— Дебоширишь, — сказал Верховный. С трудом передвигая ноги, он подошел к кушетке. — Уж не собрался ли на попятную?

— Лучше вам меня отпустить, — отозвался Сигурд. Он решил опередить упреки Ханарана в свой адрес: все эти нравоучения-оправдания были бы только пустой тратой времени. — Сэр, я осознаю ошибку. У меня есть оправдание. Ваши биологи не предусмотрели, что прана может вызвать у бигема побочные реакции. Мне пришлось искать альтернативный способ избавиться от напряжения. Без этого инцидента нельзя было обойтись. Это что-то вроде разрядки. Теперь я спокойно приступлю к завершающему этапу подготовки.

Ханаран, поблескивая линзами очков, покачал головой. Он достал из кармана предмет, похожий на маленький фонарь и щелкнул кнопкой.

— Альтернативный способ, говоришь? А то мы не знали, что бывает, если бигемов долго не выпускать побегать… Бигемы в Поселении работают по трое суток без сна, и то заскоки случаются.

— Но теперь у меня все под контролем.

— Ну, это вряд ли. Вчера наши умники полностью расшифровали твои энцефало- и ментограммы. Так вот. Мы в курсе, как терракотерам удалось сделать тебя таким продвинутым, хоть ты и смолчал об этом.

Ханаран прошел мимо кресла, присел на край кушетки. С момента их последней встречи он сильно осунулся, лицо сморщилось, красная кожа слегка шелушилась на носу и скулах.

— Ты — ненастоящий, — сказал Ханаран, задумчиво вертя в руках свое маленькое приспособление. — Если уж кого можно назвать программой, то тебя, а не Грэга. Во всяком случае Грэгу не имплантировали ложные воспоминания. Ты — монтаж, подделка.

— Я — это я, сэр… — сказал Сигурд мрачно. Он бы не смог аргументировать эту неуклюжую фразу.

— Нет, это не ты. Если бы не обстоятельства, ты был бы в точности таким же неотесанным дикарем, как тысячи других бигемов. Но я не для того пришел, чтоб втолковывать тебе, что ты из себя представляешь. Тебе должно быть интересно, для чего я здесь.

— Да, — только и сказал Сигурд.

— Тогда слушай внимательно. В эту минуту Военный Совет совместно со службой персонала заседают по твоему вопросу. Утвердить или отклонить их вердикт, каков бы он ни был, — всё в моей власти, ибо это мое законное право. Думаю, они всё же решат тебя казнить, и это будет резонно с их точки зрения. Что до меня, то лично я считаю, что раз уж ты объявился в Большом Поселении, всё это не случайно.

Он наклонился над Сигурдом.

— У меня к тебе интерес, парень. И какая в сущности разница — искусственный у тебя ум или нет? Это не важно. То, что ты сегодня натворил — и моя ошибка. Все ошибаются — и ты, и я, и Яглом, и Куртц. Мы — в особенности, ибо мы в большей мере заложники обстоятельств. И ты мне поможешь.

Он улыбнулся, обнажив кривые зубы.

— Заскоки бывают у многих. Но в такой необузданной форме он не случался ни разу ни с кем из поселян за всю мою жизнь. Разумеется, такие вещи не приносят никому счастья. Никто ни разу не поднимал руку на военного, не причинял Поселению материальный ущерб, не нарушал график, не спорил с психологом или начальством. А после применения так называемого метода Велимира вероятность того, что подобное может случиться, стала равна нулю. Сейчас в совете, небось, болтают, что надо было сразу надеть на тебя это. — Он указал Сигурду на шею. — Громче всех кричит, конечно, Куртц. И я с ним согласен, парень.

Ханаран скованно повернулся к головиду, кивнул на изображение.

— Ты избегаешь своей подружки, потому что она для тебя кое-что значит. Ошейник при необходимости может тебя парализовать а то и убить, но если тебя это не слишком пугает, то знай: ей тоже придется за тебя пострадать. Честно говоря, алба было бы этим шантажировать просто глупо, но бигемы имеют склонность привязываться друг к другу. Видишь эту штуку, в которой она лежит? Подготовительный резервуар. В ней донор проходит специальную очистку. Через полтора месяца она будет полностью готова. Думаю, прана из нее получится первоклассная. Кстати, девчонку я сам осмотрел. Как тебе удалось не разорвать ее своим бревном?

Сигурд не отвечал, он молча ждал развязки.

— Не принимай близко к сердцу, просто из меня скверный шутник. Так вот, у меня к тебе интерес. Девке будет худо, если ты ослушаешься. Но шанс ее вытащить оттуда у тебя еще есть. Война начнется в любом случае, понял? Не пытайся искать другого выхода. Я все знаю о твоем контакте с ренегатами. Тот мерзавец в чем-то прав. Но война начнется, бигем! Теперь посмотри мне в глаза и скажи, что ты понимаешь, о чем я говорю.

— Да, сэр я понимаю вас, — сказал Сигурд. — Война начнется в любом случае. Прикажите, чтобы с меня сняли ошейник.

— Пока это невозможно… и не перебивай меня. Ты должен знать: все, что мне надо, это чтобы ты максимально настроился на выполнение поставленной задачи. Ты должен прибыть в город и взорвать объект «зэт». Я хочу знать, что это все-таки случилось. Пора сдвигать историю с мертвой точки! Предупреждаю: неожиданно могут появиться желающие помешать тебе. Это может быть кто угодно. Те же Куртц или… или даже господин Яглом. Но в особенности Куртц, понимаешь? Помни о своем ошейнике, бигем, я всегда могу нажать на кнопку…

Сигурд покосился на маленькое устройство, которое Верховный по-прежнему держал в руках. Руки Верховного тряслись.

— Нет, кнопка не здесь… — усмехнулся Ханаран. — Эта штука для того, чтобы нас не подслушивали. До кнопки тебе не добраться даже на танке. Может, каспулу-другую праны?

Сигурд покачал головой. Он и так был разбит.

— Вот и славно. Имей в виду: если кто-нибудь — Куртц или господин Яглом — даст тебе приказ, противоречащий нашему с тобой плану, это не должно тебя остановить или поколебать. Ты служишь прежде всего мне, я — Верховный Правитель. Уяснил?

— Да, сэр. Но ошейник не нужен. Пусть его снимут.

— Молчи и слушай, упрямец. На самом деле я оказываю тебе большую услугу. Это тебя дисциплинирует. Соберись, бигем! Ты совсем недавно бахвалился своей ненавистью к терракотерам? Погляди на себя! Что это за болтовня о протухшем обществе? Ты думаешь, сделал великое открытие? По-твоему, надо мебель ломать для того, чтобы все исправить? Разве для этого ты пришел? Измени всё это, бигем! Это приказ. Ладно… Мы, может, и не увидимся. Но помни: ты будешь всегда у меня на крючке. День и ночь. Во время операции подчиняешься Полю Маре, но ты знаешь больше него. Я в тебя верю. В случае непредвиденных обстоятельств поможет твоя сила. И думаю, ты не забудешь о девчонке. Сделаете с Полем то, что от вас требуется. А дальше… дальше жизнь не закончится. Вы вернетесь. Ты станешь героем, тебя повысят, ты поможешь Полю пробиться наверх. Слышишь, что говорю? Поль — человек чести. Я наблюдаю за ним много лет, я сам следил за тем, чтобы он стал таким. Поможешь ему. Не знаю, как. В тебе есть сила… придумаешь. Я буду тоже помогать, пока жив. Но если ты подведешь — убью. Буду следить за каждым твоим шагом, помоги Полю, он молодой, здравомыслящий и порядочный, не то, что Куртц, а я хочу умереть с мыслью, что всё-таки что-то изменилось.

«Мы все себе противоречим», — глядя на него, подумал Сигурд.

Ханаран снова щелкнул своим устройством и начал с кряхтением подниматься. Ему удалось встать с третьей попытки.

«Что-то в этой жизни нас постоянно пытается уравновесить», — подумал Сигурд. Он вспомнил о своем приступе гнева во время разговора с психологом. Глупо было всё, что он тогда наговорил ему — особенно про разлады. Возможно, если бы тогда к нему пришел не психолог, а «ренегат», и стал толковать о том, что пора ломать всю эту порочную систему и бороться с автоматизмом поведения, Сигурд рассмеялся бы ему в лицо и посоветовал разобраться со своими внутренними проблемами.

Ханаран, не попрощавшись, вышел, и Сигурд снова несколько раз дернулся на кушетке.

Проклятье! Сколько можно биться над одними и теми же вопросами? Мозги, какой от вас прок?

Каким простым казалось всё раньше! Каким ясным было чувство мести! И какой больной, расплывчатой, двойственной представляется нынешняя война…

Сигурд долго смотрел на спящую Руну, пока его веки не отяжелели. Он ненадолго задремал. Когда он очнулся, Руна была все в том же положении.

Сигурд стал думать о Ханаране. Что это за такая дурацкая установка? — «измени всё это». Да он просто из ума выжил, этот старик. Ему всё надоело. Он всех ненавидит. Он защищен от любых неприятностей. Он сыт и всегда в тепле. В его распоряжении все блага Поселения. Да он с жиру бесится! Его терпят, потому что у всех остальных высших чинов такая же сытая и беззаботная жизнь.

Надо было его просто прикончить — давно, еще как только Сигурд пришел в Поселение. Вот это и было бы «всё изменить». Вот оно, запоздалое понимание. Найти сообщников, захватить власть силой — это то, что он должен был сделать.

То, что он наболтал психологу, разумеется, глупо, кроме одного: это самое тухлое общество, которое только можно себе представить. Тухлее Федерации. И он уже давно имеет полное право его изменить. Вместо этого он зубрил малополезные в войне предметы и отдавал честь. Разве не нашлось бы у него множество сторонников, если бы он устроил восстание? Он освободил бы албов от их ремней, сделал бы их такими же свободными, как «ренегаты». Поздно! Теперь он раб в ошейнике…

Неожиданно погас и свернулся головид. Дверь снова открылась, вошли двое в черном и один в зеленом.

— Давай, — сухо сказал один из них. Сигурд узнал майора Бергера — того, что дал впервые попробовать прану.

На руках и ногах ему расстегнули ремни, тут же все трое быстро отступили на несколько шагов. Второй военный — спутник Бергера — нацелил на него ствол винтовки, а сам Бергер вытянул мускулистую руку, и в ней блеснул пульт. Сигурд догадался: от ошейника.

— Спокойно, ребята, — сказал он. — Я не собираюсь сопротивляться.

— Встаньте, капитан Дзендзель, — сказал Бергер. — Выйдите на середину комнаты.

— Я пойду, куда скажете, — Сигурд поднялся. — Только ошейник не нужен. Снимите.

— Вы не поняли, — сказал Бергер. — Военный Совет приговорил вас к смертной казни. Мы бы сделали это здесь, но Военный Совета хочет на это посмотреть.

Сигурд среагировал раньше, чем вспомнил предупреждение Ханарана, что окончательное решение выносить ему.

Он метнулся к Бергеру и, вырвав у него из руки пульт, кинулся под ноги второму военному. Столкнув его с такой силой, что тот долетел до стены, он в два счета разделался с человеком в зеленой форме и снова обернулся к Бергеру, но в эту секунду в глазах у него потемнело, и он потерял связь с реальностью.

Когда Сигурд снова очнулся, прямо перед ним был потолок.

Он огляделся насколько мог. Где-то в ногах тускло светилась лампочка, по грубо тесаному потолку тянулись тонкие тени от выступов.

Это была маленькая камера — настолько тесная, что нельзя было выпрямить руку. Самый что ни на есть гроб.

Сигурд проверил ошейник: на месте — где же ему еще быть?

Энергично двигая ягодицами и локтями, он опустился примерно на фут, и ноги уперлись во что-то твердое. Стукнул — отдалось металлическим гулом. Люк или дверца…

Сигурд вспомнил последние события. Напрасно выпендривался. Надо было просто подчиниться Бергеру.

Впору было обмозговать сказанное Ханараном, но мысли уносили его к человеку на троне. Это прана, она мешала реальность со сном. Давала умные догадки, посвящала в тайны и расшатывала психику — так она действовала на него. И все же человек на троне со своим маленьким уродцем и летающим шаром на плече — как необыкновенно реальны они были.

Слишком тесно… Сколько он продержится в этом гробу, прежде чем начнется истерика?

Попробовать выбить люк? Сигурд попытался войти в скачок, но что-то не заладилось: по телу прошли странные судороги, мелко задрожали суставы… Стоп, назад!

Он отдышался, попробовал снова.

Не выходит.

Он изо всех сил заколотил пятками в люк.

Размах слишком короток — ногу как следует не согнешь.

«Капитан! Немедленно прекратите, — то ли в ушах, то ли сзади. — Вы помещены в карцер на неопределенное время».

— Что значит неопределенное время? Когда меня отсюда выпустят?

Не ответили.

Он снова стукнул, и тут же от ошейника по плечам и позвоночнику прошла резкая неприятная дрожь. За ней последовала еще одна такая волна. Затем еще одна. Когда-то Сигурда ударило током. Было немного похоже.

Думаете меня этим напугать?

От ненависти стало горячо в голове.

Он дернулся всем телом и замер, тяжело дыша. Ладно, он как следует отдохнет: пускай гипофиз снова наполнится. Затем он войдет в такой немыслимый скачок. Он разорвет ошейник, высадит люк.

В предвкушении Сигурд заскрежетал зубами…

— Железяка в печенку…

И вдруг — вспышка света! боль! страшная судорога!.. Все мышцы разом превратились в камень. Точно потолок упал… вот-вот раздавит. Слишком ярко… это жгучее солнце, и он смотрит прямо в его пылающую середину, и никуда больше смотреть нельзя. Нельзя кричать. Нельзя дышать. Время исчезло.

Боль длилась вечно, но вот она отступила, и он провалился в полузабытье. Кто-то что-то пробормотал то ли у него в голове, то ли над ухом, но он уже не смог разобрать слов.

«Нельзя больше так обжираться праны… — говорил он сам себе, стоя в середине огромного вращающегося шара. — Мерзость… Они все никуда не годятся… Я — полный кретин, могу убить любого. Они тоже… мы все…»

— Хватит! — прозвучал властный голос. — У тебя есть еще один вопрос.

Сигурд попробовал выбраться из тесного плена, и наконец ему это удалось, но только для того, чтобы тут же попасть в другой плен.

Все, как и в предыдущие два раза. Человек на троне, посох в руке, шар над плечом, карлик на колене. Нет, это не сон и не реальность, это что-то другое. Снова тяжесть давит к полу… опять волны, искры… Сигурд соображает, что лежит плашмя, задрав голову, а на спине его — словно пята великана. Не высвободиться… Что за дурацкая манера?.. Что будет после того, как он задаст свой второй вопрос? Зачем ему, этому серебристому призраку-небожителю безумный дикарь, который даже не знает толком, о чем спросить?

— Опять, — кряхтит Сигурд. — Ладно… Раз так…

А может, этот сон видят и другие, например, после того, как в организме накопится критическая масса праны? Тогда становится понятно, откуда профессору Галлу стало известно об этих существах. Но ведь профессор Галл — ренегат, а ренегаты, как известно…

Тут сила давления возрастает настолько, что Сигурд неожиданно для себя начинает говорить, вернее, выдавливать обрывки фраз, дополняя скупую речь скрежетом зубов:

— Мне тут растолковали… доступно… все кругом… на поводу разных идей… нет, доктрин… так и есть… тебе на забаву… ты убил дядю Огина… тебе нравится создавать, а потом убивать… злой бог… да и мы все злые… когда-то тебе надоест… ладно… до того, как прикончить… выкладывай… в чем смысл… в чем… твоей игры… долбаной… это вопрос.

Он готов ко всему — от раската хохота до мгновенной смерти, но человек на троне отвечает спокойно, как будто они беседуют за чаем:

— О, ты не ошибся с вопросами. Слушай меня, проводник, мудрец и царь. Вот — Рэн, — он указал взглядом на карлика. — Он сделан давно. Как видишь, вовсе не по мему подобию. Рэн искусственен. Он — продукт моей мысли. Но я вложил в него душу. Рэн прекрасен, совершенен, просветлен. Есть планеты Рэнов, там мир и благоденствие — и нет им конца…

Карлик равнодушно поглядел на Сигурда и закрыл глаза.

— Слушай же, — продолжал человек на троне. — Не стоит говорить никому о Рэнах. Это бессмысленно. Я не запрещаю говорить обо мне. Мы — Ихуа — рассеяны по вселенной и живем поодиночке. С твоей точки зрения мы всесильны. Мы — боги. Мы не можем жить сообща, как Рэны. В чем причина? Я не знаю. И никто не знает. Когда-то мы могли. Об этом свидетельствует устройство тела. Но очень давно мы утратили. Пытаемся истребить друг друга, убиваем жен. Но мы ищем способы решения этой проблемы. Хотим научиться жить в сообществе. Коллективный разум — вот к чему стремимся. Коллективный разум даст возможность эволюционировать. Но мы не можем, как Рэны. Созданы вы. Это эксперимент. Он длится много тысячелетий. На многих планетах. Вы — наши подобия. Вы должны найти способ жить вместе. Вы делаете это ради нас — Ихуа — и только во имя нас.

Он погладил карлика по голове. В эту минуту шар снова качнулся и очень медленно поплыл к Сигурду.

— У вас, как и у нас, есть воля, свобода выбора. Вы допускаете те же ошибки. Вы ищете противоположностей. Желание свободы, желание покорять и желание подчиняться сплетены воедино. Стоит объединить в общество — следуют реформаторство, война, разложение. Каждый раз то же самое. Три-четыре тысячи лет — и цивилизации вырождается.

Шар плавно опустился и словно заглянул в глаза Сигурду.

— Вы строите государства и тут же разрушаете. И мы всегда это делали. И вот жду. Многие тысячелетия. У меня есть время. Есть надежда. Хочу видеть вас — свои подобия, в мире, в согласии. Но вы убиваете. Самыми изощренными способами. Как и мы. Все, что могу, — приостановить процесс искусственными методами. Иногда вынужден это делать, иногда обманываю себя нарочно. Вот для чего механизмы. Хочу видеть общество себе подобных, но стабильное и счастливое. Да, я знаю: это иллюзия. И вот теперь ты посвящен.

Он умолк. Шар не спеша вернулся обратно.

Сигурд почувствовал, как тяжесть, давившая сверху, стала меньше.

— Я слышал, — проговорил он, — вернее читал, что наш прежний кингот… то есть, Ихуа… он умер…

— Неправда. Никогда не умру. Мы храним свою матрицу вне материи и времени. Тело можно воссоздать. Можно принять любую форму. Мы способны пережить гибель вселенной. Одного мы не можем: жить вместе. Мы воюем. Мы пытаемся уничтожить друг друга. Даже наше бессмертие не обессмысливает войны.

— Знаешь что, — сказал Сигурд. — Ко мне тут приходил психолог, он хотел решить мои внутренние проблемы, а я ответил, что меня тревожат только внешние проблемы. Наверное, в тот момент я заблуждался. Внутренние проблемы… их можно решить, а внешние — только уничтожить. Только я не хочу ничего уничтожать. Теперь не хочу. Я бы ушел куда-нибудь… но некуда…

— Есть куда, — сказал Ихуа. — На юге достаточно территорий, свободных от терракотеров.

— Пустые Земли…

— Называй, как хочешь. Уходи туда, только ты. Найдешь место, продли эксперимент. Ты в особой группе. Не могу тебя заставить, иди по доброй воле, один…

Перед глазами у Сигурда замелькали искорки. Ихуа стал рассыпаться…

«Все это байки, — подумал Сигурд. — Кинготы не знают о подземном поселении, иначе терракотеры давно бы уже всех тут вытравили… Значит, этого… как его там?.. Ихуа… нет. Привиделся…»

Сигурд провалился в сон без сновидений.

Он пришел в себя, посмотрел на часы. Часов не было. Он даже не помнил, когда и кто их снял. Он был разбит. Желудок требовал пищи, хотелось пить. Надо бы помочиться, но где и как?

— Камеру откройте! В туалет нужно, — позвал Сигурд. Дурацкое ощущение, когда кричишь в гробу.

Глаза слипались, вскоре он снова забылся, но минут через пять или десять опять открыл глаза и хрипло заорал:

— Вышибу дверь! Выберусь! Всех уделаю!

Он подумал, что в последнее время Зуброва в нем стало существенно меньше. Еще успел подумать, что Зубров все же хитер и может где-то прятаться.

И вдруг — снова вспышка света, боль, судороги…

Безмыслие. Солнце. Боль…

…Он очнулся и понял, что одежда под ним вся промокла. Сначала подумалось, что это пот, но следом пришло понимание, что он попросту обмочился. Проклятие, какой позор… Новый прилив ярости… Снова попытка войти в скачок… Неудача. Дрожь в суставах… Тошнота… Досада…

Все мы эксперимент, да? Бесплодные ветви Ихуа? Какая там мораль, какой гуманизм? — вся наша проклятая история — всего-навсего черновик бога-неудачника! Ихуа сделал нас для того, чтобы мы учили его жить. А мы испокон веков ищем бога. Кто-то всегда искал бога, чтобы узнать у него высшую истину. А высшая истина в том, что наша миссия — найти для бога истину.

Он прикусил губу до крови, чтобы не заорать снова.

Черновики… Цивилизации. Существовали, перечеркнуты, сожжены во вселенском огне. Пепел — все, что остается от наших дел. Ни одна из эпох не получила резолюцию «Утверждено». Все в топку. Важно одно, и имеет смысл только одно: приспособиться.

Ах, Орест Зубров, если бы ты не глядел на Локкова-младшего глазами моралиста-гуманиста, не пришлось бы тебе драпать из города. Ты бы приспособился. Все шло бы своим чередом. Да какая, в сущности, разница, кто ты такой?

Сигурд Дзендзель, у тебя не было ошейника, если бы ты убил в нужный момент Ханарана с Ягломом, то мог бы подчинить себе все Поселение. И жил бы, как он. Как все эти скучные гады.

А может, и нет. Это — как карта Ихуа ляжет. Может, вообще никакого «если» не бывает! Сказал ведь тебе Ихуа: ты в особой группе.

В какой такой особой группе? Зачем?!

— Его нет… — прошептал Сигурд. — Его не может быть…

Проклятье! Почему же тогда ты о нем непрерывно рассуждаешь?

Видения… ощущения… Все гипотезы на них строятся.

«Вот тебе позиция, — подумал Сигурд. — Очень даже отличная. Положим, люди все же произошли от обезьян или дельфинов. Пришельцы послали терракотеров-захватчиков. Тогда смысл в том, чтобы бороться. Тогда все не так безнадежно. Есть возможность из тысяч шансов: надо уничтожить врагов, а потом — восторжествует справедливость и можно будет построить новый мир и все такое… Верь в это!

Сигурд вдруг увидел себя со стороны, рассуждающего о высоких материях, лежащего в гробу в луже мочи.

Противно и обидно.

Он набрал в легкие побольше воздуху и заорал так, что заложило уши:

— Чхарь бы вас всех, твари поганые!

Боль.