Книга: Свобода для Господа Бога
Назад: Глава 4 Гордиан Рэкс, советник
Дальше: Глава 6 Господин Уитанагемот

Глава 5
Пиво как социальный катализатор

Трактирщик принес еще пива, они разлили темный напиток по кружкам и выпили. После третьей пол-литровой порции Гор почувствовал, что напряжение, накопленное за день, постепенно уходит, а по телу разливается вязкое, уютное тепло. Беседа постепенно сходила на нет, все решительнее сводясь к сальным шуточкам и нетрезвым замечаниям. Они выпили еще, а потом еще.
Вскоре Крисс, бывший из них самым трезвым, заявил, что намерен выспаться и, несмотря на упреки Бранда в отсутствии товарищеского духа, откланялся и ушел нетрезвой походкой. Затем их покинул Никий, и только Бранд продолжал, стуча кружкой по дубовому столу, требовать еще пива и жареной говядины, до которой был большой охотник. Однако к полуночи сморило и его.
Бранд плюхнулся лицом в доски стола и тихо уснул, держа в правой руке кружку с недопитым напитком, а в левой – вилку с наколотым огромным куском мяса.
Гор глядел на это фантастическое зрелище и не переставал удивляться. Бранд был тяжелее его почти на пятьдесят килограммов и, по идее, не мог слечь от алкоголя раньше, чем субтильный Гор. По крайней мере, до этого, ни на одной из попоек, а их было довольно много, такого не случалось. Видимо, сказалось то, что великан успел испить изрядное количество пива еще до того, как Гордиан сел с ними за стол. А также, возможно, то, что он на самом деле сильно расстроился из-за ссоры между Трэйтом и Сабином на Совете виликов.
Как бы там ни было, возвращаться в казарму Гору еще не хотелось и, подозвав трактирщика, он заказал себе еще кружку.
Прихлебывая хмельную влагу мелкими глотками, он огляделся. Несмотря на полночь, пивная все еще оставалась полна народу. Те, кого он видел в самом начале, когда только пришел в заведение, почти все ушли, однако на их места пришли новые гости и столики оказались почти все не только заняты, но и переполнены, поскольку вместо обычных трех-четырех человек за каждым сидели по шесть-восемь гостей. При этом Гора внезапно поразило некое изменение контингента, занимавшего таверну. Если всего часом раньше тут дули пиво в основном солдаты Армии Свободы в серых мундирах мушкетеров или в пикинерских жилетках, то теперь вокруг Гордиана толпились в основном гражданские лица.
Другая особенность поразила его еще больше. На столах у собравшихся не было еды и не было пива – столы были пусты.
«Так, – подумал Гор, – дело дрянь. Если люди собираются в пивной и не пьют, то это, это…» – он так и не смог подобрать слов для описания наблюдаемой им бессмыслицы, поскольку эти размышления прервал звон, раздавшийся из глубины зала. Гор обернулся и увидел стоящего в центре высокого плечистого мужчину в роскошной одежде и с шикарной бородой, свисавшей вниз аккуратным квадратом.
Бородач держал в левой руке перевернутый вниз винный бокал на длинной ножке, а в правой – столовый ножик, которым стучал по бокалу, как по хрустальному колокольчику. Именно этот звук и привлек внимание Гордиана, а также, как выяснилось, всех присутствующих в зале. Разговоры прекратились, возня и споры за столами затихли. Все молча пялились на стоящего в центре зала мужчину.
Тот поставил бокал и ножик на ближайший стол, воздел руки ладонями к зрителям наподобие проповедующего святого с какой-нибудь иконы и начал речь.
– Друзья мои, – вкрадчиво сказал он, – для тех, кто не знает, меня зовут Гор Арбаль, и сегодня мы собрались здесь, чтобы определиться с нашей гражданской позицией на предстоящей Ассамблее. Каждый из вас приглашался сюда отдельно, из разных мест, и большинство незнакомы друг другу. Поэтому прежде чем приступить к обсуждению, я хотел бы, чтобы все присутствующие на нашем историческом собрании представились товарищам. Итак, начнем по часовой стрелке. Первый столик!
По этому призыву обитатели первого столика по очереди встали и назвали свои имена, а также города и территории, откуда прибыли в Бургос. Затем встал второй столик, третий и далее.
Гор смотрел на этот парад имен и полномочий и быстро трезвел.
Почти все, кто был в зале, оказались делегатами из далеких провинций, в основном Аранских и Артонских, причем почти все – вилики поместий и управляющие предприятий. Всего несколько человек прибыли из южных земель Артоша и практически никого не было из Боссона. За двумя или тремя столами оказались такие же, как он, отщепенцы, попавшие на сборище случайно, но они не представлялись, а просто мотали головами в знак того, что делегатами не являются и представляться не будут. Кроме того, Гор Арбаль, по-видимому, знал всех приглашенных лично и тех, кто не был в его списках, представляться не просил. Чтобы не быть узнанным, Гор поглубже нахлобучил на голову мушкетерскую шляпу – благо их с Брандом столик стоял самым дальним в углу, да еще угловым и довольно темным. Затея удалась, очередь миновала и ни представляться, ни отказываться от представления ему не пришлось.
Шоу между тем продолжалось. Ведущий снова вышел вперед.
– Итак, – сказал он, – как вы видите, здесь присутствуют делегаты от всех крупнейших городов свободных земель Эшвена. Нет только боссонцев, и я поясню, почему. Боссонцы, их Совет, захвативший наш город и всю Артошскую марку, считает себя единственным носителем власти на свободных землях. Но это не так! Власть в Эшвене принадлежит представителям всех земель, а не только этим боссонским выскочкам! И завтра с началом Ассамблеи должна начаться новая эра в борьбе за нашу свободу! Все, как один, мы, уроженцы других марок, земель и провинций, должны выступить за изменения в составе Совета! И прежде всего должны выступить мы – жители городов, вилики мануфактур и торговых домов, ремесленных мастерских и строительных заводов. Во главе своих рабочих мы должны бросить вызов засилью боссонской диктатуры!
Можете мне поверить, завтра борьба будет жестокой и боссонцы не отдадут власть над армией и свободными территориями просто так. Из надежных источников внутри Бронвенского Совета нам стало известно, что боссонец Сабин, этот тиран в мантии демократа, приготовил текст Великого ордонанса, согласно которому власть в Совете будет по-прежнему принадлежать только боссонским виликам. Мы должны отвергнуть его на голосовании и потребовать назначения советников от разных земель! Прежде всего тех виликов, кто в годы королевской власти состоял в Партии Равных и жаждал пробить дорогу Свободе еще до начала восстания.
А если бронвенцы откажутся от наших решений, что ж, мы будем действовать силой! Я знаю, что делегации, прибывшие из других городов немногочисленны, поскольку дорога в Бургос длинна и не безопасна. Однако мы, вилики Бургоса, готовы поддержать вас всей мощью своих предприятий. От имени торгово-промышленной элиты столицы я официально заявляю, что завтра на площадь вместе с делегатами Ассамблеи выйдут сто тысяч человек столичных сервов. От вас я прошу лишь одного – поддержки наших требований! Пусть условия, которые я завтра оглашу на Ассамблее, будут не только условиями столичных рабочих, но и условиями всех сервов Эшвена!
– Вы с нами, господа? – Тут он повысил голос: – Я спрашиваю: вы с нами?!
Зал отозвался в ответ на призыв многоголосым гомоном.
– Верно! Верно! – послышались возгласы с разных концов собрания.
– Действовать нужно вместе!
– Поддержим бургосцев!
– Власть в Совете – всем землям!
– Долой бронвенцев! Боссон – вон! Пусть убираются на свой вонючий север!
– Отлично! – провозгласил тогда Гор Арбаль. – Я знал, что разум и вера в справедливость победят в ваших сердцах, господа. Тогда я оглашу текст наших требований, которые завтра я собираюсь зачитать перед Советом. Это новый, наш великий ордонанс, ордонанс Справедливости, ордонанс Всех Свободных земель, а не только Боссона, узурпировавшего власть!
Он сделал знак стоящим за спиной сервам и показал им на стопки бумаги, лежащие за ним на столе.
– Раздайте тексты, пусть делегаты свободных земель ознакомятся с ордонансом.
Бумаги пошли по рукам, но Арбаль продолжал говорить очень горячо и громко. Поэтому почти никто не смотрел на тексты – чуть не с раскрытым ртом все смотрели на оратора, горячившегося перед слушателями.
«М-да, – подумал Гордиан, – где-то я уже сегодня это видел».
– Во-первых, – вещал между тем столичный вилик, – долой всех старых членов Совета. Долой боссонцев!
– Да! – заорали в зале десятки глоток. – Долой!
– Второе, – продолжил оратор, – новых членов Великого Совета избирать «поземельно», от каждой делегации по одному представителю!
– Точно! – заорали в зале, но уже тише. – А почему по одному?
– Третье! – Гор Арбаль понял руку в успокаивающем жесте: мол, подождите, прочту все. – Губернаторы земель не назначаются Великим Советом, а избираются местными Советами из числа виликов соответствующей земли или города. В местные же Советы входят вилики всех крупных предприятий с численностью сервов более тысячи человек.
– Да! Да! А почему только крупных?
– И, наконец, четвертое. После избрания новых членов Совета мы должны поменять руководство армии, сместить командующих и назначить новых, включающих не только боссонцев, но и офицеров-сервов из других земель Эшвена.
Зал снова радостно загудел, однако то с одного столика, то с другого раздавались вопросы, отдельные делегаты встали и решительно начали проталкиваться в центр зала, чтобы взять слово и добавить к сказанному Арбалем свои мнения и условия.
Но Арбаль поднял руки, воздев их теперь не как святой с иконы, а как монах, читающий молитву, ладонями к себе.
– Господа! – прокричал он громко, перекрывая шум галдящей толпы. – Спокойствие! Я требую тишины!
Гул стих, движения прекратились.
– Я знаю, – продолжил Арбаль уже тише, – у многих из вас есть предложения, которые бы сильно улучшили текст предлагаемого вам Великого ордонанса, однако для прений пока нет времени. Главное сейчас – выступить единым фронтом, потребовать от боссонцев отречься от власти и избрать новый Совет. Это – цель нашего собрания. А уже в Совете мы сможем оговорить все прочие условия. И поверьте, если мы победим, ни одно слово не будет оставлено без внимания. Все остальное – потом! Вместе мы сможем построить новый мир! Мир справедливости для всех свободных земель. Долой Боссон! Да здравствует Всеземельная Эшвенская Ассамблея!
– Ура! Ура! Ура! – заорали в зале, а бургосский вилик, надрывая голос и перекрикивая рукоплескания, продожил:
– Друзья мои! Завтра, когда мы выйдем на площадь для проведения Ассамблеи, мои соратники, сервы подчиненных мне и другим столичным виликам предприятий, будут в зеленых повязках. Зеленый – это цвет цветущей травы, цвет земли, освобожденной от гнета рабовладельцев. Все, кто с нами, все, кто поддерживает наш ордонанс и готов требовать от Бронвенского Совета переизбрания, пусть наденут зеленые повязки на руки, на головы и поднимут над собой зеленые полотнища знамен. Наш цвет – зеленый, господа!
Он что-то кричал еще, но уже почти ничего невозможно было разобрать, поскольку сидящие за столами делегаты повскакивали с мест, принялись обниматься, рукоплескать и кидать в потолок шапки и шляпы.
Гор покачал головой. По долгу службы в Корпорации он был хорошо знаком с социологией и не питал иллюзий относительно восстаний, революций и прочих кровавых потрясений, призванных в принципе сделать человеческое общество лучше и чище через обильное кровопускание. Людей угнетают люди, и люди же пытаются сделать их счастливыми. Принцип тут простой: тех, кто был снизу, – наверх, кто был наверху – к ноге. А от перестановки мест слагаемых сумма, как известно, не меняется. Сущность любой власти – скотство. И это скотство, в конце концов, проявляется в любом самом светлом идеалисте.
То, что сейчас Гор видел перед собой, называлось просто и однозначно – формирование организованной оппозиции. У Бронвенского Совета вообще и у Сабина в частности появился серьезный противник, противостояние с которым в контексте сегодняшней размолвки между ним и Трэйтом покажется боссонцам морским ураганом по сравнению с помешиванием сахара в стакане.
Гордиан аккуратно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, подозвал трактирщика, рассчитался по счету и пнул Бранда. Туша не прореагировала. Тогда Гор взвалил руку великана себе на плечо и, кряхтя от напряжения, потащил пьянчугу на улицу. Хватит развлечений на сегодня, всяких там собраний и митингов – надо поспать, и плевать он хотел на все партии с оппозициями. Пусть Сабин сам с этим разбирается.
И все же в груди немного щемило. Помимо трэйтовских солдат на завтрашней Ассамблее окажется еще и сто тысяч мастеровых сервов под зелеными знаменами. Все это может превратиться в бойню почище Рионского сражения. Причем бойня будет беспорядочной – и между своим же братом сервом. А лучшего подарка королю и кардиналу, чем братская резня на первой рабской Ассамблее, представить трудно.
Оказавшись на улице, Гордиан остановил бредущий мимо конный патруль, назвал свое звание, должность и попросил помочь довезти товарища до казармы. Ребята не возражали, тем более что и сами были не совсем трезвы. Один из бойцов спешился и вместе с Гором взвалил Бранда на свою лошадь. После этого патруль последовал дальше, а вызвавшийся помочь солдат, взяв лошадку под уздцы, побрел рядом с Гордианом до казарм стрелкового корпуса.
Ночной город оказался довольно активен.
По площади и улицам народу шлялось не меньше, чем днем, а насилия и криков было даже больше – ночь, как известно, скрывает грязь грехов и преступлений. По-прежнему вокруг пили, дрались, ну и развратничали, конечно, как без этого. Кто-то орал песни, кто-то плакал, кто-то мочился на стену, кто-то под этой стеной спал.
Они прошли уже половину пути, как Гор остановился как вкопанный, узрев перед собой то, что никак не ожидал увидеть на улицах «освобожденного» города.
На фонарном столбе, очень низко над землей, всего лишь на расстоянии сантиметров тридцати от брусчатки висел труп дородного мужчины в богатой одежде. Вернее, одежда была богатой когда-то. Сейчас она напоминала тряпье голодранца, с ободранными пуговицами, изодранными рукавами, измызганным воротником и прочими атрибутами откровенного насилия. Труп висел в петле, подвешенный за шею, и ко лбу у него гвоздиком, аккуратно так, была приколочена табличка с надписью:
«Судия судим».
Гор готов был увидеть в неспящем и гуляющем свободном Бургосе все что угодно: труп какого-нибудь прирезанного воришкой прохожего, изнасилованную женщину, солдата, забитого в драке насмерть, но – повешенного? Нет, это невозможно, Трэйт заявил, что во взятом сервами городе репрессии и казни шательенов и королевских чиновников проводиться не будут, за исключением лиц, пойманных на шпионаже и вредительстве.
– Кто это? – спросил Гордиан своего случайного спутника.
– А, это местный королевский прево, – вяло ответил патрульный солдат. – Толпа поймала его сегодня утром и повесила.
– Откуда знаешь?
– Сам видел. Да и не я один. Я утром тоже в патруль ходил, так мы всем взводом мимо проезжали.
– И не остановили?
– Никак нет, сэр. А как остановить-то? Там толпа была почитай человек сорок. Все пьяные… Пришлось бы их всех насмерть гасить. А так – одного только и повесили. Довольно мирные, в общем, граждане.
– Мирные? – глаза у Гора полезли вверх. – Если эти мирные, то каковы тогда немирные граждане?
Солдат хмыкнул.
– Хотите посмотреть? Зайдите как-нибудь на площадь Лимура, посмотрите. Там на деревьях висят шательены из соседних коттеджей. Райончик-то престижный был, почитай одни шательены и проживали. Так вот, их там несколько десятков болтается, трупов то есть. Причем не только мужики, а и женщины – жены там, любимые наложницы, приближенные сервы, даже дети, рожденные от лордов. Даже домашние собаки! А вы говорите – немирные. Эти-то мирные были, да.
Гор в сомнении покачал головой.
– Беспредел какой-то, – пробурчал он.
– И не говорите, сэр, – подтвердил стражник, – беспредел он и есть.
– Неужели нельзя усилить патрули и прекратить эти безобразия?
– Наверное, можно, сэр, но это ведь не я решаю.
– Верно, – Гордиан замедлил шаг. – А ты из какого полка? Кто контролирует этот район? Неужели маршал Трэйт не видит, что происходит в городе?
– Извините, сэр, но маршал Трэйт нам не указ.
Гор еще раз остановился и внимательно посмотрел на солдата.
Лицо бойца было немного уставшим, явно не выспавшимся и каким-то отрешенным. В любом случае патрульный не походил на человека, способного катить бочку на главнокомандующего в присутствии вышестоящего офицера.
– Не понял, – сказал Гор, – а ну-ка поясни.
Боец пояснил.
– Я же не армеец, – развел он руками, – я из дивизии гадгедларов, Гвардии Свободы. Это четыре полка, созданных Советом специально для контроля над городом. Сабин сказал, что мы, как же это… «внутренние войска»! Что мы – сила, поддерживающая порядок внутри Республики, пока другие части освобождают новые земли.
– Ты, брат, как будто гордишься этим.
– Конечно, – обиделся боец.
– А сам-то откуда? Боссонец?
– Никак нет, сэр. Артошец. Я из столичных предместий. Да почитай все другие – из артошских усадеб, что недалеко от Бургоса.
– А кто командир дивизии?
– Полковник Критий, сэр.
– Понятно. В общем, дивизия подчиняется лично Сабину.
– Ну, в общем, так, сэр. Советник Сабин – наш кумир. Говорят, это он освободил Святого Фехтовальщика и направил его на освобождение других сервов.
Гор чуть не споткнулся – интересная версия. И ведь, в принципе, правдивая, не придерешься.
– Ясно, – вздохнул он, – ладно идем.
И они пошли дальше по серым кварталам, мимо высоких, в пять и шесть этажей, домов, мимо сквериков, башенок звонниц, изысканных базилик и арок, скульптурных фонтанов и прочих архитектурных изысков, которыми всегда гордился старинный Бургос. Все эти изящества ныне, в военную годину, годились лишь на одно – терзать душу ностальгией о сладостной и тихой мирной жизни. Гор же погрузился в размышления, думая о завтрашнем дне, и шел, почти не глядя по сторонам. Да и возможно ли думать о городских красотах, когда вокруг, под этими самыми красотами вешают людей?
Однако перед самыми казармами внимание Гора привлекло странное сборище. Толпа стояла в небольшом сквере, шевеля плотными рядами, как спрут щупальцами, свернутыми в клубок в расщелине морского грота. Люди что-то кричали, махали руками, но ни на драку, ни на пьянку это не походило. Экс-демиург остановился, поднял бровь, а затем решительно повернул лошадь с Брандом в сторону подозрительного сборища.
– Пойдем-ка туда, – махнул он рукой патрульному, – глянем.
И действительно, поглядеть тут было на что. Гор быстро прикинул и решил, что в сквере собралось примерно душ восемьсот. Люди заняли все пространство, многие стояли на скамейках, даже сидели на деревьях, а пара смельчаков – на перекладинах фонарных столбов, свесив ноги вниз и болтая ими, как малыши на высоких стульях.
Над толпой возвышался небольшой помост, до этого, по всей видимости, служивший театральной сценой или местом для выступлений танцоров и певцов, так как сквер был местом отдыха горожан. Сейчас эта импровизированная трибуна, разумеется, не пустовала.
Люди вокруг трибуны стояли один к другому, плечом к плечу, и почти у каждого на шее красовалась черная повязка. После двух предыдущих политических собраний, в которых Гору довелось сегодня участвовать, он уже не сомневался в назначении аксессуара. Версия была одна – предмет явно свидетельствовал о политической приверженности носителя.
Заинтересованный подобным поворотом, Гор решил задержаться в сквере еще немного. Тем более что человек, вещавший с трибуны под черными знаменами, выглядел весьма колоритно.
Оратор был высок и сух, как мертвый богомол. Седой пучок волос на полысевшей голове, длинные узловатые пальцы на руках, неприятный оскал гнилых желтых зубов и прочие прелести «натурального», а не клонированного тела.
Одежда очередного народного лидера также не отличалась притягательностью. С одной стороны, она была вполне приличной – простой рабочий камзол темно-коричневого цвета, широкие брюки, косоворотка, какую носят мастеровые, крепкие рабочие башмаки. Такая одежда красовалась более чем на половине собравшихся здесь людей. Однако неопрятность, мятость, какая-то несвежесть этой одежды делали выступающего крайне непривлекательным и выделяющимся даже в общем однообразном людском море.
Кроме того, в облике выступающего поражала некая демоничность. Она присутствовала во всем – во взгляде, манере речи, в дерганных эпилептических движениях, свойственных только очень неуравновешенным натурам. На этом фоне некрасивое лицо, худое тело и грязная одежда даже терялись, затмеваемые энергией, потоком рвавшейся из «богомола».
Человек не говорил, а завывал как порывистый ветер, то усиливаясь, то стихая.
– Уби-и-ийцы!!! – заорал «богомол» так внезапно и так громко, что Гор вздрогнул от неожиданности. – Тва-а-ари! Подо-о-онки! Во-о-от как я назову тех, кто бросает вы-ы-ызов народной воле! Они – вилики ваших поместий, прихвостни ваших шательенов – они настоящие враги Свободы, а не только король Боринос и стоящие за ним храмовники! Кто-о-о из шательенов наказывал вас кнутом или жег раскаленным железом за опоздание к фабричному станку или украденную со склада вещь? Шательены?! Нет, братья, это были ви-ли-ки, проклятые ублюдки, рожденные, как и мы, в чреве рабыни или в клонической колбе храма! Так же, как и мы, рожденные рабами, эти изменники общей участи стали псами на службе у наших господ! И теперь, когда лорды сметены огнем священной войны за свободу, эти самые вилики пытаются захватить власть над нами! Они пытаются снова надеть на нас ярмо!
Богомол потряс кулаками.
– Не электронные хомуты, – заорал он, – не-е-ет, не-е-ет, но кое-что другое, не хуже этого, заставит нас подчиниться их воле, потакать их желаниям, выполнять их приказы! Эти оковы просты и надежны – это ложь и лицемерие! Они-и-и называют себя нашими освободителями, но что мы видим на деле? Армией управляет Великий Совет, состоящий только из виликов! Провинциями и городами на свободных землях правят новые сенешали, но откуда они? Посмотрите! Да это же вилики из этих же городов и земель! Только раньше они управляли поместьями и мануфактурами, подчиняясь своим шательенам, а сейчас они правят уже целыми городами и провинциями, но уже сами, без койна на своей шее! Так для кого затеяна эта война? Получается – для виликов?!?!
И богомол взорвался криком!
– Да! – вскричал он, надрываясь. – Мы сражаемся за Свободу! Но свободу-то получили только вилики!! Неужели только ради их власти и сытого брюха простые сервы проливают кровь на полях сражений?! Получается так! Но так ли должно быть? Нет, нет и нет!!!
Он обвел площадь безумным пылающим взглядом.
– Я прибыл к вам из далекого Катриша и со мной – почти тысяча сторонников со всей Артоны – мастеровых, ремесленников, простых работяг, несущих на себе бремя каждодневного тяжелого труда. Мы пришли сюда без оружия, но мы взяли с собой свои инструменты – молотки, топоры, вилы, заточенные штыковые лопаты, серпы и косы. Завтра мы все, все, как один, выйдем на площадь Ассамблеи и скажем – а что мы скажем, братья мои? Что мы скажем?!
– Долой виликов!!! – заорала толпа.
– Смерть угнетателям!
– На кол подонков!
– Виликам – вилы в пузо!
– Пустить им кровь!
– Так и есть! Товарищи, братья мои! – простенал в ответ «богомол». – Всех виликов выбросить на хрен! Власть простым сервам! Даешь равенство для всех!
– Даешь! Даешь!! Даешь!!!
Гор снял шляпу и почесал затылок.
– Это кто? – спросил он у своего спутника.
– Это Честер Керминос, сэр, – ответил тот, испуганно озираясь. – Нехорошая личность, доложу я вам. Злобная очень. Нам бы уйти отсюда, он совсем не любит солдат, а уж гадгедларов – так вообще ненавидит.
– С чего это вдруг?
– У нас с ним, как бы это сказать, э-э… конфликт. Брали мы его пару раз, били. Вы ведь сами слышите – человек призывает мочить виликов, а наш Совет, сами понимаете. Того…
– Чего «того»? – усмехнулся Гор. – Ладно пойдем, достали меня уже сегодня эти митинги.
Но он опоздал с решением.
Внезапно оратор на трибуне замолчал и замер. Люди, до этого скандировавшие «Даешь! Даешь!», также смолкли, глядя на застывшего, как в анабиозе лидера.
Над сквером повисла тягостная тишина. Гордиан обернулся и посмотрел на «богомола». Честер Керминос, рабочий вождь из Катриша, не отрываясь, смотрел на них, точнее – на военные мундиры его, Бранда и застывшего с широко раскрытыми от ужаса глазами патрульного гадгедлара.
Указательный палец Честера поднялся и в полной тишине ткнул кривым ногтем в направлении их троицы.
– Уби-и-и-йцы!!! – взвыл Керминос срывающимся на писк голосом. – Они шпионят за нами! Смерть виликам!!! Смерть!!!
Как огромная амеба, толпа дрогнула, развернулась и бросилась в направлении, в котором указывал скрюченный палец.
Все началось настолько неожиданно, что Гор в первую секунду просто опешил. В оккупированном их армией городе огромная масса народу ни с того ни с сего решила его убить! Происходящее просто не укладывалось в голову. Однако уже во вторую секунду Гор пришел в себя, поскольку в голову уложилось нечто другое: булыжник с мостовой со свистом пересек отделяющее его от толпы пространство и с силой врезался ему прямо в лоб.
В глазах помутнело, Гор пошатнулся и почувствовал, как по лбу стекает что-то обжигающе горячее. «Кровь!» – отчетливо понял он. Еще он понял, что убивать его сейчас будут конкретно и по-настоящему. И никакая божественность в прошлом ему не поможет.
Не думая более о прочем, Гор дернул из-за пояса пистолеты.
Два залпа в самую гущу атакующей толпы прошли просто незамеченными. Действительно, что для сотен человек смерть всего двух-трех? Меньше чем укус. А уже в следующий миг людской поток захлестнул экс-демиурга, сбил на землю и принялся остервенело топтать и рвать голыми руками.
Гор схватился за шпагу, но достать ее конечно же не смог – слишком тесно, да и на руки навалилось по нескольку человек сразу. Краем глаза он увидел, как тело Бранда слетело с лошади, а несчастного патрульного гадгедлара, пытавшегося убежать, толпа настигла и также повалила на землю.
Дальнейшее он уже не мог ни описать, ни вспомнить, поскольку со всех сторон на него сыпались бесчисленные и жестокие удары. Кулаком в лицо, ногой в зад и в спину, коленом под дых. Задыхаясь от кулачного града, Гор почувствовал, как теряет сознание и начинает тихо соскальзывать в глухой обморок, но тут чья-то сильная рука дернула его за ворот. Ноги Гордиана немного приподнялись над землей, и он увидел перед лицом вздутый бицепс обхватом со ствол дерева: Бранд, старина, это он!
Тут еще раздались выстрелы. Дергаясь и давясь хлынувшей из разбитого носа кровью, Гор приподнял голову и увидел, как с разных концов улицы к месту митинга привлеченные залпами его пистолей спешат вооруженные патрули, на ходу вскидывая мушкеты и стреляя по митингующим. Пораженная с разных сторон не столько картечью, сколько видом многочисленных спешащих на расправу стражей порядка, толпа медленно спала и откатилась, исчезая в темных подворотнях и узких переулках ночного Бургоса.
Держащая Гордиана могучая рука снова его встряхнула.
– Ну что, – сказал Бранд весело, – ты живой, братишка?
– Угу, – пробормотал Гор, глотая кровавые сопли, – благодарю за спасение. Ты бы поставил меня, а?
Бранд разжал пальцы, и Гор с размаху хлопнулся на землю, ушибив колено и чуть не свалившись на бок. Вот дерьмо!
Бранд между тем огляделся.
– Ты домой меня тащил, что ли? – спросил он.
– Не, на живодерню. – Гор со злостью потер ушибленное колено.
– Поня-атно. А что не разбудил?
– Да тебя добудишься, алкоголик хренов.
Бранд вздохнул.
– Это ты зря, брат, – сказал он серьезно, – я не алкоголик. Я спортсмен. Чемпион авеналий между прочим! Просто пиво тут поганое… если выпить много.
Экс-демиург молча подивился странной логике могучего боссонца, потом, пошатываясь, встал и хлопнул здоровяка по плечу.
– Ладно, – сказал он примирительно, – правда, спасибо тебе, а то запинали бы меня, ей-богу. Кстати, уже почти три часа ночи. Пора бы и в казарму, надо выспаться. Завтра, чую, денек тот еще будет.
– Ассамблея, будь она неладна, – проворчал Бранд.
– Точно, – подтвердил Гор, – а знаешь, Бранд, что я еще чую, кроме того, что нам надо спать?
– И что же?
– Что завтра на Ассамблее будет много интересных лиц. В том числе и тех, кого мы сегодня видели впервые.
– Ты гадгедларов имеешь в виду?
– Если бы только их, брат, если бы только их!
Так, разговаривая, мятые, но протрезвевшие, они медленно побрели к казармам. И хотя война кончилась два месяца назад, в этот день оба четко осознали одно: самая страшная битва – с собственным освобожденным народом – еще ожидает их впереди.
Гордиан усмехнулся. Свобода, этот величайший из всех призов, отвоеванный ими для сервов планеты мечом консидория и штыком мушкетера, внезапно и неожиданно стала тяжким грузом, обременяющим армию, названную в ее честь, более, нежели тяготы походов и потери в сражениях. Свобода для жителей огромной страны принесла с собой и огромную ответственность – всем, кто за нее сражался и умирал, начиная с виликов Совета и кончая последним солдатом, ночующим в окопе. Свобода давила на плечи достигших ее людей всей своей немыслимой ношей.
«Да, идея всеобщего освобождения благородна и необъятна, – подумал вдруг Гор, – она прекрасна, священна, велика и… И слишком сложна, чтобы народ – не армия, не вилики, а именно все население – смогло ей разумно распорядиться».
Что ждет их завтра на площади?
Вспоминая многочисленные трофеи, что доставались армии после кровавых сражений этой ужасной войны, он стиснул зубы и помотал головой.
«Свобода – это добыча безумцев! – бились в нем мысли. – Сокровище, оплаченное телами убитых и доставшееся убийцам».
Назад: Глава 4 Гордиан Рэкс, советник
Дальше: Глава 6 Господин Уитанагемот