все, к чему эти бессмысленные повторы? Вне всяких сомнений, спустя четырнадцать дней Господа Хепри будет ждать освобожденная от сервов столица, а меня, как вы выразились, особо вычурное развлечение – миллионы колов в телах рыдающих от боли бунтовщиков. Но вопрос в другом. Собственно, я начал весь разговор только к этому: вы, сударь, со мной это наслаждение уже не разделите!

Хавьер нахмурился. Реплика Бориноса была похожа на выпад, однако в том, как развивалась их беседа до сего мгновения, не чувствовалось опасности, а это значило…

– Что вы имеете в виду, сир? – вежливо уточнил он. – Я не иду с вами в Бургос?

– Нет! – отрезал король.

– И кто же сможет мне запретить? Уж не вы ли, мой дорогой «дядя»?

Боринос весело рассмеялся. Добродушно, как смеются чистые совестью люди, и потому как-то дико, ведь Хавьер знал эту злобную тварь уже тысячи лет.

– О нет! – воскликнул монарх, сдерживая рвущийся из груди хохот. – Сегодня ночью, как вам известно, была дата плановой связи с Господом. Я и Амир почти пять минут разговаривали по видеофону непосредственно с Богом Света! И вот, мой милый племянник, вас вызывает к себе сам Хепри! Портал между Мирозданиями откроется через час. Вы покидаете мое королевство и короля вместе с ним. Навсегда!

При словах «навсегда» и «портал» Хавьер вздрогнул. Рожденный в Эшвене, он прожил тут тысячи лет, ни разу не покидая миров-каверн Твердого Космоса. Он пользовался порталами бессчетное число раз, бродя между странами и континентами, но ни разу не проникал в другие вселенные.

– Он зовет меня в Корпорацию?! – одним духом выпалил лорд.

Но Его величество лишь качнул головой.

– Искусственное Мироздание, – сказал он, – чудовищно велико. Возможно, вам известно, что оно состоит из ста сорока четырех независимых пространственно-временных Континиумов. Корпорация лишь самая последняя в этом списке, «Невон—сто сорок четыре»! Так чего вы зациклились на нем? Во время сеанса связи Бог Света указал мне адрес, куда откроются врата. Там серьезная кодировка, однако «имя» мира читается вполне однозначно. Это «Невон—ноль-один» Самое первое из всех частей Искусственного Мироздания! Старше, чем Эшвен, больше, чем Корпорация, и вы, сударь, отправляетесь туда!

Потрясенный новостью, Хавьер замолчал, словно проглотил язык. Затем, забыв про гордость и пафос самого бессмертного из бессмертных жителей королевства, впервые за тысячи лет склонился в глубоком поклоне перед сюзереном.

Уже через час?! В неизвестность?! В самый первый мир из всех искусственных вселенных?! Разгадка обрывочного прошлого пугающе приближалась к его сжавшемуся в комок разуму потерявшим управление бешеным локомотивом.

Он хотел уже повернуться, чтобы уйти, как картинка на мониторе в руках склонившегося викария вновь привлекла повышенное внимание обоих титулованных собеседников.

Кровавый бенефис Фехтовальщика там, похоже, приближался к своему логическому концу.