Глава 34
– Я вернулся, как и обещал, – говорил Расин, низко склонившись над персолипом.
За время отсутствия Вадима пусторосли снова успели обвить Странное Создание. Пришлось убирать их, чтобы освободить глаз-объектив.
– Доэ там, – пробормотал Расин после долгой паузы. – Прикована к ледяному столбу…
Вадим беззвучно выдохнул.
– Однако ты выполнил свою миссию, – заметил персолип. – Тебе не о чем печалиться.
– Не о чем, – согласился Вадим. – Возвращаться надо. В Кантарате ждут Эд и Аманда со своим кружком.
– Постой! – попросил персолип. – Расскажи до конца. Что было после того, как вы передали Захватчика ледорубам?
Ох, как не хотелось ни о чем рассказывать.
– За поимку Доэ мы получили вознаграждение, – угрюмо проговорил Расин. – Каждому дали столько «крови», сколько он смог впитать. После этого нас попросили покинуть ледяное сердце. С Криброком мы тут же расстались. Он отправился навестить кого-то. Мне навещать некого, и я решил вернуться в Кантарат.
– А Доэ? Вы обменялись с ней хоть словом?
– Я уже сказал: её приковали к столбу. Я смотрел на это издалека.
– Ясно…
Персолип замолчал. Он был неподвижен. Природа не наделила его ни одной мышцей. Глаз, который персолип называл своим сердцем, смотрел в свод кармана, не мигая.
– Тебя мучают сомнения, – наконец проговорил персолип. – Ты думаешь, что поступил неправильно. Тебе не с кем было посоветоваться, и потому решил лететь ко мне… Что ж, за это спасибо. Ты – первый из разумных существ, кто обратился ко мне за советом. А ведь в моем мозгу хранится бездна всякой информации.
Вадим подумал, что не нуждается в советах. Он даже пожалел, что свернул в карман. Ничего бы не случилось, если бы пролетел мимо.
– Я не понимаю, – сказал персолип. – В чем вина Доэ? Ни единая из рас не пострадала из-за её действий. За что девушку хотят лишить жизни?..
Вадиму стало совсем тошно. Все, пора. От этого места до Кантарата лететь около двух недель (по субъективному времени). Силы, взятой в ледяном сердце, не хватит, но на помощь придут доспехи. Он намеренно сделал их толстыми.
Расин приподнялся, собираясь уходить.
– Ты был прав, когда применил к объяснению устройства вселенной термин «вина».
– Что? – Расин застыл, согнувшись и уперев руки в колени.
– Вина ограничивает наш разум, – проговорил персолип. – Она порождает изъяны. Вина – словно изоляционная лента в обмотке генератора. Благодаря ей работают механические монстры, она – движущая сила внутренней эволюции Вселенной.
– При чем тут монстры?!
– Вина в Глубине Мегафара и бюрократия в оболочке делают мир подконтрольным, подвластным пространству и времени. Изъяны познания и ограниченность разума коренятся в исконной неопределенности нашего выбора. В результате мы получаем не то, чего хотим. Ты был прав…
– Не хочу ничего слышать! – перебил Расин.
Он чувствовал себя потерянным, дальнейшее существование казалось бессмысленным.
– Похоже, я знал девушку, о которой ты говоришь, – проронил персолип. – Правда, она не упоминала имя Доэ, её звали по-другому…
– Знал Доэ?! Почему ты говоришь в прошлом времени?
– Время – относительно. Есть приговор, но нет действий, направленных на его отмену. Выходит, Доэ мертва. Уже мертва.
– Прекрати!
– Хочешь её освободить?
– Ты что, считаешь, я действовал импульсивно, не подумав?.. Черта с два! Я сделал то, что было нужно! А теперь – все! Прошло много времени. Вряд ли я смогу помешать ледорубам…
– Я спрашиваю: хочешь её освободить?
– Я не могу этого сделать. Она – Захватчик. Суд признал её виновной!
– Что такое вина?
– Это проступок! Нарушение закона!
– Закона, говоришь? Трое существ, возможно, таких же, как мы с тобой – не более божественных и не более идеальных – создали эту вселенную. Любые законы не выходят за границы их договора. Разве кто-нибудь предполагал наше рождение? Мы – случайная плесень, выросшая на стенах здания! Наше рождение не было предусмотрено никаким соглашением!
– Да, может быть, ты и плесень… – начал Расин, но запнулся.
– И все же ты явился ко мне за советом, – заметил персолип.
– Только заглянул мимоходом.
– Ты должен освободить Доэ.
– Что?! Как? Я потерял тысячи секунд! – раздраженно сказал Вадим. – Но не в этом дело. Какой бы ни была моя точка зрения на Кантаруат, в душе я чувствую себя солдатом. Может, это заложено в моей природе. Я не философ, не художник, не математик и, как выяснилось, не врач. Я – исполнитель.
– Ты доказал, что можешь считаться ведущим кашатером. Но, если ты – ведущий кашатер, то, безусловно, отличаешь правду ото лжи!
– Все призрачно, черт побери! – крикнул Вадим.
– Призрачно, – согласился персолип. – Её настоящее имя Вероника.
– Вероника? Но как ей помочь? Алехар?
– Почему бы нет? Попробуй выяснить, откуда она пришла. Я имею в виду её истинное происхождение. Начни поиск с имени: это все, что она помнит о своем прошлом.
– Алехар, – Вадим покачал головой. – Не успею. Едва ли хватит времени, чтобы вернуться назад. И освободить её не смогу. Хотя бы потому, что считаю наказание справедливым.
– Хотел бы я посмотреть на этот сад, – мечтательно сказал персолип. – Ты сказал: он прекрасен!
– У меня осталось около трехсот тысяч секунд. Это трое суток.
– Успеешь. Секунды станут работать на тебя.
– Чушь! До сих пор я был на стороне чистых васт. Спасал Мегафар. И время работало на меня. Но каждый из нас находится под постоянным надзором. Все эти персоназы, вримы, шадры имеют своих наблюдателей. Пока иммунитет служит хозяину, они довольны. Но созерцатели следят за каждым действием, готовые в любую минуту вмешаться. И если я поверну против них, они произведут коррекцию иммунитета: исправят ситуацию.
– Сами – нет. Пошлют солдат, подобных тебе. Это – во-первых. А во-вторых, разве кто-нибудь до настоящего времени осмеливался обратиться к чистым вастам и спросить, что они думают по поводу всего этого? Эпопея с Захватчиком для них – буря в стакане.
– Ледорубы-присяжные – исполнительная власть совета стихий. Что имеет значение для трех стихий, то важно и для чистых васт.
– Вижу, ты – настоящий солдат, – сказал персолип. – Если и замечал прежде изъян в фигурах своих генералов, то сейчас они кажутся тебе безупречными.
Расин резко выпрямился и стукнулся макушкой о низкий свод кармана.
«А сколько в общей сложности миров?» – промелькнуло в голове. – «Ты не можешь пока этого понять…» – «А когда я смогу это понять?» – «Когда увидишь мой сад…»
– Черт с тобой! – вдруг крикнул Расин.
……………………………………………………………………………………………..
Вероника?
На этот раз можно всецело довериться ажне.
Подсознание запомнило путь к площадке в горах а-м-Ценра, где Вадим с Доэ запасались «кровью» и создавали защитные оболочки.
Вадим подумал: если попытается выкрасть Доэ прямо на площади Суда, им будет невероятно сложно преодолеть толщу холодовой и сигнальной зон.
Допустим, и получилось бы. А дальше что? Их накроют в колодце или где-нибудь в поясе Иного Понимания. Найдутся силы, которые станут у них на пути.
Наилучший вариант – вытащить Доэ через Алехар!
Во второй раз пробиться через толщу черни было намного легче. Вновь и вновь вставал перед Вадимом Гаерский, но, не задумываясь, Расин обрушивал на призрак тяжелые удары. Огненные брызги и клочки пепла разлетались повсюду. Оболочка трещала, готовая вот-вот прорваться, но все-таки выдержала.
Выбравшись из смоляного моря, Вадим взбежал на пригорок, по пути втягивая доспехами обрывки оболочки, упал на траву, стал яростно колотить рукой. Он пожелал, чтобы земля треснула, а под ней оказалась вершина стелы на площади Суда. Но вместо этого в грунте стали образовываться глубокие вмятины. Целые воронки уходили в почву. Расин скатывался в них, вновь забирался наверх и опять бил рукой.
Но результат был тем же. Осознав, наконец, неэффективность своих действий, Расин стал размахивать руками. То здесь, то там стали вырастать глыбы. Все они были непохожи на ледяную стелу, к которой прикована Доэ.
«Я забыл спросил у Доэ, как она творит чудеса, как меняет реальность?» – думал Вадим.
Он шел вдоль берега, то и дело натыкаясь на творения своих рук. Неожиданно до слуха донесся нарастающий гул. Вадим обернулся и увидел уже знакомый ему агрегат. Двигая нитями, кружевами и голографическими усиками, чудовищная конструкция стремительно приближалась.
– Кашатер Хомофара! – послышалось из агрегата. – Мы знаем, что вы затеваете! Немедленно остановитесь!
Вадим сломя голову бросился бежать. Разрывая ткань пространства, агрегат устремился следом.
Расин оттолкнулся, собираясь полететь, но, описав дугу, ткнулся носом в кочку.
Черт! И это Алехар, зона возможностей?! Скорее – невозможностей!
Может, слишком быстро пересек пояс Иного Понимания?
– Остановитесь! С вами говорит кашатер Хи! Мы знаем: вы задержали Захватчика. От имени васты и стихии времени, великого даанского драмирата, выражаю благодарность!
Что? Они хотят, чтобы он поддался на такую дешевую уловку?
Расин вскочил на ноги и помчался дальше, беспорядочно отправляя во все стороны импульсы.
Запнувшись о камень, он снова упал. Поднялся, понял, что подвернул ногу. Ковыляя, побежал дальше, и вдруг заметил, что движется по дну оврага.
Отвесная глиняная стенка превосходила рост Вадима в два раза. Расин попытался на нее взобраться, но глина обваливалась под руками. Пришлось бежать вдоль стены.
Сзади раздался грохот: агрегат провалился в овраг и теперь продирался по дну.
Стенка уплотнилась, начала постепенно выравниваться, кое-где на ней появлялись наслоения, вроде штукатурки. Вадим ударял по стене рукой, и образовывались неглубокие ниши.
– Стойте, или я вынужден буду применить против вас болевую меру воздействия.
Боль – это не страшно, подумал Вадим, и в то же мгновение осознал, что намеревается хлопнуть по приоткрытой двери.
Дверь в стене!
Расин толкнул её и на полном ходу влетел… в больничную палату. Хлопнув дверью, Вадим рванулся к окну, пробежал мимо койки, на которой лежал кто-то неподвижный. На окне оказалась решетка. Бросившись обратно к двери, он замер, сдержав на миг дыхание, чуть приоткрыл дверь…
Овраг исчез.
Освещенные электрическим светом, в проеме виднелись стены коридора.
Вадим плотно прикрыл дверь, оглянулся.
В окне серело сумрачное небо: был вечер или раннее утро. Значит, это не Пустыня, там всегда неясный день.
Вадим пробежал взглядом по белым крашеным стенам. Пусто. Обыкновенная больничная палата, решетка на окне. Черт возьми! Психотделение!
Неожиданно насторожил дальний шум, знакомый до боли. Машины! Дорожный транспорт! Ни в одном из тонких миров нет транспорта!
Расин беззвучной тенью подскочил к человеку, лежащему на кровати. Нагнулся и тут же закрыл рот рукой, чтобы не крикнуть.
В постели – бледно-желтый, с заостренными чертами – лежал он сам.
Первое, что Расин решил сделать, немного отойдя от потрясения – проверить себя на материальность. Он принялся двигать тумбочку, стул, вешалку. Подойдя к окну, дохнул: на стекле образовалось пятнышко конденсата.
Поглядеть в зеркало: он давно не видел себя.
Но в палате зеркала не оказалось.
Стараясь не смотреть на свою телесную оболочку, трупом лежащую в постели, Расин тщательно обыскал палату. Он ничего не нашел, кроме своего костюма, висевшего в шкафу, и пары туфель. Расин начал стягивать с себя доспехи и переодеваться. Смешно, но рубаха, пиджак и брюки оказались размера на два меньше, туфли жали. Ладно, все лучше, чем разгуливать в амуниции ведущего кашатера.
Переодевшись, Вадим запихал доспехи в шкаф.
Теперь физическое тело. Что оно для него значит? Якорь, источник жизни или просто реликвия? Если тело умрет от истощения, как это отразится на его настоящем существовании?
Вадим подошел к лежащему, с отвращением взял за руку. Чужое (не свое!) тепло, слишком тонкие пальцы скрипача, отсутствие мышечного тонуса. И ещё ко всему этому запах плохо мытого тела (не слишком хорошо за ним ухаживают!). Расин приподнял лежащему верхнюю губу. Первый резец справа сломан. Значит, все правда…
Но как?! Ведь Гаерский терзал его на четвертом уровне. Инфар. А здесь ездят машины. Стало быть, это либо обычный костный мир, либо Эфар.
В коридоре послышались шаги.
Когда Вадим вбегал, то слишком громко хлопнул дверью. Вероятно, это привлекло внимание дежурного персонала.
Расин быстро спрятался за шкаф. В тот же миг дверь открылась.
В палату вошел человек. Подойдя к кровати, он наклонился, стал щупать пульс пациента (в эту минуту Вадим мог разглядеть плечо в белом халате, руку и часть спины вошедшего). Проверив пульс, человек достал из кармана нить с привязанным к ней камешком, приспособил, словно отвес надо лбом лежащего.
– Активность – ноль, – шепотом сказал человек, и Вадим узнал голос Хвана.
Психиатр низко наклонился над лежащим (Вадиму показалось, что он хочет его поцеловать), и соприкоснулся с ним лбом. От этого зрелища мороз пошел по коже.
Расин вспомнил, что Кантарат приставил к Хвану кашатера, чтобы тот вел за ним неусыпное наблюдение. Где же этот бездельник?
Вадим уже подумывал над тем, чтобы подойти к психиатру сзади и изо всех сил треснуть его по шее, как доктор неожиданно обернулся.
Увидев постороннего, он вскочил и, метнувшись в сторону, щелкнул включателем. Вспыхнул свет.
Вадим решил не дожидаться, пока Хван опомнится, и быстро шагнул навстречу.
– Проводите опыты? – спросил он.
Психиатр приоткрыл рот, но не смог проронить ни слова.
– Подопытный кролик истощал, – заметил Вадим. – Не находите?
Расин сделал ещё шаг вперед. Хван попятился, наткнувшись на кровать, сел рядом с Вадимом-физическим.
– Тело вашей науки слишком громоздко, – сказал Расин. – Вы говорили, что ваше учение – фундамент психиатрии будущего. Взгляните на меня. Разве перед вами не то, что вы ищете? Могут ли ваши тесты и энцефалограммы с этим разобраться? Впрочем, вы меня, вероятно, не понимаете. Ведь я имел честь разговаривать не с вами, а с вашим подсознанием. Вы – более поверхностный Хван, следовательно, более глупый.
– Кто ты? – наконец выдавил из себя психиатр. Обхватив голову руками, он низко склонился, плечи его задрожали. Казалось, он просит помилования. Но Хван неожиданно поднял лицо. На лице был дикий оскал.
– Я знал, что ты придешь! – закричал Хван. – Знал!
Он вцепился Вадиму в руку.
– Ты мне расскажешь! – завизжал психиатр. – Все расскажешь! Теперь – ты! Я знал, что ты придешь!
Вадим без труда вывернул Хвану руку, перехватил другой рукой, упер ногу в подмышку и с силой толкнул. Психиатр перекувыркнулся через неподвижное физическое тело Расина, бухнулся на пол. Ноги неуклюже задергались.
Через несколько секунд Хван вскочил и заорал:
– Анатолий! В третью палату! С рубашкой! Быстро!
Хван попытался пробиться к двери, но тут же получил тяжелый удар в скулу. Он как подкошенный рухнул на пол и затих.
Вадим устремился к двери и выбежал в коридор. Он почему-то ожидал увидеть Гаерского со смирительной рубахой в руках. Но в эту минуту в конце коридора раздался треск. Вместе с окном рухнула стена, и появился агрегат вримов.
Расин в два прыжка оказался в другом конце коридора. Свернул на лестницу и, перепрыгивая через несколько ступенек, понесся вверх. Дверь на второй этаж была закрыта. Вадим побежал дальше.
Взбежав на площадку третьего этажа, он толкнул тяжелую дверь и оказался в низком темном коридоре.
В потолке светилась одна-единственная лампочка. Пробежав по этому угрюмому чердачному помещению, Вадим выскочил на лестницу с другой стороны здания. Подскочив к окну, он распахнул его и глянул вниз. Расин ожидал увидеть разрушенную стену, но здесь все было в порядке.
Он побежал вниз, заскочил на второй этаж – к счастью, дверь оказалась незапертой – и помчался вдоль ряда одинаковых дверей со стеклянными окошками.
Коридор был длинный, в середине просматривался холл. Вероятно, там находился дежурный персонал.
На бегу Вадим стал заглядывать в окошки: нет ли пустой палаты?
Внутри были женщины. Некоторые спали, другие просыпались и сидели на кроватях, потягиваясь и расчесываясь.
Попадались палаты на три пациентки, на две, и одиночки.
Стучать к ним, ломиться, просить убежища? Требовать помощи у душевнобольных – безумие.
Мелькнула мысль: если какая-нибудь сверхъестественная сила не выпихнет его обратно в Алехар, то надо будет немедленно искать проводника.
Кто поможет? Галах? Пиликин?
Внезапно здание дрогнуло, словно поблизости разорвалась бомба.
В ту же секунду Расин, пробегая мимо одной из дверей, увидел в палате-одиночке рыжеволосую девушку.
Еще до того, как разум успел осознать увиденное, Вадим дернул изо всех сил за ручку. Дверь была заперта на ключ, но замок оказался старым и непрочно вмонтированным. Дверь со скрежетом распахнулась. Заскочив внутрь и прикрыв дверь, Расин подбежал к кровати.
– Доэ!
Девушка не шелохнулась. Зеленые глаза были чуть приоткрыты и смотрели в пустоту.
Вадим присел рядом.
Волосы её казались длиннее обычного и более прямыми. Кожа как мел. Сама девушка выглядела старше той Доэ, которую он знал.
– Доэ! – повторил Расин. Он взял девушку за плечо, стал трясти. – Доэ!.. Проснись! Слышишь?.. Надо проснуться!
Еще не имея никакого объяснения происходящему, Вадим решил: если удастся разбудить Доэ, её сознание автоматически попадет на поверхностный уровень!
– Проснись же! – Он стал трясти изо всех сил.
Голова девушки моталась из стороны в сторону, глаза оставались открытыми, но в сознание она не приходила.
В коридоре зазвучали голоса, звуки шагов. Вадим бросился под кровать, прижался к самой стене.
Шаги приближались.
– Строители на улице шумят, – послышался угрюмый мужской голос.
– Какого черта так рано? – недовольно пробасили в ответ.
– Угу, в прошлую смену до девяти вечера долбили, – отозвался первый.
Шаги смолкли у двери. Вадим затаил дыхание, но спустя мгновенье шаги вновь зазвучали, стали отдаляться.
– Чертовы строители. Стены треснут, – ворчал голос.
Пролежав для верности около минуты, Вадим выбрался из-под кровати.
– Доэ, – позвал он опять.
Она не ответила.
Вадим обошел кровать, вынул из стеклянного окошка лист назначений и прочитал: Костандова Вероника Ив.
Это она!
Персолип был прав. У Доэ связь с этим миром. Хоть малая, но есть.
Неожиданно из коридора донеслись громкие крики.
Вадим подбежал к двери, приоткрыл, осторожно выглянул.
Два санитара, выпучив глаза, бежали в его сторону. За ними, искривляя и круша стены, двигался агрегат вримов.
Обернувшись, Вадим коротко сказал:
– Держись, Вероника!
Не дожидаясь, когда агрегат доберется до палаты Доэ, Вадим выскочил в коридор и побежал навстречу.
Сверхускорение, приказал он себе.
Скорость осталась прежней.
Расин давал телу одну команду за другой, но ничего не происходило. В костном мире властвовала костная механика.
Мимо, тяжело дыша, пронеслись санитары. За дверями слышались вопли больных.
Агрегат стремительно приближался. Расин успел заметить, что стены не рушатся, а словно раздвигаются. Когда конструкция перемещалась дальше, стены принимали прежнюю форму. Но почему вримы могут существовать в оболочке по своим законам, а он нет?
До агрегата оставалось всего несколько шагов. Инстинкт самосохранения боролся с ощущением безысходности. Неожиданно Вадим заметил дверь, в которой не было стеклянного окошка. Схватился за ручку, дернул. Дверь оказалась незапертой, изнутри торчали ключи. Вадим на миг обернулся и заскочил внутрь в ту самую секунду, когда усики агрегата добрались до дверного откоса. Эта увертка могла бы задержать вримов разве что на пару секунд. Вадим знал это, но ему ничего не оставалось, как бороться до последнего. Он захлопнул дверь и повернул ключ.
И тут нахлынула тишина. Ажна прошептала: третий уровень, Парафар…
Вадим прислушался. В коридоре – словно все вымерло: никакого шума агрегата, никаких криков больных.
Расин обернулся. Потертый диван, кресло, старинный книжный шкаф, письменный стол, заваленный бумажными листами. На стене несколько дипломов в золоченых рамках, все выданы на имя Хвана Петра Сергеевича.
Подойдя к столу, Вадим накинулся на кипы бумаг. Здесь были истории болезней, материалы статей и докладов, какие-то распечатки, грязные ксерокопии. Несколько минут Расин перебирал весь этот ворох, но, поняв, что ничего ценного нет, сделал резкое движение рукой. Бумага полетела на пол.
Он стал поочередно открывать и закрывать ящики письменного стола. В нижнем оказался ключ с биркой, на которой фиолетовыми чернилами было написано: «Архив».
Расин огляделся. Взгляд его упал на глухой стенной шкаф. Он располагался за вешалкой и был неприметен.
Подойдя к шкафу, Вадим вставил ключ, повернул. Он ожидал чего угодно, вплоть до того, что за дверью окажется вход в иной мир, например в Пустыню. Но там располагалось пять или шесть горизонтальных полок. Верхние были завалены стопками бумаг и папок, на самой нижней лежал толстый скоросшиватель. Нагнувшись, Расин взял его в руки и прочитал: «Костандова Вероника Ивановна».
Вадим вернулся к столу, сел, развязал папку. Это была подшивка историй болезни. Пожелтевшие страницы. Все это изъято из архива и перенесено сюда.
Среди историй отдельные листы, исписанные мелким почерком.
Работа над диссертацией?
Расин начал читать. Он не заметил, как погрузился в своего рода ретроспективное путешествие. Перед ним пронеслась часть жизни Доэ-Вероники, которая была известна Хвану, а также то, что находилось за пределами записей. На Вадима нахлынула волна образов и чувств. Картинки вспыхивали в его воображении и гасли, как окна в ночных домах.
Пятнадцать лет назад случилась автодорожная авария…
Старая разбитая дорога за промзоной. Мчащийся навстречу грузовик, за рулем хмельной водитель. Навстречу – новые синие «Жигули». Молодая семья возвращается с загородной прогулки. Красивая светловолосая женщина за рулем, на заднем сидении её муж, он держит на коленях спящую двухлетнюю девочку. Неожиданно колесо грузовика попадает в ухабу, водитель делает слишком резкое движение, и его выносит на встречную полосу. Удар…
Мама с папой, прежде чем совсем раствориться в пространстве, взмывают вверх. Вероника стремится за ними. Она плачет и тянется ручонками к родителям. «Вниз! – кричит мама. – Прошу тебя, вернись на землю!» Но Вероника ещё не умеет разговаривать. Она пытается уцепиться за маму или за папу, но души родителей тают в воздухе, и их призраки уносит ветер…
Девочка долго блуждает по округе, но не находит ни родителей, ни себя…
Странное состояние, в котором находилась маленькая Вероника Костандова, назвали аутизмом. Сначала девочку направили в приют, затем в детский дом-интернат для умственно отсталых детей. Потом перевели в другой.
Иной раз казалось, что во взгляде Вероники появляется осмысленность. Дважды (так, во всяком случае, отражено в анамнезе) девочка проходила шестимесячное лечение в психдиспансере. Оба раза её лечащим врачом был Хван. Вероника стала темой его научных исследований, возможно, диссертации.
Сейчас девушка в третий раз находится на стационарном лечении. Судя по бумагам, Хван буквально вытянул её из дома инвалидов, где она жила последние полтора года.
Что ж, стоит отдать должное Хвану в его чутье на таких как Доэ и Вадим!
И вот ещё что. Это место, где была авария. Вадим вдруг ясно его себе представил.
Когда поток воздуха обрушился на него и понес на северо-восток от улицы Братиславской мимо леса, пустырей и градирен, перед самым падением он вдруг увидел странное место. Участок дороги, машины, одна из которых перевернута. Все длилось ровно одно мгновенье, и тогда, в суматохе, он об этом забыл.
Но всплывшее воспоминание оказалось неожиданно четким.
– Доэ в Трифаре создала свой сад на месте аварии, в которой Вероника потеряла родителей! – прошептал Расин.
