5. Доктор
— Юджин, завтрак готов!
Она крикнула во второй раз, но не получила ответа — наверное, разоспался после охоты. Придётся будить, вот ещё морока. Она поднялась по лестнице, вошла в комнату и остановилась. Юджин лежал поперёк кровати ничком, в одних трусах: и куда дел пижаму? У неё чаще забилось сердце: красивая мускулистая спина, обтягивающие трусы, сильные икры. Она давно не видела мужского тела вблизи. Голос дрогнул:
— Юджин, вставай!
Ответа нет, и тело почему-то блестит, словно намазанное маслом. Она коснулась плеча и отдёрнула руку — так горячо. Уже с тревогой попыталась перевернуть на спину, но не получилось: слишком тяжёл, а кожа скользкая от пота. Зато увидела лицо и в смятении отступила — красное, как кусок сырого мяса. Она бросилась к телефону.
Опять эта ненавистная белая машина и люди в похожей на скафандры одежде. Ей не разрешили подняться наверх. Юджина вынесли на носилках, укрытого покрывалом до подбородка, и увезли. Она зашла в ванную дяди, долго и тщательно мыла руки. Вяло подойдя к телефону, набрала номер:
— Мистер Торп, я не выйду на работу. И Юджин тоже. Его увезла скорая помощь, а у нас объявлен карантин, похоже на инфекцию из Тёмной зоны… Что?.. Да, бедняга Джо. До свидания, мистер Торп.
Всё, целый день ничего не сделать. Ни выйти из дома, ни подняться в собственную комнату. Надо ждать, что покажут анализы. Придушила бы этого постояльца, да и всех русских в придачу. Сначала отец, потом… Перестань, Джанет!
В полном расстройстве она повалилась на диван. Вдобавок и дядя заболел: откуда напасти на её бедную голову?
Наконец-то он вырвался из этого леса, из этого города, из этого горящего мира. Он шёл по песчаной дорожке среди цветов неописуемой красоты, и на руке лежали прохладные пальцы матери. Она шла рядом, рыжие кудри раскинулись по плечам… Кого-то эти волосы Варламову смутно напомнили.
— Не удивляйся, мой мальчик. — На молодом лице была беспечная улыбка, Варламов не видел такой очень давно. — Наступила эпоха огня, люди сами ускорили её приближение. Многим придётся тяжело, но таков ваш мир. Как я хочу, чтобы ты запомнил это… — она повела рукой. — Но боюсь, Владычица не позволит. Спасибо уже за то, что разрешила помочь тебе.
Цветы слабо зашелестели, и Варламову показалось, что они шепчутся на незнакомом языке. Тропинка повернула, и он в изумлении остановился. За полем цветов к необычайному золотому небу поднимались синие деревья невероятной вышины…
Словно щёлкнул выключатель — всё исчезло.
Варламов очнулся.
Память ещё пыталась удержать некое драгоценное воспоминание, но всё уплывало. Только медлила прохлада на предплечье. Варламов скосил глаза: на сгибе руки белеет пластырь, из-под него выходит трубка к сосуду над головой, из этого сосуда с голубоватой жидкостью в руку и струится прохлада.
Белые стены, шкаф с красными и зелёными огоньками, запах лекарств — он в больнице. Жарко, сердце учащённо бьётся, вся кожа зудит.
Что с ним? Сколько времени пролежал здесь?
Варламов попытался позвать кого-нибудь, но голос прозвучал еле слышно. Заметив возле правой руки кнопку, нажал. Спустя минуту дверь открылась, и вошла пожилая женщина в голубом халате.
— Пришли в себя? — улыбнулась она. — Не беспокойтесь, всё будет в порядке. Позже к вам зайдёт доктор. Чего хотите?
— Пить, — хрипло попросил Варламов.
Женщина ушла, но вскоре вернулась со стаканом и, умело поддерживая голову Варламова, помогла напиться. Обыкновенная холодная вода показалась необычайно вкусной. Медсестра глянула на дисплей, где пульсировали разноцветные линии, и ушла. Варламов откинулся на подушку.
Что с ним произошло?
Смутно помнился горящий лес, пылающий город, но, похоже, это был просто бред. Нигде не болит, только слабость и всё тело чешется.
Опять открылась дверь, и вошёл мужчина со светлой подстриженной бородкой, в аккуратном белом халате и очках с толстыми стёклами.
— Привет, Юджин. — Со стандартной американской улыбкой мужчина сел на стул. — Вижу, вы очухались. Меня зовут Рэнд, я здешний доктор. Знаете, сколько проспали?
— Нет. — Варламов глянул в окно, где болезненно ярко светило солнце.
— Больше суток. Мы вкатили вам столько десенсибилизаторов, что могли проспать ещё сутки. Но хорошего понемного, верно? — И врач жизнерадостно рассмеялся.
— А что со мной, доктор?
Только теперь Варламов почувствовал страх. Он лежал в больнице всего один раз, с воспалением лёгких, простыл осенью на рыбалке, но хорошо знал, что нынешние болезни могут сделать с человеком.
Доктор сделался серьёзнее и успокаивающе похлопал по коленке Варламова:
— Вам повезло, молодой человек. Подхватили инфекцию из Тёмной зоны, и организм отреагировал лихорадкой. Реакция оказалась очень бурной, зато было выработано большое количество антител, и возбудители инфекции вряд ли выжили. У вас сильный организм. Дня три полежите и выпишем. Ваша страховка покрывает только минимум, а пребывание в госпитале дорого. В России лечение тоже платное?
— Бесплатное, — пробормотал Варламов. От нахлынувшего чувства облегчения захотелось плакать. — Но лекарства приходится покупать, а они дорогие.
— Понятно. — Рэнд отвёл глаза и встал. — У нас лекарства тоже дороги, фармацевтический бизнес один из самых выгодных, да ещё не всегда помогают. После войны появилось слишком много новых болезней.
Попозже Варламова отсоединили от капельницы, и пожилая медсестра с помощью другой женщины откатила на кровати в лабораторию. Там взяли кровь и, проделав кучу других манипуляций, отвезли обратно. После этого напоили бульоном, а затем снова пришёл доктор.
— Хорошо, — он жизнерадостно потёр руки. — Компьютер считает, что вы почти здоровы. Я склонен присоединиться. Конечно, несколько дней останется слабость, организм должен прийти в себя. Но потом — хоть женитесь. Не присмотрели какую-нибудь американку? Будет жалко, если такие гены пропадут.
— Нет, — сердито сказал Варламов, но от бесцеремонности доктора настроение улучшилось.
— Сейчас вас перевезут в другую палату, — бодро продолжал Рэнд, почему-то избегая глядеть на Варламова. — Надо понаблюдать, и без уколов в попу, к сожалению, не обойтись. Через два дня ещё раз проведём обследование и, если всё будет в порядке, выпишем. Приятно было познакомиться, Юджин.
Доктор ушёл, в палате стало тихо и спокойно. Варламов задремал, но вскоре его разбудили и снова повезли по коридорам. Он оказался в обширном помещении, разгороженном на боксы и залитом мертвенно-белым светом. Воздух был тяжёлый, пропитанный запахом лекарств, и Варламова затошнило. Его завезли в один из боксов и профессионально ловко переложили на другую кровать. Медсёстры выглядели усталыми, но одна улыбнулась Варламову и поправила подушку.
— Здесь две кнопки, — сказала она. — Эта делает стенки прозрачными, можете пообщаться с соседями, а другая для вызова медсестры. Нажимайте, только если будет совсем плохо, у нас много работы.
Они ушли. Варламов полежал, борясь с приступами тошноты. Выглядело так, будто оказался в матово-белом гробу. В очередной раз сглотнув подступившую к горлу горечь, нажал первую кнопку.
Стенки в самом деле обрели прозрачность — всё-таки много у американцев технических примочек. Варламов глянул налево и содрогнулся: по пояс прикрытый простынёй, там лежал почти скелет — с серой кожей и ввалившимися глазами.
— Что, не вдохновляет соседство? — прохрипел голос справа.
Варламов едва понял выговор и оглянулся. Вздрогнул снова: на белой подушке лежала чёрная голова с белками глаз, остальное скрывала простыня.
«Уолд? — мелькнула паническая мысль. — Откуда он здесь?».
— Чёрных не видел? — осклабилась голова, и Варламов успокоился: вторым соседом оказался обыкновенный негр.
— Я из России, — пояснил Варламов и удивился, как слабо прозвучал его голос.
— Занесло тебя, приятель! — синеватые губы разошлись в ухмылке. — Тут все удобства для бедняков. И морг рядом. Твой сосед скоро туда отправится. Может, и нас откатят следом.
Варламов даже про тошноту забыл.
— Доктор сказал, что я почти здоров, — в панике пробормотал он. — Надо только полежать до обследования.
— А ты ему больше верь, — хмыкнул негр. — Охмуряют нашего брата. Ну и как жизнь в России?
— Помаленьку, — хмуро ответил Варламов и сглотнул. — Извини, меня тошнит.
Сосед что-то сказал, но Варламов не расслышал — закрыл глаза и стал бороться с очередным позывом к рвоте. Он чуть не заплакал: одинокий, беспомощный, и занесло в эту Америку. Ещё и в самом деле умрёт, и тогда откатят в морг, а потом наскоро закопают. Или сожгут: как у них поступают с трупами?
Тошнота отступила, оставив в горле противную горечь. Поднимать веки не хотелось. Варламов лежал, чувствуя себя опустошённым, и постепенно погрузился в сон, где блуждал по белым коридорам, которые становились всё темнее и темнее.
Кто-то постучал в мутно-белую стену сна, и Варламов открыл глаза. Перед кроватью стояла Джанет, зелёные глаза смотрели встревожено.
— Привет, Юджин! Ты как?
— Сносно, — попытался улыбнуться Варламов. — Доктор говорит, что мне повезло, организм сильный. Пролежу здесь пару дней до обследования.
Джанет поглядела по сторонам, и на лице выразилось смятение. Потом стиснула губы.
— Ты поедешь домой, — голос прозвучал напряжённо. — Здесь не лучшее место для выздоровления. Медсестра будет приходить делать уколы. До машины дойти сможешь?
— Не знаю, — вздохнул Варламов. Он почувствовал такое облегчение, что снова чуть не заплакал. — Пока чувствую себя слабее цыплёнка. Но попробую.
Он спустил ноги с кровати, стыдливо поправил пижаму и попытался встать. Качнуло так, что пришлось ухватиться за Джанет, та ойкнула от неожиданности.
— Лучше держись за моё плечо, — пробормотала она.
Плечо оказалось жёсткое, с выступающими ключицами, но довольно надёжное. Чернокожий сосед хрипло рассмеялся:
— Подержись за неё парень. Небось не даст, когда выздоровеешь.
Щёки Джанет порозовели. Выйдя из бокса, миновали ряд одинаково-белых коробок, а в холле подбежал санитар с коляской. До стоянки Варламова довезли, там он с трудом перебрался в машину. Усевшись, вытер заливший глаза пот.
— Это надо же, — хмуро улыбнулась Джанет, включая двигатель. — Второй раз тебя таскаю. На этот раз хоть по уважительной причине. Попробуй отдохнуть, пока едем, а то на второй этаж я тебя не затащу.
— Извини, — грустно сказал Варламов. — От меня одни неудобства.
Джанет странно поглядела, они поехали.
Дома Варламов стиснул зубы и взобрался по лестнице сам, хватаясь за перила скользкими от пота ладонями. Когда рухнул на кровать, стены комнаты тошнотворно подвигались взад и вперёд, но потом застыли. Сердце постепенно успокоилось, только нестерпимый зуд мучил по-прежнему.
Появилась Джанет со стаканом воды, и Варламов с жадностью выпил. Джанет выглядела скованно — постояв, села на кровать:
— Доктор сказал, что тебя надо обязательно вымыть. Чтобы удалить токсины с кожи. Но тебе до ванной не добраться. Давай, я оботру губкой. Ничего, если постель намочим, всё равно надо менять.
— Не стоит, — пробормотал Варламов. — К вечеру отдохну, сам вымоюсь.
— Ну, нет! — в голосе Джанет прорезалась решительность. — Ты весь в поту. И раз доктор сказал, значит так надо. Я не хочу, чтобы у меня в доме появился ещё один хронически больной. Снимай пижаму, а я принесу воды.
Делать было нечего. Варламов стянул мокрые от пота пижамную куртку и штаны, остался в трусах и лёг ничком, чувствуя себя неловко. Джанет принесла таз с водой и стала водить влажной губкой по спине. Варламов чуть не застонал от облегчения, зуд стихал. Джанет пошла сменить воду.
— Ляг на спину, — приказала она, вернувшись.
От прикосновений губки по телу разливался покой. Варламов даже прикрыл глаза от удовольствия, а когда открыл, встретился с напряжённым взглядом Джанет. Она отодвинулась.
— Вот и всё, — голос прозвучал глухо. — Молодец. А теперь ляг на край, я попробую сменить постель.
Она вошла в свою комнату и упала на кровать. Сердце сильно билось: что с ней? Боязнь заразиться? Или вид мужского тела так подействовал на неё?.. Тебе должно быть стыдно, Джанет. Он открыл глаза и увидел, как ты глядишь. Но может быть, не заметил? Ведь ещё болен — доктор сказал, что был на краю могилы. Неужели он мог умереть? Такое красивое, полное сил тело… Ты не должна так думать, Джанет. Не должна так смотреть. Ты помогла больному, вот и всё. К тому же ты знаешь — его жизнь ещё висит на волоске. Она полежала, стиснув зубы, и отправилась готовить обед.
Варламов проспал без сновидений вечер, ночь и утро — наверное, сказывалось действие лекарств. Когда проснулся, то обнаружил на придвинутом к кровати столике термос с бульоном, и другой — с горячим чаем. Вспомнил вчерашний день и улыбнулся: оказывается, Джанет могла быть заботливой. С трудом добрался до ванной, омыл тело под душем (за ночь опять появился зуд) и вернулся в постель. Когда допивал чай, в дверях появился Грегори.
— Доброе утро, Юджин. Как себя чувствуешь?
— Получше. — Варламов поставил кружку. — Доставил вам хлопот, извините.
— Ничего. — Грегори тоже выглядел бледно. — Если не помогать друг другу, то в нынешнем мире не выжить. А к тебе гостья.
Он посторонился. В комнату вошла девушка с каштановыми волосами, в светлом платье с голубыми цветочками и с чемоданчиком в руке.
— Я Айлин, — лучезарно улыбнулась она, — ваша медсестра. Время делать укол. Лягте на живот и оголите попку. Не бойтесь, это не больно.
— Ну, — хмыкнул Грегори, — не буду мешать.
Он вышел, а Варламов послушно перевернулся на живот и приспустил пижамные штаны, хотя и чувствовал неловкость перед юной девушкой. Кожу протёрли холодным, послышалось слабое шипение, боли действительно не было.
— Всё, одевайтесь, — так же весело сказала Айлин. — На что жалуетесь?
— Только слабость. — Варламов поспешно натянул штаны.
— Ничего, выживете, — пообещала Айлин, закрывая чемоданчик. — Ещё один укол сделаю после обеда. Пока.
Она упорхнула, а Варламов с довольным вздохом растянулся на постели. В болезни нашлась и приятная сторона — женская забота, которой он долго был лишён… Опять появился Грегори, косолапо подошёл к кровати и уселся на стул.
— Я звонил Рэнду, — Грегори затруднённо выговаривал слова, — тот сказал, что пока обошлось. Если бы той ночью случился шок, ты бы не выжил. Доктор удивлён, при такой сильной реакции люди обычно погибают… А в России много болезней из-за «чёрного света»?
Варламов почувствовал озноб, как близко подступила смерть! Пусть не клыками волков и пулями поклонников Трехликого, но Тёмная зона едва не достала его…
— Болезни, по-моему, такие же, как у вас. И тоже кое-кто выжил в зонах поражения.
Грегори помолчал.
— Болдуин говорит, — сказал он, — что ты… повстречал кого-то в лесу. Выходца из Тёмной зоны. Даже ввязался в драку из-за него.
Варламов вздохнул, вот так он выполняет просьбу Уолда. Хотя едва ли тот вернётся в потайную комнату, куда приходил читать Библию, Торо и книги по биологии.
— Да, — нехотя подтвердил он. — Выглядел этот человек как головешка, и имел странный дар: поджигать руками. Сказал, что даже чёрные волки боятся его… И ещё сказал, что это у него появилось после войны. Большинство людей в Тёмных зонах погибли, но некоторые получили странные дары.
— Да, — вздохнул Грегори. — Необычное было применено оружие. Если это оружие… Знаешь, Юджин, меня не оставляет впечатление, что кто-то сделал великое открытие. Отыскал ключ к энергии, которая могла принести людям огромную пользу, но вместо этого причинила огромный вред. Так всегда бывает с большими открытиями, вспомни о ядерной энергии… Ладно, поговорим потом. Тебе надо отдыхать.
Он встал и, покачиваясь сильнее обыкновенного, вышел.
Варламов вздохнул, думать ни о чём не хотелось. Он поуютнее устроился под одеялом и снова заснул.
Джанет приехала с работы и явилась с надоевшим бульоном. Потом заглянул Грегори, явно не прочь продолжить беседу, но раздался звонок. Грегори достал вездесущий дисплей.
— Это твой друг Майкл у дверей. Впустить?
— Да, пожалуйста, — попросил Варламов.
Грегори прикоснулся к дисплею:
— Пойду, покажу дорогу.
Сирин вошёл с пришибленным видом, с отёками под глазами.
— Ты как, Евгений? — спросил вполголоса. — Я слышал, приключения были на охоте, а потом ты заболел, едва концы не отдал.
— Было дело. — Варламов вздохнул. — Но теперь всё хорошо. Доктор сказал, что могу хоть жениться. Оказывается, у меня гены хорошие. Что стоишь, Михаил, садись.
Сирин оглянулся и сел на край кровати.
— Вот и славно. Я же говорил, ты здесь устроишься. Хоть за тебя совесть грызть не будет.
— Всё мучаешься? — Варламов ощутил неловкость: он тут разнежился, а Сирин страдает.
— Эх, Евгений, ты этого пока не поймёшь. Была у меня жена и дочка — и не стало, война проклятая забрала. Остались друзья и самолёты — и тоже не стало, сбежал. А как увидел наш «СУ» в последний раз, выть захотелось. Чего испугался? От чего сбежал? Всё равно война достала, хоть и через много лет.
Варламов и в самом деле ничего не понял.
— Погоди, Миша… — начал он.
И осёкся.
Сирин вставал с кровати — глаза устремлены на шкаф, а в лице ни кровинки. По спине Варламова пробежал холодок, оглянулся. Из зеркальной глубины шкафа медленно выплывало что-то бесформенное и такое же белое, как лицо Сирина…
— Привет, мальчики! — В дверях стояла Айлин, это её светлое платье отразилось в зеркале. — Уколы обоим будем делать?
— Уф! — С шумным выдохом Сирин рухнул на кровать.
— Ты чего? — ошеломлённо спросил Варламов, но ответа не дождался. Сирин глубоко вдохнул несколько раз и встал.
— Мне пора. Выздоравливай, Евгений.
Он обошёл растерянную Айлин и исчез. Та быстро пришла в себя и, открыв чемоданчик, присела на кровать.
— Спустим штанишки, — она игриво похлопала по ягодицам Варламова. — Это чтобы кровь разогнать.
Но ладошка задержалась явно дольше, чем необходимо. Варламов поёжился, было приятно и неловко одновременно. Зашипело, в ягодицу кольнул холодок, Айлин встала.
— Больной выздоравливает, — сообщила весело. — На щеках румянец появился. До завтра, Юджин. — И ушла, оставив Варламова красным от смущения.
На следующий день появилась около полудня.
— Как себя чувствует больной? Совсем ожил или нужны тонизирующие процедуры?
Пшикнуло, но Айлин осталась сидеть и провела пальцами по пояснице, а потом спустилась ниже. Варламов молчал, только дышать стал чаще, и Айлин нажала сильнее…
— Это что такое?!
Варламов вздрогнул и поднял голову. В дверях стояла Джанет, холодно-элегантная в жёлтой блузке и фиолетовой юбке.
— Массаж, мадам, — весело сообщила Айлин, отнимая пальцы. — Больному показан тонизирующий массаж.
— Я вижу, какой это массаж, — ледяным тоном сказала Джанет. — Идите. А ты, Юджин, спускайся и поешь. Хватит нежиться в постели: похоже, ты совсем выздоровел.
Подмигнув Варламову, Айлин ушла. Тот выждал, пока Джанет уедет, и сошёл вниз, где ждала тарелка с остывшей курицей и стакан сока. Быстро поел и шмыгнул наверх. Откровенное заигрывание Айлин возбудило и, несмотря на укол, с полчаса ворочался, пока не уснул.
За обедом Джанет сидела хмурой, а Грегори расспрашивал о приключениях на охоте. Услышав, как Уолда привязали к кресту, покачал головой:
— Похоже на Ку-клукс-клан. Была такая тайная организация: линчевали негров, поджигали кресты, но до публичных совокуплений не доходило.
Джанет возмущённо фыркнула:
— Хватит! Я сейчас уйду. Чтобы вы могли говорить о таких занимательных вещах свободнее.
Варламов скороговоркой закончил рассказ. Джанет, не поднимая глаз, ковырялась в тарелке, а Грегори помрачнел.
— Думаю, ты поступил правильно. Поклонники Трехликого говорят, что очищают американскую землю от выродков, но слишком много берут на себя — и судьи и палачи одновременно. К сожалению, их церковь популярна, такие обряды привлекают морально незрелых людей…
— Относительно морали у некоторых, — мстительно вставила Джанет. — Юджин, утром отвезу тебя на анализы. Там и укол сделают, надеюсь что последний.
— Ладно, — пробормотал Варламов.
Она шла по городу, и тот был странен — безлюдный, печальный, чернеющий окнами в лунной пыли. Унылый скрип раздался справа, словно отворилась древняя дверь, и она повернула голову, но не увидела никого, только непроглядную тьму в глубине аркады. Сердце тоскливо сжалось, она пошла быстрее, стук каблучков отзывался эхом в пустых домах. Скрип повторился слева, потом сзади — словно дверь за дверью открывались в заброшенном городе. Но никто не появился, только угольно-чёрные тени пересекали пустую улицу…
Наконец обветшалые здания расступились, открыв площадь. Молочный свет луны разливался по плитам, в щелях проросла бледная трава. Впереди высились белые колонны, подпирая тёмное беззвёздное небо.
Она узнала место — мёртвый город, о котором рассказывал Юджин.
Как она попала сюда? Как выбираться?
Краем глаза она уловила движение позади: что-то скользнуло из тени в тень. Неужели кто-то появился из тех дверей? Она поспешила по площади: где укрыться? А сзади уже отчётливо слышались шорохи, поскребывание по мостовой.
«Не оборачивайся», — шепнул голосок, но она не утерпела и оглянулась. Крик ужаса зародился в груди, но горло будто стиснули ледяные пальцы — из него не вырвалось ни звука… Тёмные силуэты скользили за ней и уже расходились хищным полукругом.
Она побежала изо всех сил, хватая ртом холодный плесневелый воздух, но всё замедлилось: еле переступали ноги, еле взмахивали руки, а чёрные тени были уже рядом: белый блеск клыков, красные языки вываливаются из разинутых пастей.
«Посмотри вперёд!» — Снова шёпот, будто маленькая девочка чудом оказалась рядом.
Она бросила отчаянный взгляд: человек стоит возле колонн. Неужели это тот тёмный, она боится их пуще волков!
Человек повернулся, лунный свет упал на лицо…
Юджин!
Ну конечно, он уже был здесь и вернулся, чтобы спасти её!
Нахлынуло чувство облегчения, она побежала из последних сил, но споткнулась и упала, ударившись локтями и коленями о каменные плиты. Сейчас волки набросятся на неё!
От колонн моргнул голубой свет, режущий свист рассёк воздух. Волк слева лязгнул клыками и покатился по земле. Ещё вспышка — и другой волк растянулся на мостовой. Раздался жуткий тоскливый вой, стая повернула и бросилась наутёк.
Она вскочила и бросилась бежать, не чувствуя ног — скорее укрыться от этого ужаса! Наткнулась на Юджина и прижалась к его груди, плача навзрыд. Сердце стучало — так колотится от безумного страха сердце зажатой в кулаке птицы, — но постепенно успокаивалось: покой исходил от этой груди и рук, что крепко и нежно обнимали её…
Она проснулась. Сердце часто билось, во рту пересохло. Из окна глядела такая же тьма, как в заброшенном городе. Джанет села, обхватив колени руками. Только кошмаров ей не хватало, а теперь появились по милости этого русского! Какой стыд — прижиматься к его груди. Выходит, и она, Джанет, не лучше Айлин, готовой заигрывать с любым мужчиной?.. Тут она вспомнила дневную сцену и фыркнула: до чего растерянное лицо было у Юджина, словно его застали с медсестричкой уже в постели.
Она снова легла, но теперь улыбаясь: разве виновата, что обнимала мужчину во сне?
Варламову пришлось встать рано и обойтись без завтрака. Надменная Джанет отвезла в госпиталь, где оставила на попечение медсестёр. Айлин среди них не было, и с Варламовым обошлись профессионально равнодушно. Повторив прошлые анализы, закрыли голым в металлической кабине и долго не выпускали. У Варламова возникло впечатление, что за это время компьютер проверил каждую клеточку его тела. Наконец отвели в приёмную доктора. Только через полчаса появился Рэнд и пригласил в кабинет.
Закрылась массивная дверь, доктор расположился за столом и махнул Варламову на кресло напротив. Кресло было удобное, но смотреть на доктора пришлось снизу вверх.
— Можете радоваться, у вас всё в порядке. — Рэнд изучал дисплей компьютера. — С медицинской точки зрения, вы скучный случай. Организм сам справился. Дня три попьёте десенсибилизаторы и хватит.
Он сконфуженно поглядел сквозь толстые стёкла очков:
— Не возражаете, если я закурю? Устал немного.
На душе у Варламова стало легче.
— Пожалуйста, — пожал он плечами. — Я сам не курю, но привык к табачному дыму.
— В американских госпиталях не принято курить, — объяснил Рэнд, доставая из сейфа пачку сигарет и пепельницу. — Но я зарабатываю им кучу денег, так что сделали исключение, устроив для меня специальную вытяжку. Надеюсь, не будете шокированы, что доктор курит?
Послышалось жужжание, струйка дыма от сигареты стала завиваться к потолку.
— У меня своя теория насчёт курения. — Рэнд облегчённо вздохнул. — Заметил, что курильщики меньше рискуют заразиться чёрной немочью. Что важнее — огонь или табак, не знаю. И защищать эту теорию перед коллегами пока не готов.
Он замолчал, выпуская сигаретный дым.
— А как обычно заражаются чёрной немочью? — осведомился Варламов. Он чувствовал себя уютно и в безопасности. Запах табачного дыма напомнил прокуренную гостиную отцовского дома, куда мужчины уходили после обеда поболтать и ещё немного выпить.
— Вот вы могли её подхватить. — Рэнд погладил бородку свободной рукой. — Для этого и проводилось второе обследование: нет ли осложнений?.. Не знали? Это хорошо, страх заболеть сам часто оказывается пагубным. А как заражаются… В организм попадает возбудитель инфекции из Тёмной зоны, но реакции отторжения, как у вас, не происходит, а вместо этого начинается злокачественное перерождение иммунной системы. Процесс долгий, при поддерживающей терапии латентная стадия может продлиться с десяток лет. Начало болезни определяется легко: уже на третий день после инфицирования выявляем специфический антиген, но лечить пока не умеем… Вам повезло, теперь до некоторой степени обладаете иммунитетом.
У Варламова мороз прошёл по коже.
— Я мог заболеть чёрной немочью?
— Элементарно. — Рэнд аккуратно стряхнул пепел. — Скажите спасибо Джанет, что решилась забрать вас домой, в общей палате процент заболеваемости выше. Но теперь беспокоиться не о чём.
— Вот это да! — Теперь Варламов испугался по-настоящему. Так вот почему Джанет держала себя столь напряжённо… Он попытался взять себя в руки:
— А почему так по-разному протекают чёрная немочь и чёрное бешенство?
— Этиология чёрной немочи нам пока неизвестна, но у этого заболевания длительный латентный период, — охотно пустился в объяснения Рэнд. — Лишь в терминальной стадии быстро развивается дистрофия, причём все клетки организма деградируют одновременно. А чёрное бешенство имеет вирусное происхождение: латентной стадии почти нет, болезнь прогрессирует стремительно. В первую очередь поражаются определённые участки головного мозга, и в результате возникает неудержимая агрессия… Конечно, это очень популярное изложение.
— Да уж. — Варламов содрогнулся. — Мы видели бесноватого по дороге на охоту. Я бы предпочёл, чтобы меня застрелили.
— Это негуманно, — вздохнул Рэнд. — Кроме того, родственники могут некоторое время общаться с таким больным, конечно, через решётку. Но пора за работу.
Он погасил окурок и убрал пепельницу в сейф.
— Сейчас выпишу вам рецепт, а потом сделают последний укол. Сегодня и завтра надо лежать, а в воскресенье подвигайтесь, иначе будет трудно работать. В Америке не принято долго болеть.
Джанет обрадовалась новостям, хотя по-своему.
— Мистер Торп будет доволен, что ты выходишь, — сказала она, выезжая с парковки. — Мы и так потратили кучу денег на медицинские страховки в этом году.
Варламову не понравился такой деловой подход, но он подавил неприятное чувство.
— Спасибо, что забрала меня из госпиталя, — вспомнил он. — Ты сама рисковала заразиться.
Джанет промолчала.
Дома с удовольствием лёг в постель, навалилась усталость после процедур в больнице. Когда проснулся, был вечер и время обеда. Варламов поборол стеснение и попросил вторую порцию мороженого. Потом смотрели телевизор: на выборах в Калифорнии победила прокитайская партия, и комментатор предсказывал скорое отделение этой Территории от Соединённых Штатов.
Показали океанское побережье изумительной красоты: волны штурмовали утёсы, вскидывая фонтаны пены до повисших над морем сосен. Потом на экране появился живописный город с мостом через морской залив.
— Сан-Франциско, — вздохнул Грегори. — Только подумать, три четверти населения уже китайцы!
Варламов пожал плечами:
— Когда-то там жили испанцы. И русские — в форте Росс. На тех берегах сменились индейцы, испанцы, русские, мексиканцы, американцы. Теперь пришла очередь китайцев. Мир меняется.
— Откуда ты это знаешь? — удивилась Джанет. — Ну, кто жил в Калифорнии?
— Мама рассказывала, — грустно ответил Варламов. — Она изучала в колледже историю, хотела стать учительницей… Да и я в книжках читал про Русскую Америку.
Начитанным Варламов стал вынужденно: от телевизора в Кандале не отрывались женщины, а на компьютере со злодеями сражались сыновья и племянники Марьяны, так что свободной по вечерам оставалась только богатая отцовская библиотека…
На следующий день Варламов проснулся поздно. В зеркальном шкафу колыхалась пронизанная солнцем листва. Ощущение покоя, обыденности; болезнь осталась позади. Варламов расстегнул пижаму и недоверчиво оглядел тело. Краснота пропала, только кое-где шелушилась кожа — прощальный привет Тёмной зоны.
Когда после завтрака вернулся в спальню, его навестила Джанет — видимо, решила до конца сыграть роль сестры милосердия.
— Дядя беспокоится, что тебе будет скучно. Возьми. — Она подала Варламову планшет. — Можешь поиграть.
Голос звучал снисходительно: любят мужчины всякие игрушки.
Варламов с удовольствием вернулся на туманные острова своего архипелага, а когда отложил панель, в дверь постучал Грегори.
— Можно? — Он вошёл и с усмешкой кивнул на планшет: — Захватывает, правда? Особенно если играть с живыми партнёрами через Сеть. Для многих это убежище от реальности. Я сам вчера играл, расстроился от новостей про Калифорнию.
Он сел на кровать, левое веко подёргивалось сильнее обыкновенного:
— Ну и парни эти китайцы! Им и воевать не пришлось, весь мир им поднесли, как на блюдечке.
Варламов зевнул:
— Они следовали восточному изречению: «Сиди на крыльце, и рано или поздно мимо пронесут труп твоего врага». Это вы расчистили им дорогу, сами китайцы воевать бы не стали. Я знаком с ними, несколько человек держат магазины в Кандале. Очень осторожные люди, стараются у нас долго не жить. Слишком близко Тёмная зона.
Грегори нахмурился:
— Они везде действуют осторожно. Практически не воюют. Просто сняли ограничения на рождаемость и поощряют эмиграцию. А когда китайцев в какой-нибудь стране становится много, то приводят к власти марионеточное правительство — дескать, для защиты прав китайского меньшинства… Потом начинают идеологическую обработку населения, и, глядишь, у Великого Китая становится на один протекторат больше. Не пойму, как они до сих пор не заполонили Россию?
Варламов вздохнул:
— Карты не найдётся?
— Вот, — Грегори потянулся за планшетом.
Варламов разглядывал появившуюся на дисплее карту России.
— Так… Китай присоединил Среднюю Азию, но остановился на границе Новороссии, по реке Урал. Почему — не знаю. А дальше, — палец Варламова скользнул от Волги к Кавказскому хребту, — находятся мусульманские государства, их у нас называют «исламским поясом». Китайцы туда соваться не любят.
— Это понятно, — усмехнулся Грегори. — Вера в Аллаха и коммунистическая идеология уживаются плохо. Страны исламской конфедерации до сих пор один из противовесов Китаю…
Его прервал телефонный звонок, к удивлению Варламова раздавшийся из панели.
— Здесь есть телефонный выход, — кивнул Грегори. — Кажется, это тебя. Пойду, не стану мешать.
Звонил Болдуин: пожелал выздоровления и пригласил заходить в свой магазин.
— Ты не знаешь, как я мог подцепить эту дрянь? — поинтересовался Варламов. — Ведь близко к Зоне не подходили.
Болдуин помолчал.
— Ходят слухи, — сказал осторожно, — на кого чёрный волк дохнёт, тот на свете не жилец. А к тебе они близко подобрались, да ещё кровь на лицо попала. Но ты этому не больно верь.
— Не собираюсь, — весело пообещал Варламов. — Во что поверишь, то и сбудется. Спасибо, что позвонил.
Не успел положить панель, как снова раздался звонок, на этот раз от Сирина.
— Как ты, лучше? — В голосе Сирина звучало беспокойство, и на сердце у Евгения потеплело.
— Уже здоров, Миша. С понедельника на работу.
— Быстро тебя запрягают, — хмуро сказал Сирин. — Не желаешь попить пивка? По случаю выздоровления.
— Пока нельзя, — вздохнул Варламов, — глотаю таблетки. Как-нибудь на неделе. А у тебя как настроение?
— Да хреновое, — бодро сообщил Сирин. — Хотя есть надежда, что скоро всё кончится.
— Ты о чём? — не понял Варламов, но Сирин не стал объяснять.
— Звони, Евгений, нам надо обязательно пивка попить. — И повесил трубку.
В воскресенье Варламов отправился с Грегори и Джанет в церковь, подремал на проповеди, а по возвращении съел праздничный обед. Игра на компьютере, болтовня с Грегори, телевизор — всё, как вчера. К ночи почему-то появилась неясная тревога…
В понедельник стало не до смутных ощущений: на работе устал так, что свалился на пыльный диванчик на складе. Джо позвонил Джанет, и та пришла отпаивать кофе. Варламов почувствовал, как вздрагиваете ладонь под его затылком, зелёные глаза смотрели обеспокоено. Пожалуй, Джанет всё-таки переживает за него.
По дороге домой она сказала:
— Звонила Салли из мэрии. Тебе надо зайти оформить бумаги. Получишь временный вид на жительство, и можно подать заявление о гражданстве.
Варламов устало глядел в окно: белые стены среди зелени, аккуратные веранды, два или три этажа блестят стёклами. Красивые дома в Америке.
— Отвези меня завтра, пожалуйста, — попросил он. — Сегодня я даже думать не в состоянии.
Но когда добрался до постели, то долго лежал без сна. В окне чернели дубы, третий день как шумеле ветер, и Варламов впервые задумался: увидит ли снова гроздья рябины над улицами Кандалы, своих сестричек и отца? Неужели Америка станет для него новой родиной, неужели он не вернётся в Россию?..
На другой день работалось легче, закончили раньше, и Джанет отвезла его в мэрию.
— Я съезжу к подруге, — сказала она. — Потом вернусь за тобой.
Электромобиль с жужжанием уехал. От вида белых колонн Варламова пробрал озноб, вспомнилась площадь в заброшенном городе. Быстро поднялся по ступеням, миновал холл и отыскал приёмную. Там были люди, и Салли с милой улыбкой попросила подождать:
— Мисс Роузвотер хочет поговорить с вами лично.
Делать было нечего. Варламов сел в кресло, радуясь возможности вытянуть ноги… Наконец вышло несколько мужчин, шумно обсуждая детали какого-то строительства, и настала очередь Евгения.
— Хай, Юджин! — Хелен выглядела немного усталой, но элегантной в коричневом костюме и белой блузке. — Я слышала, вы болели.
— Уже здоров, мисс Роузвотер, — неловко улыбнулся Варламов.
Мэр рассмеялась, снова звонким смехом юной девушки:
— Не называйте меня так, я буду чувствовать себя совсем старой. Просто Хелен. Наверное, Салли сказала, в чём дело. Надо получить регистрационную карточку. А хотите, сразу подайте заявление о гражданстве. Мать у вас американская подданная, и я готова поручиться за вас. Хоть что-то сделаю для вашей матери. Надеюсь, вы меня не подведёте. Ну, как?
Варламов заколебался:
— Большое спасибо. Но я не знаю, сохраню ли тогда российское гражданство?
Хелен переплела красивые тонкие пальцы и оперлась на них подбородком — похоже, её любимая поза.
— Вы хотите вернуться в Россию? — в голосе прозвучало удивление.
— Ещё не знаю, — замялся Варламов. — У меня там две сестры. Я хотел бы их навестить.
Хелен задумчиво разглядывала Варламова:
— Я не знаю российского законодательства о гражданстве. Сомневаюсь, что в Ил-Оу или вообще в Штатах есть специалисты по этому вопросу. Конечно, можно выйти на официальный русский сайт… Но я не думаю, что дело стоит предавать огласке. Или хотите, чтобы вас потребовали выдать, как преступника?
И Хелен заговорщически улыбнулась.
— Конечно нет, — смешался Варламов.
— Тогда ограничимся карточкой, — решила Хелен. — Она даёт право на десять лет проживания… Салли! — Хелен ни до чего не дотрагивалась, видимо компьютер управлялся голосом. — Подготовь «зелёную карту» для мистера Варламова.
Она развела руками:
— Пока всё. До свидания, Юджин.
Варламов растерянно поблагодарил и попятился к двери под насмешливым взглядом женщины-мэра. В приёмной Салли посадила его на стул и, нацелив глазок веб-камеры, забегала пальцами по клавиатуре. Принтер вытолкнул кусочек пластика.
Салли протянула зеленоватый прямоугольник и улыбнулась: где их учат таким безупречным улыбкам?
— Поздравляю, мистер Варламов.
Так Варламов упустил возможность стать полноправным гражданином североамериканских Территорий. Но это его волновало мало, он вспомнил о Сирине:
— А Майкл Сирин получил такую?
— Нет. — Салли поморгала длинными ресницами. — Я посылала извещение, но он не явился.
— Что это он? — пробормотал Варламов. — Ну ладно. Спасибо, Салли. До свидания.
В среду дошла очередь и до пива, минуло две недели, как встречался с Сирином в баре. Сирин был чем-то занят, поэтому договорились, что Варламов зайдёт к нему домой. Погода стояла прекрасная, над городом высились башни белых облаков. Варламов направился к дому Сирина, сверяясь с отпечатанным Джанет планом города. Своим планшетом он пока не обзавёлся.
Сначала шёл по Шелковичной улице. За деревьями красновато поблёскивали окна вторых этажей, тянулись подстриженные кусты. Вспомнился покоробленный асфальт на улицах Кандалы, красные гроздья рябины над головой. На миг Варламов испытал приступ тоски по дому, но тут подошёл к первому перекрёстку. На другой стороне висела вывеска аптеки, горела красная надпись «STOP».
Варламов подождал — не проехало ни одного автомобиля, свет сменился зелёным. «GO».
Опять гладкий тротуар, несколько детей выскочили из-за живой изгороди и побежали дальше, возбуждённо крича. Перед следующим проездом Варламов замедлил шаг, но никто не появился. Пошёл дальше, хорошее настроение почему-то пропало, что-то напомнили эти подстриженные изгороди. Возникло ощущение, будто оказался внутри какого-то фильма. Нехорошего фильма.
Снова перекрёсток, на этот раз с улицей Мэдисон. Опять красный свет навстречу, опять надпись «STOP». На этот раз мимо проехала машина — «скорая помощь».
Снова тротуар, снова белые домики прячутся за неестественно прямыми рядами кустов. Шелковицы зашелестели над головой. Ещё перекрёсток — улица Адамс. Варламов свернул направо и ускорил шаг…
Они пришли раньше, чем он ожидал. Но смерть своенравная гостья — всегда приходит раньше, чем её ждут. Внизу зазвонил телефон, а когда Сирин спустился, они уже стояли в гостиной, электронный замок не помеха.
— Надо же, — пробормотал он, останавливаясь на лестнице. — Какие вежливые. Нет бы наоборот: сначала укокошили, а потом позвонили.
— Мы ценим твоё чувство юмора, — Голос прозвучал холодно и почти без акцента; было непонятно, кто из троих говорит. — Кажется, у вас его называют юмором висельника?
— Верно, — согласился Сирин. — Раз уж вы мои палачи, то как насчёт последнего желания осуждённого?
Центральная фигура как будто сдвинулась с места. Бесформенное одеяние, странно неразличимое на фоне стен, не позволяло сказать точно.
— Люди, гонимые желанием, бегают вокруг как перепуганные заяцы, — произнесла она. — Связанные путами и узами, они снова и снова возвращаются к страданию.
Сирин попятился.
— Я не заяц, — хрипло сказал он. — И не бегу от вас. А вы просто убийцы, хотя и корчите из себя буддистских монахов. Я ничего не знаю, зачем меня убивать?
— Ты знаешь, что мы ищем? Откуда? — Теперь левая фигура неуловимо изменила положение. — Уже это достаточная причина, чтобы убить тебя. А потом и твоего спутника.
— Он тут ни при чём! — Какая жалость, что пистолет остался в полиции! Хоть бы одну тварь захватил с собой.
— Оставь пустые мысли, — третья фигура двинулась с места. — Как увядший лист, ты теперь, и посланцы Ямы пришли за тобой. И ты стоишь у порога смерти, и у тебя нет даже запаса на дорогу.
— Ритуальная фраза? — Сирин нашёл силы, чтобы рассмеяться, пускай и хрипло. — А вам не приходило в голову, что вы сами рабы? Рабы своих хозяев и рабы формальностей? А вот я свободен!
— Свободен лишь тот, кто победил желание существовать… — Центральная фигура устремилась вперёд, и кулак Сирина взметнулся, но угодил в пустоту.
Почему-то было не больно: словно во сне, он ощущал град ударов, и словно во сне замедленно пытался уйти и бил в ответ. Пару раз даже попал. Смутно удивлялся, что всё ещё жив — наверное, с ним просто забавлялись. Если бы тот футляр, показал этим недоделанным призракам кузькину мать! Но отныне у него другой хозяин…
Что-то скользнуло по горлу. Он ещё отбивался, но двигать руками становилось всё тяжелее, рубашка почему-то намокла, по груди текло. Пол мягко ушёл из-под ног. Словно из темнеющего коридора он услышал:
— Теперь ты свободен от желаний, свободен от страстей. Неужели ты вернёшься к страданию?..
Варламов сразу увидел дом. Перед ним стояла полицейская машина и скорая помощь. Варламов не почувствовал удивления, только в груди вдруг стало тяжело. Медленно подошёл к крыльцу. Окна пылали угрюмым закатным огнём, дверь была открыта. Он вошёл и сразу увидел шерифа: тот обернулся, помедлил и кивнул Варламову. За шерифом двое в синих одеждах склонились над чем-то на полу. В гостиной всё было перевёрнуто вверх дном.
— Он мёртв, Боб, — сказал один из санитаров. — Как его изукрасили! Живого места нет.
— Везите в морг, — распорядился шериф. — Хотя нет, постойте. — Он глянул на Варламова, и на лице появилось сочувствие. — Узнаёшь? Похоже, твоего приятеля убили.
Не чуя ног, Варламов обошёл его и опустился на корточки. Да, это был Сирин. Одежда изорвана, горло рассечено, вся грудь в крови. Лицо разбито, но странное выражение застыло в глазах — словно тень бесшабашного веселья ещё медлила в них.
— Да, это Майкл Сирин, — сказал Варламов, вставая. — Кто его так?
Он почувствовал тошноту, отошёл в сторону и прижался лбом к стене.
— Кто знает? — неохотно сказал шериф, пряча в карман военный билет Сирина. — Может, грабители с границ Тёмной зоны. Их почерк. Пожилые леди были в гостях, а когда вернулись, увидели это. Сочувствую тебе, парень.
Он стал очерчивать тело мелом. Белая черта словно окончательно отделила Сирина от мира живых. Двое санитаров унесли труп. Тяжело ступая, шериф прошёл через гостиную и заговорил с кем-то. Варламов обнаружил, что ещё стоит у стены, его бил озноб. Поискал глазами диван, сел и уставился на белый рисунок, не в силах осознать случившегося.
Опять прозвучали тяжёлые шаги, шериф вышел. Потом раздались шаги полегче. Варламов повернул голову и увидел двух пожилых женщин. Это были леди, что сдавали Сирину комнату, он рассказывал о них по телефону. Повыше и массивнее — Джин, пониже и миниатюрнее — Лу.
— Юджин, мы тебе так сочувствуем, — вздрагивающим голосом сказала Джин. — Это надо же! Прилететь в свободную страну и погибнуть тут…
— Он спас нас, Джин, — бесцветным голосом сказала Лу. — Если бы он не поднял шума, бандиты дождались бы нас. Им мало одного съестного, они хотят крови… Да, Юджин, — её редкие брови приподнялись. — Он оставил тебе записку, пару дней назад. Сказал, чтобы мы передали, если ты зайдёшь, а его не окажется дома. Где же она?
Она стала искать на камине и наконец вытащила из-под статуэтки сложенный листок бумаги. Варламов развернул его. Там была всего одна фраза, размашисто написанная по-русски. Варламов перечитал несколько раз, прежде чем до него дошёл смысл.
— Он пишет, чтобы я забрал кур из его холодильника, — чужим голосом сказал Варламов.
И стал перечитывать записку: что за ерунда?
— Майкл ремонтировал дом соседу, — озадаченно сказала Джин. — На полученные деньги купил десяток мороженых кур и положил в холодильник. Мы дали старый, он починил.
Варламов сидел, моргая, и вдруг вспомнил: «Ищи, где похолоднее!».
Он встал и всё ещё непослушным голосом спросил:
— Где его холодильник?
Его провели в комнату Сирина. На тумбочке возле кровати стояла фотография, с неё улыбались женщина с пепельными волосами и девочка. Варламов скрипнул зубами и положил фотографию в карман. Он уже знал, что сделает с нею. У родных Сирина нет ни надгробья, ни могилы. Но на другом краю мира они втроём будут глядеть с памятника: жена, дочь и муж, ещё совсем молодой на фото в военном билете.
Евгений открыл дверцу холодильника и глянул на заиндевелых кур. На душе была страшная тяжесть, и всё-таки улыбка тронула губы. Да, не понять пожилым леди запасливости Сирина, не жили в Карельской автономии, где рыбы море, а курятина деликатес.
С глухим стуком он выложил кур на стол. Футляр, похожий на портсигар, лежал в дальнем углу и обжёг пальцы холодом. Варламов положил его в карман, побросал кур обратно, оставив себе двух, и вышел из комнаты. Джин и Лу смотрели на кур с удивлением.
— Этих мне хватит, — буркнул Варламов и еле сдержал истерический смех. Как нелепо это, должно быть, выглядело: один русский забирал мороженых кур у другого, кому они больше не понадобятся.
Он вышел, в последний раз глянув на белый силуэт на полу — всё, что осталось в этой жизни от Михаила Сирина.
Он шёл по сумеречной улице, ничего не видя вокруг. Не так долго знал Сирина, но потерять его, остаться одному в чужой стране было невыносимо тяжело.
Что же произошло? Почему Сирин не воспользовался футляром, а спрятал в холодильник? Ведь два первых заряда идеально подходили для самообороны. Почему оставил такую странную записку, словно боялся больше не увидеть Варламова?..
И вдруг рыдания сотрясли всё тело. Варламов свернул с тротуара и сел на траву, обхватив голову руками. Сирин о чём-то догадывался! Его страх, когда внезапно появилась Айлин. Его слова, что скоро всё кончится. А ещё раньше, что погнало его из России?.. Ведь говорил что-то, но Варламов был поглощён собственными переживаниями и не запомнил. Только… разве могли какие-то бандиты последовать за Сирином через океан? Тут что-то не складывалось.
Послышались голоса, женский смех. Варламов поднял голову: по тротуару шла пожилая пара. Увидев сидящего на траве Варламова, пугливо смолкли и заторопились. Тот усмехнулся сквозь слёзы: чужая страна, холодная и равнодушная. В Кандале подошли бы, спросили, что с ним?
Он вернулся к невесёлым мыслям. Да, Сирин что-то подозревал. Чего боялся, уже не узнать. И футляр не забыл, а спрятал специально. Похоже, не хотел больше жить, и футляр сохранил для него, Варламова. Неизвестно, от кого поможет оборониться, но это всё, что мог оставить Сирин.
«Ты приживёшься…», — с болью вспомнил Варламов его слова.
Что ж, у Сирина был свой звёздный час. Затурканный механик покорил пространство: провёл самолёт над Тёмными зонами, над арктическими морями и льдами Гренландии, прошёл рубежи хвалёной НОРАД, бросил вызов своему государству, что не уберегло его жены и дочери, и гордой Америке. Да будет ему судья Бог!
Варламов вытер слёзы и встал. Как странно складывается его судьба! Мать умерла в чужой стране, и в чужой стране приходится жить ему. Между двумя странами, между двумя мирами, а теперь ещё и один. Какой во всём этом смысл?..
Джанет глянула на кур с удивлением, а услышав о случившемся, сжала губы. Её соболезнование прозвучало довольно формально. Сочувствие Грегори было сердечнее. Он не стал расспрашивать Варламова, но в глазах появился блеск, словно у взявшей след охотничьей собаки. Не ужиная, Варламов поднялся в свою комнату.
Ночью, под шелест деревьев, он пытался вспомнить, что говорил Сирин, когда оставляли Россию. Ничего не припомнил и пробормотал: «Зря ты не рассказал мне всего, старина. Даже футляр носить перестал. Вот они и достали тебя».
Кто эти «они», он не знал, но в поздно пришедшем сне увидел Сирина на сумеречной дороге. Сирин был в лётном комбинезоне и шлеме, а на лице Варламов разглядел всё ту же бесшабашную улыбку.
«Я спешу, Евгений, — эхом отдались слова Сирина в голове. — Запомни, это были…», — но дальше слова словно канули в тёмный колодец, из которого дохнуло ледяным холодом.
«Остерегайся их!», — снова ясно прозвучало в сознании Варламова.
Всё исчезло. Розовый свет затеплился на листве дубов. Наступило утро.
Шёл дождь, когда хоронили Сирина, первый по-настоящему осенний дождь со времени их прилёта.
«И месяца не прошло», — горько подумал Варламов, кидая горсть земли на крышку гроба. Народу было немного: Грегори, Джанет, Лу, Джин, да к удивлению Варламова в стороне стоял шериф Боб Хопкинс. Разъехались под моросящим дождём, оставив позади скромный памятник, где с заделанной в пластик фотографии смотрел молодой Сирин с семьёй, а по их лицам стекали капли дождя, словно слёзы по тем, кто остался жить в этом негостеприимном мире…
Очередная неделя близилась к концу. Ничего не происходило, но яркие краски осенней Америки поблекли для Варламова. Он настороженно вглядывался в окружающее, всегда носил в кармане футлярчик Сирина и перестал выходить из дома после работы. Пообедав, поднимался к себе и лежал на кровати, глядя в окно. Погода улучшилась, но на душе было муторно. Не хотелось видеть ни чопорную Джанет, ни вопросительный взгляд Грегори. Сны снились беспокойные и тревожные, утром от них в памяти не оставалось ничего…
Она лежала без сна, глядя в темноту за окном. Ветер шумел в дубах, но шум не успокаивал, а тревожил. Что-то изменилось в её жизни: смутное ожидание, тревога, досада — давно не было такого водоворота чувств. Порою все силы уходили на то, чтобы сохранить внешнее спокойствие.
Что её терзает, что мучит? Быть может, нелепая смерть Майкла, друга Юджина, воскресила прежние страхи? Но она не поддастся им!.. Быть может, передалось настроение Юджина — хмурого, настороженного, непохожего на беззаботного парня, каким выглядел ещё недавно? Приветливого слова от него не дождёшься… Ну вот ещё, станет она обращать на это внимание!
Она беспокойно перевернулась на спину. Надо что-то делать, как-то вырваться из этого постылого состояния. Как спокойно жилось когда-то дома. Садик, горы за речкой, ласковая мама… Да-да, она поедет к маме! Как могла забыть о ней? Так давно не видала.
Несколько успокоенная, она повернулась на бок. Сон наплывал, струясь из далёкого детства, ласково обнимая её. Сознание ускользало. Не так ли засыпают, прижавшись к мужской груди, твёрдой и надёжной?..
Она спала. Тело немного подвигалось, будто приноравливаясь к кому-то, и скоро замерло, расслабляясь в тепле и покое.
В пятницу, когда Варламов заканчивал грузить удобрения в очередной фермерский грузовик, на складе появилась Джанет. Помахав Варламову, чтобы остановился, оживлённо заговорила:
— Мы выполнили все заказы, и мистер Торп даёт мне небольшой отпуск. Тем более что в понедельник праздник — День Колумба. Я хочу съездить в Пенси-Мэр, навестить маму. Ехать одной дядя не разрешает, вечно перестраховывается. Съездишь со мной? Дорогу я оплачу, а мистер Торп согласен и тебя отпустить на пару дней. Поезд через два часа. Поедешь?
Варламов не задумывался, был рад сменить удручающую обстановку.
— С удовольствием съезжу. — И, пока Джанет давала указания не слишком обрадованному напарнику, пошёл переодеваться.
Дома Джанет стала торопливо собирать вещи, а Грегори вручил Варламову двустволку с укороченными стволами.
— Дорога не проходит через Тёмные зоны, — сказал он, тщательно выговаривая слова. — Но случиться может всякое. Такое оружие разрешено носить на всех Территориях. Стрелять из него умеешь?
— Спрашиваете, — усмехнулся Варламов, взвешивая ружьё в руке. Походило на ижевскую двустволку, с какой хаживал по лесам вокруг Кандалы, и внушало больше уверенности, чем пистолет Болдуина. — Я из такого как-то медведя завалил.
— Береги Джанет, — тихо попросил Грегори. — Она способна постоять за себя, но… в опасный момент может промедлить.
Варламов кивнул. Пусть Джанет ему не симпатична, но защитить её постарается.