Глава тридцатая. Некоторые соображения публикактора

Итак, первого февраля Политковский умер. 9-го февраля состоялся суд. 10-го апреля приговор был конфирмирован. 1-го мая Павел Николаевич Ушаков умер в каземате.

Такова сжатая хронология стремительно нараставших событий.

Смерть героя 12-го года в каземате ещё подстегнула общественный интерес к афере Политковского. Об Александре Гавриловиче продолжали активно говорить; при этом слухи всё разрастались.

Пошла даже мода на балерин, бывших его возлюбленных. Их с любопытством расспрашивали, любопытнейшим образом выслушивали, их устные мемории буквально передавались из уст в уста.

Много говорили тогда и об карточных вечерах у Политковского и особливо об его баснословных выигрышах.

И, конечно, полно было разговоров о самом «воровском квартете», о разных интригующих деталях знаменитой аферы, даже скандально знаменитой аферы.

А осенью всё того же 1853-го года началась Крымская война. Но при этом об Александре Гавриловиче Политковском вовсе не забыли, скорее наоборот.

В ходе той несчастной войны всплыли всякие безобразия. В частности, стали обнаруживаться целые мириады случаев казнокрадства и разгильдяйства в армии и катастрофические последствия этого для нашей империи.

Ну как тут было не вспомнить о тайном советнике Политковском и его «воровском квартете»?

И вспоминали о нём, и как ещё вспоминали. И во время Крымской войны и после неё. Собственно, «воровской квартет» Политковского зачастую воспринимался современниками как некий провозвестник несчастий Крымской войны.

Но это не просто малоприятная, малорадостная часть нашего прошлого. В каком-то смысле это имеет отношение и к нашему настоящему.

До сих пор сюжет о Политковском в некотором роде знаковый, даже ключевой.

И долго ещё, увы, буквально придётся вспоминать о «воровском квартете» эпохи Николая Первого.

Вот по какой именно причине никак пока нельзя нам обойтись без прохиндея Александра Гавриловича и его малопочтенных сообщников.

Эпидемия воровства среди крупного российского чиновничества впервые столь масштабно проявилась в девятнадцатом столетии, впервые столь резко, выпукло, скандально обнажилась именно чрез дело Политковского, чрез его наглую и виртуозно спланированную аферу, которая оказалась целой конструкцией по выкачке больших масс бюджетных денег.

Вот что я считаю совершенно необходимым добавить к превосходному историческому повествованию Александра Жульковского, которое для своего времени было весьма основательным, смелым и даже дерзким.

Это была сейчас с моей стороны попытка взгляда на аферу Александра Политковского, так сказать, из двадцать первого столетия.

Ефим Курганов,

доктор философии.