Глава 37
Быстрота полета не превышала трети скорости света. Зато скорость внутренних процессов Вадим увеличил почти до световой. Таким образом, двигаясь молниеносно, он успевал оценить обстановку.
На площади Суда собрались представители различных фаров, однако гостей было не так уж много.
Основную массу составляли ледорубы. Среди них извивались в непрерывном танце ярко-алые хомуны-огни, происхождения которых Вадим не знал.
Странно было видеть это мирное соседство пламени и льда.
Невдалеке от стелы, прямо над головами собравшихся, на разной высоте висело несколько больших полупрозрачных кубов, наполненных разноцветными облачками. Облачка бесновались в застенках летающих клеток, и было непонятно, то ли мыслящие скопища тумана прибыли в таких необычных средствах передвижения, то ли собственно кубы являются пришельцами.
Почти рядом со стелой, видимо, в качестве почетного наблюдателя, в кресле сидел Криброк. Поблизости стояли двое: нитевидный ложный хомун и многоногая структура с копной перламутровых гребешков на спине.
Криброк среагировал первым. Вернее сказать, он единственный среди всех смог заметить появление Расина и произвести в ответ хоть какие-то действия.
Криброк моргнул. Это значило, что он входит в начальную фазу сверхускорения. Но Вадим оказался быстрее. Он сделал все так, как научил Харт. Первую точку Расин поставил на стеле, вторую в нескольких долях миллисекунды от нее (расстояние было эквивалентно нескольким сотням физических километров). Подразумевалось, что стела – центр окружности, а линия между двумя точками – радиус и ось вращения. Оставалось раскрутить линию против часовой стрелки и метнуться к стеле. Накручивая на себя рулон, радиус мгновенно описал круг и вскрыл пространство, как консервную банку. Площадь Суда с примыкающим плато рухнула в бездну ледяного сердца, а стела удерживалась ещё мгновение в пустоте.
Доэ по-прежнему была в том двухмерном состоянии, которым её наградил Вадим. Ледорубы распяли её на трех гранях стелы. Несмотря на то, что час казни не наступил, каждая из граней начала приспосабливаться к телу Доэ и готовилась исполнить свою функцию. Облетев стелу, Расин нашел край безвременной сети, в который была заключена девушка. Схватившись за него, Вадим сдернул ткань «треугольника», как фокусник смахивает покрывало со своего волшебного ящика.
Вадим все ещё был в своем костюме. В пиджаке имелся внутренний кармашек. Свернув Доэ, он упрятал её туда.
Одно дело мчаться со скоростью света по прямой (или, пусть даже, по синусоиде), а другое – выполнять сложные действия. Надо сказать, силы при таком напряжении теряются быстро. Расин почувствовал, что устает. Пришлось сбавить скорость.
Вадим испытал мучительную раздвоенность: одна его часть желала немедленно освободить Доэ, другая боялась этого, была не готова к разговору. Так Вадим и летел, бережно прижимая девушку к сердцу и придумывая первую фразу.
Харт ожидал сразу за пределом сигнального уровня.
Он парил в пространстве, скрестив руки на груди, и задумчиво улыбался.
– Тебя выследили, – сообщил он.
В тот же миг в окружении Вадима исчезло время. Расин с этим справился и преодолел оставшиеся несколько шагов пространства в условиях безвременья. Но тут случилось другое, с чем он уже не мог совладать: пропало пространство, а с ним и реальность.
Вадим завис на меже безвременно-беспространственного пласта и обычной среды Глубины. Состояние было похоже на то, в котором он пребывал, находясь в васте сознания. Такое же нарастающее бессилие. Хотя, нет. Все значительно серьезнее. Похоже, внезапно наступило мгновение перехода в смерть. Остановившееся во времени.
– Доэ!
…………………………………………………………………………………………..
Доэ неожиданно очнулась.
Словно смутный сон, в её воспоминании пронесся полет по вселенной, неудачный побег и провал в двухмерное пространство.
Потом была ледяная стела где-то в горах, снежные звери повсюду, скованность мышления (будто мысли превратились в лед) и предчувствие чего-то очень плохого.
(Когда-то в детстве с ней уже происходило подобное. Её изловили оранжевые карлики в другом конце вселенной, и ей насилу удалось бежать.)
Вдруг время двинулось дальше, хоть, кажется, пространство по-прежнему осталось двухмерным.
Темно. Движение возможно в единственной, очень искривленной плоскости. Мир ограничен, но даже и этого малого пространства ей хватит, чтобы воспользоваться старым, знакомым с детства трюком: сбежать по прямой.
Плоскость соткана из световых лучей. Доэ отделяет одну из нитей от общей ткани и делает взмах в пустоту.
Вот так, лети, лучик, отыщи дорогу.
……………………………………………………………………………………………..
– Вадим!
Он открывает глаза.
– Тебя вытащил дедушка Харт! – кричит Доэ. – Он говорит: ты молодец, что не выпустил меня из сетки, пока летел сюда. Иначе бы мы ни за что не выбрались из западни. Дедушка Харт говорит, что там, в сетке, я была в безвременье, а потом вместе с тобой опять попала в безвременье, и те два безвременья сложились вместе, и создалось время, но я ничего в этом не смыслю. Зато мне удалось уйти по ниточке – прямо к дедушке Харту в руки, а он уже вытянул тебя… Кстати, а как я оказалась в сетке? – Она щурится, внимательно всматриваясь Вадиму в брови, и вдруг в её глазах вспыхивает огонь: – Вадим, ты мерзавец! Теперь я знаю: это ты меня поймал и отдал снежным людям, ты хотел, чтобы они меня прикончили! Ты сам рассказал мне прямо сейчас, мыслями!..
В эту минуту она очень похожа на ту Доэ, с которой Вадим познакомился в Трифаре. Не хочется спорить. Нет слов, чтобы оправдать предательство.
Доэ смотрит сердито. Опять куда-то в область бровей. За её спиной прокашливается Харт, напоминая о себе.
– Когда-то в оболочке жила женщина, – сказал витхар. – Она и её муж очень любили друг друга и мечтали о вечной жизни. Со временем они увлеклись чародейством. Это занятие помогло супругам проникнуть в суть вещей и с помощью проводников дойти до самого Кантарата. Довольные успехом, супруги с радостью приняли обязательства, которые на них тут же возложил главный хомун. Долгое время супруги верно служили Кантарату. Но как-то раз муж женщины совершил проступок. Вместо того чтобы идти на проверку воронки, грозно смотрящей на земли отцов, он отправился в колодец. К сожалению, наивному романтику не хватило сил, чтобы долететь до Алехара, но зато он нашел в себе силы вернуться назад. Главный хомун той эпохи был мягок. Право судить предателя он предоставил жене. Но женщина не простила мужу его вину, и он был покаран смертью. С тех пор непрощение вины среди хомунов стало священно. Об этой женщине сложили миф. А звали женщину Амандой.
– Ну ладно. – Внезапно Доэ смягчилась. – Я его прощаю… Только пусть не вздумает говорить мне, что скверно читать мысли…
Вадим почувствовал, как тщательно она его изучает.
– Ладно, – повторила девушка. – Будем считать, это стоило того… Честно говоря, это было удивительное похищение. Обещай, что, когда мы найдем безопасное место, дашь мне все просмотреть заново. Как они все грохнулись вниз! Ха-ха! А ты такой ловкий… Видишь! Вот ты меня и спас, как я говорила!
Доэ радостно взглянула на Харта, видимо, в поисках одобрения, но Харт нахмурился.
– В этой вселенной вы не найдете безопасного места для себя, – сказал он. – Ваша дальнейшая судьба предопределена.
– Что вы имеете в виду? – спросил Вадим.
– Дааны и хариты позаботились о вашем будущем. Вот что я имею в виду.
Вадим осмотрелся по сторонам. Харт не только выдернул его из безвременно-беспространственного пласта, но и перенес их обоих подальше от ледяного сердца. Вокруг никаких ориентиров – лишь туман неопределенности.
– Да, – согласился Вадим. – Я нарушил закон и вину осознаю. Но сдаваться при этом не собираюсь. И я… – он запнулся на мгновенье, – мы с Доэ… сбежим. Вселенная – огромная, и оба мы умеем выживать в ней.
– Нет! – раздраженно крикнул Харт. – Вселенная мала. Вас ждут превращения и ужас. Стать одиноким призраком, восставшим против создателей, пройти весь этот путь умирания и возрождения, через все существующие миры, – и все это с той целью, чтобы потерять навечно того, кого любишь. Ужас – это когда любовь превращается в зло, в дракона, обреченного скитаться по пустоте и убивать вселенских странников. Но все имеет смысл. Кому-то суждено стать мастером и восстановить справедливость, кому-то – быть лишь звеном пути этого мастера.
– Харт, неужели вы помогли нам спастись только для того, чтобы все это сказать? Раз все так предопределенно, то не лучше ли было мне погибнуть на площади персоназ, а Доэ… – Вадиму не хватило сил завершить фразу.
– Алехар, – с надеждой в голосе предложила Доэ. – Там можно построить город и жить в нем беззаботно.
– Нет! – отрубил Харт. – Для даанов это место легкодоступно. У вас два выхода – победить врагов или сдаться. Впрочем, первое маловероятно. Эта борьба не закончится никогда.
– Но почему? – воскликнула Доэ.
– Потому, что пришло время умирать, девочка. – На этот раз голос Харта прозвучал почти равнодушно. – Ты с самого начала не была задумана вечной.
Доэ метнула яростный взгляд на старика.
– Я не согласна! – крикнула она. – Мы сбежим от них! Я знаю тысячу ходов. Они нас не догонят! Никогда!
Защитная оболочка камеры, созданной Хартом, начала таять, и вот уже сквозь нее просвечивает сердце Мегафара. Выходит, они на том же месте.
– Ваши судьбы разоединятся, – произнес Харт с отстраненным благодушием в голосе.
– Нет! – отрезал Вадим.
– Ни за что! – твердо сказала Доэ.
– Как знаете, – задумчиво проговорил Харт.
И он растаял.
Очертания ледяного сердца все больше обретали четкость.
– Доэ! Я был на поверхности! – начал Вадим, преодолевая чувство вины и стыда. – Я снова видел твое настоящее тело! И кое-что узнал о тебе.
– Тогда подумай об этом! – Девушка бросилась к Вадиму на шею, крепко его обняла.
Час истекал. Вадим силился восстановить в памяти все, что относилось к Доэ. Она должна успеть увидеть Веронику Костандову.
«Ты сотворила сад. Ты не могла нанести вред вселенной…»
«Я всегда чувствовала: сад больше, чем кажется, – отвечала Доэ. – Но не думала, что все так серьезно».
«Тебе не надо оправдываться. Знаешь, я думаю, вселенная сама захотела, чтобы ты навела в ней порядок».
«Я не успела ничего сделать. У меня были большие планы. И теперь все пропало».
«Ты потеряла людей, которые тебя создали. На том самом месте открылись твои способности».
«Спасибо тебе, теперь у меня есть прошлое».
«Давай вернемся к нашим телам. Хоть там наши возможности и ограничены. Но я любил тот мир, и по-прежнему люблю. Там у меня есть жилье, в котором хватит места нам двоим, и есть любимая работа. Точно так же, как ты показывала мне тонкие миры, я покажу тебе свой мир, и он станет твоим, Вероника».
«Пусть лучше я буду Доэ. Вероника не знакома с тобой, а ты с ней».
Кто рассказал ей о поцелуях? Мертвецы? Спящие? Дедушка Харт? Природа?
Да она и есть сама природа! Губы Вадима прикасаются к губам Доэ…
Семь секунд – и ловушка захлопнется!
Они одновременно увидели будущее друг друга и в ужасе отшатнулись.
Шесть секунд! – сообщила ажна. – Пять…
– В Алехар! – крикнула Доэ.
Вадим схватил её за руку, толкнулся ногами о дно камеры.
Прочь от ледяного сердца сквозь рвущуюся оболочку!
